ОпятаКнига вторая
Глава пятая
КУЛИНАРНАЯ МИССИЯ
13. Звездные замыслы
Конспиративная квартира, где поселили Сартура и Сатурна Тригеминусов, была пропитана казенщиной. Когда-то из нее старались соорудить уютное гнездышко для вербовки инакомыслящих дам: привезли и заполнили холодильник, установили проигрыватель, расставили торшеры, развесили бра и вмонтировали бар, замаскированный под несгораемый сейф. Повесили шторы. Женщины, однако, шли на контакт неохотно, подтверждая тем самым подозрения в их глубоко въевшейся оппозиционности. Постепенно квартира превратилась в гнусный притон, так как штатные и внештатные сотрудники всеми силами старались создать натуральную атмосферу жизни. Кандидатки потянулись охотнее, зато вербовка почти полностью сошла на нет. Паркет поднялся дыбом, изуродованный грязными пятнами, остававшиеся от удвоенных подруг, что так и не успевали рассказать о перенесенных извращениях и преступлениях. Обои покрылись пьяными разводами с пулевыми отверстиями; потолки пропитались водой, потому что верхние жильцы, не пожелавшие мириться с дебоширами, регулярно заливали секретных сотрудников. Приехала комиссия и все запретила, но вопрос о ремонте по сей день рассматривался в промежуточных, абсолютно автономных ведомствах, никак не связанных с тайным сыском. Ведомства плевали на государственные интересы и грозились отключить электричество.
Переступив порог, Сартур брезгливо поморщился, тогда как Сатурн, привычный к многоликой наркологии, не заметил в новом пристанище никаких изъянов. Разве что попросил открыть форточку.
- Нельзя, - объяснили ему. - Открытая форточка - секретный сигнал, оповещающий о провале.
- А закрытая?
- Мы не имеем права рассказывать, - отрезали прежние постояльцы - близнецы, но не по причине микологических достижений, а по служебной необходимости. Они стояли в прихожей, понурив головы, и застенчиво чертили носками магические круги.
Зазор потребовал от них квитанций за телефон и свет. Пробежав глазами истерзанные листочки, ознакомившись с суммами, он только вздохнул с упреком:
- Уж так-то зачем?
Ответа не было.
Сартур прошел в гостиную:
- Здесь что, расстреливали кого?
- Там тир был, - крикнул Зазор из прихожей. - Мишени сняли?
- Не знаю, - пробормотал Сартур. - Тут что-то прилипло...
- Короче, чем богаты, - полковник Мувин положил конец недовольству. - Все было организовано с учетом ваших интересов. Об этой квартире пошла дурная молва, и криминальные элементы обходят ее стороной. Те, что зашли на выстрелы, не вернулись. Те, что зашли на музыку и стоны, не вернулись тем более.
- А меня все устраивает, - весело сказал Сатурн. - Я и не такое видал. Приходишь, бывало, а в доме и нет ничего - стены да потолок. И все в разводах.
- Молодые нынче привередливые, - согласился Мувин, поглядывая на Сартура. - Отцы не так жили...
Сартур Тригеминус презрительно шмыгнул носом и начал выставлять на изрезанный письменный стол привычные реторты и колбы.
- Вот батя помрет - буду носить его тапочки, - пробормотал он.
- Вам нужно привыкать к тяготам и лишениям, неизбежным при выполнении почетного долга, - загадочно молвил Зазор.
- Мы пока не кадровые военные, - напомнил ему Сартур, еще с пеленок уклонявшийся от армии. Сатурн, в свою бытность Артуром-старшим, выхлопотал ему справку об алкоголизме. Ошибочно считалось, будто последний препятствует военной карьере. - В обязанности оперуполномоченного, если я правильно понимаю, не входит рытье окопов.
- Зависит от полномочий, - улыбнулся Зазор. Пиратская повязка вдруг увлажнилась. - Но я говорю о другом долге. Я имею в виду священный сюрприз... то есть, что я говорю - долг священный, а сюрприз почетный... нет, не так, - он окончательно запутался. - Иными словами, с охотного одобрения руководства я зачислил вас в космический отряд. Он был создан неожиданно, даже для меня - то есть для вас. Когда с генералом и его другом Гвоздоевым будет покончено, вас премируют ответственной миссией. Отправитесь на орбиту.
Сатурн побледнел и взялся за сердце, екнувшее так, что он отдернул ушибленные пальцы.
- Мой организм... - начал Сатурн.
- Ваш организм послужит колонизации малого и большого космоса, - подхватил Зазор. - Грибы и невесомость - вот тема вашей будущей научной работы. Вы создадите разведывательные отряды, которые полетят готовить почву... не только в переносном, но и в прямом смысле, если там, куда они прилетят, почвы не будет. Поэтому рассматривайте сегодняшнее жилье как первый этап на тернистом пути изнурительной подготовки. Не благодарите меня, - скромно посоветовал Зазор. - Полковника тем более не стоит. Все решалось наверху - в Казахстане, то есть, где по традиции живут астронавты, а мы лишь оказались в нужном месте в нужное время. Откровенно говоря, программу разработал Ганорратов, преследуя личные, бесчеловечные цели. Как только генерала не станет, мы воспользуемся его детищем и обратим его на благо людей и грибов, благословляя их, как зверей и детей.
Сартур тяжело опустился в продавленное кресло.
- Ваш вынужденный героизм станет компенсацией утраты, которую вы наверняка понесете, - добавил Зазор.
- О Кастрыче говорите? - безнадежно спросил Сартур. От юношеского страха и мыслей о высших фигурах, вершивших судьбы простых и составных смертных, у него выскочило семь новых прыщей и еще один, не из их числа, которому недолго быть.
Сатурн любовался этими прыщиками, мечтая отечески поцеловать каждый, ибо в них пламенеет свидетельство не болезни и распада, но силы, которая тем противостоит.
- О нем. Мы, конечно, увековечим и воспоем его самоотверженный, хотя и бесполезный уже, подвиг. В стали, бронзе и милой ему древесине. И начислим вам ежемесячную пенсию в полторы тысячи рублей как потерявшим кормильца и доильца. Но мы понимаем, что этого мало.
- Почему - "бесполезный уже"? - нахмурился Сатурн. - Разве что-то изменилось? Вы поймали вашего чабана?
- Нет, другое. Генерал Ганорратов добился разрешения провести День Милиции в первичной оранжерее. Он хочет лично обнюхать и простучать каждый сантиметр тамошней площади. Генерал редко бывает на публике, а потому почти недосягаем. Нам выпадает уникальный шанс воспользоваться его отлучкой из логова. Поэтому мы поручаем вам составить план его нейтрализации... Контакт с Гвоздоевым потеряет свою актуальность, но Кастрыч, увы, об этом не знает и не сможет узнать. Шифровальные сказки помогут ему - и то навряд ли - отправлять сообщения, но никак не получать их. Это однонаправленная голубиная связь, билет в одну сторону. Да что я вам толкую, вы и сами знаете эту песню. Что же - ничего не поделать, пускай ведет свою орду... не скрою, мы считаем, что его шансы на успех отличны от нулевых... в обратную сторону. Они находятся в области отрицательных чисел.
- Я так не думаю, - вызывающе сказал сын. Он сдвинул грязные тарелки и стаканы, уселся на край стола, кем-то обкусанного.
- Надежда умирает последней, - развел руками Зазор.
- Я не об этом. Что с того, что встречи с генералом не будет? Разве мало боевиков, которых он приведет?
- Много, много, - встрепенулся Мувин, маша на Сартура руками, как машут полотенцами на отдыхающего боксера.
- И я совсем не уверен, что придумаю верный способ извести генерала, - не унимался Сартур. Он порозовел от гнева и фурункулов, множившихся на глазах. - Я даже не уверен, что хочу его придумывать. Так что еще бабушка надвое... нет, натрое сказала, что контакта не получится...
Зазор, видя, что сболтнул лишнее, кружил вокруг Тригеминусов, порываясь сдуть с них пылинки и более крупный мусор, то и дело ссыпавшийся с потолка.
Но было поздно. В их сердцах уже вызревало сомнение. Сартур насупился и умолк, изучая Зазора и Мувина с откровенным недоверием. Сатурн, которого сильнее расстроила предстоящая космическая одиссея, сливал в относительно чистый стакан остатки спиртного из многочисленных бутылок.
Магические пассы Зазора неожиданно убаюкали самого подполковника. Видя, что оппоненты молчат, он облегченно вздохнул и с медвежьей грацией подмигнул Мувину. Тот взял со стола фуражку, надел.
- Мы оставляем вас, - примиряющим тоном объявил Зазор. - Осваивайтесь, отдыхайте. Подметите тут заодно, протрите, вымойте... а то с души воротит. Подотрите... Фон здесь такой, что сущий дог-вилль - Двумя паучьими пальцами Зазор поднял с пола недоеденный хот-дог, давно остывший и мертвый позорной сосисочной смертью. Ужаснувшись, с отвращением отшвырнул. - И ничего не трогайте, ни к чему не прикасайтесь. И никуда не выходите без нашего ведома. Генерал уже знает, что вы вернулись. Он постарается заполучить вас, хотя мы ему, конечно, не позволим.
В звездных амбициях Зазора не было ни грана надуманной зауми. Универсальная Спецслужба не была бы таковой, не будь у нее сил и средств космической доставки и рассылки. Случалось, что в этом аспекте она вынужденно сотрудничала с обманчиво заносчивыми, но в действительности напуганными родственными зарубежными ведомствами. В отличие от неосведомленной массы международонаселения, компетентным коллегам было известно, что противная сторона, в традициях советско-российских отношений, давно забросала вымпелами и безымянными трупами все до одной известные и пока не открытые планеты солнечной системы. За высоким забором, ограждавшим ведомство Зазора от любопытного расхищения, пролегала даже памятная аллея героев, обсаженная горестными березками. В часы и сутки досуга Зазор любил прогуливаться по этой аллее, нагибая и склоняя березки к межвидовому сожительству. В такие периоды ему легче думалось об отправке в космос аппаратов, созданных по образцу западных "Вояджеров", а в отечественной терминологии - "Ходоков", которые имелись еще у Ленина. "Ходоки" заряжались победоносной информацией.
Аллея упиралась в выставочный павильон, где громоздились друг на друга в машинной похоти макеты луноходов, марсоползов, юпитероныров и уранососов. За этими последними особенно рьяно охотились западные, восточные, северные и южные разведчики, резонно видя в них оружие массового и точечного поражения.
14. Градиент слабоумия
По мокрой и разбитой мостовой прогромыхал грузовик с громкоговорителем. Машина орала что-то невнятное и вскоре свернула за угол. Сартур следил за нею, отведя занавеску.
- Какое сегодня число? - спросил он.
Отец выбросил пальцы и стал их пересчитывать. С минуту он шевелил губами, потом неуверенно сообщил:
- Седьмое ноября.
- Тогда понятно, - Сартур отпустил занавеску. - До Дня Милиции - всего ничего. Не знаю, успеем ли мы...
Сатурн начал бриться. Зеркальце на шаткой ноге медленно опрокинулось навзничь, и Сатурну показалось, будто заваливается он сам. Это было неприятное чувство, едва не повлекшее за собой болезни - морскую и медвежью.
Сартур прошелся вокруг реактивов, пощелкивая по сосудам.
- Что ты скажешь о градиенте слабоумия? Я думал о нем, когда Севастьяныч расплакался в гостях у Билланжи. Феномен понижения интеллекта при многократном копировании. Теперь я, правда, склоняюсь заменить "понижение интеллекта" на "изменение логики".
Отец, ничего не понимая, ждал продолжения. Контингент, с которым он работал, исчерпывал логику нехитрой причинно-следственной связью между уже выпитым и еще ожидающим очереди.
- Я о том, - терпеливо объяснил Сартур, - что во всем, что говорили господа офицеры, логика напрочь отсутствует.
- Они же офицеры, ты сам говоришь, - заметил Сатурн. - Что же тебя удивляет? По-моему, ты преувеличиваешь. Логика есть - самая заурядная, строевая, ограниченная текущим моментом.
Сартур отмахнулся:
- Скорее, химией неуловимого мгновения. Скажи - почему нельзя выманить Ганорратова каким-нибудь другим способом, попроще? Зачем ему лично обнюхивать квадратные сантиметры? Разве этого не сделали до него? На кой черт он прется в первичную оранжерею? Что это за идиотская звездная миссия? За что ни возьмись, все расползается, как прогнившая тряпка. Как тряпка... - вдруг осекся Сартур и крепко задумался. - Как тряпка, - повторил он.
Сатурн, утомленный беседами, свернулся калачиком на растерзанном диване. Сын стоял с отсутствующим видом.
- Новая мысль? - осведомился папа с нескрываемым безразличием и смежил веки.
- Очень простенькая, - пренебрежительно сказал Сартур. - Если логика нечеловеческая, то из этого следует, что ею пользуются нелюди. Кто сказал, что наши двойники получаются полноценными человеками?
- Я не говорил, - зевнул Сатурн.
- Да тебя и не спрашивали, - отозвался юный Тригеминус, зная, что батя, спокойствия ради, давным-давно не обращает внимания на некоторую непочтительность в беседах и мыслях. - Я сам с собой разговариваю. У снова меня возникли неприятные подозрения.
Отцу казалось, что неприятностей и так хватает. О них не хотелось думать, особенно о звездоплавании.
- Лучше бы у тебя возникла какая-нибудь идея, - заметил он и спохватился: - Хотя нет, не стоит...
- Поздно, - Сартур потянулся к телефону. - Она тоже возникла. Нам понадобятся военно-полевая кухня и военные кулинарные костюмы.
15. Десятое ноября
Говоря об отсутствии логики, Сартур Тригеминус глубоко заблуждался в отношении Ганорратова. У того, конечно, имелась своя, несокрушимая, логика. Первичная оранжерея осталась последним стратегическим - скорее, даже, символическим - объектом, на который он еще не успел наложить лапу. Как любому военному, символы были желанны генералу; он хотел их не меньше погон и лампасов. Ганорратов неоднократно бушевал и устраивал своим грибным опричникам мертвый сезон. "С грибницей выдерну!" - орал генерал. Одновременно он чувствовал силу Зазора и часто копал под него по привычке, словно под гриб, но Зазор стойко удерживался на плаву, пробуждая в генерале ассоциации, полные унтер-офицерского юмора. Генерал отлично знал, что в первотолчке нет ничего вечного, и хотел укрепиться в квартире Амбигуусов для реализации гештальта, в который не верил, путал с гешефтом и считал жидовскими происками. Он, тем не менее, прислушивался к упорным слухам о вечном и мечтал заполучить изобретательного Сартура. "Нет дыма без огня", - глубокомысленно говаривал генерал. Некоторым двойникам такая пословица, в силу их оговоренной ущербности, была в новинку, и генерал этим пользовался, приписывая себе авторство.
"Размножим до предателя-третьего, - злоумышлял генерал, - и он выложит все. Оставим от него одну голову, как у фантастического профессора. И позиционируем в ведомости консультантом, чтобы зарплата капала. Его будет мучить капель...".
Впоследствии, внимая Зазору, разъяснявшему эти тонкости, Сартур негодовал:
- Отчего, отчего такая разрозненность?! Есть же и другие точки - пусть не стратегические, пусть второстепенные... Почему не объединиться и не ударить?
Подполковник печально кривился:
- Светлым силам всегда нелегко объединиться. Просветленность требует высокого развития индивидуальности. Но индивидуальности не гигроскопичны. Из них не лепится активное боевое стадо...
Итак, как ясно из предыдущего, генерал Ганорратов сумел-таки обойти неприятеля на очередном вираже угодничества и заискивания перед правительственными двойниками, вошедшими во вкус управления и контроля. Ему было даровано высочайшее разрешение на массовую встречу Дня Милиции в музее практической микологии и государственного грибоварения. И генерал полагал, что явившись туда однажды, да еще со свитой, он сумеет официально перевести квартиру на баланс личного автономного ведомства.
Накануне ему не спалось. Но генерал, взволнованный, не смел ворочаться и вертеться, потому что положил под матрац парадный мундир. Ночевал он, как часто бывало, в служебном кабинете, где преданный Парогонов лично застилал ему диван. Матрац и подушка хранились в секретном шкафу, и капитан всякий раз, вынимая постельные принадлежности, протыкал их штыком на случай предательства.
Под утро изнемогавшему генералу приснилась лесополоса. Парогонов превратился в овчарку и носился с высунутым языком, пугая сексуальные парочки. Ганорратов спустил его с поводка, а сам нес большое лукошко. В другой руке он держал штык, к которому прилип лебединый пух из подушки. Повсюду торчали поганки, но генерал искал мухомор. Очередной диссидент сознался под пыткой, что мухомор поможет генералу превратиться в белого кролика с именными часами от Верховного Главнокомандующего. Наконец, Ганорратов заметил огромную пеструю шляпу. Он поднял воротник, втянул голову в плечи, выставил нож и крадучись приблизился к мухомору на расстояние плевка. Гриб приветливо снял шляпу, и генерал увидел, что изо мха высовывается восхищенная голова Кастрыча. Уши гриба стали вытягиваться, превращаясь в заячьи. "Съешь меня!" - закричал Кастрыч, сунул руку в мох и, судя по задрожавшей почве, занялся подземной мастурбацией. Генерал оцепенел от ужаса и слабо посвистал овчарку. Улыбка слетела с гриба, Кастрыч скривился. Ганорратов почувствовал, что его засасывает в землю. Мухомор, продолжая грунтовое рукоблудие, взревел ишаком, и генерал проснулся, весь мокрый от содружественного выделения многих жидкостей.
По счастью, матрац был толст, и мундир не пострадал. Ганорратов, помня побои в военном училище за такие дела, оделся и побрился за четырнадцать секунд. Он пожалел, что подчинился приказу партии, перешел на работу в милицию и расстался с армией, где все было просто, и никто не приказывал ему отлавливать инакомыслие.
Ганорратову часто снились именные подарки. В сновидении Сталин уже дарил ему наручные часы с красной звездочкой, но генерал затеял благодарить, полез целоваться, и тот рассвирепел.
В дверь постучали, вошел Парогонов. Не здороваясь, капитан отрывисто гавкнул:
- Повара прибыли, товарищ генерал.
Ганорратов непонимающе смотрел на него.
- Какие, черт побери, повара?
- Военно-полевые повара, товарищ генерал. Готовить торжественный обед, простой и солдатский. Я вам вчера докладывал.
Мысль о кухне была подсказана капитану расторопным прапорщиком, тайным агентом Зазора. Капитан моментально присвоил идею и подал ее генералу как собственную.
Ганорратов, припоминая, рассеянно сдвинул на календаре ноябрьский квадратик. Девятка сменилась десяткой. Десятка смутно ассоциировалась с попаданием в яблочко, и генерал решил, что повара и вправду не помешают.
- Бронежилет, товарищ генерал, - напомнил Парогонов.
Тот усмехнулся:
- Не переживай, капитан. На мне их два, - и он постучал себя по корпусу.
Парогонов уважительно поклонился и отдал честь.
...Через пять минут четыре автоматчика с нездоровыми лицами цвета болотной гнилой сыроежки ввели поваров. Сартур Тригеминус обрился налысо; при помощи грима придал угреватой коже смуглый оттенок, вымыл уши и стал совершенно неузнаваемым. Сатурн Тригеминус вставил зубы, надел парик, нацепил залихватские фронтовые усы. В колпаках и грязноватых фартуках они смотрелись прирожденными кулинарами.
Отца и сына так и подмывало утроиться, но Зазор запретил это делать. Он объяснил, что, как и в случае с Кастрычем, не может поручить копиям столь ответственную миссию.
- Поведение третьих свидетельствует об ущербности близнецов, - поделился опасениями подполковник. - Мы, в сущности, так ничего и не знаем о них.
Зазор, не подозревая о плагиате, повторял мысли Сартура насчет придурковатости копий. Тем легче было Тригеминусам с ним согласиться.
Вмешался Мувин:
- Они же полягут, пропадут...
- Мы обязательно помянем всех и все, что погибнет, - веско пообещал Зазор. - Но не сейчас. Мы выпьем с вами потом, товарищ полковник; мы непременно выпьем за тех, кого с нами не будет...
Полковник Мувин не нашелся, чем возразить. А потому отец и сын послушно отправились в передвижную гримерную, как раз подоспевшую.
Рассматривая поваров, проницательный Ганорратов никак не мог отделаться от смутного подозрения. Ему чудилось, будто он уже где-то видел эти порочные физиономии. Наконец, он решил, что перед ним стоят мелкие внештатные осведомители, доселе скрывавшие пищевой талант. Если так, то их фотографии вполне могли попадаться ему в бесчисленных архивных делах.
Генерал вздохнул и вынул командирские часы. "Вот почему кролик", - подумал он с облегчением.
- Что умеешь готовить? - спросил он грубо, тыча стальным перстом Сатурну в живот.
- Есть! - гаркнул тот, ощутив невольное, клеточное благоговение.
- Молодец, - одобрил Ганорратов. - Есть каждому нужно.
Он перевел глаза на Сартура и ушиб его мутным взором:
- А ты?
- Так точно, товарищ генерал, - пробормотал тот, не зная, но предчувствуя тяготы воинской службы.
Генерал втянул воздух и дал совет:
- Штаны побереги. Капитан, - обратился он к Парогонову, - представьте мне меню на подпись. Попрошу без разносолов. Я буду вкушать простой солдатский ассортимент.
Оборот "мне меню" поначалу запутал капитана, не сразу сообразившего, кого потребовал генерал. Но вскоре лицо его прояснилось, и Парогонов отдал честь.
- Возьмите крупу из НЗ, - приказал Ганорратов. - И поторапливайтесь. Через час мы должны развернуть кухню и приготовиться к малому параду.
Сатурн и Сартур вытянулись в струну. Держа руки по швам, молодой Тригеминус ощупывал плоскую фляжку, зашитую в потайной карман защитных штанов. Отец потел; ему мерещилось, что он уж который месяц не менял гимнастерку и не расстегивал ремней.
Продолжение: Глава 6. ВОЕННО-ПОВИВАЛЬНАЯ КУХНЯ
Оглавление
© Алексей Смирнов, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
