Саломея.
Ирод.
Иродиада.
Титус.
Давид.
Стражник.
1 слуга.
2 слуга.
Нищий.
Певец.
12 женщин.
Голова Иоанна Крестителя.
Голос.
Часть первая
Сцена первая
Ночь. Балюстрада дворца Ирода.
Слышны звуки пирушки.
1-ый слуга.
...Пора и на покой!
Довольно музыки, и танцев сладострастных,
И яств изысканных, и сладкого питья!
Пора, Захария, идти в опочивальню,
Короткий миг любви - и вечный чудный сон
Поглотит нас с земными потрохами
И даст успокоение свое,
Как ни один воитель во Вселенной,
Хотя бы он прошел ее вконец
И всех побил, как Гога и Магога,
Как саранча весенние ростки.
2-й слуга.
Да нет, останемся. Люблю я по ночам
Средь пира шумного вот так на воздух выйти
И глядя в небо, где звезда горит,
Порассуждать наедине с собою
О том, как все устроено чудно,
Как жизнь прекрасна! Как она прекрасна!
1 слуга.
Да что же ты прекрасного нашел?
Наш царь устал и стал чудаковатым,
Ну, помнишь, тридцать, что ли, лет тому назад
Такой же ночью, только вот зимою,
В такой же час явились мудрецы -
Издалека, таких мы не видали,
И все кричали: "Царь! Родился царь!"
Тогда и взбеленился бедный Ирод,
Велел младенцев всех поубивать
И мрачным стал, сухим, как смоковница.
2 слуга.
Ужо повеселились мы тогда!
С очами жаркими прошли сквозь Иудею,
Мы видели сквозь землю, перед нами
Все двери отворялись, будто мы
И были мудрецами издалека,
И юноши смотрели лишь на нас,
И все богатства плыли прямо в руки,
И все в округе пели нам хвалу,
Когда мы отпускали их младенца.
Тогда и убедился я, мой друг,
Что нету слаще участи, чем эта -
Служить царю. О сколь прекрасна жизнь!
1 слуга.
Да ну тебя, ты слишком много выпил.
Какая радость быть слугой царя,
Которому противно все на свете,
Который не ведет уже войны
За что-нибудь, за воду или землю,
За золото, за сладкий миг удачи,
Когда победа разом все приносит,
Покуда ты висел на волоске
От гибели, от смрада разоренья,
От нищеты кровавого позора.
Безрадостно у Ирода служить.
Одно неплохо, что едим досыта
И пьем, как вздумается, скажем, как сейчас.
Давай, Захария, идем на боковую.
2 слуга.
О нет, постой, пускай продлится миг
Чудесного, прекрасного волненья,
Когда ты сыт и бодр, слегка устал,
Истома в теле после омовенья
И пира шумного, и сладкого вина -
И дерзкое, хмельное предвкушенье -
Эй, виночерпий, где-то запропал?
Налей последнюю, - и радостно глядеть,
Как он свои протягивает руки
И сладкое, тягучее вино
Так долго-долго льется из кувшина.
Подумай сам, а если бы сейчас
Ты был бы плотник или же в гончарню
Тебя определила бы судьба,
И жил бы ты на хлебе и воде,
Имел жену, и кучу ребятишек,
И не имел куда себя приткнуть
И спал бы на камнях, на пепелище,
Когда б пришла война или закон
Иначе повернул тугое дышло.
Затем и говорю я : "Жизнь прекрасна,
И дай нам Бог подоле наслаждаться
Всем тем, что отпустила нам судьба".
1 слуга.
Как мало надобно тебе, мой милый друг,
Для жизни сладостной. Тебе, я вижу, мнится,
Что ты в раю. Какой же это рай-
За два часа доскачешь до границы,
А дальше- Рим, могучий злобный Рим
Ощерился мечами легионов
И земли держит хищными когтями
Могучего имперского орла.
Ты говорил - мы шли сквозь Иудею,
И перед нами падали все ниц,
А что бы ты сказал, когда б мы шли
По всей земле, до северного края,
Где люди целый год живут в снегу
И где брильянтов более, чем снега.
О сколько б мы увидели тогда!
Каких богатств мы были бы достойны
И сколько радости вкусили б мы с тобой,
О как бы тешили свое воображенье
Войною, скачками, борцовою ареной
И ласками достойнейших из всех.
А что нам здесь? раба забьешь ли насмерть
Да пригрозишь отправить на галеры
Прислужника, онагра затравишь -
И все дела. Такая право, скука.
Противно, друг мой, Ироду служить.
А вот война, хотя бы понарошку,
Войти в сношение с Арменией, и дальше -
Восстание готовить и резню -
Вот это счастье, как я понимаю.
Но Ирод стар, чего ему хотеть?
Он даже умереть уже не хочет,
Не то что жить. Мне жаль Иродиаду,
Филиппа бросить, своего супруга,
И стать наложницей, какой-то потаскушкой
Хотя бы при царе, которому плевать,
Что есть она, что нет ее. Конечно,
Тут позавидуешь и дочери своей.
Еще чуть-чуть - она прекрасна будет,
Как роза юная в пустыне иудейской,
Как первоцвет в долине Ханаана.
2 слуга.
Ну да, мой друг, над ней вдвойне насмешка,
Что Иоанн, известный как Креститель,
Который объявился в третьем годе,
Все говорит: "Не спи с Иродиадой,
Она жена другого, Ирод-царь!"
1 слуга.
Живи в пустыне, кушай саранчу
И дикий мед выискивай в пещерах-
Ты тоже знать не будешь ничего
О всех интригах царского подворья,
Тем более, что нет их. Но Креститель
Мне нравится. В нем буйство есть пророка,
Который не боится ничего,
И говорит в глаза такие вещи,
Которые и думать не резон.
Захария, так, может, мы с тобой
Дождемся дня, когда к нам царь явится,
Великий царь Израиля, земли
Обетованной, данной нам в награду
Владыкой вечным. Если Иоанн
Действительно пути приготовляет,
Не все еще потеряно для нас.
Мы будем жить еще довольно долго,
И знает кто? быть может, грозный Рим
Еще падет от рыка Иудеи.
2-й слуга.
Теперь я вижу, прав ты, Вафуил.
Пора нам спать, уж больно стал ты грозен.
Неровен час, разбудишь весь дворец
Безумными и страстными речами.
Зачем мечтать ? Покушай то, что есть
И выпей то, что налито в стаканы,
И баю - бай ! А сон тебе явит
Все то, о чем мечтаешь ты, дружище.
УХОДЯТ
Сцена вторая
Иродиада.
... Всюду воровство !
Измена всюду ! Как я одинока !
Одна - одна я царство стерегу,
Как ключница последние припасы.
Им волю дай, прислужникам лихим -
Растащат все, пропьют да проиграют
Или - беда другая - раздразнят
Великого и грозного соседа,
Который лишь из милости и терпит
Соседство наше, слабый наш оплот .
О эти порождения ехидны ,
Столпы тщеславия, вместилища пороков!
Что знаете об Ироде Великом?
Лишь только он и терпит вас доднесь.
Когда б не он, и дня б не продержались,
В пустыню всех, на скорбный дикий мед,
Пожалиться великим небесам
На участь безутешную свою.
Но знает Ирод - государь силен
Своей прислугою, когда она при деле,
Но дела нет давно уже. Устал
Великий Ирод. Дни его к закату
Уж клонятся, и миру трепетать
Перед другими грозными царями.
А нам бы потихоньку да чуть-чуть
До самой тихой смерти продержаться,
Пока она не придет и до нас
И не укроет всех могучей тенью,
Спасительница от земных забот
И утешительница в наших начинаньях .
Но как же быть - уже прислуге всей
Разбередил всю душу сей Креститель.
Неровен час, у нас начнется смута,
Начнутся разговоры. Да они
Уж начались. О Боже Милосердный ,
Так не оставь Ты Ирода в заботах ,
Наставь его, направь его стезею
Добра и милосердья Твоего.
УХОДИТ
Сцена третья
Площадь перед дворцом. Утро.
Нищий.
Ну, снова день, и надо подниматься.
Вот так всегда - проснешься ранним утром,
Башка болит, в карманах ни копейки
И голову мне негде приклонить.
Хочу вина - да кто ж подаст бродяге,
И хлеба хочется, да хоть воды напиться -
Одно и то же каждый божий день.
Когда я был совсем еще ребенком,
Отец мой был служитель в синагоге.
Он уходил поутру на работу,
А возвращался поздно, ввечеру.
Я думал - вырасту и буду жить иначе,
И каждый день наполнен будет смыслом,
Не этим вот бубу-бубу-бубу.
А вышло что - вся жизнь на день похожа,
Поутру встанешь - ищешь пропитанья,
Наступит полдень - отдохнешь немного,
И снова ищешь, чем бы закусить.
А ввечеру - еще одна забота -
Ведь надо выпить и повеселиться,
Поскольку ночь идет, и очень может статься,
Что ты уж не проснешься никогда.
Но с каждым днем все хуже, гаже, проще,
Былого нет давным-давно веселья
И радости не будет никогда.
Одна надежда, может, царь явится,
Великий царь, кто время остановит
И даст передохнуть простому люду,
А то рябит давным-давно в глазах
От жалкого, тупого повторенья.
Как больно мне, что я смиренный раб!
Пойду к фонтану, надо сполоснуться
И поискать, кто даст немного хлеба
И кто нальет мне кружечку вина.
Стражник.
Пошел, бродяга, неча здесь лежать.
А вы чего забыли, нищеброды,
Здесь вам не тут, здесь все запрещено.
Ну, вот теперь хотя б чуть-чуть спокойней,
И никого не надобно давить.
Какая, в сущности, никчемная работа -
Все делай, делай, нет у ней конца,
Как будто надо вычерпать все море,
А утром глядь - а море все на месте,
Как будто ты не черпал ничего.
Отец мой повар был из Назарета,
Глухое место, вроде Чекмагуша,
Кормил он стражу, царскую охрану,
Потом меня пристроил, как я вырос,
Как обзавелся жидкой бородой.
Он говорил - такому не бывати,
Чтоб род людской насытился однажды,
И в этом убедился я сполна.
Что за народ - толкаются и лезут,
И нарушают всякий беспорядок
И не хотят в покое пребывать.
Да успокойтесь вы, все кончено, поймите,
И ничего такого не случится.
Все под контролем, деньги есть- давайте,
А прочие - сидите по домам.
Все кончено, все продано - забудьте,
Сидите тихо, будет все нормально,
Я вам определенно говорю.
Титус.
Ну что, прогнал? Готово все иль надо
Еще нагнать нам воинов-героев,
Очистить площадь, разостлать ковры,
Столы расставить да еду какую,
Что подешевле. Нынче будет праздник.
Стражник.
Все сделано, великий господин.
Титус.
Тогда иди. Оставь какую стражу,
А сам поспи. До самого рассвета
Визжать, орать и бегать будет сброд,
Который именуется народом.
А впрочем, что такого остается
Ему-то, бедному. Вот так придешь домой,
Попразднуешь, попьешь вина такого,
Какое и не снилось никому,
Потом жуешь изысканные яства,
Глядишь - идет к тебе красивый раб
И так воздушно двигает руками.
А наслажденье выйти в караул
И чувствовать так близость государя,
Как чувствует, наверно, поросенок
Вблизи огромной матери свиньи.
Она лежит, раскинулась широко,
И так горят соски ее призывно,
Что нет удержу не ползти до них,
Сквозь эту грязь, что все зовут народом.
Как доплывешь, и как потом уткнешься,
Сосешь, сосешь - такое наслажденье,
Ни с чем его на свете не сравнишь.
Тут главное держаться и держаться,
Не дососать до крови, до горячки,
Да как удержишься- и вот свинья взъярится,
Сожрет тебя и на потеху плюнет
В густую грязь, и все, пиши пропало,
Не вынырнуть раздавленным кишкам
И членам боле вместе не собраться.
А что народ, ему одна потеха
Такие праздники - работай тяжело,
Да ешь бурду да спи с коровой старой -
С женой законною - нет радости другой,
Как порычать на праздниках, послушать
Певцов известных, купленных из Рима,
Сладкоголосых наших соловьев.
Так пусть порадуются жалкие кретины,
Один-то день потерпим, ничего,
Снесем свою обыденную службу,
Зато потом все радости мои.
Сцена четвертая
Певец.
Что за арена, что за гнусный вид!
Уроды жалкие, не могут встретить гостя
И дать ему хорошего вина,
Поцеловать, коль надобность в том вышла,
Умыть, одеть, с полтыщи мелочей,
Но это жизнь великого артиста.
Ну, ничего, вот вечером, как выйду,
Как возопят дурные стадионы,
Как завизжат от радости великой,
Тогда они мои, и все, как есть, мои.
Тогда-то отливаются мученья,
Я забываю стыд, позор, обман,
И гнусные глумливые насмешки,
Над бедною измученной душой.
Артист ничем Богам не уступает.
Он одинок и мертвенно прекрасен,
И жив, когда толпа его зовет
Забыться в жизни тускло-безразмерной.
Я Бог, я нынче вас развеселю,
Сниму усталость, злость, оцепененье,
Придам усталым членам бодрый вид,
И снова в бой помчатся ваши члены
Любить и мять похорошевших жен.
Когда б не я, все б прекратилось в жизни,
Любовь, удача, войны, наслажденье,
Ну, где тут деньги, дайте их скорее,
Гоните нал, безмозглые кретины,
Глаза б мои не видели всех вас.
Да жаль одна - у вас бывают деньги,
Без них я б не приехал никогда.
Нужда, нужда, нужда по свету гонит
И заставляет петь во всех местах.
Как странно это - грубый нищий люд,
Как царь Мидас, имеет дар чудесный -
К чему ни прикоснется он рукой,
Все в деньги обращается немедля.
Начнет пахать - пшеница уродится,
Начнет копать - найдет сребро и злато,
А то из глины сделает горшок.
Все деньги, деньги, боже мой, деньжища!
Огромные мильоны там и тут.
Лишь я один нужду имею в деньгах,
Я пожираю их, как пожирает время
Своих детей - он был титан надменный,
Но скорчился и высох в полчаса.
О, знаю я - вот мой удел прекрасный-
Ваш грязный труд, о земляные черви,
Я в песню превращаю, и она
Летит, летит, летит во всем пространстве
И услаждает вечное ничто.
Душа вещей чрез вас стремится в деньги
И выплывает, вечная, наружу,
И вот летит, о Боже, как летит!
Да жаль одна - цари о том не знают,
И все шпыняют - пой, бродяга, пой,
Пока мы кормим, холим да лелеем,
Вот так помрешь со славой - дескать, был
Певец Хирам, и славил Рим державный,
И от объедков что-то там имел.
Я вам не пес, проклятые уроды,
Здесь все развалится, и царь придет другой,
И будет у него другой наложник,
Не менее любимый, чем Давид.
А я останусь, я певец от Бога,
Во мне поет душа святая мира,
Эй. парень, ты, ну сбегай-ка за водкой,
Все пересохло в горле у меня.
Давид.
Ну что, готово? Эй, Хирам, Хирам!
Не пей так много, пожалей себя,
Чай глотка не луженого металла.
Еще попьем потом, повеселимся,
Великий праздник сотворил владыка.
Уж он-то понимает, что к чему.
Все подмели? а возле коновязи?
У вас не метено почти с времен потопа,
А если б не потоп, - подохли бы в грязи.
Ну шевелитесь, а не то плетей
Отведаете - царь шутить не любит,
И сей же час рубаху вверх - и вжик!-
Пошла плясать по нежной белой коже.
Чрез голову нейдет - пойдем другим путем,
А своего добьемся непременно.
Для вас, для вас стараемся, глупцы.
Чтоб бы друг друга не передавили,
Как глупые безмозглые бараны,
Когда их приведут на водопой,
На левый плоский берег Иордана.
Утонете в воде и всех делов.
А хочешь жить - так делай по уму,
Как говорит единственный владыка,
Как повелел великий Ирод-царь.
Народ таков - лишь только волю дай,
Как он пойдет разбойничать и грабить,
А честные, почтенные матроны
Сей же минут поскачут словно девки -
Ах, денег нет, ах, нечем заработать, -
И задирают юбки выше крыши,
Такая мерзость, господи прости.
А кто-то как разляжется, бездельник,
Так и не сдвинешь, бей его и режь.
Нет, слава Богу, есть на свете царь.
Ты молод был - тебя кормил отец,
А только вырос- царь тебя приветил.
Ну так живи и слушайся его,
И будет все прекрасно, как должно быть.
Ну, кто там кухня? Все у вас готово?
Все свежее? Убоина, хлебцы,
Вино, вино, вина , гляди побольше.
Хмель примиряет с жизнью как никто.
Люби его, и царь тебя полюбит,
И чудо на земле тебе явит,
А для чего живем, как не для чуда?
А ну идите, все, еще проверьте раз,
Готово ль все, неровен час, явится
Великий царь, он любит проверять,
Да и наказывать, кто смеет прохлаждаться
И нарушать гармонию во всем.
Хирам, не пей. Мальчишка, вырви чашу,
Откуда, кстати, чаша такова,
Откуда взял, ну, говори, паршивец,
Сгною в тюрьме, бездельник, вор, подлец!
1 женщина.
Свиреп Давидушка, не приведи Господь!
2 женщина.
Ох, не люблю я праздники, однако!
3 женщина.
Закон один, и нечего перечить.
4 женщина.
Неси в семью, а там ужо посмотрим.
5 женщина.
Да муж как муж, немного выпивает.
6 женщина.
Глаза б мои не видели - растут.
7 женщина.
Есть в доме хлеб? А, нету в доме хлеба!
8 женщина.
Теперь ты должен одеваться так.
9 женщина.
Оголодает, сам еще придет.
10 женщина.
О третьем годе помер.
11 женщина.
Ой, берегитесь, царь, великий царь!
12 женщина.
Пошли обедать, все уже остыло.
конец 1 части
Часть вторая
Сцена пятая
Ирод.
Как тихо здесь! такая тишина
Бывает только в храме да в пустыне,
Где нет на километры никого,
А только ветер, ветер, ветер, ветер...
Я с детства помню пустоту степей,
Где ты один, один на белом свете,
А если кто покажется - тот враг,
И разговор бывает с ним короткий.
Нет, все же здесь другая тишина.
Застыло все, застыла вся держава,
Благоговейная, святая тишина!
Когда я лишь пришел из Идумеи,
Как поразило все меня в округе-
Толкаются, дерутся и кричат,
Кишат, как черви в полусгнившем чреве,
Воруют, пьянствуют, кругом сплошной Содом,
И как Господь их вытерпел- не знаю.
Теперь не то - все чинно, благородно,
Отныне и навек заведено,
И нет обид, ни зависти, ни злости,
А лишь спокойная, святая тишина.
И что же? Что же? как в степи широкой
В дни юности, я так же одинок,
И нет ни друга мне, ни брата нет на свете,
О боже, боже! Мало вам меня!
Я прекратил разбой и лихоимство,
В казне достаток, Рим для нас опора,
Я выстроил державу, наконец,
А вам все мало, мало, мало, мало!
Вам хочется, чтоб чудо совершилось,
Да вот глядите - это ли не чудо-
Все по утрам имеют булку с маслом,
Все ходят на работу, не воруют,
Не прожигают понапрасну жизнь.
Зарплату платят - это ли не чудо?
И я ли Вам не Бог, не чудодей?
Я сделал это из пустых людишек,
Разбойников, вы вспомните себя
Всего-то тридцать, тридцать лет каких-то.
Да нет, молчат, им чудо подавай,
А ведь чудес на свете не бывает,
Как созданных могучею рукой
таких, как я.
Ты тоже человечек,
Они кричат - ты ходишь по-большому,
Рыгаешь, чавкаешь и в жизни ты другой,
Как хочешь показаться в песнопеньях
И громких репортажах-интервью!
Да что они там все, поумирали?
А ну давайте, мочи нет скучать!
Пусть все пройдет, а там еще посмотрим,
Кому хвалу мы будем возносить.
Сцена шестая
Священнодействие.
Сцена седьмая
Ирод.
Народ, народишко, бездарные глупцы,
Беспечные любители наживы,
Бездельники, ленивые скоты,
Вот кто вокруг, вот с кем имеешь дело,
Вот для кого стараешься вотще.
Ну что же, радуйтесь, ликуйте, трепещите,
Великое свершается сейчас.
Голос.
Пришла пора очиститься, собратья,
Взгляните все - кто есть средь вас такой,
Кто превзошел вас всех во зле и скверне,
Кто среди вас отродье сатаны,
В ком жизнь замедлила живительные соки,
Кто превзошел в гордыне сам себя,
Кто возомнил, что он велик и славен,
Кто одинок, в ком теплится душа,
Как свечка на ветру пустынной жизни,
Тот должен встать. Тот должен умереть,
Тот должен возродиться и воскреснуть,
Тот обречен. Тот встань и покажись.
Молчание
Саломея.
Великий царь! И ты, пророк чудесный,
Веселый люд, собравшийся на праздник,
Мне трудно говорить, я словно, словно брежу,
И руки сами чертят чьи-то лики,
Неведомых, невиданных существ.
Мной будто овладела лихорадка,
Я не могу, мой слабый тонкий голос
Отказывается боле мне служить.
Я вам станцую. Это древний танец,
В нем мать-земля, земля как мать ликует,
Встречая лета чудные плоды.
танцует.
Голова Иоанна.
Вы все запутались во лжи и клевете.
Не надо лгать, не надо лицемерить
И криками проклятья побуждать
К спокойствию свою больную совесть.
Все кончено, все пройдено, забудьте,
Сейчас не говорите ничего,
А только слушайте свое большое сердце,
Оно вам скажет правду- "Тук. Тук.Тук".
Проходит все, проходят государства,
Цари, народы, войны и поборы.
Уйдете вы. Так стоит торопиться?
Постойте же минуту или три.
Пришла пора - на вас я ставлю крест.
Я как вода незримого потопа
Смываю вас, вас нет на свете боле,
У всех у вас теперь иная жизнь.
Живите счастливо, в согласии с собою
И с близкими - уже грядет пора
И царь явится, новый царь грядет!
Я лишь пути ему приготовляю,
Как летний дождь, пролившийся при солнце
Смывает пыль и омывает окна,
И к празднику готовит небосвод.
Терпение - и все произойдет.
Терпение - вот ласковое слово
Для новой жизни, для иной судьбы,
Для мирного души успокоенья.
Танцуйте, радуйтесь, пускай душа поет,
Приидет Бог, в ком сила новой жизни!
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
