Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ОПЫТЫ РЕКОНСТРУКЦИИ,
или МОЛОДИЛЬНЫЕ ЯБЛОКИ


Гриша растянулся в густой траве, щурился на ленивое пыльное солнце. Бесшумно кружили ласточки. С реки доносились визгливые голоса прачек.

- Хошь глянуть, как баре ябутся? - спросил Демид.

Гриша сел.

- А где?

- Чуток погодя, сейчас они чай кушают.

Янкель необычайно возбудился:

- Давай, покажь!

Он был из ремесленного, куда пролез всеми правдами и неправдами. Озорничал и лодырничал не хуже других. Не раз и не два примыкал он к окрестной шпане - вот и сегодня собрался с этими двумя за яблоками.

- Обожди, говорю.

Толстый Демид заслюнил самокрутку.

Янкель тоненько взвизгнул от нетерпения. Но спохватился:

- А к господину инспектору?

- А там и будет, - ухмыльнулся Демид. Затем сосредоточенно затянулся, выдохнул, длинно сплюнул. Вытянул ногу и поиграл черными пальцами. - Они это дело обделывают в смороде да крыжовнике.

- Ты-то почем знаешь? - спросил Гриша.

- Сказывали.

- Про их яблоки тоже сказывали. Что молодильные.

- Кто сказывал-то?

- Юродивый Мишка. Дед занедужил, я снес, а он все одно преставился.

- Который год-то нынче на дворе? - насмешливо спросил Демид.

Гриша захлопал глазами.

- Одна тысяча восемьсот шестьдесят девятый от рождества Христова, - быстро вставил Янкель.

- Точно? - подозрительно осведомился Демид. - Смотри! Стало быть, шестьдесят девятый, - обратился он снова к Грише. - А тебе юродивый указ.

- Лет через сто не будет никаких юродивых, - подхватил Янкель.

- Куда ж они денутся?

Тот пожал плечами.

- Небось повыведут. Может, и раньше. Через пятьдесят.

- Это когда же будет? - наморщил лоб Демид.

- В одна тысяча девятьсот девятнадцатом.

- Да ты уж помрешь, - оскалился Гриша.

- Врешь! С чего это я помру?

- А с чего дед мой помер.

Янкель замолчал и стал смотреть на реку, которая искрилась за краем обрыва. Далеко загудел невидимый пароход. Слепень вжикнул и умчался живой пулей, коротко промычала корова. Демид закашлялся и вмял самокрутку в траву. Гриша снова улегся.

- Яблочки-то у инспектора хороши, - сказал он без смысла.

Демид же вдруг увлекся картинами будущего.

- Ссыльные говорят, что через сто лет и бар не будет. А то и правда, через пятьдесят. Хорошо!

Гриша прикрыл глаза.

- Их тоже повыведут?

- Холера их знает. Не будет, и все.

- Правильно твоих ссыльных сослали. Еще подальше бы, в желтый дом.

- Инспекторов тоже, глядишь, не станет.

- Ну так веди смотреть, как ябутся, пока живые.

Демид прищурился на солнце.

- Сейчас пойдем.

- Почему в смороде? - спросил Янкель. - Как скоты. У них же спальни с перинами.

- С жиру бесятся потому что.

- А может, яблоки и впрямь молодильные, - предположил Гриша. - Вот их страсть и разбирает. Погрызут - и невтерпеж.

Он помолчал.

- Будет и наш срок, - добавил о чем-то и непонятно, зачем.

- Пошли, - скомандовал Демид и встал. - Мешки не забудьте.

Они пересекли небольшой луг и стали спускаться, уже заранее пригибаясь. Губернский город наступил быстро через десяток огородов. Сонный, как и положено, он естественно продолжался сначала в сирое убожество, а дальше - в сверкающую природную дикость. Миновав эти натуральные пояса, троица вступила в стихийное буйство фруктовых садов. Инспекторский дом особо не выделялся, но угнездился достаточно достойно и знатно. Посвистывали птицы, что-то журчало, растекался зной.

Донеслось:

- Саша! Саша, не беги так, упадешь!

Сдержанный смех.

Гриша, Демид и Янкель замерли под забором. Залаяла собака, но - далекая.

- Вон там, - шепнул Демид. - Доска отходит.

Гриша запрокинул голову.

- А яблоня - вон где. Шагов двадцать. Через грядки?

- Что тебе грядки? Давай быстро.

Перезрелое лето дрожало, обещало лопнуть рыжим тыквенным семенем. Яблоки налились. Все они хоронились в листве, но живо слышалось, как упадут с глухим стуком. Кипела и суетилась мелкая жизнь: тянулись муравьиные цепи, вились мухи. Стремительно возник, промчался и сгинул крот. Лопухи разрослись до того буйно, что рисовалось семь тучных лет. Притоптанный подорожник напоминал о тощих.

Гриша взялся за доску, отвел. Янкель мигом подсунулся.

- Барыня!

Оба отпрянули, но Демид их придержал.

- Не робейте, нас не видать. А вон и господин Ульянов! Вовремя поспели.

Барыня в белом платье подбежала к яблоне, развернулась, прижалась спиной к стволу. Озорно улыбаясь, потянулась и сдернула яблоко. Медленно, звучно надкусила. Подбородок ее заблестел от сока.

- Хочешь яблочка, друг мой сердечный Ильюша?

Инспектор, одетый в сюртук, улыбнулся на это сдержанно, но борода его изобличила: встопорщилась. В траве мелькнула черная молния, однако никто ее не заметил.

Барыня разрумянилась.

- На, кусай же!...

- Машенька...

- Мы, Ильюшенька, как бы в райском саду...

Янкель вдруг сунул руку в портки. Гриша машинально отодвинулся, но смотреть не перестал. Демид сглотнул слюну.

- Тут Саша бегает, увидит...

- А и ничего, ты быстрее... Без царя в голове наш Саша.

Инспектор впился губами в барынино горло. Затем отшатнулся, схватил за плечи, резко развернул, задрал подол. Гриша забыл, как моргать. Не отрываясь, глазел он на кружевные дрожащие полушария.

Инспектор навалился, рыча. Он завозил бородой. Потом, сощурив глазки и приоткрыв рот, он задышал мелко, как собачка. Барыня же громко вздохнула и какое-то время была неподвижна.

Внезапно, шепотом горестным произнесла:

- А Оленьку Бог прибрал.

Инспектор замычал от досады, завертел головой.

- Сделай, сделай Володеньку! - спохватилась барыня. - Пусть у нас будет Володенька!

Она задвигала тазом. Через секунду инспектор взвыл и дернулся. Взопревшая борода уставилась в солнце. Тут же истошно взвизгнул Демид. Гадюка ужалила его пониже колена.

Инспектор отскочил, озираясь. Барыня торопливо оправила юбки.

- Что такое?

Гриша и Янкель уже заковыляли прочь, волоча за собой прихрамывающего Демида. Признав в нем обузу, скоро бросили. Их уже не было, когда к Демиду подбежали, понесли его в дом.

Послали за лекарем. Кухарка неумело, но с чувством отсосала яд. Пришла еще бабка, стала шептать. Пожаловал поп, но к вечеру Демид все равно умер.

февраль 2019




© Алексей Смирнов, 2019-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2019-2024.
Орфография и пунктуация авторские.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность