Я - птица. У черной холодной воды
В песке оставляю сухие следы.
Бесстрашным крылом разрезаю волну
И в ветре купаюсь и в ветре тону.
Под пальцами перьев мои небеса
Прогнулись, как двери, ведущие за.
Все просто - открой, выбирай и лети -
Для птицы доступны любые пути.
Угрюмые скалы, что держат прибой,
Пожар небывалой звезды над тобой,
Покои зеленой безлюдной земли,
Закат, закаленный в пустынной пыли,
Ослепшее солнце в глазницах окон...
Я - птица. Я вечно лечу на огонь.
Скажи, серый брат, у чьего маяка
Осыплются перья мои? А пока
Крылатое я возвращает сюда
Закон, что превыше любого суда.
Куда бы ветрами нас не занесло,
Каким бы ударом не сбили крыло,
Из каменных клеток и смертных оград
Все птицы всегда прилетают назад.
В безместье на грани земли и воды -
По серому пляжу рассыпать следы.
Мой город пристально нем. Его холодные пальцы
Скользят по коже. Ладонь уже сдавила гортань.
Сто тысяч звуков стучат свои бессвязные танцы.
И каждый запах - огонь. И каждый выход - за грань.
Пересекаю поток. Звеню водой по фарфору.
И выдыхая "тик-так" я получаю "ты кто"
Четыре шага часов оставят времени фору.
С горящей крыши слетит сосулька сладкого до.
А после будет зима. Ни дня ни неба ни даже
Пылинки в желтом луче - одна сплошная стезя.
Привет асфальтовый мир, бутылка водки на пляже!
Я так старалась как все, но по другому нельзя.
Я чую, будто лечу дурацкой чайкой на скалы,
И знаю, что упаду, как головою к плечу.
Мои святые пути, мои прозрачные дни, мои пустые вокзалы.
Я выбегаю на лед, я поджигаю билет, я за него заплачу.
Проснусь озябшим зерном в железном брюхе вагона
И по весне прорасту сквозь клетку рельсов и шпал.
Эй, посмотри мне в глаза! Смелей, старуха Горгона!
Я научилась летать. Я снова выйду в пике. Куда бы ты ни упал.
Небо белое надо льдом
В камышах потеряшка утка
Чистит перья. И нотой "до"
Заунывно играет дудка.
Полынья. По воде круги.
Ни следа на зеркальной глади.
Вышло время раздать долги
И дорогу по звуку ладить.
Спит в подвалах мое зерно.
Даже псы прекратили травлю.
Город Гаммельн, ты был давно.
Я сегодня тебя оставлю.
Стал важнее крысиных слов
Снег с обочин - сырой и грязный.
Отпусти меня, Крысолов -
Я по сердце в потоке вязну.
Дудка дразнит: на полупути
Шкуру скинешь - получишь перья,
Станешь птицей. Тогда - лети!
Дудка манит - и я ей верю.
И шагаю вперед отвес-
Но таков неуемный норов -
На приманку шальных небес
Мы порой покидаем норы.
Полынья-не-я. Далеко
День, что был без остатка прожит.
...А ходить по воде легко.
Крысы это умеют тоже.
...Сегодня мне определенно грустно. Раз не осталось в раковине места, пора искать сочувствия вовне. На дне слепого дня, в дремотной вьюге, в двойных прямых троллейбусных путей. Кого не занесло, того заносит, не снегом так сомнением бесплодным, с обочины к шоссе, полурабочим - кайло в руках, оранжевый жилет и, провожая безразличным взглядом поспешных проезжантов и прохожих, долбить непрошибаемый асфальт. Укрыться от в кофейном полумраке, коньячный чад - и в чат, а толку чуть. Письмо былой любви - клеймо на браке. Его прочтут и может быть зачтут в процессе делового приговора - сослать зерном в несытую Москву. Веди, вода - тогда я, прорастая, успею бросить корень в Ленинград. И ни один неистовый садовник пропалывая втуне Летний сад, меня не вырвет из сырой и мерзлой, единокровной северной земли. Смотри, я липа в парковом ансамбле. Дотронься до ветвей - я зазвучу. По нотам над Невой промчится чайка и контуром скрипичного ключа откроет дверь заброшенного дома. Камин заждался дров. И наши тени тихонько сядут рядом у огня...
Чем потешиться, ночь? Расписным куличом
В белоснежной январской глазури.
По пустым переулкам бродить ни о чем,
Наблюдать, как шановный мазурик
Потащил виртуозно пустой кошелек
У пьянчуги, счастливого в доску,
Как законченный год вышел тенью и лег
У столба по фонарному воску.
Этот свет, что любого состарит на век,
Одиночество первой морщины.
Потаенную грусть увядающих век
По достоинству ценят мужчины.
Электричество. Связь. Необъятный поток.
Мыслеформы двоичной системы.
Мандарины попарно ложатся в лоток,
Ночь молчит. Двери прячутся в стены.
Не укрыться в подъезде от взглядов витрин,
Не спастись от свистка постового.
Перекрыты все трассы, ведущие в Рим, -
Вдруг да выпустят бога - живого.
За душой ни души. Мостовые Москвы
Кроет ветер безбожно и люто.
...По Арбату устало плетутся волхвы
И в снегу утопают верблюды.
Дитя с улыбкой Герострата петарду жжет. Народ вопит.
Разврат расстройство для кастрата. Развоз завода. Профиль бит.
Анфас подчеркнуто античен. Природа варварски груба -
Из белокурой Беатриче впотьмах выдавливать раба.
Потеха века - раб на троне. Постой, не тронь - колпак шута
Надел на плешь старик Петроний - арбитр для блудного скота.
Возляжем мы на скотобойне - орел и лев, козел и блядь.
Душа к душе. Теплей. Спокойней. И проще разом расстрелять.
Амур ленив - ему добычу претит ловить в ночных кафе
Мадам любовь под шкурой бычьей готовит аутодафе
Для сердца зверя в человечьей необозначенной тоске.
От восхитительных увечий умрет в снегу седой аскет.
Напьется пьян один мужчина и будет плакать до утра -
Причина та же - не по чину увлечь красотку в номера.
Резон поддать по красной дате. У заколоченных дверей
Храпит доверчиво предатель - пузатый маленький еврей.
На карте купленной квартиры осталось белое пятно.
Уныло пялятся мундиры на освещенное окно,
Где я сижу в макулатуре, который год ни там ни здесь,
И предаюсь сладчайшей дури - предощущению чудес.
Покой мостов и статуй конных. Чужих следов сплошная вязь.
С небес ко мне на подоконник снежинка падает, смеясь...
Таить ли таянье снегов?
Летать ли? Лить на камни воду?
Лилит - любовь. Ее с торгов
Продав, сажают на подводу
И увлекают в божий хлев
За всех овец трудиться в поте.
А ей плевать. Ей нужен лев.
Иуда в золоте и плоти.
Закроет крыльями заря
Следы любовного восторга.
Восславьте нового царя!
Глядите, он грядет с востока!
Когда былое отболит,
Мир разорвется, как страница.
Из тьмы появится Лилит -
Порфироносная блудница.
Кесарю - косую, суке - выспренность,
Пастырю - глухие пустыри.
Главное, мин херцн, это искренность.
Наболело - так и говори.
Что брести в метель замоскворечицей,
Что ловить трамвайное тепло.
Прячешь плечи. Знаю, время лечится.
И проходит, если повезло.
Уезжай по тряской равнодушице,
Набирай по памяти звонок.
Если я отвечу - дом разрушится.
Промолчу - останусь одинок.
Что слова - бесплодные и скудные.
Посмотри на чахлое бытье.
Я пойду на улицы безлюдные,
Половлю на деньги забытье.
И вернусь, пустой и неприкаянный,
Безоружный, словно инвалид.
Знаешь, если ночь гулять окраиной,
Поутру всегда душа болит.
Со стороны казалось важным
Продлить полет... Когда умру,
Я белым перышком бумажным
Затрепыхаюсь на ветру.
Пускай чужие гробокопы
Тревожат пыль моих словес,
Землей в земле покойтесь, тропы!
Я полечу, теряя вес,
Над крышей города былого,
Над тенью дома и очаг
Как обессмысленное слово
Запечатлеется в очах.
Пусть одиночество продлится
На шаг с порога до двери.
Скажи, у птиц бывают лица
И что под лицами внутри?
...Брести в снегу, простоволосой,
И провожать себя с тоской -
Клочок никчемной целлюлозы
В пылу метели городской.
"...Запад есть запад, Восток есть восток
И с места они не сойдут..."
Р. Киплинг
Стук полустанков: Питер, Одесса, Ревель.
Блеск саквояжьей кожи, тряпичный тюк...
Если в глазах свинцом застывает север,
Памятью моря в душу стучится юг.
Строгость и стройность, линии и границы,
Стянут стежком фрегата балтийский плат.
Лед подворотни. Булочная. Синицы.
Маленький кофе в чашке. И шоколад.
Вдоль осевых проспектов метаться птицей,
Биться о стекла, тщетно искать приют...
Голодом гордых город готов гордиться.
Любят - счастливых. Нищим - не подают.
И на морозе солью себя посеяв,
Милый, оставь надежду взойти весной.
В каждом осколок холода. Это север.
Здесь не умеют знать, что такое зной.
Как горячо ложится песок под ноги,
Как истекает соком раздавленный апельсин.
Как танцевать под солнцем - одной для многих,
Щедро и без оглядки - лишь бы хватило сил,
Как покупать на рынке вино и сливы,
Как убивать на ложе чужой жены,
Как зачинать младенцев, любить счастливых,
Как отдаваться силе морской волны.
Оттиск камней по коже - печать ночлега.
Горсточка слов на память - арык, урюк.
Здесь не умеют жить, дожидаясь снега.
Здесь умирают полностью. Это юг.
Правда вагонной двери. Откуда деться?
Чьих бесприютных примет пустой вокзал?
Северный ветер снегом стучится в сердце.
Южное солнце вычернило глаза.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
