П О И С К

ПЛАТОН  БЕСЕДИН: "Ад - это зеркало, и носить его с собой неизбежно"

Платон Беседин Прозаик, критик, публицист. Родился в городе Севастополе. Образование - высшее техническое и высшее психологическое. Проза публиковалась в журналах "Дружба народов", "Новая юность", "Радуга" и др.. Колумнист изданий "Свободная пресса", "Известия", "Московский комсомолец" и др.. Автор книг: "Книга Греха" (2012), "Рёбра" (2014), "Учитель. Том 1" (2014). Финалист, листер премий "Нонконформизм", "Национальный бестселлер", им. Волошина, "Дебют" и др. Рассказы переведены на немецкий, английский и итальянский языки.

Платон Беседин олицетворяет собой тип русского писателя "в химически чистом виде", как сказала Зинаида Гиппиус о Георгии Иванове. Пишет остро и интересно, - причём не только прозу, но и злободневные статьи о проблемах политики; работает в разных жанрах - как критик, журналист, публицист... Его имя зазвучало относительно недавно, в 2012 году, - но без него картину современного литературного процесса уже сложно представить. О соотношении жизни и литературы, о том, как складывается жизнь писателя в литературной среде, о новом сборнике рассказов "Рёбра" и о многом другом с Платоном Бесединым поговорил Борис Кутенков.

- В твоих рассказах много нелицеприятных описаний, в том числе физиологических, с детальной реалистичностью. Иных читателей это может и покоробить. Чего стоят только сцены "торжества над злом" в рассказах "Последняя крепость" или "Милосердные"... Что это для тебя - стремление приблизить сюжет к правдоподобию или зацепить внимание читателя?

Это тот случай, когда тема диктует модус операнди. Излагать елейным языком изнасилование украинской девушки красноармейцами или пытки бандеровцев над русскими людьми было бы по меньшей мере нелепо. Безусловно, необходимо следовать "литературной правде". Той, о которой любил рассуждать Хемингуэй.

А зацепить внимание читателя? Полагаю, этого можно добиться, лишь удивив. Кого сейчас можно удивить физиологическими шокингами? Есть куда больше авторов, которые описывают все эти вещи страшнее. И талантливее.

Мне кажется, тут важно, ради чего всё это. То есть должен быть некий вывод, неявный, не в лоб, но чтобы читатель понял. Важно при этом не идеализировать, не разукрашивать ад. А дать понять - я пережил это в тексте, прочитав, написав, не дай Бог мне такое пережить в жизни. Не хочу. И тогда литература может быть заговором.

Читая Бондарева или Ремарка, я не хочу воевать.

- Насколько в жизни для тебя актуальна проблема добра и зла, чёткая граница между которыми видна в твоей книге "Рёбра"? Заступаешься ли за обижаемых, как герои твоей прозы?

Пожалуй, это то, что для меня, прежде всего, актуально. Собственно, это единственно важно. Более того, все вопросы - будь то семейная жизнь или политические реалии - я рассматриваю с этой позиции. Мне близок тезис Достоевского о борьбе добра и зла, о том, что поле боя - душа. Мне кажется, и правда, всё, что происходит - это наш выбор, это наша борьба. И чтобы мы ни делали, мы выбираем, на какую сторону встать.

Главная же проблема сегодня - то, что категории "добра" и "зла" стёрлись. И в жизни, в литературе. Стёбом, ёрничаньем, сарказмом уничтожили, выбелили данное разделение. Мол, для чего разграничивать, нельзя сказать чётко, что хорошо, а что плохо.

Но нет, господа! Надо, жизненно необходимо разделять "добро" и "зло". Тогда будет легче, поверьте.

А касательно "заступаюсь"... Ну, честно сказать, мне не очень удобно, этично говорить об этом. Нескромно как-то. Скажу так: я стараюсь не быть равнодушным к человеческому горю, к проблемам людей.

- "Не могу жить", "живу - точно пишу рассказ...". Можно ли сказать, что эти слова персонажей Платона Беседина - про него самого? Согласен ли ты со словами Дмитрия Быкова: "когда нельзя жить - остаётся делать из отношений литературу"?

Да, персонажи вообще - они часто такие, как я. Собственно, в моих рассказах и вариаций-то героя не так уж и много. И это такой себе двусторонний процесс, когда уроборос хватает себя за хвост, ты во многом сублимируешь свой жизненный опыт в текст, но и текст форматирует, лепит тебя. Это опасно. Страшно даже.

Андрей Рудалёв, отличный критик и человек, в интервью мне сказал, что многие современные авторы не готовы отвечать за написанное, а должно быть наоборот. И это, на мой взгляд, действительно так.

И Быков с его словами прав не меньше. Жить действительно не получается. У меня так точно. И это не бравада, нет. Наоборот, я потратил - и трачу - десятки лет, чтобы научиться жить. Не получается. Хотя я обычный человек. Просто что-то внутри меня сломано. Остаётся фиксировать, разбираться с собой посредством написания текста. Ведь хороший текст - это во многом попытка разобраться с самим собой. И в данном контексте "познай себя", писательство - это процесс, действительно, сакральный.

Тут главное - не увлечься, не скатиться в исповедальность или вдохновенность, забыв, что это ещё и работа, жестокая, утомительная. В ней есть свои правила и законы.

- Как бы ты обозначил границу между жизнью и литературой? Должен ли писатель впитывать эмпирический опыт, жить "на всю катушку" - и когда в таком случае останется время на опыт книжный, на собственно писательство?

Граница проста. Если ты пишешь от лица убийцы, то пиши так, будто ты реально убиваешь. Влезь в шкуру. Но как только ты дописал, встань, развей чары и не убивай. Не уничтожай другого человека. Хотя грех - он с тобой. Потому что - так ты проникся - в мыслях, в душе, в сердце ты уже согрешил. Убил.

И я, кстати, плохо представляю, что такое "жить на полную катушку". Женщины, алкоголь, наркотики - ты про это? Но это - как проигравший, я знаю, что говорю, - в сущности, не имеет значения. Потому что "полная катушка" - это общение, без фильтра, без переводчика, с ангелами и бесами. А они в мелочах. Ад повседневен.

А опыт, да, вещь нужная. Не удивлю, если скажу, что писателю без него никуда. Другой вопрос - как его интерпретировать. У Кафки с Прустом опыта было маловато, а писали они любопытные вещи.

Идеальный рецепт - это, конечно, когда ты пережил нечто, знаешь, как это описать, и из пережитого опыта посредством литературной интерпретации создать нечто большее, сделать такую себе смысловую надстройку. Тогда текст о суровой рыбалке в открытом море или об убийстве старухи становится эпическим полотном на ту самую тему борьбы добра и зла.

- Ты активно проявляешь себя как публицист, откликаешься на общественно-политические проблемы - и в "Фейсбуке", и в статьях в изданиях "Свободная пресса", "Известия", "Московский комсомолец"... Да и герои твоих рассказов занимают активную общественную позицию. Считаешь это общественным долгом писателя? Слова "я боль", "я поруганная честь" - это о самом ли тебе, о писателе вообще?

Мне не остаётся ничего иного. Такой я человек. Реагирующий на, как мне кажется, несправедливость. И, слава Богу, есть возможность, есть площадки для того, чтобы высказать своё мнение по тому или иному вопросу. Более того, я ни разу не писал о том, о чём бы я не хотел писать. Темой всегда становилось то, что беспокоило меня.

Думаю, что сегодня высказывание писателя, да, как никогда важно. Оно необходимо. И, есть такая надежда, к писательским словам часть аудитории начинает прислушиваться. Поднадоели народу все эти артисты, политики, телеведущие.

Высказываться в художественных произведениях, конечно, правильнее, масштабнее, но время настолько ускорилось, что на то или иное событие необходимо реагировать моментально. И публицистика для этого идеально подходит.

- Недавно ты написал гневное, болевое открытое письмо новоявленному президенту Украины Петру Порошенко. Твоя гражданская позиция, острота высказываний о происходящем в твоей стране заслуживают уважения. Считаешь, что власть имущие по-прежнему способны прислушаться к голосу писателя?

Власть имущим надо ответить и себе, и народу, на что они, в принципе, способны. Это в их интересах. И я сейчас даже не о том, что за всё воздастся - их, полагаю, это мало интересует, - а о чисто материалистических интересах. Если Порошенко хочет продержаться, а не стать, как ему пророчат, временщиком, то он должен прислушиваться к мнению и писателя, и шахтёра, и медика, и любого другого украинца. И это не общие места, нет - это вполне конкретная задача.

Но тут, Борис, фокус скорее в том, на что я способен? Могу ли я написать вот такое письмо? Могу ли быть предельно откровенным? Могу ли быть чем-то большим, чем просто наблюдатель? Могу ли выразить мысли, стать голосом определённых настроений Украины? Письмо, оно ведь не только к Порошенко. Оно и к украинцам тоже. А во многом - и к себе.

Украина сегодня, к сожалению, едина лишь в информационном пространстве. Фактически же - она разрозненна. Не случайно украинские СМИ письмо проигнорировали. Хотя только лично мне откликнулись, наверное, сотни человек. А отреагировали в принципе тысячи украинцев. Но их не хотят слышать.

Есть тренд. Есть вектор. Остались в деле лишь те, у кого в Украине всё хорошо, замечательно даже. Будто не льют кровь. Будто не убивают детей. Будто не плодят ненависть с двух сторон.

Но это война. На ней нет правых и виноватых. Это банальность, да, но это самая точная, как писал Борхес, вещь на свете. У войны есть лишь один итог - переговоры. Чем раньше они начнутся, тем лучше.

- Считаю, что нравственный долг каждого русского человека сейчас - сопереживать событиям на Украине... Поговорим ещё немного о твоей прозе, если не возражаешь. Лев Пирогов называет твои рассказы "робко, ненавязчиво безысходными". При этом безысходность - по-зощенковски - скрывается у тебя за анекдотической изнанкой. Как бы ты сам определил соотношение трагического и смешного в твоей прозе? Считаешь ли, как Томас Манн, что "художник носит в душе ад"?

Анекдотического не так уже и много, на самом деле. Это скорее относится только к "Зёрнам". Там действительно есть что-то от Зощенко. Хотя стилистически мне ближе Довлатов.

Однако в трёх остальных частях сборника - "Соль", "Глина", "Песок" - юмора (прежде всего, иронии), на мой взгляд, не хватает. Особенно в ранних рассказах. Хорошо, что в последних моих произведениях она всё-таки появляется.

Полагаю, что трагическое и смешное должно в какой-то мере уравновешивать друг друга. Как и в жизни, собственно. Потому что через смешное можно показать то, чего не покажешь через трагические описания, хотя, в сущности, всё трагично.

А касательно ада... Это, конечно, громкое слово. Я заметил, кстати, что мы его частенько последнее время используем. При этом ситуация несколько изменилась. Знаешь, в моду, наоборот, вошли успешные жизнелюбы, этакие живчики. Они, собственно, сегодня делают погоду в литературе. Возможно, в какой-то мере от этого пропала глубина текста. И в данном случае ад - это зеркало. И носить его с собой неизбежно.

- Твои рассказы из цикла "Зёрна", составившие третью часть книги, действительно полны анекдотическими историями. Насколько эти истории автобиографичны? Откуда черпаешь материал?

Как правило, в основе - какой-нибудь реальный факт. Бывает, что парадоксальный, а бывает, что обыденный. И на него накручивается своя история. Иногда выходит симпатично, как, например, в "Слоне", а, бывает, что несколько схематично.

- В рассказе "Все великие поэты" ты сатирически изобразил литературный быт. Что для тебя литературная тусовка, как ты в ней себя ощущаешь? Как решил для себя проблему между необходимым творческим уединением - и общественной жизнью?

Никак себя в ней не ощущаю, потому что не состою. Меня не очень в ней любят. А я не очень люблю себя в ней. Не умею общаться с людьми. Не умею играть по их правилам. И самое неприятное - в том, что ты должен окрасить себя в определённые тона, наклеить на себя определённые лозунги. То есть, должен принадлежать к тому или иному лагерю, а если это так, то ни шагу в сторону. Будь с ними, не смей думать иначе.

Взгляни на интервью наших коллег. Они как петух и кукушка, хвалящие друг друга. Хотя это больше похоже на римминг.

Так что - какая у меня может быть тусовка? Я отщепенец.

И это, в общем-то, неплохо. Сидя на красивом холме, наблюдать легче. Поэтому я искренне восхищён многими из моих коллег.

- Однако же, на взгляд со стороны, ты довольно быстро стал "своим" в литпроцессе, заслужил отзывы авторитетных критиков, стал лауреатом, листером премий "Нонконформизм", "Национальный бестселлер", "Славянские традиции" и других... Впрочем, судя по твоей предыдущей реплике, твоё положение в литпроцессе видится тебе не таким уж радужным. Какие трудности были, кто поддержал, кто ставил палки в колёса? Кому ты хотел бы сказать слова благодарности?

Да, определённо, не таким радужным. Я не умел скрывать своих взглядов, всегда был излишне горяч, в том числе и в прозе, а это не слишком приветствуется. Искренность - вообще плохое качество в литературном мире. Надо играть роль. Надо уметь вертеться. Это не для меня.

Лет пять-шесть назад я очень переживал за то, что люди принимают меня за кого-то другого. Хотелось им крикнуть: "Эй, я не такой как вы думаете, услышьте, увидьте, почувствуйте меня". Я и сейчас переживаю, но не хочу кричать. Вот что изменилось. Поиск Божьей правды - слабое утешение, но что ещё остаётся?

А благодарен я многим. И Сергею Александровичу Филатову, и Диме Данилову, и Вячеславу Корневу, и Евгении Шмурко, и Александру Росину, и Андрею Назарову, и Леониду Бахнову, и Татьяне Ворониной, и Александру Кабанову, и Косте Дорошенко, и Сергею Шаргунову, и Юрию Ковальскому, и Александру Красовицкому, и Андрею Куркову, и Андрею Рудалёву, и Алексею Колобродову, и тебе, и Леониду Кузнецову, и Роме Богословскому, и Юле Подлубновой, и Глебу Шульпякову, и Володе Коркунову... И многим другим.

Этот список - он очень долгий. И порядок не имеет значения. Правда. Я тут далеко не всех назвал, но, поверь, помню всех. И храню в душе благодарность. Искренне.

© Борис Кутенков, 2014-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2014-2024.

Книга отзывов

НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"

Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] Читайте также: Ольга Андреева. Свято место | Андрей Бычков. Я же здесь | Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" | Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике | Надежда Жандр. Театр бессонниц | Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... | Игорь Муханов. Тениада | Никита Пирогов. Песни солнца | Елена Севрюгина. Когда приходит речь. (О книге Алексея Прохорова "Не одинокий рай") | Ольга Суханова. Софьина башня | Лана Юрина. С изнанки сна | Сергей Главацкий. Апофеазко | Татьяна Горохова. "Мне фамилия моя всегда мешала..." | Стихи, растущие из жизни | Михаил Ковсан. Время