Я, говорит, купила у вас этот браслет.
Деньги перевела на карту. Поймали?
Переписка затягивается. Переходит в бред.
Затем - в дружеские откровения. Едва ли
(Как говорил один учитель музыки, вы
Играете едва-едва, а хорошо бы е-два - е-четыре...
Впрочем, к чему это я, каблуки поверх головы,
А не как у АББЫ... В кривом эфире.)
Я понимаю, что опять и опять
проваливаюсь в призрачную дружбу
С покупательницей. Играем тушь!
Я серьёзно. Ни дать, ни взять
Инженер человеческих душ,
А не продавец, шлёпнувшийся во всё ту же
Радужную лужу.
Новинки шоу-рума - для вас.
Но и кошечки тоже радуют глаз.
Секретики, ваниль, обыкновенное женское.
Я в курсе всего. Вы - в сияющем коконе, в грёзах о сокровищах мира.
Вы само совершенство, ах, какое блаженство...
А у меня - касса. Пыль. Витрины.
Усталые поставщики. Чужая квартира.
И окружающие, как всегда, ни в чём не повинны.
Храни вас бог, красавицы в хрустальных гробах!
Хрустальные диадемы звенят. На ногах - хрустальные тапочки.
Я та, кто дал вам эти жаркие яблочки
(На рынке
Мне по старинке
Их отрекомендовали как "вах").
Я и сама их распробовала, но сна ни в одном глазу.
Вот, теперь всех вас на своей телеге везу
В гномичий рай. Где всё такое крошечное,
Такое мимишечное, браслетошное, брошечное,
Что можно, чихнув, раздавить какой-нибудь заветный комод.
Наполненный сокровищами, точно слюною рот.
Шерлок, как всегда, берет третий экипаж.
Прилипает к лакированной подножке, затем - к бархатному сидению...
Точно палочник из ужастика, взбирающийся на десятый этаж.
Он так же хрупок и так же изящен. Полупрозрачен, как пресловутый мираж.
То ли дело я. Тяжелая и плотная,
Свинцовая Рапунцель в темноте колодца.
Колодца, вывернутого наизнанку, торчащего вверх, как булавка,
О которую можно навсегда уколоться...
Выхожу за первого встречного.
Покупаю первый попавшийся дворец.
Оглядываюсь на первый же окрик,
Кладу богатство в первый же сберегательный ларец.
Мне некогда ждать третьего. Мой мир слишком зыбок.
Он разворачивается и осыпается, наподобие древнего свитка.
(Понятия не имею, откуда и о чём этот свиток).
Я не сыщица и не чтица. Я интуитивная гусеница. И у меня лишь одна попытка.
Ах, эта блажь, ах, эта брошь,
Сладка, как булочка бриошь.
Остра и холодна, как брешь
В моей груди. Не пей, не ешь,
Но лишь одну ее люби,
В одну неё, как в рог, труби.
Мы околдованы лучом,
С лучом нам как бы нипочём
Ни чей-то чек, ни чей-то чёлн
Но луч тот стал нам палачом.
То луч стекла, то брошек луч.
Горяч и грозен. И колюч.
Ах, успокой мой рот, дружок.
Он чили, он сплошной ожог.
До слёз, до стразов, до кишок.
Теперь здесь - холм. Над ним флажок.
И надпись: "Я ушла. Не трожь.
Я крот. Я тлен. Я жажду брошь!"
Она не хочет видеть и слышать других.
Она не хочет знать, что происходит вокруг.
Выглядит она обычно, но порой ведёт себя, как псих.
Как ангел, как демон, - и это её ярмо. Вернее, её соха и плуг.
На то есть причины, и можно их отыскать,
Войдя в её грёзы, в её тело, в её судьбу.
Прочитать, как руки пианиста читают ноты с листа,
Такая вот пневмопочта Брайля в уголках глаз, во сне, на бегу.
Там, в запутанных нитях времени и пространства
Гранит растягивается, точно новорождённое стекло.
Арбатские переулки, чужая любовь... Вера детей в постоянство
Любого родства - и кровного, и духовного... И этот улов -
Ещё только начало причин, слившихся в одно
Следствие: она больше не хочет людей.
Она хочет лишь город, похожий на забитое древностями дно,
И шуршание бумажного эха, бумажного секса, бумажных идей.
Только кому это нужно - так глубоко, так больно! -
Быть ласточкой, поверх звука уходящей в полёт,
Быть хирургом, слышащим сердце по ресницам? Довольно
И того, чтобы просто смотреть на женщину. И как она преобразуется в лёд.
Мир, где каждая мелочь - портал,
Это мир волшебников и продавцов.
Зелен и розов, золотист и пунцов!
Хотя, по-моему, ты от него устал.
Ты устал от оттенков. Устал от вещей.
Ты ждешь чистоты от того, что всегда
Было грязным. От овощей,
От ножа, от стола, от кухаркиного труда.
Забудь о времени и о гарнире забудь.
Используй старинный холст, пролезь
Туда, где ночь. Где занавес, точно ртуть,
Подвижен, опасен. Не ткань, а живая взвесь.
Где запах пыли и пота - ностальгический газ.
Не можешь сдержаться, хочется громко ржать
Голым путаться в ветоши, стать королем проказ,
Уж какая тут чистота. Тут - тело. Тут - вонь. Тут - ржа.
Снова пора скоблить? Забудь. Оставь этот бред
Авторам книг про уборку. Уважай эту грязь.
Узел, колтун, комок, - самый полезный предмет.
С ними подчас легко двигаться, веселясь,
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
