Своих родителей она немного побаивалась. Они всю жизнь проработали в школе, придавали излишнее значение дисциплине и хорошим отметкам, запрещали заводить котенка и называли ее только полным именем - Виктория. Лет до одиннадцати у нее совершенно не было друзей - в садик Викторию не отдавали, гулять во двор не пускали, а к школе ее характер сложился уже таким особым образом, что в приятели к Виктории никто не набивался. Уроки ее мамы почему-то всегда заканчивались невыносимо поздно (она вела еще и вторую смену), идти домой без мамы считалось опасным, и почти каждый день Виктория проводила по несколько часов в учительской: устроившись у окна на стуле, она читала, поднимая голову от книги только изредка, когда необходимо было с кем-нибудь поздороваться. Другие учительницы не возражали против ее присутствия, немного жалея Викторию, но все-таки поболтать о личном при ней было уже неудобно, и Виктория - пусть несильно, но раздражала их - они ее не любили.
Одноклассники тоже относились к ней прохладно, называли "Петровниной дочкой", и Виктория на всех уроках сидела одна, стесняясь своего полного имени, своей скучной мамы Галины Петровны, которая всегда вызывала ее к доске и, как бы та не отвечала, говорила ей: "Садись, Виктория, пять". Ее мама была не из тех учительниц, которых обожают дети, но Виктория никогда не говорила ей об этом, а только радовалась, что хотя бы папа работает в другой школе. Своих родителей она боялась не потому, что они наказывали ее или были чем-то недовольны, напротив, Викторию пугало то, что в любой момент они могли выставить ее в каком-то нелепом виде. Однажды, всего один раз в жизни, одноклассник позвал ее покататься на коньках, но Галина Петровна строго ответила ему, что беспокоится о здоровье Виктории, поскольку вчера у нее был понос. На следующий день Виктория действительно заболела: ее бросало в жар от одной мысли, что этот мальчик успел уже рассказать вчерашнюю историю всему классу. С тех пор она убрала в кладовку коньки и бросила свое любимое занятие: рисовать в тетрадке короткие блестящие платья, которые бывают у фигуристок.
Но, когда Виктории исполнилось одиннадцать лет, вся эта неинтересная жизнь вдруг закончилась. Наступило лето - время само по себе хорошее, потому что оно избавляло Викторию от чтения в учительской, а тут еще маму положили в больницу. Сначала Виктория, благовоспитанный ребенок, еще не понимала, как это замечательно - она навещала маму перед операцией, приносила ей фрукты, а потом маму выписала и отправили в санаторий, а ее, Викторию, к тете на дачу! Ее отец, уставший бороться с трехразовым питанием для дочери и прочей домашней работой, уговорил свою сестру взять Викторию к себе на оставшийся летний месяц.
На даче у тети Виктории сначала очень понравилось. Там была роскошная персидская кошка, также привезенная на лето из города, там был сад с невероятно красивыми цветами и, наконец, чердак со всяким барахлом - на нем Виктория нашла старые модные журналы и альбомы с истрепанными временем фотографиями - все это можно было рассматривать часами. А ведь был еще магазин, в котором тетя каждую неделю покупала торты - она была сладкоежка - с кремом, с глазурью, бисквитные, "птичье молоко", с орехами и цукатами! Виктория, в дни, когда нарядная большая коробка стояла на стеклянной веранде с круглым столом и старинным буфетом, была по-настоящему счастлива. Тетя и дядя, сидя по вечерам за тортом, рассказывали много интересных историй, сравнивали ее со своей взрослой дочкой и только иногда портили настроение Виктории вопросом: "А почему ты не играешь ни с кем на улице?"
А с кем было играть? Даже с такой застенчивой, некрасивой девочкой, как она сама, Виктория вряд ли нашла бы общий язык, а по соседству, как назло, жили одни мальчишки. Каждый день они устраивали на улице свои, сугубо мальчишеские игры: стреляли из воображаемых пистолетов, прятались за деревьями, называя это засадой, или увлеченно колотили друг друга. Стоя около калитки, Виктория мечтала переодеться мальчиком и начать новую жизнь - веселую, громкую и абсолютно свободную от книг.
И один раз она решилась. Самым сложным оказалось выйти за калитку, а дальше ноги сами услужливо донесли ее до мальчишек. Фразу Виктория приготовила давно, и вот, подойдя, она остановилась, потеребила волосы, разгладила складки на платье и, наконец, спросила: "Можно с вами?" Все уставились на нее заворожено, как на новую игрушку, а потом самый старший из мальчиков, веснушчатый, спросил:
- А ты кто?
Это был сложный вопрос и она не нашла ответа. Веснушчатый предпринял вторую попытку:
- А как тебя зовут?
Это было хуже всего. Сильно покраснев, она сказала: - Виктория.
- Не понял. - Лицо веснушчатого выразило крайнее недоумение. - Это что за имя?
- Ну, как Виктор... - замялась она.
- А! - обрадовался кто-то из мальчиков. - Витька, что ли?
- Витька! - подхватил веснушчатый.
Странное дело, Викторию очень обрадовало это новое уменьшительное имя. С его помощью она моментально стала в компании "своим парнем" и провела остаток лета так чудесно и счастливо, будто предыдущих лет не было и в помине.
Вернувшись обратно в город, Витька совершила свой первый серьезный поступок. От одного из новых летних приятелей она узнала, что тот учится в английской спецшколе, всего в пяти остановках от ее дома. Витька, пока не уехали домой дядя и тетя, которые доставили ее с дачи, сообщила родителям о своем желании изучать английский. Ее маме еще несколько месяцев предстояло сидеть на больничном, мысли о здоровье занимали ее целиком, а Витькин папа вообще не привык иметь собственное мнение, так что под нажимом дяди и тети Витькино дело решилось довольно просто.
Первого сентября Витька вошла в новый, незнакомый класс, где и должна была начаться ее новая жизнь, полная дружбы и прочих приятных вещей. Однако сразу же стало ясно, что от книг отделаться не удалось. Новые Витькины одноклассники изучали английский язык уже четыре года и для того, чтобы остаться в школе, Витьке пришлось по несколько раз в неделю заниматься с репетиторами, а также ходить к учительнице на индивидуальные занятия. В результате она просиживала над учебниками столько времени, что прошлогодние посиделки в старой школе стали представляться ей беззаботными и свободными днями. Кроме того, девчонки из нового класса мгновенно распустили слух, что Витька втюрилась в Володьку, того, который рассказал ей про эту школу, и перевелась сюда из-за любви к нему. Дружбы с девчонками не вышло, зато мальчишки, из известного чувства противоречия с женской половиной, легко приняли ее в компанию. Теперь Витька была настоящим пацаном: задирала девочек, отставала по учебе, дразнила отличников, носила старые, местами заштопанные штаны. Впрочем, у скудности ее гардероба имелось объяснение - Витькины родители отдавали ее репетиторам почти все, что удавалось заработать, и вся ее семья стала одеваться очень плохо; еды тоже было мало, у Витьки болели десны и слоились ногти, которые она нещадно обкусывала.
От услуг репетиторов удалось отказаться только через два года, когда Витька, наконец, подтянулась по английскому. За это время она и два ее одноклассника нашли себе работу - мыли окна в домах и небогатых учреждениях, а также стекла автомобилей на стоянке. Витька гордилась своей мужской работой, особенно ей нравилось, когда какой-нибудь раздраженный водитель говорил, отказываясь от услуг: "Проваливай отсюда, пацан". Нет, конечно, Витька помнила про свой женский пол, но считала, что быть мальчишкой для нее более выгодно - у нее были деньги, друзья, вполне сложившийся имидж. После четырнадцати лет Витька устроилась на биржу труда для подростков и работала целыми днями - так же мыла машины, зато легально. У нее появились модные джинсы.
В это время их с мамой неожиданно бросил отец - неожиданно для Витьки, потому что Галина Петровна давно уже этого ждала. В результате своих многочисленных болезней мама Витьки преждевременно вышла на пенсию, сидела дома в пуховом платке и казалась очень старой. Отец, который выглядел моложе даже своих сорока двух лет, женился на своей бывшей ученице - пару лет назад она закончила школу, а потом случайно встретила Витькиного отца в трамвае, пригласила в гости - а он бы пошел куда угодно, только бы не видеть лишний раз Витькину маму. Вскоре отец переехал, забрав из дома Витькино любимое кресло, смешно, но именно из-за кресла обиделась Витька, а не из-за того, что он оставил их вдвоем.
При единственной встрече новых родственников, молодая Витькина мачеха сказала отцу: "Логичнее было бы, чтобы за мной ухлестывал не ты, а твой сын." Отец обиделся, а Витька поняла одно - она переборщила. В тот день Витька начала отращивать волосы.
Оказалось - поздно. Девчонки стеснялись Витьки, когда она заходила в женский туалет. Учителя, вызывая к доске, называли ее "Витя". Ребята, с которыми она работала в гараже, при ней переодевали штаны. Более того, Витьку это нисколько не смущало, хотя ее мать, узнав об этом, наверняка упала бы в обморок.
Тщательно взвесив все "за" и "против", Витька ушла из гаража. Многие ее одноклассники отсеялись при переходе в старшие классы, остальных расформировали. Витька выбрала группу, занимающуюся синхронным переводом, начала давать уроки ученикам помладше. На собственное шестнадцатилетие Витька купила себе золотую цепочку, но передумала - подарила ее маме. С этого момента отношения с Галиной Петровной пошли на лад, она научила Витьку готовить, шить, печь пироги. Витькины волосы отросли до лопаток. Мама купила ей первую юбку, и 8 марта Витька решилась ее надеть - дома. Вскоре она уже носила платья и даже невысокие каблуки. Но звали ее по-прежнему - Витькой.
В апреле птицы запели особенно звонко, небо стало особенно высоким, а книги - особенно скучными: Витька влюбилась. Занятия по информатике проходили в новом компьютерном классе, вместе с ними там несколько раз сдавали контрольные работы ребята из старшего, выпускного класса. Она влюбилась потому, что его тоже звали Витькой. Как ни странно, это имя ни разу не встретилось ей раньше. Витька сдал контрольную первым, и она попросила его помочь: информатика ей не давалась. Вот за те пятнадцать минут, пока незнакомый молодой человек исправлял ее ошибки, она и успела назвать свое имя. Витька долго смеялся. Витька покраснела - в первый раз с тех самых пор, как подошла к мальчишкам на даче! Витька поцеловал ей руку. Витька смутилась. Потом прозвенел звонок.
Вечером выяснилось, что Витька не может ни спать, ни есть. Ей захотелось плакать. Утром она бежала в школу так быстро, что едва не потеряла сумку, но не встретила его. На следующий день она отменила занятия с учениками, ждала у школы и увидела его мельком. Потом были выходные. Витька поостыла. Мама сказала: "Пригласи его к нам в гости". Витька ушла к себе в комнату и хлопнула дверью. На следующей неделе она встретила его в школьном коридоре, молодой человек тепло поздоровался с Витькой. Еще один раз они увиделись в компьютерном классе, и он решил Витьке задачку. Один из Витькиных старых друзей сообщил ей по секрету, что у него нет девушки. Витька сделала маникюр. Они иногда разговаривали о планах на лето или о новых фильмах; изредка Витька задевал рукой ее руку, и у Витьки кружилась голова. Потом была дискотека. Они танцевали один танец. Все смотрели на них - по крайней мере, ей так казалось. У него была позолоченная булавка на галстуке, она холодила Витькину шею. Витька чувствовала себя на седьмом небе, она совсем не волновалась и танцевала хорошо.
Потом, через несколько дней, они встретились у выхода. Оказалось, что можно пройти вместе две улицы. Витьку поразило: какую большую ценность могут иметь несколько минут. Она успела сказать "спасибо" всему миру, всей жизни - за то, что она дышит, живет, любит, идет по улице, видит этого человека, который совсем близко! Они вспоминали дискотеку, чуть-чуть, ненароком, как бы между делом. Желая подтвердить, что после танца они - уже близкие люди, Витька взяла своего спутника под руку. Потом подумала и - скользнула в карман его куртки, сжала его пальцы. Что отразилось на его лице, Витька не видела - в глазах было темно. Они шли, поглаживая друг друга кончиками пальцев. И вдруг он сказал: "Мне нужно зайти к знакомым вот в этот дом". "Вот в этот?" - поразилась Витька. Получалось, что нужно было расставаться. Витька посмотрела на него ошеломленными, распахнутыми глазами, она была растерянной, а он был слишком сдержанным, чтобы ее поцеловать, и Витка сама решила чмокнуть Витьку в щеку, но у Витьки был козырек и внезапно это было сделать невозможно, и Витька что-то сказал, и Витька что-то ответила, и Витька улыбнулся и чуть-чуть наклонился к Витьке, нерешительно, и Витька всматривалась так, будто хотела запомнить на всю жизнь, и Витька сжал ее пальцы на прощание, а Витька потом решила помахать ему рукой, но Витька не обернулся.
Вот и все, что между ними произошло. Потом были выпускные экзамены, и он закончил школу, а Витьке предстоял еще целый год. Впрочем, он быстро прошел, Витьку без экзаменов приняли на английский факультет и почти сразу же взяли на работу в небольшую совместно-американскую фирму. Она легко успевала работать и учиться, а через пару лет совершенно случайно вышла замуж за своего делового партнера-американца, который был молод, любил Витьку и имел все, о чем можно было мечтать. Но жизнь почему-то не становилась интересной; после свадебной поездки в Америку начались различные бытовые проблемы. Американец, разумеется, не соглашался жить в России, Витька не соглашалась бросить больную мать, мать не соглашалась переезжать на старости лет в такую несусветную даль. В результате одиннадцать месяцев в году Витька проводила в одиночестве, разрываясь между работой, учебой и материнскими болезнями, а отпуск проводила у мужа и возвращалась как никогда похожая на мальчишку - загорелая, в узких джинсах и просторной футболке, фирменных очках и старой кепке. Потом наступала пора снова идти на работу. В метро Витька засыпала. Ей снился ее тезка из компьютерного класса. Зимой Витька представляла его в большой пушистой ушанке - как он входит в комнату, снимает шапку, потом очки - чтобы протереть, и стоит, беззащитный, без очков и с волосами, прилизанными шапкой, наэлектризованными и кажущимися длиннее из-за того, что их примяла эта ушанка. Витька представляла, как он сидит рядом и касается коленом ее колена, а еще - как он просто идет по улице, пусть даже пройдет мимо, но только она пусть успеет посмотреть.
Витька стряхивала оцепенение и бежала на работу. Раз в неделю звонил муж, говорил на слишком правильном английском, чтобы Витька лучше его поняла. Она понимала, но ей было немного скучно и хотелось спать.
Однажды Витька выходила с работы - спускалась пешком с пятого этажа, и вдруг ее ошарашило какое-то предчувствие. Она подумала: "Если сейчас он поднимается навстречу по лестнице, значит, это судьба." Навстречу никто не шел, и Витька замотала головой от разочарования, даже закрыла глаза - и споткнулась, почти упала, но кто-то подхватил ее и спросил: "С вами все в порядке?" Она открыла глаза - на нижней ступеньке стоял Витька. Он совершенно не изменился. Потом зазвенел будильник.
Проснувшись, Витька долго не хотела верить, что это сон. Но на работу с тех пор приходить стало приятней, лестница теперь была хранительницей Витькиного секрета, и на каждой ступеньке хотелось остановиться и подождать.
Однако, навстречу ей шло только время. Витька закончила учебу экстерном, получила повышение, а кроме того, у нее появилась первая в ее жизни подруга. Подругу звали лубочным именем Аленка, она пришла работать в их фирму секретаршей и мечтала выйти замуж за американца. Поскольку такой счастливый опыт имелся в фирме только у Витьки, Аленка ежедневно донимала Витьку расспросами и консультациями. Витька в свою очередь искренне отговаривала секретаршу, расписывая ей все минусы подобного брака, и постепенно Витькины советы перешли в обычные женские жалобы на жизнь, которые столько лет были ей несвойственны. Для Витьки, за всю жизнь словом не обмолвившейся ни с одной особой женского пола, за исключением, разве что, деловых переговоров, знакомство с Аленкой стало настоящим открытием. Нечего и говорить, что Аленка необычайно понравилась Витькиной маме, которая, просидев столько лет дома, своих подруг давно растеряла и даже с самой Витькой уже успела мысленно распрощаться, со дня на день ожидая ее отъезда к мужу. И вот в Витькином доме неожиданно начались посиделки с вареньем, со свежеиспеченными бисквитами, с бесконечными разговорами о вязании, плетении салфеточек и новых фасонах одежды, обсуждались маникюр и парикмахерское искусство; Аленка, не слушая возражений Галины Петровны, сделала ей вполне приличную современную стрижку, и Витькина мама помолодела лет на десять сразу. После работы они с Аленкой часто шли к Витьке в гости, благо, Аленка жила совсем рядом, и Витька, как настоящий глава семьи, сразу же плюхалась на диван или принималась вкручивать очередную перегоревшую лампочку, а ее мама с Аленкой хлопотали на кухне, стрекотали там о новой мелодраме, и, наконец, с гордостью и некоторым волнением звали Витьку к столу. Похвалив все приготовленное, Витька возвращалась на диван, а вечером провожала Аленку домой, но не поднималась к ней: Аленка была не в ладах с родителями и братом.
Вскоре наступило лето, и Витька уехала к мужу; впервые на полмесяца дольше, потому что практически не волновалась теперь за свою маму. Витька вернулась в конце августа, привезя Аленке в подарок чудесную люстру на длинной пружине (у Аленки были высокие потолки) - лежа на кровати, можно было притянуть эту люстру к себе, а если отпустить - она мягко взмывала под потолок. Аленка визжала от восторга. Когда они с Витькой приволокли подарок домой, Аленка впервые предложила зайти к ней.
- Поможешь мне повесить люстру, ладно? - попросила она. - Мой брат обязательно что-нибудь сделает не так.
В дверях Аленка долго не могла найти ключи, и, наконец, позвонила.
- Ничего, брат откроет, он дома.
Витька кивнула. Она стояла, слегка раздраженная, в старых джинсах и не менее старой футболке под джинсовой курткой, прижимая к себе здоровенную коробку, для верности много раз перевязанную веревкой, а на коробке громоздился еще и ящичек с инструментами.
Дверь открылась. На пороге стоял Витька. Он был в полосатом свитере. За исключением свитера, он сам, его прическа, очки, выражение лица ничуть не изменились.
-Ты? - удивился Витька и, вместо того, чтобы взять коробку, протянул руку для приветствия. И Витька тоже позабыла про эту злосчастную люстру, да и зачем теперь и люстра, и Аленка, они уже сыграли свою роль, позволили ей придти сюда и увидеть, увидеть, увидеть!.. Конечно, Витька тоже протянула ему руку, и коробка благополучно упала на бетонный пол подъезда, внутри что-то жалобно хрустнуло, а сверху грохнули инструменты; и, пока она падала, Аленка еще успела спросить:
- Так вы знакомы, что ли?
А потом Аленка расплакалась, а Витька собирала осколки и говорила, что здесь и вот здесь еще можно склеить, а Витька сидел рядом с ней на корточках; иногда можно было коснуться рукава его свитера с широкими серыми и бежевыми полосами. После осмотра несчастной люстры они пили чай, и Витька старалась не смотреть на того, на которого смотреть хотелось, и разговаривала вроде бы непринужденно. А Витька допил чай и ушел в свою комнату, вот так и закончился этот вечер, и Аленка, конечно, очень обиделась.
Витька перестала спать. Потом обнаружила, что не может есть. Ее лихорадило. Начало тошнить. Она думала о Витьке, о том, что он живет совсем рядом, что Аленка видит его каждый день. Тошнота не прекращалась. Через месяц мама сказала:
- Ну наконец-то. Теперь ты, конечно, уедешь и бросишь меня.
- Почему? - удивилась Витька. Сейчас она меньше всего думала об отъезде.
И вдруг Галина Петровна догадалась, что Витька до сих пор не знает причины своего самочувствия.
- Ты же беременна, - сказала она, и Витька уставилась на нее удивленными глазами.
- Ничего не было, - прокричала Витька, - у нас же ничего не было!
Наступила очередь удивиться Витькиной маме.
- Как ничего? За полтора месяца ничего не было? Вы что, поссорились?
И только тогда Витька вернулась к действительности. Удивительно, как можно столь долго пребывать в помрачении, но Витька в самом деле даже не вспомнила про своего мужа. С большим трудом объяснив маме, что слова о беременности вызвали у нее шок и что, конечно же, с мужем у нее все в порядке, Витька ушла в свою комнату, всю ночь лежала без сна и смотрела в потолок. С потолка на нее смотрел Витька. Он был в полосатом свитере.
На следующий день Витька позвонила мужу и уже через месяц улетела в Америку. Возвращалась она только один раз - забрать Галину Петровну, которая, впрочем, скоро умерла. А Витька, наоборот, легко прижилась в Америке, нашла работу и успевала растить сына. Естественно, его звали Витька. Он был очень похож на маму, и Витькин муж с большим удовольствием согласился назвать сына именем своей жены.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
