Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ПУТИ-ДОРОГИ

Два рассказа


ОДНАЖДЫ В АМЕРИКЕ
УСМЕШКА СУДЬБЫ


ОДНАЖДЫ В АМЕРИКЕ

Встреча первая

В 1997 году я с товарищем - новосибирцем Володей Лысенко - совершал автопутешествие на старенькой "Вольво" через всю Америку от Аляски до Буэнос-Айреса. Поездку в Канаду и США, расходы на бензин, мотели, пропитание, нам оплачивали пассажиры, два бизнесмена, любители дикого отдыха.

В Финиксе, штат Аризона, пятидневная остановка. Бизнесмен Андрей захотел прокатиться по реке Колорадо на рафте, американском плоту, и Лысенко отправился его сопровождать. А второй бизнесмен Вова - так всем представлялся при знакомстве этот сорокалетний мужик - изъявил желание побывать в Голливуде. От Финикса до Лос-Анджелеса около 600 километров - для Америки не расстояние. Мы поехали.

К пункту назначения мы подъезжали в темноте. Как только увидели светящиеся буквы "Motel", тут же завернули к ним. Наутро купили карту города, стали разбираться, где тут Голливуд находится и как к нему проехать. Смотрим, смотрим - нет на карте Голливуда! Как же так? Весь мир знает Голливуд, а на карте его нет!? У служащих мотеля выяснили, что место, где происходят голливудские чудеса и куда стремятся толпы посетителей, называется "Юниверсал студиос". А студии эти на карте были обозначены.

Поехали. Вова за штурмана, следит, где мы находимся, предупреждает о предстоящих поворотах и перестроениях. Нелёгкая задачка, доложу вам, приехать в нужное место в чужой стране, да ещё после нашей сибирской интенсивности движения. Одно утешение - никто не клаксонил нетерпеливо, не упирался нервно в задний бампер, когда я поневоле делал что-то не так. Один лишь раз, когда резко бросив машину вправо, чтобы не пропустить нужный поворот, я заметил в зеркало, как американка за рулём задней машины укоризненно покачала головой.

И вот я вдруг замечаю в зеркало заднего вида помаргивание фар чёрного джипа. Раз, другой, потом ещё. Присмотрелся внимательно - ба-а, полиция! Явно требует остановиться. Хотя за что? Еду тихо, ничего вроде бы не нарушил... Неужели настучала американка, которую недавно подрезал? Оперативно же работают, дьяволы!

Останавливаемся, выходим оба из машины. Навстречу из джипа полицейский. Один. Типичный американский коп, точь-в-точь как в фильмах. Только чёрный. Протягиваю ему права. Должен признаться, международных прав у меня тогда не было, имелись наши обычные, российские. Единственное иностранное в них - это надпись на красной обложке "Permis de conduire", чёрт знает на каком языке. О международных правах в то время в Сибири и не слышали, специально для поездки с трудом удалось раздобыть этот самый "Permis". Полицейский мельком, без всякого интереса просмотрел их, вернул, что-то проговорил. Я не понял, переспросил. Теперь уже не понял и переспросил он. К нашей дружеской беседе присоединился Вова. Он был технически очень оснащён для разговоров с американцами, имел электронный переводчик. Набираешь русские буквы и на экранчике возникает английская фраза. Правда, из ответов Вова мог понимать лишь "йес" и "ноу". Некоторое время мы беседовали втроём. Наконец, мне удалось выяснить главное - за что же я был остановлен. Оказывается, мы находились на трассе, где нельзя двигаться со скоростью менее 70 км/час. Я стал объяснять, что пытаемся сориентироваться, что Вова должен успеть прочитать названия улиц, а читать быстро он не может....Вова зачем-то возражал мне, при этом апеллируя к полицейскому:

- Я-то причём? Я только стриты называю, а за скоростью ты уж сам смотри! - при этом он энергично тыкал в карту пальцем, бурно размахивал руками. Наверное, такая картинка редкость на скоростной трассе Америки, иначе с чего бы проезжавшие мимо машины все как одна сбрасывали скорость и сидящие в них заинтересованно поворачивали головы в нашу сторону? Эка невидаль! Ну, остановил "гаишник" машину, оживлённо беседуют...

Полицейскому эта беседа, наконец, надоела. Он сказал "фоллоу ми" (следуйте за мной), сел в машину, поехал. Я еду за ним. Настроение, конечно, паршивое. Ну, взял бы штраф на месте, в участок-то тащить зачем? Минут через двадцать останавливаемся. Коп подходит к нам, улыбается, показывает рукой вперёд. А там громадная разноцветная надпись "Юниверсал студиос". Это же он нам дорогу показывал! Вова долго тряс полицейскому руку: "Ну, спасибо, братан! Не ожидал, не ожидал!" Вот таким был наш единственный за всё время контакт с американской полицией.



Встреча вторая

Мексика, лесистая и гористая местность в районе Акапулько. Наша "Вольво" трясётся по щебенистой дороге, я за рулём, Лысенко дремлет на заднем сиденье. Нас догоняет полицейский джип, тормозит впереди. Полицейских двое. Старший - настоящий мексиканец, чёрные глаза навыкате, смуглое лицо, густая щётка усов. Второй какой-то весь белобрысенький, типичный родной сержантик. Следует обычная и уже привычная процедура (а номера у нас никакие не транзитные - самые настоящие американские). Загранпаспорта, визы, документы на машину. Вопросы полицейского:

- Нарко? Армас? (Наркотики, оружие?)

- Но, сеньор, но! - энергично трясём оба головами.

Тем временем белобрысенький заглянул в "бардачок", под сиденья, переместился к задней двери. А там у нас сумка, и в ней в боковом карманчике валюта на дорожные расходы, долларов семьсот (доллар тогда стоил чуть больше шести рублей). Я быстренько к машине, сую голову внутрь. Белобрысенький уже извлёк нашу заначку и вместе с ней возвращается к старшему. Я за ним как привязанный, не отрываю взгляда от рук. Старший принял пачку, тщательно пересчитал доллары, выдернул одну купюру, другую, внимательно просмотрел их на свет. Мы так же внимательно наблюдаем за этими манипуляциями. Мексиканец взглянул на меня, спросил:

- Фальсо?

- Но, сеньор, но фальсо! Тиз динеро из фром банко!

На самом деле, какие же они фальшивые! Самые настоящие американские рубли, из самого настоящего американского банка. Мексиканец тяжело вздохнул, нехотя вернул мне доллары, Мы сели в машину, теперь за рулём Володя, я сзади. Едем, а меня грызёт беспокойство. Расстегнул сумку, вытащил пачечку и затолкал её в карманчик на штанине походного комбинезона. После этого беспокойство улетучилось.

Не так уж долго и проехали, как нас вновь лихо обгоняет тот же самый джип, вновь тормозит. И что мне сразу не понравилось, только мы остановились, как джип продёрнулся вперёд метров на десять и лишь тогда полицейские вышли из него. Старший поманил нас. Я хотел остаться, не за рулём же, но он требовал подойти обоим.

Опять та же процедура с документами, только более тягучая. Объяснялся с ним Володя, я демонстративно не участвовал в разговоре. А белобрысенький двинулся к нашей машине, прямиком к задней дверце. Открыл её, начал что-то искать, только зад его торчал снаружи. Володя беспокойно поглядывал то на меня, то в сторону машины, он ведь знал, что в сумке лежат деньги. Он даже дёрнулся к машине, но старший сердитым окриком вернул его назад.

Меня подмывало, конечно, сказать Володе, мол, не волнуйся, всё в порядке, но подумал: не надо говорить по-русски, лучше оставить ситуацию как есть. Молоденький обескуражено вернулся от машины, что-то сказал старшему, тот его сердито отчитал. "Сержантик" вновь нырнул в "Вольво". Наконец, окончательно возвратился к нам. Короткий, но бурный диалог полицейских между собой, и старший с досадой протянул документы Володе. А сам смотрел на меня. Произошел безмолвный, из глаза в глаз, разговор:

- Что, не получилось, да?

- Жаль, шлёпнуть вас нельзя, сволочей.

- А ты думал, русские - лохи? И вы их сейчас обуете?

- Ладно, твоя взяла. Но уж другие гринго просто так не отделаются!

Уже садясь в машину, я не удержался, крикнул полицейским:

- Аста ля биста, сеньоры! (До свидания!)



Встреча третья

Пятый день торчим в Колумбии, в портовом городе Буэнавентура. Ждём нашу "Вольво", она должна прибыть сюда морем из Панамы. Наконец, прибыла. Ринулись в порт. Володя направился к причальному пакгаузу, а я в контору оформлять документы. Возвращаюсь в порт. Справа красивая чугунная ограда, слева ухоженный травянистый газон. Народу никого, только недалеко на траве валяется группа молодых негров и мулатов.

Миновал их, иду дальше. Неожиданно, беззвучно, справа возникла фигура негра. И тут же в бок легонько ткнулось лезвие ножа. Уткнулось и замерло, негр спокойно, не глядя на меня, идёт рядом, молчит. Вдруг сзади мне кто-то захватывает шею изгибом локтя, прижимает к себе и чужие руки ныряют в карманы джинсов. А там, свёрнутые в трубочку, лежали наши последние несколько сотен долларов.

Лишиться этих денег означало катастрофу - впереди ещё Эквадор, Перу, кусочек Чили и почти вся Аргентина! Последнее время мы и так уже максимально экономили, дважды ночевали прямо в машине. Не могу точно восстановить ход борьбы, помню только, что лягался ногами как Киса Воробьянинов при драке из-за стула с отцом Фёдором, старался попасть ботинком негру между ног. Руки заняты, я удерживаю нырнувшие в карманы чужие. Последним свободным органом - головой - двинул заднему по лицу. Видать, попал крепко, потому как удушающий захват разом ослабел. Негр рвал из кармана стиснутую в кулак руку, я не давал. Не отпущу гада!

Всё это сопровождалось моим рёвом и так помогающим в трудную минуту матом! Мы упали, барахтались на земле. И здесь я услышал топот, свистки. От ворот конторы к нам бежали охранники. Подбежали, оторвали негра от меня. Тот прячет руку за спину, а в ней, вижу, зажаты скомканные доллары. Я цап их из его руки! - и к себе в карман. Появились на мотоцикле полицейские, негра затолкали в коляску, увезли. Меня усадили на мотороллер, и тоже в участок. Вид у меня, конечно, ещё тот! Весь в пыли, рубашка разорвана, руки в ссадинах, и по груди из небольшого пореза стекает кровь.

В участке уже допрашивали одного из напавших - мулата. Со мной говорил один из офицеров, немного понимавший по-английски. Я изложил ему всю историю, даже показал - вот они, те самые доллары. И, видно, допустил ошибку; офицер протягивает руку, давай, мол, сюда.

- Зачем? - спрашиваю.

- А это вещественное доказательство.

Ага, знаю я ваши вещественные доказательства! И я затараторил, мешая английский с испанским:

- Ноу, сеньор! Май фрэнд из ин пуэрто. Ай маст телефоун ауэ эмбоссадо ту Богота энд ви маст иммидэйт драйвинг ту фронтэра!

В примерном переводе это означало, что в порту меня ждёт товарищ, мы должны немедленно позвонить нашему послу и тотчас двигаться к границе. Полагаю, что слова "посол", "граница" произвели на офицера впечатление. Тем более, что я решительно встал и, как писали в старых романах, столь же решительно откланялся. Меня не задерживали.

В порту меня ждал удручённый Володя. С нашей "Вольво" где-то в пути, а может, уже здесь, в порту, сняли номера. Вот скажите, кому нужны номера без машины? Пришлось на кусках картона крупно нарисовать эти номера и прикрепить их пластырем к стёклам. И так нам опротивела Колумбия, что мы тут же в ночь выехали, не стали дожидаться утра. А с нарисованными номерами мы проехали две границы и добрались аж до Кито, столицы Эквадора. Лишь там, в мастерской нам сделали нормальные металлические. Это была ещё одна не предусмотренная бюджетом трата....



УСМЕШКА СУДЬБЫ

В конце лета 1968 года, получив приличные деньги на лесосплаве, мы оказались в Дудинке. Мы - это я, мой товарищ по аспирантуре Юра Авакян и Валерьян, научный сотрудник одного из московских НИИ. Надо было возвращаться в Москву. Время у нас ещё было и у Юры Авакяна родилась мысль: а не добраться ли на попутном судне до Мурманска? Во-первых, пройти по Северному морскому пути на корабле - это ли не заманчиво? Да и деньги можно сэкономить на авиабилете! Скептик Валерьян вяло посопротивлялся:

- Ага, щас вот выйдем на улицу, проголосуем, и нас по пути подбросят.

Но решили попробовать. На рейде как раз стоял корабль - лесовоз "Анадырь". Громадина, даже если смотреть издалека. В порту разузнали, что лесовоз вот-вот станет под погрузку и потом пойдёт на запад. Рано утром мы уговорили местного мужичка, и на своей лодке он доставил нас к борту "Анадыря", к кромке нависающего над головой трапа. Лесовоз многоэтажным домом возвышался над нашей лодчонкой. Мы принялись голосить, предполагая, что именно так на судне называется какой-либо дежурный:

- Эй, на "Анадыре"! Вахтенный!

Далеко вверху над бортом возникла всклокоченная голова:

- Чего надо?

- Мы к капитану! Он у себя?

- А зачем к капитану?

- Дело есть! Да мы не местные, мы из Москвы!

Голова исчезла, трап ожил, конец его опустился, и мы все трое вскарабкались наверх. Вслед за дежурным (или всё же вахтенным?) прошли несколько коридоров, остановились перед дверью.

- Подождите, - сказал вахтенный и, постучав, скрылся за дверью.

Через минуту появился:

- Заходите.

Зашли. Большая каюта, в задней стене ещё одна дверь. Шикарная тёмного дерева мебель, на полу во всю каюту ковёр, ворс по щиколотку, у стены полированный журнальный столик, рядом с ним глубокие кожаные кресла. Обстановка для тех времён сногсшибательная! В кресле - капитан, в белой форменной рубашке с галунами, с чёрным галстуком, выбрит, причёсан, будто только что со свидания. И перед ним трое - в потёртых мятых джинсах, несвежих штормовках, давно не стриженные. Не "бичи", конечно, но контраст разительный. Мы застеснялись, даже несколько оробели. Только Валерьян, коренной москвич (москвичи, как известно, всегда были людьми не робкого десятка) ничуть не смутился, а принялся объяснять: мол, аспиранты, возвращаемся после "калыма", нельзя ли на "Анадыре" дойти до Мурманска? Готовы на любую работу, продукты закупим или оплатим. Капитан слушал внимательно, у меня даже ворохнулась надежда: неужели возьмёт?!

Потом он с сожалением вздохнул:

- Я бы вас, ребята, взял, поверьте. Но не могу! У меня ведь сейчас не корабль, а детский сад. В Мурманск-то пришли из загранки и снова в загранку уходим. Вот и прихватили в Мурманске семьи. Мест нет абсолютно. Рад бы помочь, да не могу!

Немало огорчённые, вернулись мы на берег. Побрели к начальнику порта. Тот предложил:

- А вы подождите, дней через семь ещё лесовоз подойдёт. Может быть, он возьмёт...

Однако же, отпуск не резиновый, ждать не получается, оставалось одно - добраться до Норильска и уже оттуда лететь в Москву. Путь сообщения Дудинки с Норильском тогда был единственным - одноколейная железная дорога длиной километров 250.

В абсолютно пустом крохотном вокзальчике изловили какого-то железнодорожного человека. Он пояснил:

- Летом-то поезд ходит, два раза в неделю. Но не регулярно!

- Не волнуйтесь, придёт обязательно. Когда? - железнодорожный человек задумался, потом оживился:

- А вы вот что! Сейчас спецпоезд в Норильск пойдёт, пионеры возвращаются. Может, с ними уедите...

Действительно, на путях стоял коротенький состав из шести допотопных пассажирских вагонов. За окнами вагонов видны были пионерские головы, на площадках маячила милиция. Без особой надежды (кто ж пустит к детишкам трёх подозрительных мужиков?) мы всё же направились к грудастой девице в белой праздничной кофточке с красным галстуком на шее. Судя по громкому распорядительному голосу и бурной деятельности, она была старшей вожатой, не иначе. Блузка и слушать не пожелала:

- Нет! - и вся недолга.

В вагонах уже запирали двери. И тут одна сердобольная проводница шепнула:

- Идите в хвост. Видите товарный вагон? Там хозяйство всякое везут, попытайтесь туда.

Мы поспешили к хвосту поезда. Крытый вагон-пульман, двери раздвинуты. Внутри вагона горой матрацы, одеяла, навалена кухонная посуда, прочая хозяйственная мелочь. В вагоне суетятся пять-шесть молоденьких девиц, паренёк лет двадцати. Всеми распоряжается небольшой пухленький мужичок. Одет щегольски, неожиданно для такой ситуации: чёрные блестящие туфли, белая рубашка, свободный узел галстука. Мы ещё заранее составили план компании по проникновению в заветный вагон, поэтому не торопились, ожидали вдалеке. И лишь когда тепловоз дал торжественный гудок, когда уже лязгнули буфера, бегом пустились к вагону. На ходу подталкивая друга, ввалились в него. Пухленький мужичок по имени Николай Иванович попытался было воспрепятствовать неожиданному десанту, но мы были тверды:

- Нам разрешили! Старшая вожатая разрешила!

Поезд набирал ход. Мы пристроились в углу вагона на ящиках, расписали "пульку". Хотелось есть. Не ожидая, что удастся уехать, ничем в дорогу не запаслись. А в середине вагона начались приготовления к пиршеству. Там из ящиков соорудили стол, расселись вокруг него на матрацах. Стол получился богатым: колбаса, сыр, рыба, печенье, фрукты - невиданное по советским временам изобилие. И конечно же, посредине батарея бутылок, где преобладали водка-белоголовка и портвешок, кажется, "три семёрки". Гулянка бодро разгоралась. Лица у всех раскраснелись, разговор громче и беспорядочней. Как только начинал говорить Николай Иванович, все тут же умолкали, преувеличенно внимательно слушали, хохотали над его бородатыми шутками. Николай Иванович смахивал одну рюмку за другой, он уже изрядно захмелел, лапал то одну девицу, то другую. Те взвизгивали, увёртывались... однако, не отодвигались.

Мы ехали уже часа три. Никаких станций, никаких разъездов, только неторопливо мелькают провода телефонной связи. От задувающего в дверь ветра продрогли, организм требовал остановки. На наше счастье, поезд замедлил ход и остановился. Вокруг девственная тундра, только небольшой одноэтажный дом рядом, наверное, ещё со времён строительства. Окна выбиты, дверей нет, сквозь пустые проёмы внутри видны горы мусора. Воспользовавшись остановкой, мы выскочили из вагона, забежали за него, сделали неотложное дело. Забравшись назад, продолжили преферанс. Некоторые из девиц тоже совершили вылазку на природу. Наконец, спохватился и Николай Иванович. Он аккуратно, спиной вперёд, сполз на насыпь, скрылся за вагоном. И в этот момент - надо же! - поезд мягко дёрнулся и начал набирать ход. Девицы секунду ошарашенно глядели друг на друга, потом кинулись к дверям:

- Николай Иванович! Николай Иванович! Быстрее! Мы поехали!

В проёме двери появилась голова Николая Ивановича. Он бежал рядом, мелко подпрыгивал, царапал пол в попытке ухватиться за что-нибудь. Девицы протягивали ему руки, кричали:

- Хватайтесь! Хватайтесь!

Он и хватал то одну руку, то другую, но всё никак не мог сделать решительный прыжок. Тут уж и мы кинулись к дверям, растолкали девиц, ухватили Николая Ивановича. Валерьян скомандовал:

- Прыгай! Задёрнем!

Я на мгновение встретился взглядом с Николаем Ивановичем и понял - не прыгнет! Он ещё бежал рядом, что-то выкрикивал, но ясно было - не прыгнет! Наконец, он задёргал руками, высвобождая их. Мы отпустили его, он всё больше отставал, и, наконец, фигура его скрылась за вагоном. А в вагоне была полная растерянность. Девицы застыли как изваяния и только молча взирали друг на друга. Прямо-таки финальная сцена из "Ревизора"! Я высунулся в дверь. Глазам предстала такая картина....

Тяжелое серое небо. На землю сеется мелкий дождь вперемешку со снегом. Холодный ветер качает непышную тундровую растительность, в распадках лежат ещё язычки снега. На насыпи стоит и смотрит вслед поезду растерянный человек. Растерянность во всём - в лице, в опущенных руках, даже ноги выражают растерянность. Сюжет сюрреалистический: первозданная тундра до горизонта и посреди неё одинокая нелепая фигура в белой рубашке с галстуком, чёрных отглаженных брюках и чёрных же сияющих штиблетах.

Рельсы плавно повернули и Николай Иванович исчез за поворотом. Я вернулся в свой угол, мы стали рассуждать, как скоро его извлекут из тундры. А компания в вагоне тем временем пришла в себя. Место во главе стола занял паренёк. Теперь он распоряжался застольем, теперь он по очереди лапал девиц, и те так же хохотали и взвизгивали. Пир продолжался.

Часа через три прибыли в Норильск. В вагоне начались поспешные сборы, только почему-то никто не помчался сообщить о происшествии. Мы подхватили свои рюкзаки, выпрыгнули на перрон. Увидели старшую вожатую, она строила своих пионеров, чтобы бодрым шагом вести их к вокзалу. Валерьян направился к ней:

- У вас человек отстал. Из последнего вагона, Николай Иванович.

Старшая вожатая ничуть не удивилась нашему появлению:

- Как отстал?

- Так и отстал. Когда останавливались.

- А-а-а...

Мы поспешили дальше. Надо было добираться в аэропорт, предстояла эпопея с добыванием билетов на Москву. В те доисторические времена билеты не покупались, их надо было "доставать".

Сзади коряво затрубил пионерский горн, раздалась бодрая пионерская песня - вожатой, видимо, удалось построить своих пионеров.

Для нас так и осталось неизвестным, когда же и на чём Николая Ивановича извлекли из тундры. И извлекли ли?




© Борис Иванов, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность