Доброту у него и любовь у него
проходили аллюром кадеты...
И сдавались на сессии легче всего
факультативные эти предметы.
Сын-Полкан: вот и вою от вашей тоски!
У бессмертия тоже воняют носки...
и в предверии свадебной эры,
не стучал каблучком и не прыгал волчком,
Я всадил двадцать первому веку - в очко
и отправил его на галеры!
А вокруг: острова, острова, острова...
От того и в Неваду - впадает Нева,
От того и светлее, больнее всего:
что любовь - от него, доброта - от него!
Сын-Полкан продуктовых и книжных твоих,
Я и Трою в метро - разопью на троих,
Мандельштам, я еще не забыл адреса:
Оркестровая яма - транзит - небеса...
Ты налей мне в бумажный стаканчик,
медицинского спирта стишок.
Нас посадят в ночной балаганчик,
разотрут в золотой порошок.
Будет плакать губная гармошка
о тоскливом своем далеке...
Я наказан, как хлебная крошка,
в уголке твоих губ, в уголке...
Нам пригрезятся райские чащи,
запах яблок и гул кочевых,
видимо, ангелов. Низко летящих
в аэрофлотовских кучевых.
А затем - по второму. И в третьих -
Я впервые тебя обниму.
И, возможно, у нас будут дети,
и меня похоронят в Крыму.
Отзвучат поминальные речи,
Выпьют горькой (по сто пятьдесят?)
И огромную, в мраморе, печень -
над могилой друзья водрузят!
Из самых-самых черных сил
я выбрал красоту -
Татуированный буксир:
"Та-та, ту-ту!"
На нем обхаживать врагов
и предавать друзей...
Какое море берегов,
такая жизнь! Музей...
В портах, в портках - дыра в дыре,
так вмазанный в мазут,
Женился б на поводыре,
ан - нет: менты везут!
Нам всем отмерян закуток,
чернила, стол и стул...
Я наколол тебя , браток -
и ты - не обманул.
Не от стыда краснеет вошь,
и кто ей господин?
И ты моим плечом плывешь,
не ведая, поди:
На кой дыметь твоей трубе,
Зачем волнеть - волне?
Что ненадобен тебе,
А ты - так нужен мне...
Купание красных коней в коньяке,
Роскошная пуля, свистящая мимо...
... и вносят гусей на жаровной доске -
и нету вкуснее спасителей Рима!
Мне - тридцать.
Годков двадцать пять - коньяку.
Спасенные гуси танцуют фламенко.
Лишь красные кони на полном скаку...
... и вновь я - москалик в потешном полку -
шукаю Шевченко.
Не знаю теперь: на каком языке
доводят до Киева, Львова и Крыма.
Цибуля и сало, икра в туеске...
Гремит балалайка в цыганской тоске:
"На што тебе пуля, которая - мимо?..."
Украинский профиль, расейский анфас,
Великий Славутич журчит в унитазе...
Отчизны впадают в лесбийский экстаз,
и что-то рождается в этом экстазе...
Мы ждем друг друга
сотни зимних лет.
В глазницах - лед,
и снежный ком - в гортанях.
И нет любви, и ненависти нет:
они ушли и выключили свет.
Еще чуть-чуть -
и даже тьмы не станет.
О чем молчать
и говорить о чем?
Всем языкам - безмолвие - услуга.
Вода и звезды
пахнут сургучем,
И мы опять, обнявшись,
ждем друг друга...
Летала муха нализа -
вшаяся звездной пыли.
И были у нее глаза
небесно-голубые!
Не человеческие и
не мушачии очи...
Из ангельских, видать, они,
из падших, но не очень.
А я писал тебе письмо
"под мухой", но без мата:
"Любимая, коль жизнь - дерьмо,
так ты не виновата..."
Губы в кристалликах соли -
не прочитать твоих слез...
Словно украл из неволи,
или в неволю увез.
Волны под вечер на убыль,
мыслей вспотевшая прядь:
...чтобы увидели губы -
надо глаза целовать.
Больше не будет скитаний,
меньше не станет тряпья.
Бабочку в черном стакане
выпью, дружок, за тебя.
Пой мне унылые песни,
сонным шипи утюгом.
Плакать не выгодно, если -
море и море кругом.
Ты расплетаешь тугую...
косишь под провинциал...
Я ведь другую, другую!
у янычар воровал...
Cточной канавой плыви,
омываемый кровью индюшек.
в желтом гусином пуху -
из распоротых бритвой подушек...
Мы поспешим за тобой,
задыхаясь от счастья и смрада -
самая старшая группа
херсонского детского сада.
Блядский кораблик,
дыми - деревянным уродом,
Мы поспешим за тобою
всем классом, всем курсом, всем взводом!
Кто-то ведь должен был
нас повести за собою!?
Медной трубою вонзаясь в залупу,
медной трубою...
И над обрывом я закричу вам,
белый от страсти,
или от старости светлый:
"Милые, здрасьте!
Мы забухали, забылись на пару,
мы облажались на пару с ним, во!
Барышни, барышни, это мой парусник,-
больше и нет у меня ничего..."
...-Не получается плакать красиво,
лишь поручается в бубен стучать,
вот и выходит - кораблик, Россия ,
но, - выплывает : ебана мать...
Уходим, сгорбленные, в стужу,
в пошлейшее небытие...
И снова - обретаем душу,
как будто не было ее.
Аминь, тебе, амикашенство:
- Такая встреча, мон ами!
Столь позабытое знакомство
с водой, деревьями, людьми!
Но, не вернуться к ним. Иные
законы в этом гараже,
где мы, вонючие и злые,
Пришлись кому-то по душе...
Взял себя в чужие руки,
окунул в родной навоз,
Вместо: "Сладостные звуки...".
- Ну и суки! - произнес...
Навалились: "Свяжем психа!?"
Пляж. Кряхтение. Возня...
Лишь помешанное тихо
море слушает меня.
Да - у парня едет крыша,
Да - паденье над людьми
в перечисленное выше,
выше, выше, черт возьми!
Все, взлетевшие с тоски,
в этом небе - земляки!
Не заманит нас Отчизна
сыромятным крендельцом,-
Мы не строим онанизма
с человеческим лицом!
... Вечереет. С хриплым воем
вновь буравит облака -
в красное, полусухое -
жирный боинг табака...
Родительный падеж - для мертвых жеребят,
Творительный падеж - для изгнанных поэтов.
Предательный мой друг,
винительный мой брат,-
Ноябрь на дворе...
(а ты рифмуешь -
"лето").
Для каждой из надежд
есть собственный
падеж.
Вот парусник плывет,
белеет в ванной
кафель.
И вся твоя душа - подавленный мятеж,
мой авве, авве... Авель.
Бесцельный, серый дождь (приспичило идти).
Согреюсь повторять : "ноябрь у порога..."
Зачем или за что? Да и не вспомнишь ты,-
как именной наган
за пазухой у бога...
... и никто не умрет! И меня отведут
отбывать наказанье такое:
бормотать "воробей, барабан, акведук..."
да прислуживать в барских покоях.
Над Хохляндией день
черножопых кровей,
сам хозяин - любовник холую...
Бормочу: "акведук, барабан, воробей",
и ночные горшки - полирую.
Перевыполнен план по отстройке церквей,
по отстрелу трефовых сердечек...
... и никто не умрет! И опять всех живей:
потрошитель шахтеров, ракетчик!
Окруженный когортой блатных куркулей,
утонченный в сложении полных нолей,
Он любитель закручивать кранец
неугодным газетам чужою рукой...
А страна? Вероятно, ей нужен такой
всенародный избранник, засранец.
Государственный суржик освоишь, братан,-
и посадят в свободную зону...
До-ре-ми, либидо! Ах, не пой, депутан,
ах, не делай миньет микрохфону.
Акведук, воробей... Запотевший бомонд,
в хрустале - дармовецкая бражка.
Потому, что назначен спасать генофонд -
племенной мясоед, Чебурашка.
"А, Б, В", - говорю. Отъезжает уже
поседевшая крыша. Я двину -
умирать и любить на другом ПМЖ...
... если пустят меня в Украину.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]