Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность



СЮЖЕТ  В  ЗАМЫЗГАННОМ  ОКНЕ


 



      ГАМЛЕТ

      1.

      Назови меня сыном, отец или мать.
      Кто изменник из нас? кто любовник?
      Я учился у неба - белеет тетрадь,
      за окном плодоносит терновник.

      Двери классной держали язык на замке.
      Я-то знал: если жив - значит, должен.
      Но дрожал, запинаясь на новой строке:
      или быть или не - все о том же.

      Я писал. Но остаться бесплодной землей
      раньше слов на роду написалось -
      лишь она подряжалась выстукивать "мой",
      не взимая и самую малость.

      Я играл, но проигрывал каждую роль:
      я смотрел не в соцветья, а в корень.
      Назови меня выродком, бедный король,
      или ты, потревоженный Йорик, -

      непокоем ли вашим растянут прибой
      на отлогую супесь причала?
      Птица, крылья на вырост раскинув: "ты мой!" -
      плавнику под водой прокричала.

      Назови меня - мне ли бояться теперь
      откровенья "прости, нелюбимый".
      Если ты не со мною (захочешь - проверь),
      я согласен на всякое имя.

      Видишь, мать, отозвались во чреве гнильем
      несчастливые ласки зачатья:
      мне вовек желтоперым свистеть корольком.
      Королек! - откликаюсь и хватит.

      Друг смертельный, твои замолю я грехи -
      не такие щедроты прощались.
      Мне бы пасть от твоей благородной руки,
      мне бы пасть. Остальное - молчанье.


      2.

      И что теперь - земля пуста,
      а мы обуглены любовью.
      С голгофы южного креста
      сполох до звездного гнездовья.
      Скрести "когда" и "далеко"
      в одно спасительное "рано",
      как будто маятник Фуко
      свисает с балок Монферрана
      и не отбрасывает тень.
      Скрести, как руки, воедино,
      довольно только захотеть -
      и кто разнимет.

      Как на макете, комья гор
      и мерзлота из пенопласта.
      В каких пределах Эльсинор,
      как дичь остывшая, распластан.
      Одной блуждающей душе
      какие заводи по глотку -
      да где ж они, когда в парше
      пересыхает околоток.

      И что теперь - скрипит титан,
      клонясь под грузом многотонным.
      И ночь отчаялась пристать
      к рельефу треснувших фронтонов.
      За каждым - сумерки кулис,
      прием эффектный, но избитый -
      зародыш, пробующий жизнь,
      ведом подвешенным софитом.
      Дурман такой пускай хлебнет,
      пускай обманется вначале,
      еще далек его черед
      священнодействовать плечами.
      А ты теперь повремени,
      не помня о других как будто.
      Ужель потокам кровяным
      пора выпрастывать минуты...

      _^_




      ПЕРЕД  РЕСТАВРАЦИЕЙ

      Мой Робеспьер обмяк за треть миллиона,
      казна пуста, Версаль хлебает щи
      изящной туфлей из тугой парчи.
      И в пеньюаре бродит Сандрильона,
      не замечая выстывшей печи.

      А локоны-то под чепцом светлы
      и шея нынче матово белеет! -
      Мсье де Пари оценит эту шею,
      как дровосек сосновые стволы.

      Ах, гражданин, возьмите свой фужер
      вина пригубить перед "Гильотиной" -
      вам по душе ль старинная картина
      и мы, ее затейливый сюжет:
      в обратной перспективе два кретина.
      Зачем на свет родятся Бомарше!

      _^_




      ЧАКОНА

      Начнем войну в четыре голоса,
      худого мира не сложив -
      так беспощадно конским волосом
      рубить по сукровице жил.
      Была ли первою последняя -
      не из-за такта, но за так
      рвани случайному посреднику
      любую партию с листа.
      Он ждет, и стены изготовились.
      Какого ляда канифоль...
      хотя бы для очистки совести
      собрать рассыпанное соль,
      едва белеющее затемно.
      И как же нам в чужом ладу
      угадывать то указательным,
      то безымянным высоту -

      всё здесь, но не припомню правила
      и цель божественной игры,
      как будто душу переплавило
      в исподней лаве до поры.
      Рвани - сокровище кощеево
      висит на кончике иглы,
      в скорлупке временной поверенной -
      пиф-паф... кря-кря... курлы-курлы
      слетит, пристраиваясь в паузу.
      Ты говоришь, она - колчан.
      Чем со вступлением опаздывать,
      уж лучше было промолчать.
      Но в это жалкое безмолвие
      потом и кровь свою отдашь,
      чтоб стены слышали и помнили:
      какой пассаж... какой пассаж...

      _^_




      ИАВНАНА

          ...В этом городе с именем лисьим,
          заслонившим чужой горизонт...
                (Инна Кулишова)

      Кроме сердца, всего-то что телефон,
      зуммер нескольких номеров.
      Кто приучен, тот может искать резон
      от советских информбюро.

      Если линия жизни скользит, смотрю,
      по растрескавшейся стене,
      веришь только последнему фонарю,
      кроме первой звезды в окне.

      Ты сама говорила, а я молчу,
      что начало - 4-й век,
      как топорик заправскому палачу
      и секира для неумех.

      Так легко в голове исказить черты
      и увериться, что права,
      если в рваные строки влагать персты,
      потому что ушли слова.

      Потому что, прикрой хоть на миг глаза -
      не узнаешь ни стен, ни лиц.
      Будто за руку кто-то всесильный взял,
      чтобы вместе спускаться вниз.

      Но оттуда, где нет уже ни черта,
      по окраине языка
      просочись, чтоб вернее всего привстать
      на каких-нибудь полвершка.

      _^_




      БАЛЛАДА  О  ПАВЛИНОГЛАЗКАХ

      То ли к сырости, то ли к старости -
      скрип по остову, да и только ли...
      Все проходит, мой милый Августин,
      между тактиками двудольными.

      Дать на водку? Опять нахлещешься -
      не отпев, закопают заживо.
      Шестеренки вращают вечности,
      расположенные не к каждому:
      обороты крути-наращивай,
      а мотивчик выходит аховый.
      Позови-ка сюда шарманщика -
      будет третьим на этой пахоте.
      Пусть узнает, привыкший к шороху,
      как гремела труба турнирная.
      Поцелуи - награда олухов,
      властолюбье - утеха иродов.

      Юг и север за песни с байками
      окликали тебя по имени,
      солнце меркло, луна помалкивала...
      Да чума - оба дома вымерли.
      Кто разгуливал миннезингером -
      тот пригрелся у девки рыночной.
      Прометелило триста зим, поди -
      не крылаты, зато под крылышком.

      Что ж помолимся перед трапезой:
      чем богаты - Всевышним послано.
      Хорошо под стволом разлапистым
      полной кружкой грести до острова:
      мы нездешние и без паспорта,
      счастьем биты, бедой обласканы.
      ...Липы на ветер листья сбрасывают
      вперемешку с павлиноглазками.

      _^_




      КОДА

        ... Я вспомнил, по какому поводу...

      1.

      Центр тяжести тела
      сместился - но что об этом,
      когда ты рядом всецело.

      Тянуть до рассвета
      можно - того ль бояться,
      покуда ладонь согрета,

      и будто по святцам
      расписаны дни - на то ли,
      чтоб видеть вкратце
      оставшийся век и боле...

      2.

      Нас вынесло к пустующему берегу -
      в привычке этих сумрачных широт
      молчание от беринга до беринга,
      гадание на редкий пакетбот.
      А всей земли-то - марево ощерилось
      клыком, перекусившим мезозой,
      жуан-да-гама катится в расщелину,
      и виснет командор - один, другой...

      Что позади - то рай земной, припомни-ка:
      песцы - чуть тень, каланы - только свет...
      Но мы, как звери общего питомника,
      надели шкуры съеденных в обед.
      Что впереди - по снегу низкорослому
      тире горбуш и точки глухарей -
      морзянка от апостола к апостолу,
      руки ослабевающей верней,
      да ветер легче, чтоб воде не пениться,
      покуда sos поют на небеси.
      Захочешь подхватить такое пение -
      на три минуты губы закуси.

      3.

      Мне не хватает родины твоей,
      своей - давно и до смерти хватило.
      Забвения обманчивый елей
      струится под резным паникадилом.
      Умащивай, умащивай главу,
      оливковое золото густое.
      Вначале было слово про суму,
      а про тюрьму означилось другое.
      Вначале было холодно вдвоем,
      а вот пришла пора разгорячиться
      босой ногой над жарким угольком -
      не родины хотя бы, а криницы
      так не хватает... - кружки на столе,
      сработанной из первородной глины.
      Ужель вначале надобно истлеть,
      чтоб после стать хоть чем-нибудь единым.

      4.

      Вот плод, оставленный тобой -
      в нем неизбывное свеченье.
      Вчерашней горести плачевней
      лишь мой теперешний покой.
      В такой усердной тишине
      отрепетирована старость,
      как будто только и осталось:
      сюжет в замызганном окне
      да масла сливочного малость.

      Но плод, оставленный тобой -
      лоза, лазурь... иди же, Лазарь!..
      И, может, следует не сразу
      за первым выходом второй.

      _^_



© Виктория Кольцевая, 2009-2024.
© Сетевая Словесность, 2009-2024.




Словесность