Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



АРИОН

    Der Gesang, dem keiner widersteht
    Rilke 

 



      ОСТРОВ  СИРЕН

      Помнишь, стояли на крыше в разгар переезда,
      глядя в железобетоннопанельную бездну?
      Это был наш, не последний, таинственный остров.
      Мир под ногами казался нелепым и пёстрым.
      Там же, в щелях на неровной поверхности куба
      клятвы давали и трахались, наспех и грубо.
      Наше мерцало внизу, не последнее, море.
      Мы отплывали. И так начиналась love story.

      _^_




      МИЛЫЙ  МАЛЬЧИК,  ТЫ  ТАК  ВЕСЕЛ

      Пели скрипки, вы плясали (или пела Энни Леннокс?)
      Джинсы были уже/выше, а причёски чуть длиннее;
      чёлки с пёрышками, бляди всех полов, включая средний;
      спирт, настоянный на клюкве - в местном клубе "Пионер".
      Ты раскованный, но гладкий, не даёшь, не спишь, динамишь,
      не шатаешься по плешкам, покупаешь на кассетах
      "Сто классических мелодий" - и наушники в кармашке;
      знаешь бардов, дружишь с дочкой академика XX...
      Налетели ветры злые - что от этих дней осталось -
      пионерки на парадах, но в Торонто и Берлине.
      Гей-парады, лав-парады, - и повсюду наши люди.
      Нету клюквенного сока, чтоб хоть чем-то истекать.
      Как могли мы доверяться, обжиматься, льнуть друг к другу -
      неужели мы любили? Может, просто было не с кем?
      Под скалою те же гимны я пою, но с хрипотцою.
      Ты веселый и красивый, ты бессмысленная вещь.

      _^_




      ПРОЩАЙ,  СВОБОДНАЯ  СТИХИЯ

      Трудно дело Ариона, пой пловцам в беспечной вере,
      что ни день - стирай портянки, палубу скребком скобли.
      Но проспав две ночи в трюме, поборов болезнь морскую,
      Арион и бодр, и весел, наш секс-символ и певец.
      Вот, склонившись к борту, смотрит на свободную стихию,
      на души предел желанный, слышит бездны шум и глас (...)
      Рыбарей смиренный парус средь зыбей скользит отважно.
      Как прекрасен и беспечен тишины вечерний час.
      Голубой и синий сверху мир встаёт над Арионом -
      блеск и тень, и говор моря, как же гимны нам не петь!
      Так плывет любвеобильный и таинственный при этом
      Арион, певец стихии и властитель наших дум.
      По Оби и Баргузину, через Понт Эвксинский, дальше
      через рейнские пороги северным морским путём...
      Марта, рыбка, надо ль плакать, если где-то в кругосветке
      лоно волн с налёту вихорь истерзает невзначай?

      _^_




      NOMEN  APPELATIVUM

      Всякая вещь назовется вещно;
      всё, что не вещь, назовётся тварью.
      Пусть имена не пребудут вечно,
      истинно благ, кто их дарит.
      И вдыхает аниму, речь, психею
      в день седьмой или даже позже -
      изгоняя из рая и боль лелея,
      обновляя, сдирая кожу.
      Постижение ветра моё и голос,
      обманувший, дохнувший гарью.
      Даже если ты и не остров, не полюс,
      помню, храню, благодарен.

      _^_




      THE  HARDEST  PART

      Пока не призовёт поэта к священной жертве Яхве, он,
      как Авраам на склоне лета* поёт про свой тестостерон,
      не внемлет неба содроганью, качает порно, пьёт как пень,
      что (!) не вредит его призванью, лишь множит френдoff каждый день.
      Мой Арион, содвинем чаши, вакхически поговорим.
      Ты - наше всё. Понятно? Наше!** И не пренебрегай мирским.



      *юнкер Шмидт из пистолета
      **cтупай к Наташе

      _^_




      БРАТЕЦ  ЯКОБ

          Fre`re Jacques, Fre`re Jacques
          Dormez-vous, dormez-vous?

      У окна спросонья шлёпай босиком.
      Вот и колокол звонит над городком.
      Братец Якоб, просыпайся, поздний час!
      Даже клоп уже покинул свой матрас,
      ходят гуси, да на солнечном лугу.
      Только в доме почему-то ни гу-гу.
      Братец Якоб, братец Якоб, ты не спишь?
      И ответом настороженная тишь...
      К мяснику своих телят Макар ведёт.
      Так и нас водили в пламенный поход.
      Нас бросали, как дрова, на брань и рать,
      а теперь не приподняться и не встать.
      В нас вливали и касторку, и сироп,
      нас впотьмах крестил, партийный в прошлом, поп.
      Нас зачали понарошку, без любви.
      Братец Якоб не проснётся, не зови.

      _^_




      О  ЛЕБЕДЕ  ИСЧЕЗНУВШЕМ

      Улица Грaндвег - от центра к окраинам, старые виллы,
      здесь вряд ли найти друзей для игр ребёнку;
      если лишь дальше, в Локштедте, где есть пекарни,
      кладбище, почта, барочная церковь со звоном.
      Дети в песочницах спят (или это кажется?)
      Время в Локштедте течет иначе. Остановись,
      смотри, как женщина режет стебли в цветочной лавке,
      заказывай кофе и привыкай к его горечи.

      Ребёнок берёт лопатку и строит замок,
      к нему со скамейки подходит польская няня,
      вытирает нос и возвращается к своей книге.
      Двадцать четыре кадра в секунду достигнуты.
      Дети и старики, продавцы и дворники,
      пара случайных взрослых, - кровь отливает утром,
      наполняет Грандвег и центр, ветвится,
      чтобы вернуться вечером, венозной и скудной.
      Я пел здесь гимны, сушил на ветру одежду,
      часто ругался с хаусмайстером, недовольным
      то грязью от велосипеда на лестнице,
      то музыкой по вечерам, то моими гостями.
      Скоро каштаны запрыгают по узким улицам,
      польют дожди, и автобусы начнут ходить с опозданием.
      Это, конечно, ничего не изменит: здесь вечная осень,
      и я не вернусь в неё, я не люблю возвращаться.

      _^_




      КОЛЫБЕЛЬНАЯ

      Cпи, ворчливый, спи, лохматый, баюшки-баю.
      Смерть с граблями и лопатой выпьет кровь твою.
      Налетят морские птицы, да числом пятьсот*
      С криком выклюют глазницы и нагадят в рот.
      Прыгнет страшная бабайка на твою кровать,
      Прибежит мутантный зайка косточки глодать.
      Хочешь жить, подумай, котик: снял штаны - молчок.
      и ложись-ка на животик, а не на бочок!..



      *so, als wärst du tot

      _^_




      КРАСНЫЙ  ОКТЯБРЬ

      Есть многие на свете, друг Горацио, с кем и не спали наши мудрецы. Как ты однажды выдал, мы с тобой пребудем в вечности, - читай, не скоро. Какая-никакая, но соломинка - и я держусь, чтоб не упасть с размаху. Причем известно, где я упаду - но нечего стелить, вот в чем вопрос. Паденье неизбывный спутник (с)траха, так говорят озлобленные шлюхи, когда не могут в тряпочку молчать. А я теперь разумный. Взял себе зверька, чтоб приручить, беречь и гладить. Подумываю о потомстве. Пью вино, но по три евро за бутылку - хорошее сухое не вредит, лишь чистит чакры, карму, поры кожи. Того гляди - и швейная машинка, стабильный стол, с которого её снимают, чтоб заняться скотской еблей (родители за стенкой) - новый круг, и вот мы едем, едем, едем, едем, хорошие соседи и друзья, и мой сурок со мной, и мой совок. - "Но как могли Вы ревновать к пажу?!" - "Вы танцевали с дочкой генерала!"

      _^_




      СПУТНИКУ  ПОЭТА

      Юноша бледный со взором горящим,*
      ныне даю я тебе,
      но послушай:
      я, как поэт, не живу настоящим
      и не всегда предложу тебе суши.
      Если поэт за компьютер спросонок, -
      значит, творит. Созидает искусство.
      (Всё потому, что поэт - как ребенок.
      Мой и стирай, утешай и сочувствуй).
      Юноша бледный со взором смущённым,
      если ты примешь все эти советы,
      будешь и дерзким, и смелым влюблённым, -
      знай, лишь тогда осчастливишь поэта!..



      *Юноша, трахай поэта почаще

      _^_


      2007



© Андрей Дитцель, 2007-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность