Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ХОЗЯИН ЛЕСА


Беги, одинокий грибник! Беги, храбрый охотник! Беги, весёлый турист!

Бегите со всех ног, коль заслышите его могучую поступь, его тяжелое дыхание, его утробное чавканье. Не вставайте на пути, бегите!

Это обходит свои владения хозяин леса - Птица Коростыль.

И чужакам в такое время лучше дома сидеть.



Свои-то знают, свои по дуплам, по норам, по берлогам хоронятся. И правильно делают. Чего лишний раз беду на себя кликать? Надо будет, Коростыль сам позовёт. Кто на глаза попадется, того и позовет. Дятла, к примеру, на вершине сосенки приметит и негромко так: "Дятел, подойди". И вот, казалось бы, дятел - птица гордая, птица вольная, лети себе на все четыре стороны, ан нет! Подходит. Не подлетает, заметьте, а подходит. Цепляется старательно лапками за сосенку, пятится неуклюже задом, но не летит - идёт, потому что сказано было - "подойди". И поспешать надо. За опоздание Коростыль накажет, а если вовсе не придешь, ослушаешься, проблемы будут.



Проблемы всегда крупные. Мелких не бывает. Лютый он. Затюкать может запросто. А иногда даже мараться с тюканьем не станет, наоборот, клюв подожмет, глаз прищурит, да так посмотрит, что думаешь, ох, лучше бы затюкал.

Но такое редко случается, максимум - один раз в жизни каждого лесного жителя.



Боятся лесные жители Коростыля. Да и как не бояться? Говорят, быка с ног валит ударом клюва наотмашь. И левая у него очень сильная, гирю двухпудовку раз десять выжимает. А еще, сказывают, перо у него отравленное в хвосте.

Но перо - это на крайний случай, потому что врагов у Коростыля в лесу нет. Жители-то лесные, они по-другому, конечно, считают, да только мнение своё при себе предпочитают держать. Наоборот, изо всех сил друзьями стараются себя показать. Но друзей-то Коростылю и подавно не надо. Он сам по себе, хозяин леса. Зачем ему друзья?



Вот спутница жизни - дело другое. Без неё никак. Спутницу жизни Коростыль выбирает несколько раз в жизни. Прямо скажем, много раз в жизни. Выбирает, как правило, импульсивно и хаотично, обычно часа на два, на три. Редко, когда на целую ночь.

В воспитании потомства участия не принимает, отделывается редкими посылками с надкушенными яблоками.



Жадный он. У него яблок этих - завались! Несут же все - кто яблоки, кто шишки-грибы, кто ногу баранью, кто зерно за щекой. Возьми, мол, хозяин-батюшка, чем богаты, тем и рады. Коростыль ничем не гнушается. Всё - в закрома, должным образом учитывает, и не приведи господи, хоть одна шишечка пропадет! Общее построение, и пока не признаются, кто шишку похитил, так и будут стоять, хоть день, хоть четыре. И плевать, что дела у всех.



А бывает иначе. В другой раз идёт Коростыль по лесу, крылья за спиной сложив, свита обязательно при нем: еж впереди катится, жевачки, окурки и прочий мусор собирает, белок не меньше трёх (любит Коростыль, когда белки щебечут), а под землей параллельным курсом непременно крот продвигается, внезапный отход обеспечивает. Коростыль оглядывает всё по-хозяйски, территорию в стратегических точках метит, а потом вдруг встанет, задумается, смотрит вдаль куда-то, а из глаза слезинка скупая катится... Много, видать, в жизни ему всякого пережить пришлось.

Ну, а как слезинка покатилась, враз добрый становится, к ближайшим закромам всех ведет, делится щедро припасами: "На тебе, ужик, шишку. Вот тебе, белка, баранья нога. Подставляй, лиса, ладошки, зерна насыплю. И детям, детям, яблочек-то отправьте! Да не жалейте, вон их сколько надкусанных". И улыбается так по-доброму...

Но такое редко бывает. Один раз, вроде, и было всего.



Да и когда ему благотворительностью заниматься? Вон хозяйство у него какое на плечах! Всё обойти, всё проверить надо, а владения-то нешуточные. У одного Коростыля, скажем, Коми-Пермяцкий автономный округ в подчинении, Архангельская область, Воронеж, Оренбург там еще по мелочи, а у другого - Чукотка, например, Урал и Калининград в придачу.

Потому Коростыль с Коростылем почти никогда не встречаются. И не приведи господи, чтоб на нашем веку такое случилось.

Старожилы-то помнят, сошлись-таки Коростыли в 1908 году. Кто уж там на чью территорию забрел, не разберешь теперь, да и не важно это. И разошлись, вроде, почти по-мирному, но катаклизм-то неслабый был. Замяли дело тогда, Тунгусским метеоритом назвали. Да разве ж метеорит так бабахнет...



Ну, и вот. Набегается Коростыль за день, намается, не до благотворительности уже, добраться бы до ближайшей медвежьей берлоги, да спать завалиться.

Нравится Коростылю в медвежьих берлогах спать. Медведь ему место нагреет, ляжет напротив входа, чтоб на хозяина-батюшку не дуло, да еще и лапу Коростылю пососет, чтобы спалось крепче.

Удивительное, согласитесь, дело, Коростыль - зверюга, вроде, дикая, а тоже уют домашний любит.



А вот юмора не понимает. Анекдоты ему давно уже не рассказывают. Раньше рассказывали, так порой по двое суток всем лесом объяснять приходилось, где смешно. А он же дотошный, пока не разберется, в чем соль, не отпускает никого.



Зато сам пошутить горазд. Спросит иной раз у кукушки, сколь жить осталось, и уйдет с обходом по территории. Кукушка старается, накуковывает, останавливаться-то боязно, осипнет, голос сорвет, а Коростыль через пару дней с обхода возвращается, и к кукушке: "Сколь, говоришь, не расслышал я? Повтори, голубушка". Кукушка, бедолага, без голоса уже совсем, но делать-то нечего, заново накуковывать надо. И вот сипит она остатками связок, а Коростыль хохочет, по земле валяется пузом кверху, вон как пошутил удачно. Но не мучает долго кукушку. Добрый потому что. К тому же считать больше четырех не умеет. Останавливает, как отхохочется, ладно, мол, хватит, поживу еще.



Да, и не боится Коростыль смерти, по большому счету. Коростыли, вообще, никогда не дрейфят, это, кстати, их главная отличительная особенность. А чего дрейфить-то?

Пуля обычная или, там, граната его не берет, потому у охотников даже и в мыслях нет на Коростыля пойти. А если про собак охотничьих разговор, так те даже взгляда прямого коростылевого не выдерживают. Те, что поглупее, от взгляда этого команды всякие начинают сумбурно выполнять ("Умри!", в основном), а поумнее которые, те домой со всех ног бегут, тапочки Коростылю приносят и газету. У него тапочек этих с газетами полные закрома уже.



Раньше, сказывают, случалось, былинные богатыри на Коростыля ходили. И то по трое только, не меньше, и не очень далеко. Выйдут за околицу, покричат шёпотом: "Коростылище поганое, выходи биться!", и по сеновалам прятаться бегут. Шалость, конечно, и глупость ребячья, но без внимания тоже оставлять нельзя. Коростыль в таких случаях к председателю: "Ну, что, Ваня, опять ребятишки твои шалят. Что делать прикажешь? По сеновалам идти их искать? Или у комбайна твоего единственного жатку откусить, разжевать и выплюнуть?" "Прости, Кондратьич, не доглядел, - уважительно так (Кондратьич) председатель к Коростылю обращается, - пожалей комбайн-то. Единственный он у меня. А ребятишек своими полномочиями накажу сурово. По два, нет, по три трудодня у кажного вычту". "По пять, Ваня" - не поднимая головы, негромко произносит Коростыль.

А как по пять-то?! У богатырей откуда трудодни возьмутся? У них, если три-четыре за год наберется, уже хорошо, а тут пять! Но с Коростылем не поспоришь, сказал, по пять, значит, по пять.

"Хорошо, Кондратьич, по пять вычту", - с тяжелым вздохом соглашается председатель.

А Коростылю председателева согласия и не требуется, он курицу в авоську положил, яиц два десятка, пачку сигарет со стола прихватил, и пошел себе в лес, не спеша, не попрощался даже. "Заходи, Кондратьич, нужда будет! Всегда рады!" - кричит ему вослед председатель, но тот даже головы не повернет, ковыляет деловито на кривеньких лапках.



Впрочем, насчет кривеньких лапок это, скорее, догадки.

Относительно внешности Коростыля достоверной информации нет. Фотографироваться он категорически не любит, а свидетельства редких очевидцев крайне противоречивы. Один говорит - "здоровенный такой, лохматый, борода нечесаная, в ухе - серьга, в руке - топор", другой, напротив, утверждает - "маленький, неприметный, в кепочке, и фикса, фикса золотая во рту поблескивает". Третий разглядел "клюв до земли. А может, и не клюв это был. Темнело уже, не разобрал толком", четвертый заикается только, пятый на колени бухается, шепчет истово: "И застили небо крыла его", да чесноком крестится, а шестой и вовсе чересчур обобщенными характеристиками портрет рисует: "Да, это, вообще, полная жопа!"

И делать какие-то достоверные выводы на основании этой информации, как вы понимаете, крайне сложно.



Доподлинно известно, что голос у Коростыля сиплый. Потому поет он редко и мало. Две песни всего-то и поёт - "Ушаночку" и "Этапом из Твери". Но зато как поёт! Заслушаешься!

Про силищу его нечеловеческую упоминали уже, про то, что не дрейфит никогда - тоже.

А больше добавить к портрету Птицы Коростыль нечего.

Феномен.

Уникум.

Краса и гордость.

Хозяин леса.




© Олег Петров, 2007-2024.
© Сетевая Словесность, 2008-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность