Сборище друзей, оставленных судьбою - чинари в текстах, документах и исследованиях. Сборник.
Убийца в белом халате
Владимир Сорокин. Собрание сочинений.
Убийца в белом халате
Владимир Сорокин. Собрание сочинений
Ad Marginem, 1998
Среди религиозных практик дзэн-буддизма посторонний взгляд сразу выделяет наиболее экстремальные - молитвы по пояс в нечистотах, палочные экзекуции, медитации на разлагающихся трупах. Сорокин медитирует на разлагающейся русской литературе. Его неторопливые тексты далеки от социальной ангажированности авангарда. По мнению автора, это вообще не литература, а отчаянная борьба с собственной психикой, так что обвинения в новаторстве и эпатаже не по адресу. Подобная жанровая установка, помимо очевидных преимуществ, таит в себе и незаметную опасность. Литераторы этого круга, условно именуемого концептуалистским - лично Владимир Георгиевич, Дмитрий Александрович Пригов, Лев Семенович Рубинштейн много времени потратили на создание авторских законов письма, тех самых, по которым один Александр Сергеевич предлагал судить другого Александра Сергеевича. Но отчужденность этих канонов такова, что, если литература не умрет, тексты Сорокина и его друзей будут восприниматься в традиционно-литературоведческом ключе. Жонглирование языковыми имиджами у Пригова и Рубинштейна, медлительное, нежное, гестаповское письмо Сорокина станут такими же качественными обьектами для рассмотрения, как оды Тредиаковского и психозы Ивана Игнатьева. Тексты Пригова уже сейчас несознательные филологи делят на "хорошие" и "плохие". Ситуация, обратная евангельской. Если бы Лазарь не воскрес и последовавшие за этим события не произошли, книжников и фарисеев никто бы не осудил - мир продолжал бы жить в соответствии с дохристианской системой ценностей. Если литература не умрет, через сто лет мы (то есть уже не мы) рискуем прочитать о том, что Сорокин Владимир Георгиевич - автор экспериментальной прозы, предназначенной шокировать современную ей литературную и социальную среду (четверг). Ну а если все будет иначе и потомки забудут, что такое Лев Толстой, метод Сорокина будет восприниматься как идеальный пример общения языка с самим собой и наиболее аднкватный способ лечения тяжелых психических расстройств. Тем более что, с точки зрения Сорокина, здоровому искреннему человеку писать не о чем и незачем. То ли дело конвульсивное позирование шизофреника.
Сорокин - доктор души, измученной литературой в целом и Мамлеевым в частности. Увидел человек мышку и немедленно сошел с ума, цитирует Сорокин последнего. Зачем после этого убивать зловещих мышей, не лучше о них написать? Психотерапевтичекое творчество исключает душевные излияния а ля Есенин-Лотреамон - они для тех, кто по ту сторону стола главврача. Сорокин не может жить на Западе - скучно, как лишенному хорошей практики медику. Правда, мужество иногда покидает не только вечных Горбунова с Горчаковым, но и их обряженного в белый халат гуру. "Для меня текст и процесс писания - это транквилизатор, который многое глушит и позволяет забывать об ужасе этого мира, в котором мы оказались". Истинно буддийский взгляд на нашу грешную жизнь. Не случайно и текст для автора - набор типографских значков на бумаге, а отнюдь не сакральный этический образец."То самое Слово, что было у Бога, было вовсе не на бумаге" - говорит он. Вот последовательный дзэн. Сжечь двухтомник Сорокина, поставить ботинок на голову и выйти вон.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
