Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ОПЫТ  ИНТЕРПРЕТАЦИИ

Константин Кравцов, "На Север от скифов"
М.: Воймега, 2013


Эта книга для нашей современной литературы (а можно сказать и еще обобщеннее, не погрешив против правды) настолько необычна, что привычные критерии "понимания" поэзии плохо применимы к ней. - То есть, они-то вполне применимы, но, "применив" (и в результате поняв то, что оказалось доступным для такого понимания в хороших стихах), - не можешь отделаться от ощущения, что за пределами "понятого по критериям" осталось нечто важное, - причем настолько важное, что автор, скорее всего, именно ради этого "важного" (и тобой упущенного) свой труд и предпринял.

Потому - как мне кажется - для более полного понимания этой книги не помешает - помимо традиционных для поэзии ("положительных", т.е. что-то утверждающих) критериев оценки - руководствоваться еще и - как, например, принято в христианском богословии, - старой доброй апофатикой. Эта методика (поскольку речь у нас не о богословии, то - говорим упрощенно) возникла из понимания того, что определяемое явление найденным к нему определением не исчерпывается. Иногда - не исчерпывается и суммой таких определений. - На этом остановимся (поскольку есть еще случай, когда все мыслимые определения не исчерпывают предмета, и для постижения его непомерности, не-определимости, - проще и честнее любое конкретное определение отрицать, как совершенно недостаточное и ничего нам для действительного понимания предмета не дающее) и запомним вот это: то, что мы прочитаем - отметим - выделим - поймем в этой книге, - это не все, что в ней можно найти; что автор дает больше, чем мы можем понять сразу, "с ходу".

Не все. Только часть; в этой книге всегда можно найти больше, чем уже нашел. Удивительным образом она устроена так, что возможности поиска в ней кажутся бесконечными. - Движение ли образов по строке (они текут, словно бы эстафетную палочку друг другу передавая), по стихотворению, из одного стихотворения в другое этому причиной? - А кстати, если посмотреть отстраненно - красиво это их течение: словно поток, прихватывающий по пути с пространства, по которому прокатывается, всякие разности, забирая их с собой, перекидывая внутри себя, играя... Окрест потока - лед (север ведь), над ним - ледяные же светила, промерзшие, как камень (берилл, например), - и потому к своей (бесконечно далекой) цели движется только часть, наконечник потока, а остальное его тело почти мгновенно замерзает, кристаллизуется, обращается в лед, внутри которого, в живой сердцевине, - продолжают почти неподвижную жизнь захваченные потоком с "места действия" эти самые "разности", предметы, явления бытия...

Основательная ли, изощренная даже, продуманность замысла книги? - Движение потока вроде бы вольное, "без руля и ветрил", однако - если взглянуть на пройденный им путь, - увидим не бесформенную замерзшую массу, но ажурные конструкции отдельных фрагментов, связанных между собой тонкими, как паутинки, как лучи, как волосы русалок, связями, - в затейливую конструкцию всей книги... - И ведь "из какого сора", из какого порой материала; не сообразуясь с его исходной негодностью, а может быть, даже - вопреки ей...

Каждый - повторяю - может найти в этой книге свое, - то ли эстетски "играя в бисер", то ли отыскивая какие-то действительно важные - для себя - вести. И каждый - что-то не свое - может упустить; я, например, недостаточно хорошо разбираюсь в живописи, потому от меня, несомненно, многое ускользает в "босховской" линии книги. - Автор дает много. Но при этом и требует от нас соответствующих усилий. Помимо того, что книга очень продуманно построена, она еще - в каждом своем отдельном фрагменте - очень хорошо защищена. - Словно бы колючие ряды ледяных кристаллов встречают читателя, "вступающего" в тот или иной фрагмент книги, и требуется определенный уровень подготовки, определенный уровень культуры, чтобы войти достойно. - Оборонительные ряды вокруг последних оплотов культуры? Защита от случайного вторжения? - Я бы сформулировал это (и повесил над входом в эту книгу предостережением) примерно так, несколько странно (для привычного большинству представления о поэзии и ее "обязанностях" перед потребителями): - ты сможешь сюда прийти, если знаешь - зачем.

Это все - "по критериям положительным". По ним же - можно отметить, что автор очень умело использует прием "поток сознания", причем с легкостью - когда надо - этот поток контролирует. Что им, несомненно, учтен и применяется практически опыт европейской литературы новых времен (Паунд, Элиотт; хотя - я лучше пошел бы еще дальше, за эти "новые времена" и назвал Данте)... Что книга - как в параллель с дантовским замыслом "Комедии" - начинается тоже с момента осознания утраты правого пути (и "светила" дантовские, конечно же, над головой), проходит свою середину, наверное, в "Лубберте Дасе", и заканчивается Иерусалимом, надеждой... И многое другое, свидетельствующее о том, что - по литературным меркам эта поэзия - не рядовое явление для нашей литературы и заслуживает самого глубокого внимания читателя. - Однако, как я уже предлагал, можно вспомнить об обратном методе и попробовать отринуть все сказанное выше, как несущественное. Как литературное, "слишком литературное". И сказать несколько слов о том важном, что можно было бы упустить, судя только по критериям литературным и "положительным".



Эта книга - она не книга.



- Она похожа на грандиозную и неизбежно фрагментарную поэму, на эпос, тщательно замысленный и - несколькими наглядными штрихами, несколькими эпизодами - продемонстрированный нам.

- Она - как горсть горячих угольков, высыпанных с размаху в кромешную тьму: там, где уголек, в пределах его свечения, - что-то видно. В каком-то произвольном отдалении от него (уж как упали) - другой уголек, и еще, и еще: отдельные освещенные участки темного пространства. - Единственное отличие от угольков в том, что они прогорят и погаснут, а это - остается на занятом пространстве. - На отвоеванной у хаоса, возделанной почве. И не просто остается, а - на наших глазах - строится и обживается.

- Она похожа на Россию, отдельные города и села которой связаны между собой (только лишь) тонкими ассоциациями проводов... - Вот здесь, кажется, и находим "точку опоры", позволяющую выйти из разговора о литературе, чтоб поговорить о другом.



Античность, и "наследовавшая" ей - во многом самозахватом - европейская культура, и наследовавшая в свою очередь европейской (и тоже самозахватом) русская, или имперская, культура, всегда была убеждена: на север от скифов ничего нет. Все лучшее в мире - это южней, до скифов, а уж севернее их, - там вовсе заканчивается обжитый космос, человеческая вселенная. Даже разглядеть там ничего невозможно, - перья какие-то все занавешивают, словно бы кто-то крылами закрывает...



Но там что-то есть, и свидетельство тому - эта книга. То, ради чего автор свой труд и предпринял. - Книга, голос того, что есть на север от скифов. - К кому он обращен? А к кому он может быть обращен? Голос, свидетельство о своем существовании? - Может быть обращен к Богу (этот вариант каждый, прикоснувшийся к книге, обдумывает сам). Может - к другим. Чтобы объявить себя, нужно это сделать для кого-то другого.

А кто "другой"? - Да эта же европейская культура, уверенная, что "севернее" ничего быть не может, - во всяком случае, ничего, стоящего внимания цивилизованного человечества, - и передавшая своим варварским окраинным соседям ("да, скифы мы!...") это убеждение. - И вот для нее, для этой культуры в первую очередь, - чуть ли не заемными тонами, образами, голосами (чтоб было знакомо и понятно) - и говорит о себе огромный и незнакомый мир, который севернее и "скифов", и "цивилизованного мира". - Адаптированно. Пытается объяснить им неизвестное в понятных им, родных даже иногда терминах. Заходя с разных сторон, меняя "темы", угол зрения, - и все объясняясь, самовыражаясь, рассказывая о себе...

Понимают ли этот голос (не поэта, - "севера от скифов", России)? - Не знаю и не уверен. Во-первых, как бы "понятно" и "родственно" ни пытался выразить себя этот северный мир, - исходный материал сопротивляется. Ему нет прямых аналогов там, где создавалась речь, избираемая за образец (образцы). Во-вторых, - есть у меня давнее убеждение, что культура отлетает от тех мест, в которых зародилась, которые считаются ее родиной. Куда? А не сюда ли (может и нет, но тогда где еще она сохранится?), - на север, в соседний с "цивилизованным" и не слишком похожий на него, мир музыки и мерзлоты, мир мела и льда, золота и драгоценных ледяных камней, в мир странной, иногда смертельной, красоты? В мир, пытающийся понять и рассказать себя, обретающий голос, "власть говорить", свидетельство чему - еще раз повторяю - эта книга. Эта поэзия.




© Виктор Обухов, 2015-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2015-2024.
Орфография и пунктуация авторские.




Словесность