— Все идет, как надо! — прокомментировал Костя, бросив на него мощный, выспрашивающий взгляд. — Наше бытие пронизано диалектикой: сначала тезис, потом антитезис. — А в глаз? — угрюмо буркнул Топилин. Огромный Костя в комическом испуге отпрянул. Была в нем эта славная, обезоруживающая черта — он легко уступал. Это было очень ясно — что не придут. А он-то пыжился, корчил из себя героя. Стыдоба. Обмишурился. Стыдоба, да и только. Этот Володя оказался на три головы выше — ах, подлец, ах, политик. Лицо у Топилина горело. Не должен он был отпускать Катю. Не должен. А как бы было? Представь, как бы было? Ты что, в самом деле полез бы драться? Как самец? Кажется, в Эрмитаже он видел такую картину — два гориллоподобных мужика готовы к схватке из-за белотелой, с рыжими волосами, равнодушно взирающей на них женщины. Какая чушь! Ну, что он в самом деле? Бросить все и забыть. И какое он имеет право вторгаться в чужую жизнь? Никакого права. Вот так. Вот и живи, как жил. Вот и поделом. Вот так. По дороге домой он не замечал, что говорит вслух, и спохватился, только поймав удивленный встречный взгляд. Дошел, — горько усмехнулся он. — Точно дошел. Он повернул ключ в двери — на него сыро дохнуло ремонтом. В квартире было погано. Она была безжизненной — разрушены все прежние приметы устойчивости, налаженности, тепла. Все вверх ногами. Это он сам и затеял. Все перевернул. А те, кто помогал перевернуть, покинули его в самый неподходящий момент. «Еще скажи спасибо, что тебе морду не своротили на сторону, — подумал он. — Тебе еще повезло. Ты очень везучий». А ремонт? Собственно говоря, основное они успели сделать. Это он все-таки отметил краем сознания. Обои в прихожей он и сам переклеит. И плинтусы покрасит. А на кухне стены можно оставить, как есть. Только помыть, и все. Только вот деньги, деньги они не взяли. Это они красиво. Чтобы унизить. Молодцы... Ах, стыдоба, стыдоба. Ну и ладно. Все. Топилин сказал себе «все» и вошел в ванную комнату. Из зеркала на него смотрел растерянный человек — среднее между рохлей и героем-любовником. После душа стало много легче. Боль ушла. Раньше она была четкая, угнездившаяся и мучительно ворочающаяся в гнезде, а теперь — вроде туманного облачка с неясными краями, даже не понять — то ли боль, то ли так просто, хандра. Даже вроде жалко стало себя. «Надо сходить в магазин, — подумал он, — купить молока и хлеба». Сегодня он ничего не будет делать. Ну его к бесу. Лучше посмотрит телевизор. Будет сидеть и смотреть и отламывать от свежего батона душистые ломти и запивать прямо из бутылки. Замечательно. Он открыл дверь — за дверью стояла Катя. — Извините, что задержалась, — на «вы» сказала она, неуверенно, но все же переступая порог. Судя по ее зарумянившемуся лицу, она торопилась. — Вы что, уходите? — осведомилась ничего не значащим голосом, оглядывая, что где. — Я на минутку, в магазин, — сказал Топилин. — Ела? Купить что-нибудь вкусное? — Купите, — повернулась она к нему, улыбнувшись припухлыми губами. Только теперь он заметил, что у нее какой-то тревожный, раненый взгляд. — А где Володя? — спросил он. — Запил. Не придет. — А... — качнул он головой. — Тогда, может, не стоило тебе... — Он счастливо лгал, зная, что за это ничего не будет. — Как? — прямо посмотрела она на него. — Мы ведь обещали. — Ну да... Конечно, — пробормотал он, с трудом сдерживая свое счастье. — Я сейчас. — И бросился вниз по лестнице. Это было бегство — от нее, а больше от самого себя, а еще больше — от того, что стояло за ними. И самое блаженное в бегстве было предчувствие возвращения. Это предчувствие невозможно было бы пе-ренести, не сбежав. «Она там!» — стучало, щемило, болело, ликовало в нем. Очень важно было, что она именно там и что она ждет. Он и покупал для нее — бестолково и сердя продавщицу. А сам только смеялся в ответ — лицо, может, и не смеялось, но внутри — внутри он смеялся от счастья. Странное такое счастье — ни от чего. Просто оттого, что она там. Так вдруг светло стало внутри. И чудилось, что он такой большой, всемогущий, а грудная клетка — это такое залитое светом пространство, когда солнце прямо в глаза, так, что смотреть невозможно и предметы расплываются, превращаясь в лучи, и потому — ни земли, ничего, только свет, только полет в этом свете, навстречу ему, — вот как было. Он и обратно бежал, отведя подальше руку, плавно неся в авоське снедь, не бежал — плавно скользил, летел, как белый конь с крыльями. Ключом открывать не стал — позвонил. — Вот! — торжественно вытянул он навстречу Кате руку с авоськой. — Будем есть. Она смотрела на него, как на ребенка, которого любят. Она смущенно следила, как он колдует среди свертков и кульков, гремит сковородкой, хлопает дверцей холодильника. — Что это вы, в самом деле? Что я, вас объедать буду? Топилин враз все бросил и осуждающе посмотрел на Катю: — Вот так ты больше никогда не будешь говорить, идет? — Идет, — кивнула она, завороженная этим нечаянным будущим временем, чувствуя и свой промах и то, что без него не возникло бы сейчас мгновенно осенившей картины — «он и она». — И еще говори мне «ты». Она радостно кивнула. Топилин хотел подойти и поцеловать, но почувствовал — нет права. Вчера было, а сегодня нет. Еще нет. Он и не подошел, только труднее стало — только что все было ясно и без тайны, а вот теперь и тайна, и скрывать нужно, притворяясь, что все просто и ясно. Они сели за стол. Еда была разной — на мелких тарелочках. — А сколько твоему сыну лет? — спросила Катя, протягивая вилку через стол, к ломтикам сыра. Голос у нее был равнодушный, как бы растворенный в деловитости движения руки с вилкой, спрятавшийся за это движение. Топилин почувствовал, что это не простой вопрос — он был выстрадан, решен в ней независимо от его ответа. — Шесть, — сказал он как можно беспечней. — Его зовут Петя? — Ага. — Как моего отца. — Здорово! — почему-то восхитился Топилин. — Он похож на тебя? — Нет, — подумал Топилин, забывая оставаться беспечным и незаметно для себя теплея глазами и голосом, — скорее на мать. — Может, потом будет похож на тебя? — предположила она. — Ведь дети меняются... — Да, может быть, — опомнился он. Разговор ему не нравился — опасный разговор. Главное — он препятствовал тому чудесному, непленному, ликующему, что переживал Топилин по дороге сюда. Зачем она об этом? — подумал он. — Неужели они не могут обойти эту тему? Ему лично это ничуть не мешало. Это были совсем разные, не пересекающиеся плоскости. Он даже увидел их. И вдруг почувствовал, что пересекутся, где-то там, далеко, в ослепительном пространстве, все равно пересекутся — и холодком обдало. Небольшим таким холодком, как при взгляде из автобуса, когда проспишь свою остановку. Мгновенное падение сердца. Или это еще раньше случилось — как со взглядом ее столкнулся. Это после какого-то его ответа она вдруг посмотрела на него совсем по-иному, как прежде не смотрела, и он словно сорвался в бездну. Во взгляде этом было даже не знание того, что будет, а скорее вопрос, но он почувствовал, что и в этом кротком ее вопросе они, Топилин и Катя, объединены, да так, что не освободиться, — что-то длительное, непрекращающееся было там. Он положил свою руку на ее (накрыл косточки кисти), как бы отвечая на этот взгляд, но на самом деле не справляясь с ним, и ее глаза не откликнулись на это прикосновение — оно было мельче вопроса. Раздался звонок.
(продолжение следует. нетерпеливым лучше читать через день)
22.01.03 22:30:04 msk В.Н. - И.К.
Игорь, мне кажется, следует публиковать "Тротуары" более крупными кусками. Иначе возникает стервозное желание поделиться догадками о развитии сюжета, что вряд ли понравится большинству.
22.01.03 10:00:20 msk Продолжение
Вечер, хоть он и ждал его, и, закрыв глаза, приближал, тревожась, — вечер начался смутно. Было много работы. А уйти он уже не мог. Здесь была Катя. Ему казалось: оставь он ее — и выйдет предательство, как бы нельзя уже было оставлять ее на Володю. Смешно, — думал он, — ведь она все равно уйдет. А здесь вот не мог он ее оставить. Его квартира не допускала, чтобы Катя оставалась здесь не с ним. И неясно было — как вести-то себя теперь? Он и мыкался — из комнаты на кухню и обратно. Варил клейстер из муки, помогал разрезать рулоны обоев, раскатывал их. Хорошо, когда вдвоем с Катей. А то и с Володей. Намазывал половой щеткой — и они уносили овлажневший, нагрузший, готовый порваться кусок. Он оставался и томился ревностью. А потом уже Володя мазал, а они носили. И эти минуты вдвоем стано-вились подтверждением того, что было вчера. Топилин и Катя бросались друг к другу — и в торопливой ласке, в коротких поцелуях в виду опасности и риска было столько нерасплеснутой и теперь словно узнаваемой ими страсти, что в глазах темнело. «А что Володя?» — время от времени спрашивал себя Топилин, плечами, затылком чувствуя нависающую угрозу и останавливая быстрые пронизанные дрожью руки и губы Кати, прерывая, отталкивая от себя — будто Катя хотела, чтобы их наконец застали и разоблачили, чтобы все наконец стало на свои места. «Что будет?» — спрашивал он себя, не в силах противиться сокрушающей ее нежности, закрывая глаза и ожидая тупого смертельного удара сзади. Неужели Володя ничего не видит? «А, будь что будет!» — отвечал он, уже не полагаясь на себя, а только на Катю. Нет, не могла она его подвергнуть опасности. Словно сама брала его под защиту, зная, как должно быть. А потом стало вовсе весело — к опасности привыкаешь быстро и становишься безрассудным. А безрассудство выше опасности. В конце концов побеждает тот, кто перестает бояться.. Это всегда видно, что ты больше не боишься. Топилин уже ничему не удивлялся. Была такая сказка — чтобы набраться сил, герой прижимался к матери сырой земле. Так он прижимался к Кате. Володя только ухмылялся. Это, думал Топилин, чтобы они поняли, что он, Володя, не лох, и все-то для него как на ладони. Будто его самолюбие этим и довольствовалось. Топилин весело ждал. Тут каждое мгновение имело свой знак и свой черед. И поменять их местами было невозможно. И было в этой череде мгновение крутого разговора, мгновение удара по лицу и мгновение ухода. Но они миновали, так и не проявившись, и Топилин почувствовал, что теперь ему уже ничего не грозит. По крайней мере, на сегодня. Это все Катя... Если б не Катя... Володя ухмылялся, как обиженный мальчик. Казалось, самое его жгучее желание — это подсмотреть за ними в щелку. Но подсматривать строго-настрого запретили, и у него было неудовлетворенное лицо. Безумие, что она ушла с ним. Не должна была уходить. Топилин готов был драться насмерть, а она ушла. Если б не ее утишающее, обещающее пожатие на прощание, он готов был бы подумать, что обманут. Коварно. Но он поверил этому рукопожатию, словно сказавшему, что так надо. А до того была еще смешная сцена, когда он доставал с полки книги, показывал им — и они с одинаковым ученическим прилежанием склонялись над страницами, прочитывая то, на что он указывал. «Да вы возьмите!» — сделал он широкий жест, вручая им (Володе) томик стихов любимого поэта, как бы в знак расположения и приязни желая приобщить к возвышенному, духовному. («просветитель»...), — «Дарю!» Это выглядело как откуп за происшедшее, за Катю, и ему показалось, что Володя и принял как откуп — взял с правом на это. Вслух же Володя сказал: «Зачем дарить? Мы вернем». Он надавил на «мы». И в этой сцене, — наедине размышлял Топилин, — тоже была важна и необходима каждая деталь. Это было мое с ним объяснение. Володя не поверил нам. Не поверил, что это серьезно. Подумал, что это первый раунд, который можно и проиграть. Он решил, что второй, поскольку они уходят, и Катя будет с ним, выигран и без схватки. А если он ее изобьет? Негодяй! Трус! Ох, все-таки зачем она ушла? Вдруг, навязчивым, бесстыдно-страшным, уничтожающим видением возникло, как Катя и Володя ложатся вместе в постель, и он насильно овладевает ею — запрокинутое лицо Кати увидел, то, которое было в поцелуе перед ним, и застонал. Ночью он проснулся с одной отчетливой мыслью — они больше не придут, а утром эта мысль выросла в убеждение. Самое дикое и непростительное — что он даже адреса не спросил. День начинался глухо и больно. (продолжение следует)
22.01.03 03:43:49 msk Цветик
На подъеме
Весна за весною. Лишь лето увяло, Лишь осень отметилась мороснячком, Зима освежила кивком опахала, И снова все чувства - как флаги - торчком.
Торчковое время? Наверное, возраст: В привычном безделье, покое, глуши Душа все быстрей обрастает коростой И нужно бороться с утруской души.
Остатки себя посвящаю борьбе. На женские ножки кошусь вожделенно И каждой весной возвращаюсь к тебе С надеждой, Торчащей воодушевленно.
22.01.03 00:22:47 msk И.К.
На службе почтовые уормсы съели уинч. Надеюсь, в четверг почта заработает. Там меня ждут замечательные письма. Я их сегодня читал. Стоило, право, уйти из гостевой ради таких писем.
21.01.03 12:07:31 msk Продолжение
Звонок раздался резко, как окрик. Они отскочили друг от друга, и Катя, побледнев и бросив на Топилина страшный взгляд, убежала в комнату. Топилин понял, что только теперь, пока ее нет, и надо открывать. Иначе не скрыть. Когда он поворачивал замок, руки его дрожали. — Вот! — сказал Володя в интонации своих последних, сказанных им час назад слов. Будто за дверью стоял. В руке его лежал забитый известкой цилиндрик. И, видя, что Топилин смотрит непонимающим взглядом, вдруг, словно почуяв что-то, враждебно повторил: — Вот он, наконечник. Из комнаты вышла Катя, другая, новая, переменившаяся, но не подошла, а стала в дверях, положив руку на косяк. Она так посмотрела на Володю, что Топилина окатило ужасом: «Сейчас признается», — но губы ее, подрожав, разомкнулись для других слов: — Проветрился? Мы сегодня ничего не успеем по твоей милости. «Как неосторожно она ведет себя!» — паниковал Топилин. Но Володя, против его ожидания, как раз на это и клюнул. Рот его перекосила привычная к укоризнам ухмылка, и он стал спокойно налаживать агрегат. Вскоре в комнате запахло мокрым мелом, мутная морось садилась на лампочку, стало темнее, и за усталостью и суетой все, что было, показалось не важным, до обидного не главным, случайным каким-то и прошедшим навсегда. И Кате, качавшей ручку насоса, передалось это. А глав-ным был Володя в малярской треуголке из газеты, и он ожесточенно водил шипящим металлическим хоботком вдоль потолка.
То ли от того, что Топилину непривычно было спать на кухне, то ли от того, что все случившееся было столь неожиданно и непредсказуемо, но под утро ему приснился такой же ни на что прежнее не похожий сон. Ему приснилось, что он видит с высоты ярко-зеленое поле, и хоть спал, но и во сне поразился цвету и подумал, что это первый раз так. Пронзительно зеленое поле это он видел как на киноэкране, и сверху, с верхнего среза на этот экран стремительно влетали, кувыркаясь, разноцветные перья, мешая смотреть. Перья были тоже яркие — самых немыслимых цветов. Это птицы, — догадался он, — это битва. Это птицы бьются насмерть там, наверху. Но радость, кощунственная радость была сильнее страха догадки. А по зеленому полю кто-то скакал. Вернее, то скакал, то летел — белого цвета. Это Пегас, — понял он, — крылатый конь. И тут же и взаправду увидел прекрасные белые крылья. И хотя перья, разноцветные перья, яростно влетающие откуда-то сверху, по-прежнему застили картину, мелькая перед глазами, он уже не думал о смертельной схватке, а любовался белым приближающимся крылатым конем, движения которого были замедленны и плавны. Он вспомнил сон, когда умывался, подумал о вчерашнем и не испытал никакого раскаяния. Он мчался на работу и все время улыбался. «История!» — повторял он, или это само в нем повторялось. «Ну и история!» — и улыбался. «Ах ты, милая, — думал он о Кате, — милая, отважная». А как она ему ответила... «Ах ты, милая моя!» — И горячо становилось. — Ты что это сегодня сияешь, как отполированный ноготь? — Отклонился прямой спиной из-за кульмана его приятель, поворачивая в его сторону свою действительно сияющую крепкую лысину отпетого холостяка. Его увеличенные очками, и без того на выкате глаза смотрели мощно и разоблачающе. Таких, с неуемной энергией и крупными, едва умещающимися на лице чертами, называют людьми Юпитера. — Вот что значит без жены, — не стесняясь присутствующих, пророкотал он. — Приобщился? За соседними кульманами хмыкнули. Топилин тонко улыбнулся и не ответил. — Приобщился! — утвердил приятель — его звали Костей — и, оживляясь от перспективы услышать подробности, загремел стулом. — Да сиди, сиди, — хмыкнул Топилин. Костя приложил палец к губам и, перекинув глаза в сторону раздавшегося смешка, кивнул ему уже с другим, заговорщицким выражением, которое, однако, настаивало на дальнейшем движении к сути — дескать, подробности потом, да? «Тет на тет?» Топилин с поспешным согласием мотнул головой и одновременно сердито сдвинул брови, — что, недержание? Костя понял, что требуется рыцарство — как все холостяки-бабники, он был помешан на куртуазности, — и радостно, оттого, что его жизненная философия подтвердилась еще одним сногсшибатель-ным (это Топка-то?!) аргументом, оцепенел перед своим чертежом. — Кто она? — с трудом дождавшись, когда Топилин выйдет перекурить, деловито спросил он, подставляя зажигалку. — Брось ты, Костька, в самом деле, — отмахнулся Топилин, хотя ему было приятно. — Я ничего! — Отгородился ладонями Костя. — Не можешь — не надо. Хозяин — барин. Когда бросили окурки сигарет, он все-таки не удержался: — Ну, хоть скажи — да? — Ну да, да, да! — в притворном раздражении сказал Топилин и пошел к двери. — Топка! — восхищенно простонал Костя. Вот за это его Топилин и любил. Потом он на себя рассердился. Пижон, дешевка, чем ты хвастаешь? И что было-то? Мальчик, тебе сколько лет? (продолжение следует)
ОВЕН Королева Посохов (прямая) Потребуется применить власть по её прямому назначению: навести порядок. Начните с наведения порядка в доме, затем переключите свою бурную активность на рабочее место и будьте для подчинённых строгим, но справедливым руководителем. Не старайтесь стать “мамочкой” и “папочкой”, соблюдайте дистанцию между собой и окружающими.
ТЕЛЕЦ Принцесса чаш (прямая) Настала пора показать самые лучшие стороны своей Души. Не бойтесь быть чутким, внимательным, мечтательным и ясно выражайте свои чувства. Воспринимайте всё происходящее на этой неделе самым серьёзным образом. Несмотря на большое внутреннее напряжение, тщательно контролируйте эмоции и не стройте далеко идущие планы в в личных отношениях (пока они носят легковесный характер).
БЛИЗНЕЦЫ II Верховная жрица (прямая) Мечтайте, но в своих фантазиях не заходите слишком далеко, чтобы не потерять связь с действительностью. Не доверяйте никому свои тайны, строго следите за соблюдением режима секретности. С осторожностью отнеситесь к красивой и независимой даме: она постарается воспользоваться своей привлекательностью для достижения своекорыстных целей. Настроение будет часто меняться и к концу недели вы сами от себя изрядно устанете.
РАК 4 Пентаклей (перевёрнутая) Профессиональные неудачи, много сил и энергии потратите на выяснение отношений и на бесплодные попытки удовлетворить своё самолюбие. На работе не конфликтуйте и пореже попадайтесь на глаза начальству. Не принимайте стратегически важных решений в отношении финансовых вопросов: велик риск потерять постоянный доход и попасть в ситуацию, когда “всё твоё - моё” (вашу часть обязательно поделят между собой другие).
ЛЕВ Туз Посохов (перевёрнутая) Забудьте о своих честолюбивых планах: им не суждено осуществиться. В настоящее время ваше жизненное пространство значительно сузилось и примите спокойно факт ограниченного существования в потоке жизни. Преждевременно начинать новые дела: вы поторопились с выводами, увлеклись внешней стороной проблемы и слишком спешите активно действовать.
ДЕВА Принц Пентаклей (прямая) Высокая профессиональная активность, удачное решение финансовых вопросов, быстрое достижение цели: что может быть лучше для делового человека! Можно смело начинать новое дело и привлечь к этому процессу всех, с вашей точки зрения, важных людей. Почаще делайте подарки и не приходите с пустыми руками.
ВЕСЫ 7 Мечей (перевёрнутая) Трудный и ответственный период: столкновение с таинственной, но явной угрозой для благосостояния и здоровья (буквально возникнет вопрос: жизнь или смерть). Соблюдайте внешние приличия, тщательно следите за собой и не показывайте никому, что вы пребываете в плохом настроении, хотя это будет очень тяжело сделать.
СКОРПИОН 7 Чаш (перевёрнутая) Обострение хронического заболевания, тоска, одиночество, хандра: не пора ли прекратить заниматься самоедством? Обратите внимание на главное, вы слишком увлеклись деталями, предъявляете повышенные требования к партнёрам, избегаете встреч, зря обижаете любящих вас людей. Не заключайте сделок: велик риск обмана и нечистоплотности в деловых вопросах.
СТРЕЛЕЦ 6 Посохов (прямая) Хотите улучшить условия своего проживания? Желаете продвинуться по службе? Берите бразды правления в свои руки и победа обеспечена! Успех гарантирован при максимально добросовестном отношении к порученному делу. Предстоит лёгкое увлечение и любовный роман в командировке, как минимум - развлечение в пути, в дороге.
КОЗЕРОГ 2 Мечей (перевёрнутая) Вспомните все ранее нанесённые обиды, что приведёт к ухудшению супружеских, партнёрских отношений. Ссора на почве ревности: причины гораздо более серьёзные и дело во взаимном непонимании. Противники будут активно на вас нападать, не постесняются применить грязные методы борьбы и сделают всё, чтобы у вас наступило нервное расстройство.
ВОДОЛЕЙ XX Суд (прямая) Проблемы есть, но они вполне разрешимы. Кратковременная встреча с близким человеком, за которой последует длительная разлука. Дадут знать о себе те, кто, казалось бы, давно о вас забыл: ждите звонка от старых знакомых. Хорошее время окончательно рассчитаться и отдать все долги или потребовать отдать старый долг: когда ещё такой шанс выпадет?
РЫБЫ 4 Чаш (перевёрнутая) На вас оказывают давление родственники, особенно женщины или по материнской линии. Вы внешне согласны сделать всё по их желанию, но понимаете, что сами хотите совершенно другого. В жизни наступил застойный период и произошёл “возврат” старой проблемы. Не доводите ситуацию до кризиса - решайте здесь и сейчас, хватит откладывать.
Астролог Шарова Татьяна Юрьевна
20.01.03 03:29:03 msk ЖЖ - ИК
Игорь, если Вы не видите переносов в Ворде, а видите только здесь, то перед тем как копировать сюда, откройте в Ворде "Найти-заменить", нажмите кнопку "Больше", затем - "Специальный", найдите "мягкий перенос" и замените его ни на что.
(Если это трудно, то просто в строке "Найти" укажите два символа: ^-, а в "Заменить на" - ничего).
Я никогда не вдавался в проблему, откуда эти мягкие переносы берутся, но это типа невидимая подсказка Ворду, в каком месте при необходимости слово можно разбить. В Ворде этих мягких переносов не видать, а в остальных местах при копировании они превращаются в обычные дефисы.
19.01.03 22:02:09 msk И.К.
ЖЖ, я буду без электронной почты до четверга. Если что срочное, дайте знать в гостевой.
18.01.03 15:42:07 msk И.К.
ЖЖ, отключение автоматических переносов не помогло. Пришлось убивать их вручную в окошке, прямо здесь, блин...
18.01.03 15:40:20 msk Продолжение
Потом Топилин часто размышлял, что было бы, если б Володя не забыл этот самый распылитель. И отвечал по-разному: иногда в том смысле, что ничего не было бы, а иногда наоборот, — что все равно суть проявила бы себя любым иным путем. В тот же миг, когда дверь за Володей захлопнулась, он испытал задержку дыхания и так, с чуть сдавленным горлом, и двигался теперь, что-то делал неслушающимися руками. Удивительно, но и Кате, похоже, стало не по себе. Дверь хлопнула — и пространство замкнулось, объединяя их, обволакивая единым предчувствием. Никогда еще (или разве что давно и забылось), никогда еще Топилин не испытывал такого многозначительного соучастия обступивших стен. Ему казалось, что Катя — его пленница. В каком-то романе он читал, что подобное испытывает владелец автомашины, когда к нему садится женщина, — будто само сиденье, все эти мягкие обводы обнимают ее его руками. Будто само присутствие двоих в этом замкнутом пространстве предпо-лагало дальнейший путь друг к другу — через оболочку правил, условностей, запретов и страха. Он тут же стал судорожно выплывать, как из глубины водной толщи, из этой сдавливающей невесомости — ходил, брал что-то, переносил с места на место, не поднимая глаз, — да, они ни разу не посмотрели друг на друга, и наконец — боже мой, — что за чепуха, бред какой-то! — наконец выплыл, ему так показалось, что выплыл, и перевел дыхание. Только какое-то дрожание осталось, трепещущий под ветром огонек. Топилин был так занят своим спасением, что в эти минуты почти не видел Кати. Много ли человек живет в настоящем? Обычно его чувство рассредоточено в прошлое и будущее. Сейчас Топилин был целиком и полностью в настоящем. Оно было его действительностью — творимой и творящей на глазах. О чем-то Катя его спросила. А он не понял. Теперь она спрашивала во второй раз, и голос ее звучал чуть растерянней. — Ах, тазик. Ну, конечно, найдется. Вот. — И Топилин выволок из-под ванны пластмассовый тазик. — Подойдет? Ему сделалось смешно. Чего он только не нагородил. А все просто. Нужен тазик для раствора. И еще что-то. Капроновый чулок? Ну, конечно, — уж что-что, а это найдется. Тут он начал чуть ли не паясничать. Потому что ему не хотелось искать старый капроновый чулок жены, то бишь предъявлять улики другой своей жизни — как если бы они были его виной и обвинением одновременно. Вот и чулок, — кривлялся он, протягивал его с торжественным видом. И чувствовал себя отступником, предателем семейного очага. А нужно было процедить раствор известки с мелом. Они сидели на корточках в крошечной прихожей, Катя держала чулок, натянув его между ладонями, а Топилину надлежало выливать из банки раствор. Катя была во вчерашних джинсах, только рубашка — та, верно, запылилась — была другой. Это была синяя трикотажная футболка, свободная ей, может, не ее, а Володина, — так что растянутая резинка выреза широким полукругом открывала полную шею, мягкие впадинки под ней и над ключицами. В этой футболке особенно ладными были Катины плечи — их покатость выказывала доверие, послушание и доброту. Лицо Кати было бледноватым, сосредоточенным, а губы красными, как бы обветренными, припухлыми по внешней линии — и краснота их вместе с притемненным блеском глаз казалась нездоровой, как у человека с высокой температурой. Это потом Топилин узнал, что у нее слабые легкие, услышал столь характерное для нее покашливание, а тогда он понял это иначе. Осадок на растянутом капроне, вырастал похожим на женскую грудь холмиком сцепленных друг с другом нерастворившихся частиц красящего вещества, — вырастал, оттягивая ткань посередке. Топилин видел перед собой Катину нежную щеку, в которой стало проявляться розовое пятнышко, прямую светлую прядку ее челки. Опорожняя до дна банку, он приподнимал плечо, так что каждый раз невольно склонялся к этой прядке, к Катиной щеке, и чувствовал кожей ее тепло. Он делал вид, что, занятый, не отмечает, как близко они друг от друга. Пятнышко на щеке жарко разрослось, а сама Катина щека словно онемела в скрытой борьбе с этим жаром, и в какой-то момент Топилин почувствовал, что если не произойдет еще чего-то, более сложного, почти непосильного, но требуемого от него, то эта щека снова побледнеет, только для него уже навсегда. И, медленно вылив содержимое банки, он не стал отклоняться, чтобы черпнуть снова, а потянулся вперед и прильнул к Катиным губам. Она не уклонилась, не сделала попытки приподняться, высвободиться — ее губы ответили. Тогда его руки нашли ее, обняли, заскользили по плечам, талии, прижались к теплым холмикам ее грудей...Затем включилось сознание, и, целуя Катю, он внутренне заулыбался тому, что ее руки по-прежнему заняты, — опираясь на колени, она продолжала держать капроновый чулок с горкой осадка. Потом он напомнит ей об этом моменте, и Катя усмехнется: «Я боялась в таз уронить — пришлось бы заново процеживать...» Он же подумал, что без умысла тут не обошлось. Будто так небеса подстроили. — Ну вот, — сказал он, смущенный, растерянный, готовый понести любое наказание, когда наконец они оторвались друг от друга. — Можешь вылить на меня весь этот таз. Я заслужил. — Глупый, — сказала она. — Ты заслужил совсем другое. И эти слова не девочки, а женщины засели в нем, как какой-то главный вопрос, который он давно перестал задавать себе: а знаю ли я, что такое жизнь и кто я есть на самом деле? Вернее, засели они потом, а сейчас они просто оправдали его, поощрив настолько, что вместо чувства вины воз-никло нечто противоположное — авантюрное, завоевательное, из области «Трех мушкетеров». Надо же — так сказать, будто она увидела в нем то самое, глубинное, раньше, чем он прикоснулся к ее губам. Да, наверное, потому и дано ему было прикоснуться, что она распознала в нем что-то. И кроме этих слов остался еще вкус ее губ, даже не столько вкус, сколько все вместе — их тепло, влага, податливость. Вот главное — их какая-то почти чрезмерная, растворяющаяся податливость. В ощущении от ее губ сквозило нечто и вовсе странное — какое-то воспоминание, идущее из туманности полузабытых юношеских мечтаний, испол-нившихся потом далеко не вполне. Такие были губы. И потому жажда повторить испытанное нахлынула с еще большей силой, и второй их поцелуй длился гораздо дольше, почти в беспамятстве. Может, еще и потому, что теперь Катины руки были свободны и, задерживаясь где-то на его затылке, шее, плечах, словно в своем собственном забытьи, бродили слепо и нежно. И все ее небольшое мягкое тело прильнуло к нему столь нежно и безраздельно, что рядом с обжигающей явью желания в Топилине возник очажок страха. Володя? Нет. Что-то другое, как предчувcтвие рока, крушения. Он оторвал ее от себя раньше, чем она к этому была готова, и, обхватив ее лицо ладонями, судорожно, вопрошающе заглянул в него. Она не сразу открыла глаза. А открыв, посмотрела на него издалека, как зачарованная. — Катя! — настойчиво, требовательно сказал он, держа ее легкую послушную голову. — Что же теперь? — Ничего... — вздохнула она. — А Володя? — Володя? — казалось, она не понимала, о чем он спрашивал. — Он... он скоро придет. — Я не о том. — И я не о том, — сказала она и замотала головой, чтобы высвободиться. Что-то произошло, что-то он сказал или почувствовал не так, как нужно, и теперь не имел права на нее. — Если тебя это так волнует, — сказала она с отчуждающим холодком, — он мне никто. — Разве вы не женаты? Она посмотрела на него, словно прежде ошиблась, а теперь выверяла окончательный приговор. Он поспешно закрыл ей ладонью губы. — Прости. Прости, если можешь. Просто я пень. Верховым чутьем, на грани потери, он попал в точку. И понял, что попал, потому что в лицо, в глаза ее снова хлынул внутренний свет, а в бровях возникло протестующее, раскаивающееся выражение. — Ты не пень. Ты красивый... Ты... — И опустила голову. На какое-то мгновение Топилин увидел все это со стороны, как киносюжет про себя. «Господи! Неужели это со мной. Так не бывает...» (продолжение следует)
18.01.03 14:54:58 msk И.К.
Предлагаю парочку новейших ругательств.Они украсят ваш испанский: Vete a tomar por culo Eres un gilipollas Не уверен, что их знают в Аргентине
18.01.03 09:04:01 msk /
disculpe: cilo => culo/
18.01.03 09:00:26 msk Анатолий
Забудем пустые распри и продолжим теннисное обозрение.
Я не знаю, кто возьмет Австралию в этом году. Допускаю, что и Агасси (уж очень хорошо играет, подлец. Ошибок практически нет). Это будет заслуженно и по справедливости, -- он единственный в мировам теннисе, кто в 32 года переигрывает двадцатилетних.
Ещё более вероятно, что выиграет Хьюитт. Его недолюбливает весь мир, -- за спесь, расизм, психопатичность и внешнюю несимпатичность. Но то, что нет сегодня в мире игрока, который играет в теннис лучше -- факт.
Наш Южный сегодня порадовал: расправился с Новаком -- а это номер семь в мире -- но я в него не верю, хотя и болею за него как за русского, тем более, что Сафин выбыл.
Но вот кому я желаю победы сердцем, так это Энди Роддику. Не помню, приводил ли я здесь аргентинскую пословицу "Tiene hormigas en el cilo", которая дословно переводится как "У него муравьи в заднице" (в русском аналоге вместо муравьев -- шило). Так вот, у Роддика в заднице не муравьи и не шило, а батарейка Energizer. Он в пятом сете подаёт с такой же скоростью, с какой подавал в первом. Быстрее всех, куражистей всех, он играет по принципу "пан или пропал", что очень близко моей собственной позиции в игре. Кроме того, играет ракеткой "Babolat" (Игорь, я опять вам настоятельно рекомендую попробовать это чудо). Короче говоря, ничьей победе я не обрадуюсь настолько, насколько я буду рад победе Роддика.
Пикантность ситуации в том, что завтра Роддик играет с нашим Южным. Опять двуручник одного (Роддика) против развернутого одноручного бэкхенда другого (Южного). Придётся в болении разрываться на две части. Вспоминается песня про "справа кудри токаря, слева -- кузнеца".
17.01.03 11:59:27 msk И.К.- Анатолию
Просто у нас с вами разные подходы. Я прежде всего отмечаю достоинства, вы – недостатки, чего бы это ни касалось: стран, городов, ресторанов, женщин, коров, ников, конкурсов и конкурсанток, текстов наконец. Но я вам не судья, равно и вы мне.
17.01.03 10:36:18 msk Анатолий
О доении коровы слева в белорусской деревне Битевичи:
Феномен повального всемирного ящура среди коров прошлым годом я объясняю их неправильным доением. Попутали сторону.
Как говорил один известный персонаж: "Можно и зайца научить курить". Но вот на свист, когда ты, замерев с приложенным к спусковому крючку пальцем и отсчитывая удары своего сердца, стараешься попасть в промежуток между его рубиновыми глазами, чтобы положить его, подлеца, одним выстрелом -- он всё равно отзовётся: вытянется в стойке, застынет, за пятьдесят метров от тебя разлапив буквой V уши... Инстинкт!
Возможно, что и доила слева. В России всегда невесту под венец тоже вели слева, но для военных делали исключение: правая рука, пообвыкшая к отдаванию чести на бульварах и готовая к мгновенному охвату эспадрона, должна была быть свободной.
Я действительно знаю наверняка, что всегда доили справа. Это было так же установлено, как и креститься на образа, даже если образов и не было, -- на угол, где они должны были быть.
17.01.03 10:08:31 msk Анатолий
Дефисы, конечно, ни к чему. Но это пустяк. Меня они нисколько не раздражают. Хотите, вспомним сетевую юность, когда я "прочёсывал" ваши, Игорь, тексты мелким гребешком? Во второй части действительно занимательного рассказа я наковырял (не ковыряя заведомо) несколько несуразностей. Так... На мой взгляд, неловко описанных пустяковин.
Игорь, я по-прежнему отношусь к вам настороженно. Не к вам, точнее, а к вами написанному. Но более внимательного читателя вы не сыщете. "Эх, мне б такого!" (перепевка известного шлягера Вадима Казаченки о чужой женщине: "Мне б такую!").
17.01.03 10:07:05 msk И.К.
Моя первая теща в белорусской деревне Битевичи доила корову слева.
17.01.03 09:52:56 msk ЖЖ
Это происки Ворда. Думаю, для начала Вам необходимо отключить автоматическую расстановку переносов. А если это не поможет, то это внутрь слов еще добавляются так называемые "мягкие переносы слов" (они невидимы в ворде). Как резулировать это, я не знаю.
Но вообще, я почти уверен, что поможет первый рецепт.
17.01.03 09:26:54 msk И.К.
ЖЖ, подскажите, откуда возникают дефисы в словах? В оригинале ничего такого нет. Я бы исправил, да не знаю - как. Дефисы возникают из ничего, вовсе не там, где, скажем, стоял бы жесткий перенос.
17.01.03 09:22:32 msk Продолжение
Ушли они в одиннадцатом часу, когда за открытым окном уже стояла густая августовская темень, пахнущая пришепетывающей листвой и нагретым асфальтом. Топилин вышел на балкон и смотрел вниз, в неосвещенный двор, пока из дверей парадной не возникли две фигуры, его темная и ее светлая, в летнем платьице. Они о чем-то говорили, но как Топилин ни прислушивался, до него не долетали даже обрывки слов. Ему почему-то казалось, что должны говорить о нем. Он долго смотрел на квадратики окон, которые отсюда, с высоты седьмого этажа, разбегались во все стороны бурно разросшегося за последние годы микрорайона. Еще дальше, за ними, было непонятно черно, глухо и небо не отражало свет уличных фонарей. Там начинался залив. Ему почудилось: прыгни вниз — и спланируешь как раз у кромки воды, на грани света и тьмы. На следующий день он вернулся с работы пораньше и, делая какие-то лихорадочные приготовления, поймал себя на том, что волнуется. «Однако...» — усмехнулся он. И еще проблема возникла: поесть или подождать их, чтобы вместе? Да, непременно надо их накормить, не-бось, не успеют после работы, а ехать издалека, с другого конца го-рода. Он так и думал: «их», «они»... То, что вчера тревожило его, обер-нулось заботой и добротой, потребностью непременно сделать для них что-нибудь хорошее. Эта потребность была определяющей во всей его нынешней жизни. Она пришла вместе с сознанием того непреложного, но в общем-то не такого уж обескураживающего факта, что ему не повезло. В самом деле, счастливых билетов не так уж много, и нечего ударяться в панику, если ты не вытянул ни одного. Рано или поздно каждый задает себе вопрос: кто он и для чего живет? Это не страшно, — убеждал он себя, — если ты, в общем, никто и особой какой-нибудь цели нет. Только еди-ницы рождаются для деяний, остальные — просто подмастерья. А то, что ты жив, и у тебя есть завтра, послезавтра и еще много дней, — это и есть движение к цели. Целью может быть просто решение не отрав-лять другим жизнь, улыбаться по утрам и первому говорить «здравствуйте!» Втайне Топилин чуть гордился своей философией, в которой, считал он, было что-то от стоицизма. Притом вовсе не требовалось, что-бы другие читали в твоем лице: смотрите, я не очень счастлив, но не делаю из этою события, молчу и стараюсь помочь ближнему. Топилин оскорбился бы, если б кто-нибудь отметил его добродетели. Был он вроде неплохим проектировщиком, в студенчестве, вообще, блистал, но в лидеры так и не вышел. Работа — это, может быть, обратная сторона той же «личной жизни». Ребята оказались пунктуальными — пришли минута в минуту. Во-лодя от приглашения «перекусить» не отказался, воспринял как должное, тут же сел за стол с довольным видом, а Катя почему-то покраснела, стала отнекиваться и в результате — так Топилин это понял — оскорбилась за Володю, и потому сам он вдруг засуетился, стал что-то предлагать, совать — получилось неловко. Получилось, что он — хоро-ший и добрый — тратит на них непозволительно много времени и вни-мания, и они, вместо того чтобы дело делать, чаи тут гоняют, — и все из-за того, что этот дурак Лодька не понимает, что такое интеллигентное обращение. Катя его ни в грош не ставила перед Топилиным, и от этого было вдвойне неловко, будто на Топилина тому и следовало равняться. В какой-то момент Топилин даже рассердился на нее, подумав, что таким образом ремонт не сдвинется ни на йоту, а то, чего доброго, Володя плюнет на все, бросит «пошли!» — и они исчезнут навсегда. И будет прав. Но Володя покорно — эта ожесточенная покорность удив-ляла Топилина, что-то ему напоминая, — Володя сносил все, только кривя в усмешке край рта. — Вы, Катя, — невпопад пошутил Топилин, — как маленькая хозяйка большого дома. Она восприняла это всерьез. В довершение всего обнаружилось, что Володя забыл наконечник от малярного агрегата, распылитель то бишь. Не веря случившемуся, он еще с досадой шуровал в дерматиновом мешке, а Катя уже выпря-милась, бессильно уронив руки и гневно глядя на него. — Ну вот, — в нос, как перед слезами, сказала она, — вот и побелили! Спасибо, Лоденька. — Да я что! — огрызнулся Володя, яростно выворачивая дерматин. Это уже было слишком. — Что, нет? — сказал Топилин натянуто. Володя сделал шутовское лицо и нагло посмотрел на него. Топилин почувствовал — еще мгновение, и контроль над ситуацией будет по-терян. — Вот что... — сказал он, притворно оживляясь. — Привезти можешь? На такси. — Могу... — посоображал Володя. — Только... — Деньги вот, — сказал Топилин, вынимая из кармана пятерку.— Хватит? Володя с симпатией взглянул на купюру, взял и стал натягивать куртку: — Я скоро обернусь. И они остались одни. (продолжение следует)
17.01.03 08:31:01 msk Анатолий
Заглянул на страницу Татьяны Разумовской (так случилось, что мы с нею ввязались в опосредованную переписку). Сказать по правде, заглянул туда не столько из желания прочитать поэзию и прозу Татьяны, сколько придирчиво осмотреть нашумевшие в Сети её ноги (могут ли ноги шуметь? -- ещё как!). Действительно -- хороши!
Татьяна, не верьте квази-математику, который вас поправил фразой "А новое тысячелетие началось всетаки 1 января 2000г.". Я -- профессиональный времяисчислитель, причем отмериваю его ход (для меня -- бег) не по часам, -- пусть и Rolex'у, -- которые Набоков презрительно называл "бельмом времени на кисти руки", а по лунным фазам (кстати, строчу в полнолуние).
Новое тысячелетие началось именно в 2001-м, ибо доведись (гипотетически) Христу отпраздновать собственное двухтысячелетие, он сделал бы это 25-го декабря 2000-го года, захлёбываясь дурного качества, но даровым винищем, поклонником которого он был наравне с апостольской командой и, думаю, за 2000 лет вкусов своих не изменил бы. Следующий двадцать первый век начался как раз в 2001-м.
Почему пишу это сюда, а не в вашу гостевую? -- Так привычнее. Знаю, что вы сюда заглядываете чаще, чем в свою собственную (центр сцены -- здесь).
снять бы комнату у моря и заваривать мелиссу под чужие разговоры разбавлять водой перно а соседка-то актриса всё кулисы экзерсисы а тебе закон не писан скулы сводит от аниса ты мое другое горе? да чего там все равно
погоди а был ли мальчик? если был то где он нынче то ли милостыню клянчит безупречный поводырь то ли брошен и запальчив в уголке чердачном хнычет только мне его не жальче жалость вытерлась до дыр
с черным псом гулять бы в дюнах c белым псом гулять бы в дюнах заживет как на собаке вот увидишь заживет время юных время юных время юных время юных
говори мне так почаще заживет уже вот вот
17.01.03 06:32:41 msk Анатолий
Ребята, ничего, если я перемежу повествование о квартирном ремонте пассажем о доении коров, навеянным постом Т.Р.?
Мне тоже доводилось доить. Не скажу, что удой поначалу был удачным, -- корова мычала тоскливо и протяжно, словно её не доили, а резали тупым ножом. Сила пальцев, как оказалось, совсем дойке не способствует. Напротив, чем сильнее я сжимал сосцы большим пальцем и указательным, -- как учили! -- тем подозрительней млекодающее косилось на меня глазом, взгляд которого напоминал строки замечательного поэта, которого теперь и не знает-то никто, -- Николая Тихонова (правда, по поводу непарнокопытного собрата коровы):
"Как мокрые раздавленные сливы, У лошадей раскосые глаза, Лоскутья умирающей крапивы, На колесе, сползающем назад…"
Меня удивляет другое: ни одна (!!) российская корова не даст себя подоить с левой от неё стороны. То ли это генетически заложено в наших бурёнках, то ли так уж повелось сыздревле, но сколь ни насилуй её вымя с другого боку -- капли не нацедишь. Она ещё тебя и по морде хвостом хлестнёт. Но всё же я эту науку осилил, -- совсем скоро корова начала послушно пенить донце оцинкованного молокосборника ("ведра", как говорили деревенские) и, опроставшись, выдавала семь-восемь литров ввечеру и вполовину меньше утром. Кроме того, я научился сепарировать надоенное, отделяя сливки -- которые потом бабка взбивала в масло (этого я так и не постиг) -- от обрата, который сам же и выливал в корытце поросёнку со славным именем Борька (отчего-то на Руси все поросята -- Борьки, а козы -- Катьки). Наградой за труды мне было разрешение напиться до отвала пахты (промежуточный продукт перегонки, который кислил на желёзах и был тогда для нас чем-то вроде Пепси), и облизать стальные чашечки сепаратора, на которых толстым слоем оставалась фракция, название которой я до сих пор не знаю. Что-то похожее сейчас продаётся в США под брендом “Cream Chease”, хотя, конечно, совсем не такое вкусное.
Но это было очень давно. Очень.
Последние же мои воспоминания с дойкой в России далеки от пастбищ, лугов и выпасов, хотя сам себя я чувствовал именно коровой. Вечер, -- летний, по-питерски нежаркий, но настолько душный и безветренный, что хочется поскорее загнать машину в колодец двора и залиться уже не молоком, а пивом. Невский проспект -- угол Большой Морской. Как ни поворачивай с левого ряда (мистика! Опять левая сторона!) -- гаишник не дремлет. Мы это называли "вечерней дойкой". Была и утренняя -- а как же! -- но на площади Труда: повернуть с Английской набережной на мост лейтенанта Шмидта и при этом не услышать -- опять же слева от себя -- радостное "та-арищь водитель, почему нарушаем?" было невозможно.
И пальцы у гаишников были не сказать, чтобы сильными. И подходили они к тебе слева, а надаивали много.
16.01.03 23:56:15 msk И.К.
Дорогие посетители моей гостевой. Пусть, судя по числу посещений, вы в основном анонимные, но перед всеми вами мне, право, неловко за свой уход. Хотя я убежден, что поддержание гостевой – это пустая трата сил и времени, все равно получается, что я должен скакать по арене – абонемент раскуплен, места заняты. Что делать? Ну вот, один из выходов. Буду здесь публиковать свою стародавнюю повесть(1978г.), она не вошла ни в одну из моих книг, а в свое время была строго осуждена “Литературной газетой” как подрывающая устои «народной морали». Если по прочтении будут вопросы, я отвечу.
ДЕРЕВЯННЫЕ ТРОТУАРЫ
Пришли двое. В первый момент это отозвалось в нем недовольством, вызвавшим суетную мысль: «Придется больше заплатить». Но он тут же справился, заулыбался: — Проходите, проходите. — Жест широкий, демократичный, чуть заискивающий перед их молодостью. Та, кого привел парень, бросила машинальное «здрасьте» и, шлепнув в угол тяжелый ком полиэтиленовой сумки, критически окинула взглядом несвежий потолок и потертые обои прихожей. Ему показалось, что и он сам, видно, нуждается в небольшом ремонте. Продолжая улыбаться, он поскреб затылок и чуть свысока, назидательно — не смог-таки удержаться — сказал: — Ну, что ж. Может, познакомимся для начала? Меня зовут Юрий Павлович . В обиходе — Юра. — Катя, — последовал удивленно ответ, и Топилин с неловкостью пожал неожиданно протянутую ему плотную теплую ладошку. Парень — кажется, Володя — добродушно оскалил мелкие прокуренные зубки. «Кто она ему? жена? подружка?» — подумал Топилин. Парня он перехватил вчера, внизу, на лестничной площадке — летом по всему дому делали ремонт. Пока Катя переодевалась в ванной, они быстренько перетаскали в коридор и на кухню оставшуюся мебель, причем Топилин, не желая ни в чем уступать, старался брать на себя большую тяжесть. Пол застилали уже втроем — его любимой «Литературкой». Катя оказалась совсем не букой, что его почему-то обрадовало. — Ой, сколько здесь интересного! — наклонялась она над распахнутыми страницами — с сожалением, что все это скоро будет заляпано и растоптано. И, сидя на корточках, поднимала к нему свое милое круглое лицо, Отпуск подходил к концу. Топилин на неделю раньше приехал из деревни, оставив там жену с сыном, чтобы до их возвращения «прокрутить ремонт». Жене он говорил об этом со вздохом и сожалением, но когда она простодушно предложила вернуться вместе, чтобы вместе и «прокрутить», он спохватился: — Петьку жалко, тут ему и речка, и лес! — Ладно уж, поезжай! — усмехнулась жена, поняв, что он ловчит.— Отдохни от нас. Ведь этого ты хочешь? — Да что ты?! — возразил он, оскорбленный ее прозорливостью.— Если хочешь — поедем! — Но она уже не хотела. Вместе они прожили десять лет, шесть воспитывали Петьку. Не то чтоб очень дружно, но и не ссорно, однако совсем не так, как он себе когда-то представлял. Вдвоем было тесно. Хотя с годами он притер-пелся к этой тесноте и неудобства ее привык относить на свой счет. Да и жена поддерживала в нем эту мысль: «Ты у меня бирюк какой-то. Нелюдь». Он пожимал плечами. Да, самим собой Топилин чувствовал себя лишь в одиночестве. С Петькой тоже было сложно — он брал, только брал, и Топилин, по-гружаясь в отцовское бескорыстное служение сыну, так и ходил со склоненной к нему головой, не поднимая ее, не умея поднять. От давно затихших споров с женой осталось только изредка всплывающее желание какого-то окончательного объяснения, после которого, казалось, наступит покой и понимание. А пока так и было, что жажда одиночества приходила вместе с виной. Но и один, он привычно нежно думал о жене и сыне, ждал их и даже в вечерней, взбудораженной, устремленной к чему-то неизвестному толпе, чувствуя такое же неяс-ное устремление, он оставался верен ожиданию и ни на ком не задер-живал глаз дольше, чем это позволяло простое любопытство. Так и вы-работалась в его лице поджатость черт, с которой никак не вязался его короткий, но вопрошающий взгляд. Разостлали газеты. И в самом деле было жалко их: как всегда, отложенное на потом так и осталось непрочитанным — газета живет один день, ну, три. А там столько всего — и за неделю не переваришь. Потребовалась посуда для шпаклевки, и Топилин отправился на кухню. В ожидании Катя остановилась в дверях и смотрела, как он роется в высоком, узком шкафу-пенале. Чувствуя этот взгляд, Топилин становился намеренно неловок, морщил лоб, как бы с усилием вспоми-ная, куда могла подеваться та банка, руки его неузнающе перебирали кастрюльки, крышки — словно в том, что он здесь знал все наизусть, вдруг обнаружилось что-то уничижительное. — Вот! — не сдержав-таки довольного восклицания, выдрал он из загремевшей груды то, что искал. Катя молча взяла. Стремянки не было — пришлось снова перетащить в комнату тяжелый полированный письменный стол из гарнитура. Топилин накрыл его двойным слоем газет. Катя взобралась, и ее мастерок живо заскреб по выбоинам худо заделанных швов на потолке. Посыпалась шпаклевка. Несколько тяжелых кусков упали прямо на стол, и Топилин внутренне вздрогнул. «Одеялом надо было проложить» — подумал он, глядя, как сноровисто ходит безжалостный мастерок в Катиной руке. Комната наполнилась меловой пылью, и ему пришлось надеть на голову носовой платок с четырьмя рогульками. Он знал, что смешон в таком виде. — Ребята, помощь моя не требуется? — спросил, стараясь не вы-дать голосом недовольства и огорчения. — Если можете, — на секунду оторвалась Катя, — воды немного. — В чем? — спросил Топилин, вопреки желанию представляя, как падает у нее из рук и разбивается фаянсовая чашка. — В чем хотите. Мне для алебастра. Топилин принес в металлической кружке. — Ой, много! — заглянула она сверху. Топилин покорно склонил голову — дескать, «понято» — и принес меньше. Этот жест веселой покорности, оцененный Катей, вернул ему, как ни странно, доброе расположение духа. Работа подвигалась, и Топилину с Катей приходилось часто переставлять стол. Володя — она звала его пренебрежительно «Лодь», «Лодька» — доставал до потолка и со стула. В контраст с ней — небольшой, свет-лой и ладной — он был широк, костист, коричнев от загара, с крепкими, туго гнущимися пальцами и почему-то без бровей. Вели они себя странно. Стоило Топилину выйти в прихожую или на кухню, как в пу-стой комнате раздавался ее недовольный голос. Она поминутно делала Володе замечания, а тот сносил их молча, с вялым послушным угрюм-ством. — Ну куда ты лезешь? Видишь, я тут! — доносилось до Топилина, и ему начинало казаться, что часть этого недовольства падает и на его голову. Возвращался он в комнату с виноватым лицом. «Как же вы, ребята, живете вместе?» — думал он, глядя на них. Катя стояла на столе и, чуть скосив глаза, вела по шву мягкой, смоченной в растворе кистью. Клетчатая рубашка, связанная впереди ниж-ними концами на узел, тянулась вверх за ее руками, обнажая нежный девичий живот с затененной ямкой пупка. Топилину вдруг стало труд-но смотреть, и он отвел глаза. «Зачем она с ним?» — подумал он.
(продолженье следует)
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
