Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность


Победитель конкурса Тенета-Ринет-2000



ЛЮБОВНАЯ ЖИЗНЬ


Оригинальный текст



1.

Помнится, я с детства не думал, что всё так кончится.
Альдо Нове  


Меня зовут Микеле, мой знак - Овен.

Серджо - мой лучший друг.



В субботу вечером мы с Серджо приехали в универмаг Фоллы ди Маланте.

Когда мы не знаем, что нам делать, мы приезжаем туда поглядеть на других, кто не знает, что им делать, и идут смотреть стереосистемы по двести восемьдесят тысяч лир, без сиди-плеера.



В машине мы с Серджо всегда делаем так: "Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!"

Мы делаем это, как в начале передачи "ОК, правильная цена".

Выходит Ива Дзаникки, и начинается это представление, до первой рекламы. Все вскакивают и кричат: "ОК, правильная цена!"1



Фолла ди Маланте рядом с Варезе. Варезе - это город, в котором есть площадь Кеннеди. По вечерам эта площадь полна педрил. Сползаются туда, как муравьи. Я, в общем, ничего не имею против педрил с площади Кеннеди. Приезжают туда и прячутся в своих машинах, пока не припаркуется еще педрила. Тогда зажигают фары и смотрят, не похож ли другой на безбашенного урода. Если нет, любятся так или эдак, и такова волшебная жизнь задов.



Мы с Серджо - натуралы, и поэтому каждую субботу, вечером, подымаемся и едем в универмаг Фоллы ди Маланте.



Пьем "Baileys", выглядываем из окон, делаем "Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!", прикалываемся над южанами-деревенщиной, которые снуют туда-сюда в уродских малолитражках, типа "Ситроена-Визы" или нового пятисотого "Фиата"

- Видал, какие тачки у деревенщины? Вон та "Виза"?

- Усраться и не жить!

- Чем такие тачки покупать, купили бы себе лучше билет обратно в Сицилию, и еще денег хватит на "Ниагару"2, чтобы проперло - всю деревенщину из Сицилии одним махом!

- Не, ничего не получится!

- Почему?

- Смоет вместе с "Ниагарой"!



Когда мы подъезжаем к универмагу, то делаем три или четыре круга, чтобы припарковаться, иногда даже десять, а если еще нет пяти часов, то только два, а как-то раз в прошлом году даже один: уехала какая-то "Фиеста", и мы сразу встали на ее место.

Потом достаем косяк и раскуриваемся, глядя на деревенщину, которая выходят из универмага с пакетами, набитыми быстрозамороженной жратвой.

Пакеты их баб полны кассетниками, полны тюбиками геля и куриными грудками. Идут, уткнувшись мордами во всю эту фигню.

- В конце концов, и деревенщина - тоже люди, - говорю я Серджо, потягивая "Бейлис". - Тоже за покупками ходят, как мы.

- Да, но с одной целью: накопить очки "Mulino Bianco" и собрать для детей приданое из халявных тарелок. Покупают все товары, где есть очки, и всё! Даже их не открывают - выдирают очки и приклеивают на карточку. Такова волшебная жизнь деревенщины.



Входя в универмаг, мы покупаем два-три билетика мгновенной лотереи. Как-то случилось, что мне выпадали мелкие выигрыши три раза подряд. Я продолжал брать на них билеты, но больше в тот раз я, помнится, ничего не выиграл. Я купил еще билеты "Райдер" и хотел купить "Чиз".



2.

В субботу вечером мы с Серджо приехали в универмаг Фоллы ди Маланте.

Когда мы не знаем, что нам делать, мы приезжаем туда поглядеть на других, кто не знает, что им делать, и идут смотреть стереосистемы по двести восемьдесят тысяч лир, без сиди-плеера.



В машине мы с Серджо всегда делаем так: "Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!" Мы делаем это, как в начале передачи "ОК, правильная цена".

Выходит Ива Дзаникки, и начинается это представление, до начала рекламы. Все вскакивают и кричат: "ОК, правильная цена!"



Я сказал Серджо: "Пошли наверх, где видеокассеты". Серджо сказал: "ОК, сейчас куплю шерстяные носки, и пошли наверх". Он остановился, купил носки голубой шерсти за 8500 лир, и еще безмен за 28500 лир.

Потом поднялся наверх.



Там, наверху, были стереосистемы и кассеты итальянских групп восьмидесятых годов, про которые все уже забыли, дискотечные сборники по 9500 (с цветной банданой в придачу) и телевизоры.

Еще там были видеокассеты Кэнди-Кэнди, сваленные в металлический ящик вперемешку с кассетами кунг-фу и фильмами с Тото. Но я прямо пошел смотреть фильмы для дрочки.

Серджо отправился за мной, с безменом и с носками за 8500, которые он только что купил внизу.



Мы стали перебирать истории Моанны. Все - по 29500 и выше. Американские стоили столько же, или больше, по 32500.



- Когда я был пацаном, лысого задаром гоняли. Подбираешь со свалки на шоссе в Гаджоло недельный или месячный журнал "Кабальеро". В часовне идешь с ним в дабл. Конкретный был журнал, этот "Кабальеро", читаешь его и спускаешь по-быстрому, потому что потом приходит падре.

- Падре-педру!

- Трам-пам-пам!

- Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!



Мы купили "Любовную жизнь", единственную кассету, которая стоила всего-навсего 12000.



3.

В субботу вечером мы с Серджо приехали в универмаг Фоллы ди Маланте.

Когда мы не знаем, что нам делать, мы приезжаем туда поглядеть на других, кто не знает, что же им делать, и идут смотреть стереосистемы по двести восемьдесят тысяч лир, без сиди-плеера.



В машине мы с Серджо всегда делаем так: "Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!" Мы делаем это, как в начале передачи "ОК, правильная цена".

Выходит Ива Дзаникки, и начинается это представление, до первой рекламы. Все вскакивают и кричат: "ОК, правильная цена!"



Мы решили, что 12000 - правильная цена для хорошей дрочки. Кассетная коробка была так себе, там была телка грудями наружу, обрезанная снизу, потому что снизу написали название "Любовная жизнь", желтыми буквами. Но сама телка была ничего.



Как только мы приехали домой, сразу вставили кассету в видак. Даже не наклеили на неё желтую этикетку с названием "Любовная жизнь", так что кассета оставалась загадочной незнакомкой: всякий раз надо её проверять, чтобы узнать, что там внутри. Видеокассета, лишенная личности.



У нас с Серджо было по пачке бумажных салфеток, но мы никогда так не кончали, чтобы извести их полностью. Те, что оставались, использовали в следующий раз, или чтобы задницу подтереть, сморкнуться, или чтобы промокнуть капли "Бейлиса" с пола. Но тут начался фильм.



В начале, значит, фильма "Любовная жизнь" какой-то тип смотрит в подзорную трубу на людей, которые подходят к проституткам, разговаривают с ними. Потом в кадре появляется рекламный щит "Эксон", потом сиськи, потом какой-то голый мужик, целующий туфлю. У него лицо полного идиота.



Потом мужик, вытирая пот со лба, смотрит в подзорную трубу на двоих, которые снимают футболки и лижут друг другу руки, это геи; какая-то телка снимает юбку и садится на землю раком, как собака, даже лает, но трусы придерживает, и появляется надпись, что научная сторона фильма базируется на исследованиях профессоров Фрейда-Кинсли-Штоллера-Краффа...



Мы с Серджо, с подымалками в руках, в темной гостиной, освещенной только голубоватым светом "Любовной жизни". Но для дрочки - ничего, не тот настрой: показывают вдруг какого-то сидящего хрена-профессора в сдвинутом налево коричневом паричке. У него за спиной плакат с разрезанной пополам костью.



- Не-е, так не годится! - говорит Серджо. - Уж лучше "ОК, правильная цена". Там хоть телки жопу показывают, и сиськи тоже! Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!

- Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та! - отвечаю я, приплясывая с бумажной салфеткой.

Серджо принимается кружить в темноте по комнате, прямо как этот раздолбай Принц, со своим причиндалом в руке, и кричит: "Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!"

Я сажусь и забиваю один косяк за другим.



4.

Любовь есть желание, идущее из сердца
от великого избытка счастия:
и сперва очеса творят страсть,
и сердце дает ей пищу.

Джакомо да Лентини  
(1210-1260)  



Тем временем в фильме появляется блондинистая блядь, и у неё член; это трансвестит - как те, что сваливают отсюда в Милан. Потом показывают трех раздолбаев, которые слоняются по парку и накрывают "Шкоду", где две телки с волосней подмышками слегка лесбятся, и эти три мудилы их протягивают, а голос старого хрена-профессора объясняет, что такое сексуальное насилие спровоцировано тем, что у этих чуваков напряги с родоками.

В конце концов эти раздолбаи вытаскивают наружу одну из двух лесбиянок, - всю окровавленную, потому что они ей как следует морду отрихтовали, и мочат её на гравии, отрезав сначала одну грудь.



Улётный фильм!

Это невозможно просто так смотреть, мы бросаемся к телевизору, и опять профессор что-то объясняет, а потом чуваки, которые лижут трусы, говорят о семье и хлещут друг друга до крови, никакой кончиты, и наконец - елда крупным планом, и сверкающая надпись:

ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫМ ЗРИТЕЛЯМ ПРЕДЛАГАЕТСЯ,
НАЧИНАЯ С ЭТОГО МОМЕНТА, ВОЗДЕРЖАТЬСЯ ОТ ПРОСМОТРА
ЭПИЗОДОВ ХИРУРГИЧЕСКОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА,
ПРОИЗВОДИМОГО С ЦЕЛЬЮ ИЗМЕНЕНИЯ ПОЛА

и эта надпись продолжала мигать.

- Ага, - говорит тогда Серджо (а у самого "Бейлис" с губы капает), - ну наконец-то кое-что покруче! Теперь посмотрим!



Ну, сначала показали такой кадр: человек с раздвинутыми ляжками.

Крупным планом: елда.

Потом к нему приближается хирург со скальпелем и начинает, как ни в чем не бывало, потрошить головку. Потоки крови.



- Ну и ну, - говорю я Серджо, передавая косяк, - гляди, человек так парится из-за своего шершавого, а потом - р-р-раз! - и нет ничего.

- Да, круто, - отвечает Серджо, рыгая "Бейлисом", а хирург тем временем стянул всю кожу с головки, словно с дешевого зонтика эту штуковину, что вечно рвется.



На экране - кровищи, как на скотобойне.

Профессор объяснял, что это называется кастрация.

Мы попробовали смотреть кастрацию без цвета: яйца, кровь и хирург цвета глины для лепки. В цвете это куда лучше - яйца, кровь и хирург - цвета свежеоткрытого томатного сока, и кровь.



Серджо так и завелся!

Пошел на кухню и взял там самый большой нож, напевая при этом: "Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!"



В голубоватом свете телевизора перед нами, как когда герой расчищает саванну своим топором, мало-помалу появлялся к последней части фильма "Любовная жизнь" раскуроченный елдырь. Мы хорошо потратили 12000.



Серджо тем временем вернулся из кухни. Уселся на полу и начал слегка резать себе руку, от пальцев к ладони и выше. Здорово выглядело, типа Сид Вишес.



Профессор с экрана говорил, что из кожи, оставшейся на отрезанном члене, сделают прекрасное влагалище, а с ляжек этого чувака продолжали течь потоки крови. Мы с Серджо тоже решили отрезать свои торчалки, чтобы прикольнее было.



- Дай-ка нож, Серджо! - закричал я моему другу, кладя салфетку на компакт с 883 ремиксами (специально для ди-джеев), который я купил в четверг.

- Не, подожди, сперва я должен отрезать кусочек языка, - сказал мне Серджо, неумело елозя ножом между вкусовыми сосочками.

- Держи, - прошептал он потом, кровяня ртом, и передал мне мерзкий нож.



Я был рад, что нож оказался у меня.

Провел им два или три раза по красноватой точке на верхушке моего шомпола. Как самурай перед смертельной битвой.



Серджо тем временем вернулся на кухню, чтобы взять другой нож (по причине того, что нож который был у него раньше, теперь находился у меня).



- Серджо...

- А?

Тáт-та тá-ра та-тá тат-тá-та!

Короче, я отрезал его себе.



- Ты какого хуя..?

- Я его отрезал.

- Зачем?

- Чтобы полесбияниться. С тобой, любовь моя.

- Да ты чё, пидор?

- Нет. Но, может, лесбиянка!

И я показал ему кровавую рану.



Мне было плохо - лежать так, растянувшись на диване, с окровавленным отрезанным болтом, как с ободранной кровяной колбасой. Похоже, что я умирал. Отрезанного друга я положил на прикроватную тумбочку.

Стекало. Стекало. Сплошная кровавая каша.

Вместо него у меня была самопальная дыра.



Серджо предчувствовал, как всё пойдет, как все должно пойти этим вечером. Тысяча прекрасных лесбийских фильмов, которые мы смотрели и ничего не могли понять.

Не могли повторить этот любовный опыт.

Не могли лизать дыры, которых у нас не было.

Требовалось окончательное решение.

Серджо одним ударом в пах откромсал свою кукурузину, как это сделал я.



Я, сказать по правде, умирал. Помнится, я с детства не думал, что всё так кончится.



Я дополз до телека.

Прибавил звук.

Профессор говорил, что для того, чтобы быть настоящим транссексуалом, нужно разрезать грудь и положить туда что-то вроде прозрачной булочки - это тот же буфер, только из силикона.

Картинки начали мешаться.



Серджо подполз ко мне, упираясь в землю локтями.

От него шел запах Денима и крови. От меня тоже.

Он приблизил рот к моим ногам.

А я приблизил свой рот к его.



Это было последнее шестьдесят девять в моей жизни.

Впервые как женщина. Напоследок перед смертью.

В моей голове была полная неразбериха. Я слышал какое-то жужжание, очень навязчивое, и оно превратилось в совершенную музыку. Слышал словно далекий смех.

Словно далекое эхо.

Словно вокруг меня стояла большая толпа.

Словно выходит Ива Дзаникки и начинается это представление, до начала рекламы. Все вскакивают и кричат до бесконечности, уже в раю:

- ОК, правильная це...

В словесном пейзаже
за страницей
ненаполнимая пустота
ничему не подражает
искусство беспокойства
перекрывает другой образ
пока мы проходим в огне.

Нанни Балестрини




Примечания.

Перевод выполнен по изданию: GIOVENTЪ CANNIBALE. La prima antologia italiane dell'orrore estremo a cura di Daniele Brolli. Ed. Einaudi. ISBN 88-06-14268-2.

1"Ок, правильная цена" - развлекательная телепередача, смысл которой состоит в том, что участники должны угадать точную цену выставленного товара - стиральной машины и т. д. Ива Дзаникки - певица, очень популярная в 60-ые – 70-ые годы и в 90-ые с успехом переквалифицировавшаяся в ведущие этого шоу.

2"Ниагара" - жидкость-растворитель для прочистки канализации.


Послесловие переводчика



© Михаил Визель, перевод, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность