Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



ВИДЫ


 



      * * *

      мне - отвесной музыки надсада,
      мне - земли период меловой.
      остального очередь попада,
      в карме утопленье половой.
      лунный перец в череде деревьев.
      белый цвет над синею дугой.
      никого по каменной деревне.
      только тёплый месяц вот такой.
      за смешные деньги дорогой.
      над последним плавится суставом
      снежный дом. берёзовая баба.
      синий лён с поломанной ногой.

      _^_




      * * *

      Я иду без огромной любви
      По последнему снегу
      В декабре. С чехардою в крови.
      Да с застегнутым веком.
      Тень скрутилась, свернулась у глаз.
      Да слеза провернулась.
      Голубой, беспорядочный газ
      Завертело и сдуло
      За дома за толпой фонарей,
      Что в деревьях мелькнули.
      Город - это как двор во дворе.
      Их никто не донулит.
      Здесь - ногами распаханный снег.
      За кирпичною кладкой
      Кухня, спальня. Чернеет ночлег.
      Проступает из мрака
      Кое-кто, кто молчанье несёт,
      И городит молчанье.
      Сигареты металл поднесёт
      К веку, полсигареты затянет.
      И, должно быть, глядит без любви
      На солёные снеги.
      Пашни, чей распакован металл.
      И деревья под веком.

      _^_




      * * *

      и окон каменных квадрат
      весь в солнце, в облаке и в чёлке.
      в желудке натрий бензоат
      слюны, прохожие заколки.
      асфальта чешуя, машин
      гудки. авария, трамваев стая.
      чугуна чистого аршин.
      корзина осени пустая.
      чернеет золото аллей.
      бродяги с голыми руками
      у чёрных мнутся тополей,
      играя мятыми бычками.
      у остановки ледяной
      в железных рёбрах ходит рынок.
      всё блещет городское дно,
      присев на каменный ботинок.
      изобретатели бретут,
      и жесты речь изобретает.
      и старые пальто растут,
      и снег искусственный не тает.

      _^_




      * * *

      ласкающий пчелу лакуной ветра, ветер
      уходит в густоту лесов осенних.
      и облако идёт, куда и я.
      нет, не иду. не думаю об этом.
      и клён шумит остатками белья.
      и в небе ничего уже не светит.
      и жизнь такая тихая пошла,
      что ты здесь лишний, или что-то это.
      и нечего прибавить. ничего
      нет, что бы выделялось.
      глаза мои, где там б вы ни валялись,
      но память здесь является другой.
      она стоит, как ты - живая.
      она - живее. некто едет там
      на драндулете, полном рыбы или
      грибами. над дорогой никакой.
      пропал. весь лес увяз в грязи, как в иле.
      большою стал горбатою рекой.
      и даже я уже переплываю,
      скользя с тропы на каменное дно.
      где пар прозрачный долго остывает.
      и мне его глотать, как хлеб, дано.

      _^_




      * * *

      Белый ветер ступенями дыма.
      Городская мощёная гать,
      Где война черенками грудными
      Скоро станет и вправду шагать.
      Скоро даже у самых базальтов
      Чернокровною будет слюда.
      Ударяясь до муз, Эфиальтом,
      Буду я обессловлен тогда.
      Ни берёзовых полдней в орехах.
      Ни холстов Тициана костей.
      Солидолом размажется эхо
      По серебряным стёклам ночей.
      Остаётся осадок на веждах
      От всего, что внутри головы
      Перекручено ветром и светом,
      С мозжечком и придатком любви.

      _^_




      * * *

      Каждый маленький остров.
      То есть, просто один человек.
      Измеряется просто,
      Из чудовищных падает век.
      Что-то в виде подарка
      Проступает, слезою такой,
      Что и жалость об этом, как плаха,
      Где срубает тебя с головой.
      Стоит холодно-медно
      Ключицы коснуться ключом,
      И победные веды
      С печальным грядут палачом.
      С калачом ли? нелеп на гвоздях
      Распинаемый лист.
      Отчеканенный крик
      Будет просто лежать, как звезда.
      К небу я до конца не привык.
      Там шары над балконом.
      Так кругом нас большие миры.
      Можно крикнуть спокойно,
      Приглашая к себе на пиры.
      В неба срезанной шее,
      Как в пещере, что дверь, что окно.
      А потом эти окна и двери
      Распахнутся, слетят до одной.
      И опять я про веки.
      Из чудовищных век, как дверей,
      Вытряхаются снеги.
      Вылетает январский борей.
      В потрошённой дороге
      Можно целый узнать помидор.
      И в белье с пеноблока
      Кто-то шнур опускает во двор.
      По багровые люстры
      Всё глядит, и по жмыху идёт.
      Засосавшись в окурок
      Требухи никотиновых звёзд.

      _^_




      * * *

      глотают лёгкие свой жмых.
      как скот я словно.
      в сенцах брыкаюсь, и притих.
      вполне коровник.
      такая ночь, что я один.
      другой - заколот.
      другой был заклан, а не ты,
      молчащий волом.
      сезон солёного двора,
      да каша, вместо
      лишь снега, а не топора.
      да лёд отсвета.
      люблю, бессмысленно люблю,
      а что - не знаю.
      по-скотски, в общем, я терплю.
      но редко, редко.
      и счастье, близкое к нулю,
      не потеряю.
      и горя мало дураку
      под звёздным млеком.

      _^_




      * * *

      можно любовь покинуть,
      бумеранг полушария сдать.
      куда-нибудь, всё же, двинуть,
      да на ногах летать.
      спать, застегнувши веко,
      ноготь держа во рту.
      небо в виде ореха
      бьётся о пустоту.
      жмых осенив, садами
      ветер не заменим.
      над гнилыми плодами
      жёлтый глотает дым.
      но никогда не осень,
      ночь - это только ты,
      когда все чёрные ночи
      безветренны и густы.
      но даже и там не буду,
      где о спину бумеранг
      вернётся. как в шкаф посуда,
      накиданная кое-как.
      где иллюминация сада
      стоит, сиренева и темна.
      можно покинуть до невпопада,
      попасть на деле, сидя без сна.
      бессонница, самая неплохая,
      тёмная, как самая чёрная кровь,
      по колено зальёт под ногами
      залы шахматные полов.

      _^_




      * * *

      в тумане радугой загнутый,
      минор упорный пропадал.
      и вечер удалялся в утро,
      где белый солнечный металл
      висел. кипящие деревья,
      загон для птицы никакой.
      ворону обругает дева,
      идя деревней и рекой.
      кто я такой? - минор лишь знает.
      сам чёрный чёрт белей его.
      бычок в ногтей жетонах тает,
      синеет дыма молоко.
      от силы распирает тело.
      и попираешь часть крыльца.
      пески удерживают еле
      подошвы с маковкой лица.
      упрямая такая сила,
      упорный ангел, проводник,
      чей ток разрядами из ила,
      да жмых в развалинах ночных.

      _^_




      * * *

      иной я радости свидетель.
      аквамариновый стакан
      в оконном полыхает свете.
      приходит сильная тоска.
      опять её смешные серьги
      качают чёрным серебром.
      жизнь, в скобок вставленная теги,
      в лице читается втором.
      и третьи лица митингуют,
      свергают сталина опять.
      и над борщами возликуют,
      помоют руки и едят.
      ругают, лиц потусторонних
      упоминают впопыхах.
      а я, печалью переполнен,
      её не чувствую в руках.
      ГУЛАГ работы развлекает.
      баркас тоски пришвартовать.
      пусть время клювом протыкает
      мою пружинную кровать.
      я вспоминаю утром длинным,
      зачем тоска моей луне.
      заполненный аквамарином,
      цилиндр стеклянный на окне.

      _^_



© Вадим Банников, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.




Словесность