"Умирая, человек превращается в буквы священного языка"
О новой поэтической книге Арье Ротмана
"Эта русская речь
В иудейской глуши
Все пытается течь,
Все бормочет, шуршит"
(Арье Ротман)
Существует такое странное явление, как еврейский поэт, пишущий по-русски. Оно одной природы с таким же своеобразным явлением, как "русский еврей" и является продуктом ассимиляции. Уже долгие годы среди составителей различных антологий, литературоведов, критиков и самих поэтов идет спор, кого же можно считать еврейским поэтом? Мандельштам, Ходасевич, Пастернак - русские поэты, хотя, согласно Галахе, считаются евреями. Лично мне кажется, что еврейский поэт тот, кто сам себя считает еврейским поэтом.
По мнению израильского русскоязычного поэта А.Бараша, такой стихотворец находится "в состоянии промежутка", что может оказаться для него даже весьма плодотворным. Как бы то ни было, это состояние несет в себе особый трагизм, который напрямую отражается в творчестве: поэт не только разделяет судьбу общности, к которой он принадлежит - своего народа, но и его личная биография наполнена разладом (порой не всегда до конца осознанным):
"Чуть не умер,
когда раздирал себя на две своих
половины.
Словно книгу себя я порвал,
Разрубил корешок пуповины".
Арье Ротман, автор поэтического сборника "Нинвей", только что вышедшего в Петербурге, не один год провел в Хевроне, где по-настоящему начал заниматься поэзией, причем не сразу, а прожив там несколько лет. Сейчас он живет в Петербурге, творчески связан с петербургским литературным объединением "Утконос", но очевидно влияние на него древней и современной еврейской культуры.
Странное совпадение: в основе названия места в Израиле, где жил поэт, лежит слово "писатель", причем в ивритском понимании - не тот, который из своей души что-то извлекает и предъявляет миру, а тот, кто соединяет в этом мире искры божественного вдохновения, т.е. в меньшей степени творец, в большей - составитель. Потому-то в еврейской поэзии обычно много цитат и реминисценций, много цитат и в поэзии Ротмана. С одной стороны, это делает стихи увлекательными, с другой - затрудняет их восприятие, сужая тем самым читательскую аудиторию. Сто лет назад прослойка читателей, понимающих такую поэзию, была больше, но современные евреи, утеряв свои корни, перестали воспринимать многие детали. Однако намеренно искать какую-то стилизацию в книге бесполезно, автор никогда к этому не стремился, просто его культурный багаж постепенно стал строительным материалом его стихов. Кстати, с точки зрения еврейской традиции, именно эти кирпичики важнее самой постройки. Неудачное здание можно разобрать, а вот материал должен быть качественным. "Нинвей" - не просто сборник отдельных стихов, он имеет сюжет, это как бы роман в стихах.
В поэтическом русском языке Арье Ротмана больше шипящих, чем обычно. В них своеобразная метрика. Все это почерпнуто из библейской поэзии. Автор считает, что русский язык - "дитя Библии", т.е. ему очень подходят такие несколько рискованные эксперименты. В его творчестве задействованы некоторые литературные ходы, которые какое-то время назад были очень актуальны, но теперь они уже не в центре внимания. Это частично объясняется оторванностью поэта на протяжении долгого периода от литературной жизни. И хотя что-то он упустил, а потом наверстывал, зато избежал того, чтобы плыть в общем потоке. Старые литературные приемы в его стихах теперь звучат по-новому.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
