СЕРЫЙ КВАДРАТ
Квадратная дверь подъезда. Цвет... Хм... Вы знаете любовь? Ну вот, любовь, слева от нее мальчик, потемнее любви, а справа девочка, посветлее любви, а дверь, когда закрасили надпись, стала потемнее мальчика.
На двери, а была она прежде среднего серого цвета, два года жила надпись, что я дура. Круглые буквы, печатающий почерк - такой бывает у людей со способностями биологов. Линия букв мне по грудь. Моя редкая фамилия - и рядом частое слово дура. Рядом напрашивались один цветочек и один листочек, такие же кругловатые и бледносветофорные, как и буквы. Но почему-то их не нарисовали. В остальном дверь была чиста. Только туго открывалась, а как покрасили всё в новый цвет, стала открываться лучше.
Как лучше? Сейчас. Смотрите. Если я открываю дверь в дом и вижу кого-нибудь, идущего мне навстречу, то пугаюсь не так сильно, а если я иду на улицу, открываю дверь и вижу человека, идущего даже мимо, то очень сильно вздрагиваю и хочу молчать. Так она и открывается.
Почему бы не изобразить на этом квадрате в полный цвет гигантское лицо самой красивой девушки подъезда? Или - портрет почтальона... Или нарисовать жильца любой из сорока восьми квартир дома над этим подъездом - дома цветом как билет на поезд? Я не знаю, можно ли построить над подъездом сруб на сорок восемь квартир, с бревенчатыми стенами цвета мальчика, который потемнее любви, законопаченными паклей цвета девочки, которая посветлее любви. Но я могла бы нарисовать на этой двери всё что угодно. Только икону побоялась бы писать: ответственно. Почему бы иконописцу не написать икону - и что же, что не на доске, темперой по левкасу? Голуби намекают на левкас по зеленой патине на бронзовых головах сильных мира сего, куры и кирпичи намекают на темперу, дверь намекает икону писать. По канону.
Я правнучка маляра. Я знаю толк в красках. Я писала бы древесные стволы светлой эпоксидной эмалью, или дорогим акрилом самых невероятных цветов, или маслом, которое мне как родное, обводила бы контуры кузбасс-лаком; я бы прижимала к этой двери россыпь разномастных плиток, свободно и сильно, сама становясь мозаикой, потоком линий, цвета, свободы, ветра, накидывалась бы на дверь с аэрографом, дерево раскручивало бы ветки-пращи и рассыпало ветер по округе.
И вздрагивала бы шерсть на дальнем баране.
Его шуба.
Баран смотрит на новые ворота, полупрозрачные, за регулярными расщелинами которых качается лес, и всё это похоже на машинку для стрижки солнечных лучей. Баран и рад, что стричь его не будут. И пахнет от радости.
Овца смотрит на новые ворота - рогатый человек сказал бы, что она смотрит точно как баран, а все бы подумали: рогатый за равноправие.
Баран смотрит на старые ворота, и привычно ноет разбитый, но живой лоб: где поле?
На двери подъезда по-овечьи курчавилась надпись, что я дура, а потом закрасили ее люди из жэка, в пылающем оранжевом - и стал серый квадрат, на два тона темнее любви.
© Татьяна Карпеченко, 2007-2024.
© Сетевая Словесность, 2008-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
