Осень. Октябрь. Торопливо желтеет листва.
Время срезает меня незаметно, едва-едва.
И, опадая на землю, за слоем слой,
Я шепчу снегу: укрой, укрой.
Скоро выходит ему государить черед,
Вдоволь достанется здешним широтам щедрот.
И, окопавшись в густом шерстяном тепле,
Крепко увязнем мы в тесном жилье-былье.
Но, пока в силе октябрь - открою балкон,
Выпью там чаю, погреюсь дымком,
Птиц покормлю, прикину на глаз,
Как время худое работает против нас.
Что тут поделать, такое его ремесло -
Времени, то есть - и раз уж оно пошло,
Значит, дойдет до конца...а пока
Ветер царапает щеки и гонит на юг облака.
У местного прудика дурень Андрей
с ореховой удочкой - весь сикось-накось -
в прикормку большие комки отрубей
швыряет, нашептывая: накось-накось.
"Ну, кто же здесь ловит на хлеб, голова?! -
ворчит дядя Паша, - гляди, где крест-накрест
две ивы срослись, я таскал голавля,
он дуриком шел на кузнечика в нахлыст.
Пойдем-ка туда, попытаем двумя
снастями голубчика". И к дальним ивам
уходит седой дядя Паша, дымя,
с ныряющим в траву Андреем счастливым.
Закинули лески, явился Петро.
- Здорово, соседи.
- Здорово - здорово.
- Как сам?
- Потихоньку. Слышь, чует нутро -
не будет сегодня удачного клева.
- Ну, это посмотрим, о! дернул как раз,
балуешь, голавлик!- А как твоя стройка?
- Фундамент залили в железный каркас,
бетон взял для нашей зимы - хладостойкий...
Над ними закат, как порез ножевой;
Петро угощается пашиной "Примой",
Андрею подмигивает Бог живой,
и дремлет рыбешка на дне, невредимой.
Хорошо бродить по свету с карамелькой за щекою
Поросенок Фунтик
Синеют ночные дорози
Велимир Хлебников
Эх, мне бы положить за щеку карамельку,
еще одну в кармашек и в чемоданчик - штоф,
проехал бы тогда всю русскую земельку
от Курского до самых Петушков.
Здесь дрыхнут в бузине и почивают в Бозе,
и ловки сызмальства ноль семь делить на три.
О Русь моя, ты вся шаверма на морозе -
снаружи мерзлая, но горяча внутри.
Вгрызаюсь внутрь тебя, качусь бесплатно, шатко:
вагончик пригородный клац - на стыках - щёлк,
и облака бегут, как белые лошадки
из детской песенки - не ангелы еще.
Позвякивает мой фанерный чемоданчик,
фалерна полн - опохмели и обогрей,
"Катись-ка в тамбур, друг", - кривится сонный дачник,
туда и покачусь, опухший Одиссей.
А в тамбуре стекло опущено на локоть,
засунешь в ветер голову - ерошь!
и так вокруг всего полно: смотреть и трогать,
чем не насытишься, что в смерть не заберешь.
"Да я уж год, считай, как сварщик:
оплата сдельная - четыре косаря
выходят в лёгкую". Он в старших
не стал досиживать. В начале января
мы встретились, мой бывший одноклассник
обрадовался, предложил присесть
на корточки и, сплевывая на снег,
рассказывал мне жизнь свою, как есть.
Я выслушал про мастера, про тёрки
с заказчиком, про то, как хороши
бывают в местном заведенье тёлки,
где вот бы посидеть нам от души.
- Нет, мне на поезд: в университете
экзамены. - Давай, хоть по пивку?
Кем будешь? - Журналистом. - А в газете
меня опишешь? - хвастану в цеху.
Как тут отделаться: братишкой кличет, братом
и тащит в клуб: "пох... твой экзамен, нах..."
и спотыкается, и кроет тяжким матом
все, что наличествует в здешних тульских тьмах.
Не вспоминал о нем, но как-то начал сниться,
еще не сварщик - троечник, крепыш,
пытается диктант списать, а Спица
орет: к себе смотри, ты как сидишь?!
Вот серая тетрадь - изделье сыктывкарской
бум. пром. и оттого уфсиновский фасон -
все крапинки видны, как будто водкой царской
промыт хрусталик мой. Но это только сон,
и он кончается; охота ж всякой дряни
гнездиться в памяти, бубня и бормоча:
приятель мой убил кого-то там по-пьяни
и тянет наяву червонец строгача.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]