Он проснулся оттого, что почувствовал чье-то присутствие. Она была рядом. И он открыл глаза.
У окна стояла Она. Он точно знал, что это Она, хотя до этого даже не знал, как она выглядит. Она была красива. В белом воздушном платье, простоволосая, босиком, она молча стояла у его кровати и ждала, когда он проснется. Она осмотрела его, недвижимо лежащего, боящегося спугнуть Ее, и промолвила голосом, которым говорят, должно быть, боги.
- А вот и я. Привет...
- Здравствуй.
- Я пришла к тебе. Ты удивлен? Не отвечай. Ты не ждал меня, это естественно. Меня многие ждут, но я не прихожу... А к тебе я пришла.
- Почему я?...
- Он выбрал тебя, и я тут. Я дам тебе Талант, и ты будешь взывать к сердцам людей, проникать в самую глубину души человеческой. Ты удивишься, почему слова твои не затрагивали людские сердца раньше? Они не были талантливыми, они шли от ума и от честолюбия, от желания написать хорошо, чтобы потом похвалили. А надо писать для себя, надо писать с Его помощью и моей, конечно. Я облечу твои слова магическими свойствами, и после этого тебе придется задумываться над каждым словом, написанным тобой. Такими словами не разбрасываются. А теперь пойдем...
Она протянула свою тонкую, длинную руку к нему, и он проплыл вместе с Ней до стола.
- Теперь садись и пиши. Что? Я скажу тебе, я продиктую...
Он писал до тех пор, пока на небе не потухла последняя звезда.
- Прощай. Я еще вернусь, я буду всегда рядом. Но ты больше не увидишь меня. Все, что ты будешь писать, будет у тебя в голове. И последнее, что я должна сказать тебе: не пренебрегай дарованной тебе честью и всегда пиши, когда появляется желание...
С тех пор он ее не видел, но всегда чувствовал и в точности исполнял все ее наказания.
2.
Вначале слова складывались нерешительно, предложения то и дело перечеркивались. Но рука привыкла, окрепла, стала смелее. Слова обретали таинственный смысл, а их создание было будто магическим ритуалом. Буквы - это жемчужины на дне океана, охраняемые слоем воды и твердыми стенками ракушек, слова - начищенные до блеска жемчужины, разбросанные на темной ткани ребенком, а предложения - длинные нити прекрасного жемчуга, собранные мастером, в которых у каждой жемчужины свое место, убрать одну и все порвется. Ему нравилось писать.... и он часто сидел до утра над грудой листов, наполняя бестолковое белое пространство А4 смыслом и чувствами.
Кто мог подумать, что ему подарят Талант в таком возрасте, когда на новых начинаниях можно ставить крест.
Его жизнь уже обрела смысл, где-то в начале четвертого десятка даже успела его потерять, но потом появилась вторая жена и все образумилось. Тогда жизнь окончательно упорядочилась; ее поток стал одинаково спокоен на протяжении пяти рабочих дней и одинаково разнообразен в течение выходных.
И тогда появилась Она. О встрече с Ней он не помнил, но где-то подсознательно хранил в сердце ее облик, помнил тепло ее белых рук. Ему стало жить интересней как раз в те годы, когда многим это уже надоедает.
Случайная встреча с другом детства, случайное желание друга почитать его рассказы, совпадение, что его профессия издатель. Все получалось случайно, но будто по заранее написанному сценарию. Правда, слегка странному сценарию - с долгой экспозицией и растянутой завязкой.
Известность была специями к закипевшему рагу. И он подумал, вот она, кульминация.
Начались многочисленные интервью, литературные беседы в многочисленных литературных обществах, обсуждающих одну и ту же литературу, на каждый раз по-разному. Он, никак раньше не связанный с литературой настолько тесно, вдруг столкнулся будто бы с другим миром. Миром творчества и творения, в котором каждый по-своему Мастер и Создатель, где у каждого третьего талант от Бога, а у остальных просто хорошая способность менять порядок слов-жемчужин и получать новое творение - ожерелье, которое теряет свою ценность на следующий же день.
Когда он появился там, все поняли, у него Талант, данный свыше. Споры о новых книгах заканчивались его покровительственным мнением. Его же книги обсуждать никто права не имел, да и вряд ли осмелился бы. Да, они были хороши и талантливы, но без критики жить нельзя.
Отрывок из интервью:
Кор.: Что вы цените в своей жизни? Он: Конечно же, своих родителей, которые дали мне хорошее воспитание, и учителей, которые привили любовь к литературе. Жену, которая терпит все мои выходки, когда вдохновение покидает меня. Кор.: А что дороже всего для вас? Он: Фольксваген-жук (смеется). Ну, а серьезно, то, конечно, мир во всем мире. Главное это жить в мире и быть здоровым, а все остальное уже приложится.
А все это, на самом деле, была всего лишь затянувшаяся завязка.
3.
Однажды у него сильно заболела голова. Он отложил ручку и понял, что писать сегодня больше не сможет. Потому решил, что лучше поехать навестить друзей и в компании отвлечься от сложных мыслей о характере его новой героини.
Пребывание у друзей затянулось. Домой он вернулся только через неделю, после многочисленных пикников, рыбалок и прогулок по лесу. На столе лежали нетронутые листы с образом героини. Желание писать и какие-то новые идеи поглотили его, но мысль, что сейчас финал по футболу одержала верх. Листы пролежали несколько дней. До них он не дотрагивался, потому что занимался другими делами.
Когда же через неделю он вспомнил, что до сдачи его новой книги в издательство осталось две недели, то решил, что пишет он хорошо и быстро, потому на недельку можно поехать на каникулы в Австралию, а потом по приезду дописать всего-навсего 200 страниц романа. Он вспомнил, что у него Талант, что в последнее время он стал писать практически без исправлений и зачеркиваний, поскольку мысль ложилась сразу так, как надо, потому быстро вышел из рабочего кабинета, на ходу набирая номер телефона туристического агентства.
Отдых удался. Два дня он приходил в себя от смены часового пояса, а затем взял в руки ручку. И ничего не вышло. За несколько часов он вымучил всего полтора листа текста. Каждое слово давалось с трудом, долго находило и вставало на свое место. Он прочел отрывок... и ему не понравилось, как это звучит. Он скомкал лист. Но легче не стало. Писать он по-прежнему не мог. Сославшись на усталость после перелета, он ушел спать.
Но с каждым днем это становилось все тяжелей и тяжелей. А перелет был все дальше и дальше, и свалить было не на что.
Его нервы были на пределе. Когда он писал хоть одно слово, то вновь и вновь рвал лист на части, потому что слово казалось не подходящим, не способным выразить всю глубину мысли.
Он ждал ее. Не понимал, что происходит, почему Она оставила его?
И вдруг ночью опять то же чувство присутствия. Ее присутствия. Он сразу же вскочил с постели. Она действительно была тут, но не было прежнего веселья в глазах. Длинные волосы были заплетены в косы, воздушное белое платье сменилось черным балахоном.
- Что случилось? - он первый обратился к ней. - Почему я больше не могу писать?
- Ты отказался от своего таланта. Тебе он не нужен.
- Очень нужен!!
- Неправда. Ты несколько раз отказывался от появившегося желания творить, ты ссылался на занятость, на болезнь, ты подчинился эгоизму и уверенности, что у тебя Талант лучше, чем у других. А он один, знаешь? Талант - настоящий талант - один на всем белом свете, он у каждого свой, на каждого понемножку, потому что я тоже одна. Я даю часть его тем, кто в нем действительно нуждается, но на всех не хватает, и кто-то обижается, кто-то страдает. Он решил, что ты достоин. Но тебе он был нужен, больно признать, всего лишь для денег и признания в обществе. Ты все получил, потому теперь можешь отдохнуть. Я никогда больше не появлюсь и не потревожу тебя. Прощай!
- Нет!! Нет! Прошу тебя!!
Но в комнате никого не было...
Он кричал, ломал руки, взывал к Небесам, говорил, что одумался, что больше никогда так не будет поступать... До тех пор, пока не зажегся свет и на пороге не появилась его жена, испуганная криками.
- Милый, что с тобой? Ты в порядке?
И он закричал, как раненый зверь, зажал руками глаза, словно его ослепил электрический свет, потом схватился за голову, словно желая сдавить ее, избавиться от боли, раздавить...Он повалился, издав хриплый звук.
4.
... После того, как становится ясно место творчества в жизни, жить, как прежде, без него, не получается. Исчезая, творчество опустошает жизнь.
Отрывок из разговора с психологом:
Психолог: Что вы цените в жизни? Он: Свой талант писать. Психолог: А что дороже всего? Он: Муза.
Желание писать утверждало в нем желание жить. А сейчас он писать не мог. Рука будто одеревенела, хотя его не покидало чувство каких-то невысказанных мыслей. Как навязчивые мухи, вокруг него вились сотни идей, бестолковых, бессвязных фраз, действий. Все смешалось в голове мастера. И мастер не мог этого выдержать. Казалось, голова лопнет от содержащихся внутри мыслей, от неспособности их высказать, от недовольства качеством их выражения на бумаге. Но голова не лопалась, не трескалась и даже не расходилась по швам, как он это представлял в моменты особой головной боли, она, наоборот, сжималась все сильней и сильней...
... Облегчение наступило в одно утро. Больше не было мыслей, больше не было диалогов в голове, была пустота. Тишина. Но долгожданная ли?
Где вы? Мысли? Идеи? Где?? ... Я не могу без вас ... жить ...
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
