Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ЗАЩИТА  РУЖИНА

Глава из романа


1.

После школы я работал в Атагуле на заводе. На участке, который выпускал кассетные магнитофоны.

Однажды к нам прислали двух пэтэушников на практику. Они учились на радионастройщиков, но наши радионастройщики - белые воротнички, титаны и интеллектуалы, знавшие по опыту об особенностях подобной публики, близко их к своим столам не подпускали. Их попробовали поставить, так же, как меня и еще нескольких молодых, регулировать головки - какой там! После их регулировки головки сникали понуро и навечно. Их поставили собирать корпуса - ручки магнитофонов бастовали всем своим существом и не выходили из корпусов наружу... Оставалось одно - поставить их резать шильдики. Они нарезали маленькую стопку металлических пластинок, хотя, конечно, надо было бы очень тщательно проверить, сядут ли эти шильдики на лицевую панель правильно, несмотря на то, что ручной резак рубил точно по шаблону...

А как-то раз...

Мы пришли на участок с обеда... Сначала ужаснулись, а потом все, кроме меня, долго смеялись и долго об этом трепались по всему заводу.

Они в пустом цехе устроили такую игру. Один клал палец под хищно блестевший сталью нож резака, а второй держал ручку, заведенную на самый верх, и в какой-то момент рубил. Задачей первого было отдернуть палец до того, как нож опустится на станину...

...Весь участок, кроме меня, долго смеялся.

Меня короткий взгляд на эту "игру" только ужаснул, я долго не мог прийти в себя... Может, потому что я каким-то юным пророческим взглядом увидел в этом идиотизме некий символический смысл, касающийся моей будущей жизни. Что я вот также в какие-то моменты своей жизни буду одной рукой класть на железную станину какие-то части себя самого, уже не тела, а души, может быть, покоя и счастья, а другой рукой держать ручку тяжелого резака. Потом - удар и попытка отдернуть...




2.

Было ли у меня ощущение в тот четверг 19-го июня 1997 года, когда позади была история с Незвановым, в продолжение - история с Казаком, в продолжение - увольнение с кафедры, в продолжение - два года изнурительного ритма высочайшего по напряжению, но низкого по оплате труда, вчера - в течение одного дня лишение крыши над головой - не только для меня, это было бы не так обидно - для семьи, сразу же вслед - кровавая по сути и нелогичная до жути по форме ссора жены со своей матерью, было ли у меня ощущение в этот четверг 19-го июня 1997 года, что завтра же всё повернется в фантастически благоприятную сторону?

Конечно, не было.

Но показательно мое психологическое состояние в то ясное, яркое, ослепительное утро, когда я вышел из гостиницы с конкурсным сочинением под мышкой и направился в банк.

Я весело напевал про себя свои любимые строчки из Иосифа Бродского... Потом представил, что я снова старший сержант, замкомвзвода, месяца за три до дембеля из Советской Армии. Что я вывел после завтрака свой взвод на плац на строевые занятия. Становись! Строевым шаго-ом марш! Песню запе-е-вай! И они пошли.

И звонко, над военным городком, над Сибирью, над Россией, над миром, на мотив военного марша:


И-дет чет-верг! Я верю в пусто-ту-у!
В ней, как в аду,
Но более херо-о-во.
И новый Дант
Склоня-ется к листу (ту! ту!)
И на пусто-о-е место
Ставит сло-о-во!

Секретарша... да нет, назовем ее лучше правильно... референт Лена безэмоционально улыбается и кладет мои бумаги на край стола.

- А когда зайти? - Мы вам позвоним и скажем о решении. - В понедельник? - Почему в понедельник? Завтра. Вы оставили номер телефона?

Я замешкался...

- Ой, вы знаете, у нас как раз телефон сменился, боюсь ошибиться. А что если я пойду, через пятнадцать минут вам позвоню и скажу?

- Пожалуйста...




3.

Во время тяжелейшего ожидания лучше всего просто лежать на кровати и смотреть всё подряд по телевизору... Будет почти подвигом, хотя и особым удовольствием - невзирая ни на что заснуть...




4.

В русской грамматике глаголы в прошедшем времени не изменяются по лицам. Можно сказать, что категории лица у русских глаголов в прошедшем времени нет. Только в настоящем и будущем. "Я ид-у... пойд-у. Ты ид-ешь... пойд-ешь. Он ид-ет... пойд-ет...", но "Я шел", "Ты шел", "Он шел"... Вообще-то очень похоже, что у русских глаголов прошедшего времени всё же есть лицо. Но только третье. Третье, далекое от текущего мига, от "Здесь" и "Сейчас". Только "Он" живет в прошлом. "Я" живет лишь в настоящем и будущем... Наверное, не только в грамматике глагола, но и вообще... в Логосе. "Я" живет только в момент проживания текущего мига или в мыслях о собственном будущем. "Я" это душа, которая живет в теле "Здесь и Сейчас". На этой душе лежит проклятье никогда не оглядываться назад. "Я" это река, в которую нельзя войти дважды. Мы сами миг назад - это уже "Он". Сон о нас самих. Всё в снах искажено, неправдоподобно, бестелесно. Это каждый знает. Вспоминая о прошлом, мы имеем право говорить "я", но при этом должны помнить, что у "Я" нет прошедшего времени. Прошедшее имеет только "Он". Когда мы говорим, к примеру, "Тогда я думал иначе" или "Тогда я этого не знал", мы должны помнить, что подлежащее в этих предложениях, "я" в этих предложениях стоит в другом, нежели сказуемое, времени. На самом деле "думал" или "не знал" "Он", а "я" так думает или не знает. Вечно думает. Вечно не знает. И никогда не будет думать иначе. И вечно не будет знать... Меняется только "Он". Который уже прожил... Я не меняюсь. Мы не меняемся. Если мы когда-то хоть в чем-то ошиблись, мы никогда не исправим этой ошибки. Если кого-то предали, нам никогда ничем не искупить предательства. Если мы когда-то кого-то хоть на секунду полюбили - это любовь на века... Он может разлюбить. Ведь когда из меня выходит любовь, проходит пусть миг, но всё же время. За это время "Я" превращается в "Он"... Я не смогу разлюбить никогда. Как бы ни старался. Ведь я настолько краток, насколько вечен.




5.

Он похож на Знайку из иллюстраций Валька к третьему тому сочинений Николая Носова. Черные брючки, белая рубашка, черный галстук, очки, кукольное лицо. Правда, волосы, зачесанные назад, напомажены. В старых романах писали - "набрильянтинены", вот это слово, наверное, лучше бы к нему подошло. В нем - ничего от банкиров из новых русских сериалов или детективов, где ни по форме ни по содержанию не отличишь финансиста от душегуба... Разве что сквозь постоянную улыбку едва проступает волевая печать, что бывает только у хозяев по опыту, а не по должности. Строен, хотя кругловатое лицо и пухлые щеки просят лет семь-восемь подождать с выводами. На вид, и то если учесть чуть заметные за очками морщинки у глаз, - чуть за тридцать. Стало быть, ровесник. По первым же фразам, а главное по глазам, жестам, позе можно увидеть - умен. Я то привык к начальникам, которые на десять и более лет старше, раза в два меня толще, лысы или редковолосы, косноязычны и малообразованны, в лучшем случае хитры... Но - как учил Аристотель, коль хоть одна посылка не распространена, делать умозаключение права не имеем... Ружин, а кто тебе сказал, что он будет твоим начальником, а?..

- Мы прочитали вашу работу, она нам понравилась. Но всё же это теория. Скажите, а на практике вы с рекламой сталкивались?

- Чуть более полутора лет я вел телепрограмму, там говорилось о том, чем дышит местный книжный рынок - магазины, базы, новинки... Ну, я вообще-то чистой рекламой это не считаю, но мое начальство, а главное - сами директора, считали это чистой рекламой. Кроме того, снял... семь-восемь, точно не помню, собственно рекламных сюжетов, в рекламные блоки. Тут уже продуктовые магазины, промтоварные... Так, что еще?.. Ну, пожалуй, всё.

- С банковской сферой, как я понимаю, ни в чем никогда сталкиваться не приходилось?

Я думал, предполагал, что такой вопрос будет. Врать не было никаких оснований. И всё же слово "нет" говорить тяжело. Правая рука непроизвольно потянулась к усам, большой и указательный палец дважды щипнули кончик левого уса.

- Нет.

- Ваши статьи... Пишите интересно, задор такой... а в конце - холодные обобщения. Вы журфак заканчивали?

- Я окончил филологический, МГУ, несколько лет работал на кафедре русского языка в Этом городе, а потом перешел в журналистику.

- А почему?

- Просто захотелось посерьезней заняться журналистикой. Ну и доходы в журналистике выше. У меня жена, ребенок... А филологию я не бросаю. Я написал диссертацию.

- Вот как! А тема?

- Ну, это знаете, не по литературе, по языку, тема сложная, теоретическая лингвистика...

- Скажите, а как, насколько широки ваши связи в местной журналистике? Есть короткие знакомства?

- Та-ак... "Этогородская правда" - главный редактор, один из заместителей, "Океанская звезда" - главный редактор, два телеканала - заместители генеральных. Областное радио... много кого... Рядовых журналистов - по два-три человека практически в каждом СМИ, кроме совсем мелких. Впрочем, и там...

- Ладно. В какой газете вы сейчас служите?

- В газетах я внештатник, а так... Редактор на телеканале "Новый день". По договору...

- Сколько вы зарабатываете? Максимум?

- Пятьсот тысяч, - соврал я.

- У нас вы будете получать триста... Не пугайтесь. В своей должности вы будете приравнены к начальнику отдела. Они у нас все получают триста тысяч рублей оклада раз в месяц через кассу. Кроме того, мы будем ежемесячно перечислять вам двести долларов в рублях по курсу Центробанка на карточку "СТБ" или "Виза". Кроме того, если мне и пресс-службе Москвы покажется, что вы работали не просто функционально, но и творчески, мы имеем возможность начислять вам еще по сто долларов, сто я и сто они. Если Этогородский филиал СБС-Агро по итогам месяца, квартала или года поработает хорошо, каждому работнику банка премия, вам... так... начальник отдела... Двести - двести пятьдесят... Таким образом, коридор вашего вознаграждения будет колебаться... От двухсот пятидесяти долларов до семисот, то есть в рублях от полутора миллионов до четырех миллионов двухсот тысяч помесячно... При том, что конкретная сумма будет зависеть только от вас самого... Заниматься будете не только рекламой и не столько рекламой, но и чистой журналистикой, и другими направлениями по указаниям московской пресс-службы... Если, конечно, мы договоримся, и вы согласитесь у нас работать.

Мне бы улыбнуться в тон ему, расслабленно-удовлетворенно, и сказать: "Договоримся", - я сжал губы и молча кивнул головой...




6.

В мире царит равновесие. Между жизнью и смертью, добром и злом, радостью и горем, движением и покоем, мужским началом и женским, светом и тьмой, развитием и деградацией, красивым и безобразным, силой и слабостью, буквой и духом, любовью и ненавистью... Даже между талантом и бездарностью - равновесные отношения. Талантов мало, серости - много. Но талантливые успевают сделать столько и так, что малое количество, умноженное на совершенство, поднимает со дна до уравновешенной горизонтали массу серости.

А Бог взирает на равновесие, им самим устроенное, и вот уже какую вечность не решается что-то менять...




7.

У нас какая-то пещерная психология, от которой нам избавляться неизвестно еще сколько десятилетий. Когда мы устроимся куда-то на работу, и пещерка нам покажется более-менее сносной, мы думаем, что будем сидеть в ней всю жизнь. А это неправильно, неверно, неконструктивно, некультурно даже. Без штампов и лекал, на чистом романтическом горючем мы способны служить какой-то конторе, или в какой-то конторе, год, два, от силы три. Прошло время пожизненной занятости... Борясь за специалиста, растет и компания... Прав был злой и косноязычный, но умный еврей дядька Моисей, когда водил кругами по маленькому перешейку между Африкой и Азией свою толпу целых сорок лет: в новую жизнь со старыми принципами входить нельзя...

И всё же сейчас, летом девяносто седьмого, я иду на новую работу, в Этогородский филиал банка СБС-Агро, и не исключаю, что буду работать здесь всю жизнь...

Для начала мне дают целую кипу распечатанных электронных писем от центральной пресс-службы, рассылка типа ALL в филиалы. Здесь - пресс-релизы и что-то типа отрывочных, бессистемных инструкций.

Здесь, в бывшем Этогородском Агропромпанке, теперь филиале СБС-Агро, еще ставят компьютер Pentium-I, без подключения к Internet, без видео и аудио, без какого-нибудь ACDsee даже, только с Word’ом - электронная пишущая машинка, одним словом. Но что еще, положа руку на сердце, нашему брату нужно! Если уж совсем начистоту: нашему брату и гусиного пера хватит, чтобы быть в своей тарелке... Однако писать мне пока нечего. У меня две задачи: первая - дождаться, что скажет или не скажет высокая девушка в очках - инспектор отдела кадров, по поводу моей трудовой книжки. А вот не стал я ее терять! Не стал заводить новую, чтобы прикрыть ст. 254 п. 3 КЗОТ. Если я им нужен, "филолог, имеющий опыт работы в журналистике", а не безгрешная связь с моим бумажным змеем, - ничего высокая девушка в очках не скажет, и тогда они могут рассчитывать на определенную преданность и определенное вдохновение в моей работе... И скорее всего ничего не скажет, не похож директор банка, пахнущий дорогущим афтешейфером, на пахнущего кумачовым прошлым директора Этогородского радио... А если спросит, в чем дело... Тогда видно будет... Вторая задача - прочитать этот большой ворох бумаг и более-менее уяснить, куда ж я попал...




8.

Конечно, глупо думать, что, кто против тебя или ты не за кого, - глупы, поскольку правды не знают.

В книге "Тайная жизнь Михаила Шолохова" Валентин Осипов пишет, что Шолохов во время одной из многочисленных встреч со Сталиным в 30-х годах спросил: а так ли уж нужны ему его портреты на каждом углу в каждом городе, в каждом кабинете. На что Сталин ответил: "Народу нужны божки". Не боги, а именно "божки".

И глупо не видеть правоту Осипова, когда он добавляет: "Так и о народе можно сказать: "народишко"...

Но можно интерпретировать фразу Сталина и так, что Богу - Богово, а кесарю - кесарево. То есть, ну нету у него, Сталина, наличного Бога, который народу завсегда нужен, а он, Сталин, народ любит. Что делать? Приходится себя в жертву приносить...

Так что с "народишком" один-один выйдет...

Надо видеть правду двух сторон (лучше трех-четырех). Шолохов, кстати, так и поступал. "Тихий Дон" - полифонический роман. Там практически нет авторского голоса, только чистые голоса персонажей, "белых", "красных", чаще разделенных на две нации внутри одной, русской, против своей воли, голоса, почти не разбавленные авторским отношением... В отличие от романов Солженицына, где практически один авторский голос: оттого Солженицын, наверное, и участвовал в обвинениях Шолохова в плагиате "Тихого Дона", то есть как бы в уничтожении самого романа, что не мог поверить в иное в принципе, ведь сам Солженицын всегда писал только свою правду, других он хотел бы, да не видел...

Одна молодая женщина, судья, говорила мне, что уходит из суда в прокуратуру. Объясняла это так: "Нет ничего труднее слушать обвинителей и защитников в суде: у каждой стороны своя правда. И твоя задача эти две чаши взвесить, как сама Фемида с картинки, несмотря на то, что она на картинке, а ты - живой человек. А в прокуратуре просто исполняешь однозначные команды и вроде как законы, которые доводишь до однозначности исполнения".

Я не думаю, что юриспруденция - высокоинтеллектуальная миссия (в МГУ ходило выраженьице: "Ты что, не понимаешь?! Ты дурак или вообще юрист?!"), - но эта женщина - умница.

Нелегко не думать: те, кто в СБС-Агро меня взяли, не посмотрев на странную запись в трудовой книжке, - правы, а на Этогородском радио, те, кто не взял, - не правы: и у тех и у тех есть своя правда, каждая из них вызвана многими причинами, и нельзя даже взвешивать, насколько килограммов эти причины правды потянут в абсолютном объеме, настолько в разных условиях и системах мер эти причины правды утверждались. Но главное - настолько разны среды этих систем причин правды, разложенных в романе жизни по разным голосам в единый гармонический аккорд, слагающийся в музыку долгой полифонической симфонии...

Да я тогда и не задумывался об этом! Когда все заводы стояли, мужья по полгода не получали зарплат, а жены с ужасом глядели на ценники в магазинах, слишком много людей мечтали попасть на работу в банк, где по мифологии исторического мига был уютный рай, а главное много денег. Но я не хотел попасть именно в банк, я не знал, что такое банк, я просто хотел попасть на постоянную работу в какую-нибудь контору, бумажную контору, туда, где сонно-спокойно и регулярно платят зарплату. Слишком долго Андрей Ружин испытывал, что такое "шабашки", то есть случайные заработки, беготня в лесу попрятавшейся дичи.

Контора - это часы работы с 9-ти до 18-ти, рабочие места в кабинетах отделов, приемные и кабинеты начальников, рабочие телефоны, обеды прямо в конторе или в ближайших закусочных (кто уходит на обед домой, особо озабоченно встают с места не в 13.00, а в 12.47), перекуры, командировки и дни зарплат. Контора - это бумаги, бумаги, бумаги... Усыпляющая стабильность бумаг...

...Попал. Видимо, в не самое худшее место.

Пока сижу в конференц-зале.

Наберут новомодных маркетологов - дадут им и мне кабинет: столы, шкафы, компьютеры, телефоны и вешалка для пальто.




9.

Среди кучи бумаг, которые я читал-разбирал в первый день, попалась одна, проливающая свет на то, почему я здесь так быстро оказался. Это была распечатка электронного письма от шефа московской пресс-службы директору Этогородского филиала СБС-Агро.



"Уважаемый Сергей Васильевич!

7 апреля сего года вышло распоряжение генерального директора СБС-Агро А.Б. Смоленского, в котором указывалась необходимость набрать штат помощников директоров филиалов по связям с общественностью и СМИ в течение месяца. В мае пресс-секретари всех филиалов уже должны в полном объеме начать работу по проведению мероприятий, разработанных с учетом стратегии Банка. Ваш филиал одновременно является региональным Управлением, то есть Ваш помощник по СМИ должен еще и организовать работу с пресс-секретарями филиалов, входящих в структуру регионального Управления. Но по прошествии почти двух месяцев после выхода указанного распоряжения пресс-секретаря в Вашем филиале так и не появилось. Письма-объяснения Вашего заместителя Н.И. Милана о том, что в поле зрения рекрутской службы филиала пока не попали люди, способные выполнять обязанности пресс-секретаря, ни пресс-службу, ни Председателя Совета директоров Банка удовлетворить не могут. Хотим посоветовать дать в вещательных СМИ Вашего города объявление следующего содержания: "На работу в организацию требуется филолог, имеющий опыт работы в СМИ". Полагаем, что человек, одновременно обладающий тренированным филологическим мышлением и практикой работы в средствах массовой информации (желательно к тому же имеющий неформальные связи с топ-менеджерами региональных СМИ) сможет на необходимом уровне выполнять обязанности пресс-секретаря и достойно представлять пресс-службу Банка в регионе. Думается, не стоит напоминать, какое большое значение придает пресс-службе в свете стратегии развития Банка Совет директоров и Председатель Совета директоров Банка.

С уважением, директор пресс-службы СБС-Агро В.А. Караманов. 9 июня 1997 г."



Это письмо проливало свет на то, почему я здесь оказался, но не добавляло ничего к вопросу о том, чем мне здесь заниматься.

И тут раздался звонок.

- Добрый день! Андрей?

- Да.

- Москва, пресс-служба, меня зовут Борис.

- А по отчеству?

- Кх-м... Владимирович... Слушай, старик, давай без отчеств и на ты? Нам с тобой работать в одной связке и, сразу скажу, очень, оч-чень много.

- Ну, давайте... то есть давай.

- Я тебе сейчас расскажу в общем и целом, что будешь делать, ну а как немного пообвыкнешь, войдешь в курс - прилетишь к нам, и мы, и рекламная служба тебе тут объяснят уже все детали и нюансы. Ты свой бюджет на месяц и на квартал уже получил?

- Бюджет?.. Нет.

- Подойди к своему директору, получи. И сразу увидишь, что он небольшой. А материалов тебе нужно будет размещать много. Несмотря на то, что в Этогородском филиале пресс-секретаря дольше всех не было, мы присылали пресс-релизы. Ознакомился?

- Да.

- Мы пока не разбивали их по категориям, но скоро будем. Пресс-релизы будут делиться на обязательные к публикации, желательные к публикации и бэкграундеры, то есть текущая, фоновая информация, публиковать которую необязательно, но в СМИ закинуть все равно нужно, чтобы поддерживать информационный поток. Но - сам понимаешь - отсюда мы будем присылать то, что касается всего банка, а то, как работает филиал и в каких местных мероприятиях он участвует, будешь знать только ты, и соответственно освещать. И выступления директора в местных СМИ - тоже полностью твоя епархия. Ну и, разумеется, собственно реклама - это тоже твое. Реклама - понятно, здесь везде твердые расценки, но и за любое информационное упоминание о банке - что?

- Редакторы будут просить денег.

- Правильно. Но я повторяю, платить за каждый материал - это будет показатель твоей плохой работы. Наш департамент всё же, строго говоря, ничего не зарабатывает, только тратит. А вот чем больше материалов ты разместишь бесплатно, тем успешнее будет твоя работа. При условии, конечно, что это будут интересные, качественные материалы, которые будут отражать политику банка на данном этапе.

- Послушай, Борис, у меня, конечно, есть знакомые и в областных газетах, и на радио, и на телевидении, я смогу уговорить главредов, скажем, в газетах напечатать ну один материал бесплатно, ну два, ну три, и всё! Дальше они скажут: или плати, или не носи нам больше ничего!

- И правильно скажут. Поэтому слушай. Твоя работа должна начаться с того, что ты обойдешь главных редакторов СМИ, с которыми будешь работать, проведешь с ними, ну, такие переговоры. Так или иначе, ты будешь носить им рекламу. Собственно, бюджет у тебя будет на рекламу и только на рекламу. Строго говоря, на размещение информационных материалов о банке вообще никакой бюджет не предусмотрен. Так вот, ты договариваешься с главными редакторами примерно так. Ты несешь, скажем, в газету рекламы на четыре миллиона в месяц. Допустим, на июль обещаешь им рекламы на четыре миллиона. Они благодаря тебе заранее планируют свой доход. Получают стабильный доход. А ты говоришь им: ребята, а вы мне в том же июле дайте пятьсот строк бесплатно для материалов о банке, интервью с директором, и тому подобное. И носишь им, конечно, не такие болванки пресс-релизов, которые мы присылаем, а делаешь из них красиво, главное - подверстываешь местную специфику. Ты всё время подверстываешь местные обстоятельства, вот это сразу запомни, старик, вот это - главное!

- Понятно. Стало быть, в августе опять несу рекламы на четыре миллиона и получаю, ну заранее договариваюсь, пятьсот строк.

- А вот и неверно. Всё время требуй бонусов, премий. В следующем месяце разместишь уже не пять заметок по сто строк, а семь. И рано или поздно, старик, вам всем нужно выходить на уровень Красноярского филиала. Ты читал сводки по пресс-службам филиалов за прошлый месяц?

- Нет, что-то не попадалось.

- Жаль. Ты бы увидел, что женщина, которая в Красноярске сидит, в мае сделала пятьдесят материалов по филиалу и семьдесят по Восточно-Сибирскому управлению... Ну вы с ней все еще познакомитесь, мы осенью, наверное, всех вас вместе соберем. А пока, старик, готовься к своей командировке, начинай разговаривать с главными редакторами и потихоньку готовь пресс-конференцию.

- Пресс-конференцию? Мне что-то о ней тоже ничего не попадалось.

- Я тебе продублирую общее письмо в филиалы по поводу пресс-конференции и еще раз позвоню. А пока - два слова. СБС-Агро пришло в Этогородскую область. Всё! Этой темы достаточно, чтобы собрать хорошую пресс-конференцию. У вас ведь, по-моему, мы - первый московский банк? Информационный повод стопроцентный. Ну, ладно, я повторяю, пришлю письмо и позвоню еще. А сейчас вот еще что. Мы купили целое информационное агентство - "Прайм-тайм", слышал?

- Нет.

- Но, тем не менее, ты - уже его собственный корреспондент. Ты, Андрей, журналист или филолог?

- Я заканчивал филфак и был преподавателем кафедры русского языка, но в банк пришел из журналистики. С телевидения.

- Вот это - лучший вариант. Значит так. Ежедневно читаешь местную прессу и держишь руку на пульсе радио и телевидения. Все самое интересное по региону реферативно сжимаешь и шлешь по электронке в агентство. Основные критерии - коротко и ясно. Основные категории - официоз, политика, сельское хозяйство и фермерское движение, мощные экономические проекты, конечно, банковская сфера, и вообще - всё нескучное. Допустим, медведь из цирка сбежал и едет по городу на велосипеде.

- В общем-то, понятно. Только, Борис, у меня не только электронной почты, у меня вообще компьютера за первый день не появилось.

- Андрей, с директором нужно жить дружно! Никто к тебе отсюда из пресс-службы не поедет с директором отношения налаживать. Понравься ему, и пусть он тебе поставит компьютер с Интернетом. Ну, в крайнем случае, компьютер без подключения, а пересылать будешь через отдел программистов, у вас должен быть, у всех есть.

- Понятно.

- Ну, ладно, старик, у тебя, наверное, ухо уже вспотело... Слушай, а ты филологический в каком вузе заканчивал?

- МГУ, русское отделение.

- Ого, блин! Да мы с тобой однокашники! Я - переводчик с арабского. ИСАА - Институт стран Азии и Африки на Моховой, помнишь?

- У вас не бывал, а на журфаке, рядышком, частенько. Опять же в "Горьковке".

- Давно, наверное, в Москве не был?

- Шесть лет.

- Ну, до скорой встречи, старик. Завтра же пошлем официальный вызов в командировку, давай, до встречи! Но время даром не теряй - сразу же договаривайся с редакторами и шли материалы для информагентства. С директором не забудь срочно подружиться, нам без директоров никуда.

- Понял, Борис. Спасибо. Пока...




10.

После школы, перед заводом...

Это было после школы, перед заводом... Мне было очень плохо. Я испытывал тоску, русская тоска - это когда невозможно жить, но нет сил умереть...



Позади была поездка в Москву, попытка поступить на журфак МГУ. Какой сладкий дурман кружился надо мной весь короткий, фантастический, ни с чем не сравнимый абитуриентский месяц! Комната на третьем этаже ДАСа - Дома аспиранта и студента на Шверника, многоэтажная открытая книга на большой зеленой лужайке между Черемушками и метро "Октябрьская". Острый запах счастья исходил от пластмассовых сидений трамвая, от сквозняков московского метро, от коридоров старого здания журфака МГУ, от маленькой аудитории, где полные пожилые профессора, мужчина и женщина, принимали у меня творческий конкурс: "Послушайте, молодой человек, это всё очень интересно в вашем рассказе, и материалы у вас, честно скажем, легко читаются, но что за слово такое вы придумали - "Молатагулец"? Привыкайте названия органов печати произносить без этой жаргонной манерности - "Молодой атагулец", - только так, а не иначе. Вам понятно?!" - острый, пряный запах счастья исходил от большой лекционной аудитории, где последняя перед сочинением консультация, от утренних московских туманов, от Леночки Елохиной - мы просто познакомились, просто как два абитуриента, но тут же вспыхнул яростный, какой-то отчаянный роман: балкон девятого этажа, полночь, звезды, очень крупные звезды, обычно звезд в Москве вообще не видно, мешает освещение снизу, а тут звезды - голубые, желтые, пионово-фиолетовые, гроздьями, таких не бывает, игрушечный трамвай далеко внизу, очертания по освещению салона, очень яркий свет внутри салона игрушечного трамвая там, внизу, губы у Леночки не такие, как у меня, не острые, не тонкие, - мягкие, сочные у нее губы, я всё пью что-то с этих губ и не могу выпить, час, два, мы молчим и просто стоим вместе на балконе, не можем оторваться друг от друга... Потом - сочинение. Я более чем уверен в победе... и получаю "неудовлетворительно". И все четверо парней из нашей абитуриентской комнаты получают "двойки", один - земляк Шукшина, из алтайской деревни, другой - маленький несерьезный, он из Пензы, "я - пензяк", - говорит и смеется, семнадцатилетний ребенок, третий - молчаливый, большой, добрый, блондинистый, родом из Великих Лук, все четверо "двойки" получаем, но - ничего, нам почему-то весело, а что нам плакать, с чего нам плакать, впереди - вся жизнь, ощущение, что вечность впереди, где будут еще столько острых запахов счастья, столько сладких дурманов, столько сока с девичьих губ, столько венгерского вина и молдавского коньяка, которыми - да нет, не провал, не горе заливаем, с чего вы взяли, прощаемся, положено так, на прощание, хорошие парни собрались, на следующий год тоже в одной комнате, всё, хоп, договорились, заметано!.. А "двойку" мне поставил Юрий Ильич Толстой, да, да, да, правнук. Я пришел на выдачу провалившихся работ. Неудачникам можно было задать вопросы проверяющему. Толстой был очень похож на прадеда, каким того рисуют на портретах, только без тяжести, без философского безумия в глазах, - интеллигентный человек с большой белой бородой, большой и добрый. Это его рукой написано: "Автор неплохо знает Лермонтова, но обилие пунктуационных и стилистических ошибок, к сожалению, не позволяют поставить ему положительную отметку". - Есть вопросы, молодой человек? - (Чуть не благоговейно) Нет, что вы, всё понятно...



После школы, перед заводом...

Это было после школы, перед заводом... Мне было очень плохо. Я испытывал тоску, русская тоска - это когда невозможно жить, но нет сил умереть...

Мы сидели с Лешкой Петровым на бревнах во дворе. Он снимал дом недалеко от железнодорожного переезда - один из рукавов, соединявших центр Атагуля с микрорайонами, недалеко - какие-то старые депо, пакгаузы, довольно большая для города березовая роща, солнце садилось...

- Леха, а поехали в Москву?..

Он сощурился на заходящее солнце, выпятил крупные чувственные губы, над верхней распушились редкие юношеские усы, он был довольно смешон в этих усах, но упорно выращивал их, не сбривал.

- А поехали, - встал, пошлепал себя ладошками по заду. - Рублей двести за день достанешь?

- Если летим - значит, достану.

- Вот это правильно! Мне к друзьям на Мурусбекова. Тебе?

- Я вначале к деду, потом к двоюродному брату, ну в общем - туда.

- А я туда...



Вечером следующего дня мы стояли возле стойки регистрации рейса "Атагуль - Москва", девушка в синей форме обнадежила нас: "Если не будет пассажиров по телеграммам, два билета должны остаться, ждите окончания регистрации, только никуда не отходите". Мы не отходили...

Через полчаса мы бежали по бетонке к самолету. Трап еще стоял у открытой двери, автобус уже отъехал... В сумке через плечо у Лешки был плоский черный магнитофончик, солнце садилось, крепчал степной ветер, сладкоголосые сирены из "Pussycat" пели про город Рио, а мы танцевали лезгинку, так, в лезгинке, бежали к самолету. Сразу же за нами двери закрыли, самолет взлетел...

Мы вели себя очень прилично-достойно в Москве в первое время... Поселились у Лешкиных знакомых в сарайчике у дома-особнячка на окраине Мытищ... Даже не Мытищ - поселка Победа в паре километров от городка, нужно проехать стрельбище, и еще до поворота возле соснового леса... Ежедневно ездили по разным конторам: железная дорога, станция "Москва-Сортировочная"; завод Лихачева; хлебобулочный комбинат... Нас не брали даже в качестве "лимитчиков". - А вы служили в армии, мальчики? - Нет. - Вот когда отслужите, тогда придете... Мы еще не умели по тупому, по-мужицки топить неудачи в алкоголе. В том нежном возрасте алкоголь, как и всё почти на свете, нам был только в радость... Но жизнь уже показала свою темную сторону... Мы были лишними, мы были не свободными даже в своем страдании: у нас был только один путь пострадать - в Советской армии срок отбыть, разве так можно?.. Тогда, сами того не зная, сами того не формулируя, мы стали играть... в жмурки со смертью... У нас еще было совсем мало жизненного опыта, но именно опытным путем мы устанавливали истину: чтобы полнее ощутить жизнь, нужно побывать близко от смерти...

Мы ехали последней электричкой из Москвы в Мытищи. На какой-то станции в пустой вагон вошла и пугливо присела на скамейку у входа девушка. Разве мог Лешка это пропустить?! Он схватил гроздь бананов, мы, как обычно, везли хозяевам подарочки в качестве платы за постой, - схватил гроздь бананов и отправился угощать девчушку. Как затравленно отбивалась она от нашего общества! Как умел всё же Лешка внушать доверие! Как улыбалась она перед тем, как выйти на своей станции!.. А вот, кажется, и наша - вперед!.. О, блин! Да это не Мытищи, да мы же еще две станции не доехали! Что делать?.. Мимо полз чумазый товарняк. Мы посмотрели друг на друга, не сговариваясь, кажется, мы не произнесли ни слова, вскочили на площадку грязно-коричневого грузового вагона. Поезд полз медленно-медленно между двумя первыми станциями, а в прогон перед Мытищами стал разгоняться. Быстрее. Быстрее. Вот уже вовсю грохочет по путям, это страшновато. Перед Мытищами затормозит?.. Нет... Дежурный железнодорожник мог увидеть в ту ночь такое: несется мимо станции товарняк. Километров шестьдесят в час идет, не меньше. Поравнялся с перроном. С площадки вагона ближе к хвосту вдруг вываливается на перрон фигура. Темная молчаливая тень, отделившись от поезда, бежит, как невозможно, с такой скоростью невозможно бежать человеку. Падает, кувыркается по черному асфальту... Человек вскакивает на ноги, снова бежит, влекомый страшной инерцией... Следом - другая фигура. Всё повторяется в точности...

Мы снова припозднились в Москве. Приезжала Леночка Елохина. Она тоже не поступила, сочинение - "три", в конечном счете не хватило баллов, но она уже журналистка, она работает в Орше под Костромой на районном радио. Она, почитай, хозяйка этого радио, ставит для сельских жителей венгерский "Локомотив" в рабочий полдень, а по вечерам читает им Рубцова... Мы ходим с Леночкой рука об руку по Москве целый день. Лешка стоически нас сопровождает. Он весь закостенел от неловкости, но деваться ему некуда. Он оттаивает только в баре "Роза ветров" на Таганке, куда мы вечером едем пить коктейли, там хорошие коктейли, лампочки-свечи на столиках. Потом мы едем на Воробьевы горы, Лешка уходит на гребень холма, туда, где чернеет вышка лыжного трамплина, мы с Леночкой целуемся, по метромосту ползут поезда, пахнет московской осенью, весь мир пахнет Леночкиными губами... Мы с Леночкой целуемся, просто стоим рядышком, а Лешка уже спустился с холма и ходит по парапету метромоста, вот-вот свалится в Москва-реку... Мы берем такси, провожаем Леночку к дяде, она приезжала по делу к московским тете с дядей, журналистам АПН, завтра ей назад. Такси останавливается у длиннющего белого безликого дома на Профсоюзной. Я выскакиваю из машины, просто держу Леночку за руку, у меня нет сил даже поцеловать ее в щечку. Я держу ее за руки, не могу от нее оторваться, на меня вновь накатила вселенская тоска. Она сама целует меня, скрывается в подъезде... На этом же такси мы едем не на вокзал, мы уже опоздали на последнюю электричку, а на Шверника, к ДАСу - Дому аспиранта и студента МГУ, я сказал Лешке, что если там будет открыт какой-то балкон на лестничном стояке, мы заберемся через него в коридор и переночуем там в курилке, на креслах, как белые люди. Приезжаем, подходим к зданию, как отвесной скале. Лезем по решеткам, не обращая внимания на резь в руках. Этаж, два, три... всё закрыто даже на пятом... На шестом Лешкины ноги срываются. Он повисает на руках на двадцатиметровой высоте. Но он спокоен. Это главное. Значит, в этих "салочках" пока водить ему. Не смерти. Его ноги нашли опору. Мы лезем дальше... Наконец, на восьмом этаже толчок в балконную дверь отозвался податливым скрипом... В холле этажа нас ждал подарок - четыре королевских "бычка" на столике в курилке...

У нас кончаются деньги. Нет, мы уже не ищем работы в Москве. Мы похерили прожекты о том, как будем этот год работать в Москве и ходить вечерами на подготовительные курсы в университет. Это жесткая страна. Относительную свободу здесь можно получить только отбыв армию... Или тюрьму. Что в определенном смысле одно и то же...

Денег хватит только чтобы один раз сходить в ресторан. Таксист советует "Вешняки". Почти на окраине, зато дешево и сердито... Но в зал ресторана не пускает швейцар. Вы ведь в джинсах, в джинсах можно только в бар... Бар так бар... Нам грустно. Мы думаем, что проиграли всё, что можно, мы думаем, нам стыдно будет возвращаться. Да и на что возвращаться? Мы спустили почти всё...

В бар входят четыре урода. Какие джинсы? Изжеванные подштанники. Пьяны, крикливы, безобразны... Эй, чувак, куда стул схватил?.. Что слышал, падла!.. В какой-то момент я вижу только оскаленную жирную морду. Это он что, в каратистскую стойку встал? А пинком по яйцам от футболиста не хочешь, каратист хренов?! То-то же, посиди, подумай, почем фунт дао... Ох ты, блин... Стулом по башке? А стол на тебя, суку?.. Торчи за барьером, не рыпайся... Лешка лежит на другом столе, довольно грамотно придавил задницей коктейли и молодит самого здорового субчика по морде каблуками... Ах, блядь, а вот это серьезно - едва успеваю вскинуть руки в стороны, втянуть живот, отпрыгнуть и вжаться спиной в ресторанную колонну: совсем рядом с животом холодной косой-литовкой пронеслась рука с зажатым в ней стеклом разбитой у дна бутылки. Ребром тарелки в ухо, пока не развернулся... Так вот... Ой, в скулу пропустил, и в ухо тоже... А пыром в живот не хочешь?.. Вот так... Уже сидим снова за своим столиком. Адреналин бешено колотится в висках. Нас успели зацепить: у Лехи - усы в крови, наверное, с носа накапало, у меня, кажется, разорвано ухо, болят руки, шея...Уроды куда-то исчезли. Какой-то мужичок оборачивается с соседнего столика. - Откуда такие, ребята? - Из Атагуля. - Молодцы. Только мой вам совет: подойдите к метрдотелю, суньте трояк, и через кухню на улицу. А там за угол и стоянка такси у метро... По-моему, у вас минут десять...

Драка в Вешняках нас успокоила...




11.

Главред "Океанской звезды", Анатолий Сергеевич Корбин за мое новое назначение порадовался, но вопросы решать отослал к своему заместителю по коммерческой части - тоненькой, почти воздушной женщине - о, я еще не знал, что за этой ангельской внешностью скрывается неприступная скала!.. Битый час шли наши переговоры, крупный паренек в уголке за компьютером в кабинете замглавреда, некий адъютант глубокоуважаемой, тоненькой, как березка, Лидии Георгиевны, потел и отдувался вместо нас, неутомимых, бросал уважительные взгляды то на меня, то на своего патрона. С милой улыбкой она отвергала мои заманчивые схемы относительно потока рекламы, который вот-вот польется из банка на рекламную полосу "Океанской звезды", обеспечив постоянный доход первой газете области на месяцы вперед, в принципе можно сказать, что ведущий негосударственный банк страны, СБС-Агро, в лице своего Этогородского филиала открывает "Океанской звезде" кредитную линию... А взамен, взамен всего-то пятьсот строк в месяц для информационных сюжетов о банке с четырех миллионов рекламы...

- Поймите, Андрей, с одной стороны, станет ваш банк нашим регулярным клиентом или нет, - экономика газеты в целом от этого не изменится. Ну, хотите, я покажу вам ВЦИОМовские исследования? На первом месте во всех опросах регулярных рекламодателей области, какую газету вы предпочтете в качестве основного рекламного средства, стоит "Океанская звезда". С другой стороны, ну как коллега коллеге признайтесь, вам ведь более важна косвенная реклама, вот эти самые, как вы говорите, информационные сюжеты о банке?.. Андрей, единственная схема, которую я могу вам предложить: за каждый миллион рекламы, которую вы нам приносите, причем по обычным расценкам, без скидок, мы даем вам пятьдесят строк бесплатно. Если вам нужно больше - за всё, что свыше пятидесяти строк с миллиона, платите по кубикам площади как за рекламу, опять же без скидок... Переговорите с Ласовым. Если такая схема подойдет - звоните...

- Да, Лидия Георгиевна, я, конечно, доложу Сергею Васильевичу, и, скорее всего, мы эти условия примем... Да, и еще - надеюсь, какой-то письменный договор необязательно составлять? У нас с вами солидные фирмы.

- Да, конечно...



Ничего я Ласову не докладывал, особенно после того, как совершил второй визит - в "Этогородскую правду". Вторая газета области, в отличие от первой, жила плохо. Вот-вот упадет. Там рады были каждому миллиону, сухариком свалившемуся в их пустой больной желудок. Тамошний зам по коммерческой части с экзотическим, хотя довольно милым именем Панфил Панфилович, и фамилией не менее изворотистой - Мартыч, сразу взял быка за рога и принялся охмурять меня почище, чем ксендзы Козлевича.

- Андрей, с каждого миллиона мы оформляем тебе двадцать процентов комиссионных. Пойдет, Андрей? Ну? Ну как, Андрей?

Я опешил, молчал; молчал и собирал со стола несуществующие пылинки. Мартыч расценил молчание по-своему.

- Ну, хорошо, Андрей - двадцать пять процентов с каждого миллиона тебе и еще сто двадцать строк косвенной рекламы с миллиона банку. Причем сам можешь не писать - у нас есть Веня Малышко, знаешь его, нет? Ну, познакомишься, он у нас по экономике специализируется, он вам всё что угодно в лучшем виде нарисует, с терминами, с анализом, со всеми делами, ну, Андрей, ну не могу больше двадцати пяти, ну никак не могу, но ты сам подсчитай, это же просто - принесешь пять миллионов - мы даже на налоги накинем, чтобы ты ровно получал, - миллион с четвертью твои! Я сам, веришь-нет, меньше миллиона в месяц получаю, а кручусь, как белка в колесе...

- Пять миллионов не обещаю...

- Но по три-четыре носить будешь?

- Но по паре миллионов носить, наверное, буду.

- Андрюша, если боишься светиться, можешь к нам рекламным агентом - у тебя жена на твоей фамилии? - можешь к нам тещу оформить, или еще кого из родственников...

- Да нет, Панфил Панфилыч, знаете, если уж я сам себе целку поломаю, я сам и ходить с этим буду...

- Ну, логично, Андрюша, логично, смотри, как знаешь, но вот те крест, о твоих комиссионных только три человека знать будут - главный бухгалтер, я и ты. Мы даже Варенникову, главному редактору ничего не скажем, это ж дело техники, незачем ему это знать.

- Логично, Панфил Панфилыч, логично...



У зама нашего директора, Николая Ивановича Милана, густые черные жесткие усы, но очень маленькие, очень холеные, девичьи какие-то руки. Он вертит в них ручку неизвестной мне фирмы, у него в квадратной под малахит карандашнице с часами с десяток авторучек самых немыслимых марок...

- Порядок, Андрей Васильевич, будет такой. Бюджет вы свой знать будете, но это только для ориентира. Каждую платежку за рекламу вы подписываете у меня, не у Ласова, а только у меня, и только потом отдаете в бухгалтерию для проплаты. На июль Москва прислала нам на рекламу... Сколько?

- Что-то мало - пять миллионов.

- Ну, почему мало? Ознакомьтесь с положением - мы можем тратить на рекламу только два процента с дохода. А СБС-Агро от Агропромбанка, думаете, большое наследство досталось? Одни убытки. Так что пять миллионов - это еще очень хорошо... Что Москва просит двигать, вклады? Ну, давайте. "Пенсионный" процентов на двадцать вперед двинуть сможете?

- Ну, месяца за три, наверное, смогу.

- Какие три месяца, Андрей Васильевич?! Нет у нас трех месяцев. Месяц, Андрей Васильевич, месяц...



- С Андреем Ружиным я могу поговорить?

- Да, я.

- Андрей, я новый редактор пресс-службы, буду вместе с Борисом курировать пресс-секретарей филиалов. Меня зовут Инга... Беркович.

- Очень приятно.

- Андрей, мы еще неделю назад выслали по факсу вашему директору письмо за подписью Караманова по поводу вашей командировки. Почему не летите?

- Инга, наш директор у вас, в командировке в Москве, а заместитель мне ничего не говорил.

- Так я вам говорю, Андрей, летите. Караманов уже несколько раз спрашивал, где пресс-секретарь Этогородского? Вы уже три недели работаете, за это время, Андрей, нужно научиться разговаривать с собственными топ-менеджерами. Прямо сейчас идите к заместителю директора и завтра вылетайте...



Самолет летит по маршруту "Этот город - Москва". Самолет - ТУ-154М. Довольно узенький самолет. Резко взлетает, резко садится. Зато в бизнес-салоне можно курить. Стюардессы - секси и чего-то таскают беспрестанно. Кресла новые, подголовники белоснежные. Сегодня не девяносто второй год на дворе, - уже девяносто седьмой. Жить можно. Лететь восемь часов. Но с Москвой - семь часов разницы. Вылетел в четыре вечера. Прилечу в пять. Не пойму я этого. А куда денутся эти семь часов? На какой депозит лягут? - Вино, белое, красное? - А сока можно? - Да, конечно, какого вам? - Томатного, пожалуй...- впиваюсь взглядом в теплый вырез белоснежной сорочки...

Вот интересная штука жизнь! Только что сидел сучком на дубе, считал копейки и ночевал в холодной гостинице с несчастными женой и сыном. И вот уже - любимец всей домашней публики, легенда для друзей-знакомых, банкир в новеньком светлом пиджаке, двигаю миллионами, раскручиваю денежные потоки, не забываю про собственный карман и лечу через огромный континент не особо по делу, в общем-то, просто предстать пред очи господина Караманова, чтоб тот господин хороший убедился, что светлым перспективам СБС-Агро в самом дальнем регионе страны принялся служить нормальный парень о двух ногах и двух руках, умеющий сказать пару фраз и написать свои сорок строк... Ну что, Ружин? Сбылась мечта идиота? Или тебе еще что-то надо?




12.

Вестибюль ресторана круглый, а зеркала у стен полусферы составляют сложную угольчатую геометрию. Вход в зал прикрыт тяжелой театральной портьерой, слева-справа от входа на огромных барабанах - две девицы, они извиваются всем телом, стучат высокими каблучками по барабанам под странную музыку, которую невозможно определить иначе, как смесь арабских мелодий и французского рэпа, хотя я не уверен, что в девяносто первом году я уже знаю, что такое рэп. Одна девица в белом, другая в красном: атласные блузки на тонких бретельках, вместо юбок - бусы-бахрома, тонкие полоски разеваются над ласточками трусиков; отражаясь в зеркалах, девушки уходят своими точными копиями в бесконечность...

В зеркальную бесконечность уходим и мы с Сергеем Скупым, хотя ненадолго: Сергей раздвигает тяжелую портьеру, мы проходим в зал.

Зал тоже круглый, влево-вправо и вглубь, в дальнюю стенку уходят три луча-кармана. Из центрального луча выходит нечто вроде подиума, как на показах мод, оканчивается дорожка небольшой круглой сценой-возвышением посередине зала. По бокам - столики, вместо стульев - полудиваны. Боковые лучи зала содержат в себе идеально одинаковые барные стойки, за ними - бармены. Близнецы? Окончания боковых лучей теряются в полутьме. Кажется, там еще какие-то комнаты. Под потолком - три шара с множеством зеркальных граней, люстры, маленькие прожектора.

Народу уже предостаточно. В зале - густой запах из смеси гастрономии, парфюмерии, чего еще?..

Едва успеваем пробраться к столику с табличкой, на которой витиеватая цифра 17, едва успеваем сеть, гаснут люстры, откуда-то издалека прилетает-подкрадывается, а потом бьет в лоб резкий гитарный риф, мощной волной окутывает музыкальный ритм, по оставшейся освещенной подиуму-дорожке выходят на круглую тоже освещенную сцену пять полуобнаженных девушек, за ними - фраер в смокинге. Фраер, похожий на игрока телешоу "Что? Где? Когда?", что-то говорит, девушки, две блондинки, три брюнетки, извиваются на маленькой сцене, сначала как бы индивидуально, каждая сама по себе, как Ума Турман в "Криминальном чтиве", потом, без всякого перехода, неприкрыто изображают лесбийскую любовь. На меня нападает чудовищный насморк. Глаза слезятся, из носа готова извергнуться лава. Я запрокидываю голову, судорожно нащупываю в кармане платок, платок большой, серьезный платок, я укрываю им всё лицо - резко выплескиваю в ткань платка весь свой страх перед невесть куда несущимся роком...

Сергей смотрит на мои манипуляции, ждет, пока я спрячу платок, плещет коньяк на дно бокалов, наклоняется поближе и шепчет: "Губошлеп-блондин в гавайской рубашке напротив..."




© Олег Копытов, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.




Словесность