Счастливый, как нашед подкову
в приморском аэропорту,
о, как я на траву шелкову,
Вас увлекая, упаду
в воображаемом лесу,
где под словесными дубами
я мысленных свиней пасу,
надеясь на свиданье с Вами.
Пропадает лик Селены.
Раздается вой сирены.
Двое штатских с офицером,
(все в гражданском, т.е. сером)
открывают черный ящик:
И, предчувствием гнетущий,
ожиданием томящий,
наступает день грядущий.
Такое в голове (да чтоб ей!)
а на стене (левее сердца)
"Час пик", "изготовленье копий"...
- Какое нынче? - Третье Ксеркса -
из фортки высунясь, спросонья
спроси я - лето. Лоторея
безвыйграшная. Баба Софья
с букетом хлора и елея.
Когда последний станет пэром,
при галунах и парике,
а первый будет на 101-м
сплавлять осину по реке, -
словом, когда решит Создатель
переиначить все, что есть -
я тоже стану Председатель
Палаты Общин N 6!
От изжоги, что после восточных сластей,
пить английскую соль из обеих горстей...
Только, кореш,
какой уж Кольридж!
И вот-вот,
какой там Вордсворт!..
Ворочайся-ка восвояси
да ворочайся-восвиняйся.
Не зная ничего помимо крови,
что в синих руслах течь обречена,
и ничего не отрицая, кроме
стального острогрудого челна,
который, не таясь, не воровато,
как субмарина из нейтральных вод,
но в старый фатерляндовский фарватер
вернувшимся хозяином войдет.
Доверяя коль не оку, так уху,
не пугаюсь - это кот за портьерой
запоздалую преследует муху
на поверхности окна запотелой.
Слава Богу, слово за Фортинбрасом -
от варягов завсегда нам спасенье...
И Офелия, плывущая брассом
в сарацинском ритуальном бассейне...
Скрестил царь Петр - выдумщик такой! -
чухонскую трясину с русскою тоской,
немецкий перегонный куб - с губами и висками
славянскими. И нет, ублюдка бы в Кунсткамер! -
он пестовал его, прыскал,
унялся лишь, когда свой золотушный нос воздев,
урод укоренился на заливе финском,
исконно-русской почве. А верней, воде.
Когда Бог-Отец был совсем юн
и не помышлял о Сыне,
в Китае, при династии Сун, -
боюсь утверждать про сине-
матограф, но - лет, примерно, за трис-
та пятьдесят до Адама,
придумали и бумагу, и рис,
а порох - так и подавно!
В рапаны стряхивая пепел,
глотая устриц, человек
моллюску платит равнодушьем.
И только жемчугом больной
любим... Неужто небожитель
такой же пользует аршин,
и все достоинства людские
чушь против почечных камней?
Человек, имеющий смерть перед очами,
постоянно побеждает уныние.
Отечник
- Нет греха кроме печали! -
часто повторял философ
от которого едва ли
сохранился даже остов,
ибо на подзоле тощем
(да считай, что на болоте)
быстро исчезает то, с чем
соотносишь мысль о плоти.
Впрочем, тут и сталь истлела, -
ненасытная трясина!
- Но имеются у тела,
словно у царя три сына,
три наследника - с огромным
чувством юмора, что скоро
поведут в шинке загробном
три веселых разговора!..
А молящему о бинте
словно тонущему - соломинку,
подвигаю по доброте
ту аттическую солонку.
Что имею, тем и делюсь
без зазрения. Да боюсь, -
подойдут, отзовут в сторонку
и предъявят мне ту солонку.
Четвертичный период - последний период кайнозойской эры геологической истории земли продолжающийся и в настоящий момент... Для него характерно развитие оледенений.
В морозилке, в поисках юга
по-пластунски ползет подлюга-
лед и песнь бормоча военну
обращает леща в морену.
Пращур мой сидит на березе
и хвостом по стволу на морозе
выстукивает азартно:
"Хорошо, что сегодня хуже, чем завтра!"
Величая "Ваше Степенство"
Ванька-Каин лишь за три пенса
и за треть перевода духа
домчит в Ленинград изъ Санктъ-Пiтербурха,
где иглою адмиралтейской
из гипюра пены летейской
на подкладке из меха маммоны
я для мамонтов шью попоны.
В сомнительную вечность канув,
год миновал. И вот открыт
седьмой мешок сушеных тараканов
(поди добудь на Севере акрид!)
Итак, шестое миновало лето
(коль скоро доверять календарю)
как я вкушаю мед анахорета
и на себя со стороны смотрю.
(И глаза бы мои не видели
обитателя сей обители!)
В углу, что паутиною порос,
давно немытый дедушка Мороз
нетопленную печку обнимая,
шаги услышав, отскочил, притих...
- Но не спасешься, гнусный еретик!..
А ты, голубка, тоже - как немая
молчишь, и никаких следов борьбы...
Я накажу вас, похоти рабы!
Ее... потом решу, что делать с нею.
Тебе же, сатанинский котофей,
сейчас устрою аутодафе!..
вот обнародовала ноги на полметра выше колен
и ты уж настолько кажешься собран-вышколен
не по-отцовски глядишь на годящуюся в дочки
на катящуюся в тачке
находящийся в точке
ожиданья подачки
наподобье собачки
Словно на ладони, то есть
невооруженным глазом
вижу: ваш венерин пояс
не морским узлом завязан.
Да и я уже не юнга,
не страшусь того процесса...
Слава Богу, Карла Юнга
разберу без Карла Цейса!
Я свое отсидел в ките
и не разу не поднял хипеж.
Я сидел, сколько Ты хотел.
А теперь отпусти мя в Китеж!
Благо вот он, во всей красе.
И не за морем - в шаге с моста.
Не совсем же я оборзел,
чтоб проситься у Бога в Бостон.
словно вражий атташе
к сейфу за семью замками
я с дрожащими руками
ночью крадучись к душе
подбирался - достаю
план секретного завода
чья продукция зевота
да рассказ про мать твою
Стада вернулись с пастбищ. День был
удачно завершен. Старик
молитвенно глядел на деньги
и гладил бороду: - С троих
взыскать осталось... как стенали,
кидались в ноги клянча, мол
отсрочь до завтра... И денарий,
что должен мне приятель мой...
Всевышний, хмелем, не слезами
наполни чашу до краев!
Дай знак, что долг вернут мне завтра!
Благослови моих коров,
мой кров, мои... От умиленья
он прослезился... Тут вошел
в лохмотьях некто. На колени
пред старцем пал. Молчит... - Вам что? -
спросил старик. Помедлил: - Э, брат,
постой!.. А ежели гонца
прислал Господь?.. - и пришлеца
за плечи обнял... Дальше Рембрандт.
Вплетает, что ни день,
искусник-водомет
златую канитель
в белесый небосвод.
Что ночь, то фейерверк
в падении косом
льет яхонты на мех,
рубины на виссон.
Усердно коренясь
во глубь чухонских глин,
хотя и занят князь
постройкою руин,
но крыши над главой
прилежных поселян
соломой золотой
взор княжий веселят.
II
Какие высокие своды
оставил осьмнадцатый век,
столетье единой свободы,
к которой готов человек;
не той, что внушает надежды,
а царства купает в крови, -
свободы -от нашей одежды,
свободы - для нашей любви...
Однако, я слогом высоким
увлекся. Пускай не любви.
Лукавым он был и жестоким, -
изменой ее назови
иль в честь той Блудницы Великой
- на пышных плечах горностай -
утехой, амурной интригой, -
как хочешь ее называй.
Но тьма Воспаленной Европы
в высокое льется окно,
и наши убогие робы
лежат в беспорядке у ног,
изменой, утехой, усладой, -
как хочешь... Но полнится стих
и медом круглящихся лядвей
и солью надплечий твоих...
А впрочем, я снова съезжаю
на оды возвышенный слог,
как будто резец над скрижалью,
а не карандаш да листок.
Но как высоки эти своды!
Пред ними все стили низки,
когда кроме этой свободы
не высмотреть в мире ни зги.
Тряско? Так не ларь с посудой!
Шевелись, шайтан!..
Тяжко? Потерпите, сударь,
скоро уж!.. А там,
если верить Къеркегору,
чертов этот воз
сам покатится под гору
прямо в ничего-с!..
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
