Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Колонка Читателя

   
П
О
И
С
К

Словесность



      СТИХОТВОРЕНИЯ

      *ХХ ВЕКУ  *ГОЛГОФА 
      *У меня две пары глаз...  *СОЛДАТСКИЙ МАРШ 
      *Дождь ушел за тридевять земель...  *В этот самый глухой, заполуночный час... 


        ХХ ВЕКУ

        Расстегни кобуру языка,
        Вот он черный блестит, одноствольный,
        Твой смертельный, святой и крамольный,
        Формы страха и сути клыка.

        За колючей изнанкой ворот
        Покажи закопченную глотку,
        Твоих нервов электропроводку,
        Твой обложенный мухами рот.

        В разноцветье истершихся глаз
        Навсегда поселилась тревога.
        Ты спасал глаукомою Бога
        И всевидящих сделал из нас.

        На прощанье меня посади
        И налей мне сто граммов урана,
        Покажи мне, как плавятся страны
        От стучащего пепла в груди.

        Ты отжил свой положенный век
        И уходишь по следу проклятий.
        Под твоим скоморошечьим платьем
        Ковыляет смешно Человек.

        Октябрь 1999

        _^_



        * * *

        У меня две пары глаз
        И бесчисленные лица,
        А на всех одна зеница
        Ока на моем веку.
        Ты войдешь. В который раз,
        Ниц падет моя ресница,
        Будто в обморок девица,
        На пунцовую щеку.

        У меня лишь пара рук -
        То же, что имели боги.
        Почему же так убоги
        Их творенья? Как же так?
        Руки задрожат на стук
        Твоих туфель на пороге.
        От тебя, от недотроги
        Пальцы прячутся в кулак.

        У меня одна беда -
        Ты прекрасней всех на свете.
        Всюду чудятся мне сети
        Посторонних глаз и рук.
        Но приходишь ты сюда.
        Сердце рвется вон из клети,
        Словно ждет минуты эти
        Сто последних лет разлук.

        Октябрь 1999

        _^_



        * * *
                И.Б.

        Дождь ушел за тридевять земель,
        Утирая слезы кулаками.
        Вот и все. Чужими облаками
        Застлана последняя постель.

        Тысячестраничная душа
        Вырвана из трепаной обложки.
        На маяк кладбищенской сторожки,
        Что вдали мерцает чуть дыша,

        Сквозь туман венецианских грез
        Поведет Харон за ним гондолу,
        И найдет монетку валидола
        За щекой - в уплату за провоз.

        Над брусчаткой зимних площадей,
        На глазах у слепнущих атлантов,
        Всполошатся траурные банты
        Стаями голодных голубей.

        Октябрь 1999

        _^_



        ГОЛГОФА

        В зеркальных глазах отражения зноя и блеска,
        и гула из недр амальгамы, и всполохов стаи
        движений, летящих полянами слуха и зренья.
        И мозг-эпилептик затих в ожидании всплеска
        всей памяти чувств, что как ветер, играя листами,
        восходит, листая, к страницам эпохи творенья.

        Еще на пути в этот солнечный город-подросток,
        что строит дома, зарывая обиды в фундамент,
        уже на пути то, чего нам неведомы знаки.
        Но что-то случилось у неба со светом и ростом.
        И в тело, как в землю, врастает терновый орнамент,
        шипами лаская на коже взошедшие маки.

        У тесных жилищ, семеня, муравьиной походкой,
        туда и обратно шагают бескрылые люди,
        скрывая под панцирем руки. И нет им роднее,
        сжимающих мертвою хваткой и сердце, и глотку,
        худых кулачков, что висят, как усохшие груди
        кочевниц-мадонн на безводной груди Галилеи.

        Распятое солнце оплакивать птицы устали.
        Уставились в землю. Земля, как и прежде, безвидна.
        Еще одна смерть насурьмит под седыми бровями
        кроваво-лазурно-пустые небесные дали.
        И только убитым богам воскрешаться не стыдно…
        Еще одна смерть, но не та, что накормит червями.

        Ноябрь 1999

        _^_



        СОЛДАТСКИЙ МАРШ

        Марш молчания по пропавшим,
        мертвым, вычеркнутым, восставшим
        ростом выше памяти нашей,
        губы, сыграйте марш.
        Рот, захлебываясь конфетой,
        поцелуем и сигаретой,
        слушай, как за щекой монета,
        звякает "Отче Наш".

        Боже! Ты же соткан из чуда.
        В мире, где смертельна простуда,
        я иду воевать за груду
        черных чужих камней.
        Скольких здесь побелели кости.
        В сердце моем ни капли злости.
        Господи! Не зови мя в гости.
        Лучше спустись ко мне.

        Пуля выдаст команду "вольно".
        Корчись, тело, коль очень больно.
        Все равно всех кладет продольно
        смерть на своем плацу.
        Прапор, выдай живым-тверезым
        за меня уставную дозу.
        Пусть поплачут они, ведь слезы
        мертвому не к лицу.

        Ноябрь 1999

        _^_



        * * *
          "O Captain! my Captain! rise up and hear the bells…"
                    Walt Whitman
        I.

        В этот самый глухой, заполуночный час,
        Час, который узнаешь по немощи глаз,
        По руке, чуть дышащей подкожным теплом,
        По губам, открывающим сердцу пролом
        В этом теле, живущем само по себе.
        Свою душу боясь расплескать при ходьбе,
        Ты войдешь в этот час.

        Ты услышишь не голос, но ноющий звук -
        То гудит темнотою изогнутый лук
        Тишины, что свилась в тетиву и дрожит
        Каждым нервом в пучке из прожилок и жил.
        И спеленуто горло, и уши пусты,
        Рук над мозгом кипящим сведутся мосты,
        Слух пытаясь спасти.

        Не найти, даже если найдешь - не достичь
        Широты горизонта, где клекот и клич
        Караванов, бредущих в узде долготы,
        Ощущают бесстыдство своей наготы
        Перед вздохами вод и одышкой ветров,
        Перед криком, за тысячу миль, городов.
        Ты поймешь это вдруг.


        II.

        В чреве мрака, проваленном в небо, не спят:
        Слышен шорох комет, метеоры свистят,
        Млечный Путь запотел от дыханья Стрельца
        И свернулся в спираль от мычанья Тельца,
        Хриплый кашель и лай Гончих спущенных Псов
        Чью-то жизнь загоняет на чашу Весов.
        Не твою ли? Взгляни.

        Километры базальтовых, черных глубин
        Оживают глазами большущих рыбин.
        В них спокойствие, мудрость и опыт конца.
        Там не спорят, там знают, там ждут мертвеца,
        Там фанфары бурлят из затопленных труб,
        Там молитва со скользких пузырится губ
        И всплывает к тебе.

        Не про них немота, ты - Великий Глухой,
        Ты - в тоске замурованный крот под сохой,
        Раздирающей дерн пелены твоих глаз.
        Ты такой же, как все, ты из них, ты из нас.
        Ты в погоне за светом глотающий тьму,
        Ты болезнь не морскую несешь за корму -
        Ты остался один.


        III.

        Твой корабль опустел и ведет себя сам
        Под ворчанье и нудную песнь колеса.
        Шторм сорвал паруса и украл якоря,
        И унес все, что мог ненасытным морям.
        Крепче, крепче держись за облупленный борт.
        Может быть, эта ночь приведет тебя в порт,
        О котором мечтал.

        Ты доверься воде, что качает огни.
        Если сможешь, поверь, если нет - обмани
        Эту россыпь светящихся старых могил,
        Ты не первый идешь, кто-то раньше здесь плыл,
        Курс по звездам держа, по изгибам лекал,
        Тот, кто бакены грудью спросонья толкал,
        Уходя в вечный сон.

        Слышишь, колокол дрогнул у ветра в руке?
        Видишь, ночь распоролась по шву вдалеке?
        Изорви ее в клочья и брось в океан,
        Подымись и на мостик взойди, Капитан!
        На сетчатке твоей, глубже неба и дна,
        На рассвете земля будет ясно видна.
        Подымись, Капитан.


        IV.

        Ты войдешь в эту гавань в объятиях скал,
        Приютивших ее стариковский оскал,
        Гнилью свай обнажающий челюсть воды.
        Ты увидишь в глазах ее цвета слюды
        Серый мрамор небес, обретающих твердь.
        Это гавань Горгоны, здесь камень и смерть,
        Здесь лишь камень и смерть.

        Ты сойдешь на изъеденный солью причал,
        На котором никто никого не встречал,
        Где всегда провожали навеки суда.
        Будешь первым из всех, кто вернется туда.
        Там, в порту, ты приветливый встретишь народ,
        Ты останешься там на всю жизнь или год,
        Или день, или час,

        Тот, который узнаешь по влажности глаз,
        По предметам и лицам, что видел не раз,
        По руке, чуть дышащей подкожным теплом,
        По губам, открывающим сердцу пролом
        В этом теле, живущем само по себе.
        Свою душу из вида теряя в толпе,
        Ты войдешь в этот час.

        Декабрь 1999

        _^_



        © Михаил Фельдман, 1999-2024.
        © Сетевая Словесность, 2000-2024.




Словесность