КЕЙПТАУН
* * *
Пробел в пространстве залатать стихами,
заштопать строчкой, подбирая цвет,
не наглухо, чтоб облака мехами
дышали вслух и пропускали свет.
Снег утоптать, и шаркая в калошах,
тереть его до льда, тереть до льда.
И каждый день останется хорошим,
и целый год, который навсегда.
А снег и память тонкие листочки
кладут в следы, не оставляя звук.
Я запишу, поставлю даты, точки
и осторожно выпущу из рук.
Те давние и клятвы, и обманы,
как роспись в небе дымом из трубы,
растают к лету, йодом смажем раны,
всё заживёт до свадьбы у судьбы
_^_
* * *
А мне важней дневные игры,
ночные книги, сны - кино,
в котором принцы, чары, тигры,
старик Хоттабыч заодно.
Запретные, как папиросы,
мы пели песни про матросов,
в Кейптаунском порту давно
Они пошли туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин и вина.
Дыра в заборе к башне танка,
игрушке нашей боевой,
где всех мальчишек спозаранку
гонял винтовкой часовой.
Он был постарше ненамного,
кричал: «Стоять, стреляю!» строго,
и отступали мы домой.
Но покрутить давал штурвальчик,
подвигать пушку, кто-куда.
И призванный на службу мальчик
не пел: Они пошли туда,
Где можно без труда
Найти себе и женщин и вина
_^_
* * *
Здесь в меня проникает бездумно
запах дерева, моря и неба,
я добавил бы свежего хлеба.
Вьются в воздухе отзвуки бубна,
это давний сосед с Украины
собирает любителей ритма,
доли делятся на половины,
как в стихе перекрёстная рифма.
Раскатившись по берегу лихо,
влажный звук уползает в ракушку,
и волна, как седая портниха,
пришивает к прибою игрушку,
детским платьем обряжены пляжи,
тучи движутся в небе негромко,
люди ходят, кустарник посажен.
Мир готов к передаче потомкам
_^_
* * *
Отдел учёта высших канцелярий
Причин ухода запись не ведёт.
Как школьное задание - гербарий,
Кто больше разных листьев соберёт.
Они гнилые, свежие - любые,
Шёл по дороге в школу, подобрал.
Их, может быть, тут только что убили,
Гербарий вне вопросов зла-добра.
На плач соседних веточек, дрожанье
Прозрачных капель, прежде чем сойти,
Нет отклика, не привлечёт вниманье,
Оторвалась, прозрачная, лети!
Какие счёты у добра-печали,
Кто примирит, рассудит и учтёт?
Как очередь на детские качели,
Пока не укачают, не уйдёт
_^_
* * *
Взять карту, жизнь на счёт перевести
И тратить понемногу, то и это.
Пить алкоголь не раньше десяти,
Не упускать заката и рассвета.
Не выбирать, метая на пустяк.
Не дешевить, давая чаевые.
И даже, если что-нибудь не так,
Мы все живые, мы всегда живые.
И если кто-то со счетов сойдёт,
Растрата, или сумма не сойдётся,
В иных краях двойной кредит возьмёт,
Как будто клад намоет из колодца.
Похлопав по карманам, сигарет
Достанет пачку, пустит дым, растает,
Лишь несколько оставшихся монет
Звенят на память - медь и золотая
_^_
* * *
И выглянет из поворота
придуманная давно,
забыта, как близкий кто-то,
как песенка в старом кино.
Как глупый смешной спектакль,
поставленный на дому,
и если бы кто-то заплакал,
уже не понять, почему.
И я не дождался финала,
но знаю, какой поворот,
что больше не будет начала,
и занавес вниз упадёт.
И нечего будет, кроме
известного всем наперёд,
увидеть в каком-то доме,
где больше никто не живёт
_^_
* * *
Я нахожу в календаре, четверг-среда,
И цифры по размеру подбираю,
Как будто дни и прочие года
Переставляю в разные места,
И всё равно свисает пустота
С какого-то единственного краю.
Я, как стихи, раскладываю дни,
Сам за собой иду по белу следу.
Пока ещё не кончились они,
Я наскребу недожитых сполна,
Как в сказке про сусеки для зерна,
Все соберу и, наконец, приеду.
Жизнь - календарь, то дама, то валет,
Мозаика, пейзаж, икона, фото.
И каждый день - оторванный билет,
Иначе не докажешь про житьё,
И позабудешь всё своё бытьё,
Как будто прожил жизнь не ты, а кто-то
_^_
* * *
Кошелёк для хранения денег
Больше незачем стало хранить,
Да куда их, несчастные, денешь,
Всё равно ничего не купить.
Занавеска, как маленький парус,
Зазывает незнамо куда.
Ничего не осталось, лишь старость,
И в стакане сырая вода.
Давний снимок, ещё в институте,
Дети, внуки лет двадцать назад.
Дали в ЖЭКе - в простеночке Путин
Неожиданно смотрит в глаза.
На кровати рябит покрывало.
Под иконкой - за газ и за свет.
На полу, как жила, так упала.
И не дышит, и помощи нет
_^_
* * *
Осыпаются века жёлтыми листами,
По осенней по вселенной яблоки висят,
Тучи времени ползут высоко над нами,
И секунды под снежинки радостно косят.
Тикают наискосок, в атмосфере тают,
Килограммами часов не измерить вес,
Ты поди переживи всё, что пролетает,
Часовые стрелки в рост выставляет лес.
Время доят и коров голыми руками,
Вкус зависит от сортов выживших плодов.
И жевать, не доживать длинными годами,
И тащить, не дотащить жизни сто пудов.
Вот проносит старичок, свой кулёчек часа.
На раздаче отвечай:»Я ещё живу».
Время режут по утрам, как сырое мясо,
Пайку времени дают всем по старшинству
_^_
* * *
За тем поворотом, где тёмные липы,
Меняется время, погода и день.
Оттуда доносятся песни и всхлипы,
Туда расползается тень.
И веришь, идут пионеры в походы.
И слышишь-не слышишь, крадётся беда.
А хочешь-хохочешь, теряются годы.
Но их не вернёшь никогда.
Дни, будто открытки, исписаны криво,
Верже, на картоне, на смятом листке.
И марка на них отразится красиво,
Как памятник с саблей в руке.
А в калейдоскопе с подзорной трубою
Видна наша жизнь - вся от входа на выход.
В дорогу в котомку ко вдохам с собою
Один дополнительный выдох
_^_
* * *
У рубашки запах неживой,
Позабыла, что ли, времена,
Как под хриплой тучей грозовой
Обнималась с дождиком спина.
Флагом помелькала меж дерев,
Унося запретную печаль,
На черновике с трудом стерев,
В эхе крика «здравствуй», слово «жаль».
Замаскировать любимый цвет,
Раствориться в небе голубом,
На просвет не пробивает свет.
Всё потом забудется потом
_^_
* * *
Приморский городок английский
с ухоженной душой и близкий
к прибою, пляжу и песку,
прилипшему, как сон, к виску
под солнцем над обрывом
к стоящему на нём леску
под воздухом счастливым.
Вот пахнущий кокосом дрок
из книжек Конан-Дойля,
тут для всего и час и срок -
для жизни и раздолья.
И связанные по морям,
Британцы и французы
В порту вгоняют якоря,
Как шар бильярдный в лузы
_^_
* * *
ни страною, ни городом,
ни судьбой, ни любовью
не распорядиться,
только сбиться с дороги
и понимать,
угораздило сбиться,
только верить с опаской,
что всё обернётся к живому,
хоть бы к этому счастью,
привычному небу кривому,
там где прошлого якорь
любую царапает бездну,
только я на мели
и всё в жар попадаю и мёрзну,
на небесном экране,
снова выстиран синькой,
всё картинки цветные, простые
плывут за картинкой
и покажут, что было, что будет,
ведь небо пока голубое,
или это дизайн и реклама
про модные нынче обои
_^_
* * *
Если свой снежный ком поутру покатить по снегам,
Отрывая от кожи земной снежинки литые,
Наливается шар, и помёт прилипает к рукам.
Тяжело, но, бывает, встречаются склоны крутые.
И тогда ветер мимо от счастья свистит, ты поёшь,
Свежий снег впереди, а истоптанный сзади не тает.
С песней «сердце в груди» ты на гору сугроб занесёшь,
Он обратно сползает, съезжает и даже слетает.
Это время такое, его называют - февраль,
Недозрелый и сбитый со счёта прыщавый мальчишка.
Он снежками с деревьев сбивает корявый хрусталь,
Он, конечно, оттает потом, как весенняя шишка.
И не знает, когда за него заступается март,
Место встречи, пароли, где карта, козырная карта?
Он считает, что главное в месяце номер и фарт,
И не видит ещё ничего дальше носа и марта.
Он не верит, что снег не всегда, и приходит вода.
Всё - цветы и жара, и плоды на ветвях - незнакомо.
Он, дремучий, не знает, Земля захватила года,
А ему только месяц достался, ни друга, ни дома
_^_
|
