ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ
Рубрику ведет
Сергей Слепухин


Словесность


Последняя статья

О рубрике
Все статьи


Новое:
О ком пишут:
Игорь Алексеев
Алена Бабанская
Ника Батхен
Василий Бородин
Братья Бри
Братья Бри
Ольга Гришина
Ольга Дернова
Юлия Долгановских
Михаил Дынкин
Сергей Ивкин
Инна Иохвидович
Виктор Каган
Геннадий Каневский
Игорь Караулов
Алиса Касиляускайте
Михаил Квадратов
Виктория Кольцевая
Сергей Комлев
Конкурс им. Н.С.Гумилева "Заблудившийся трамвай-2010"
Конкурс "Заблудившийся трамвай"
Александр Крупинин
Борис Кутенков
Александр Леонтьев
Елена Максина
Надежда Мальцева
Евгений Минин
Глеб Михалёв
Владимир Монахов
Михаил Окунь
Давид Паташинский
Алексей Пурин
Константин Рупасов
Илья Семененко-Басин
Александр Стесин
Сергей Трунев
Феликс Чечик
Майя Шварцман
Олег Юрьев







Новые публикации
"Сетевой Словесности":
Анна Аликевич. Тайный сад. Стихи
Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа. Стихи
Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... Стихи
Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки. Стихи
Айдар Сахибзадинов. Жена. Повесть
Джон Бердетт. Поехавший на Восток. Рассказ, перевод с английского: Евгений Горный
Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём. Миниатюры
Владимир Алейников. Пуговица. Эссе
Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною...". Эссе
Владимир Спектор. Четыре рецензии.
Литературные хроники: Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! Вечер памяти поэта Ильи Бокштейна (1937-1999) в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри"
ПРОЕКТЫ
"Сетевой Словесности"

Книжная полка

[12 февраля]  
Александр Соболев. Круг разорвать - Таганрог, "Нюанс", 2020.
"Круг разорвать" - пятая книга поэта Александра Соболева. Очередная в серии хронологически последовательных, содержание с предыдущими не дублируется, но очень многие стихи из неё вошли в сборник избранного "Между волком и собакой".
В названии книги заключена её главная идея, отражённая в программной "Притче о страхе".



Сергей Слепухин

ПОВЕЛИТЕЛЬ ГРЁЗ

(О книге стихов Александра Крупинина
"13 сапфиров и разноцветные черендыбы")


И стали видимы средь сумеречной сини
Все знаки скрытые, лежащие окрест:
И письмена дорог, начертанных в пустыне,
И в небе числа звезд.
М. Волошин  


На самом деле, их не чертова дюжина, а намного больше - ярких, удивительных, драгоценных стихов Александра Крупинина из книги "13 сапфиров и разноцветные черендыбы". "Крупинин?", - читатель пожмет плечами и покачает головой, - "не слыхал о таком". Что ж, не беда, пожалуйста, прочтите сборник питерского стихотворца, не пожалеете. Уверен, вас приятно удивит зрелость автора, его мастерство и верность поэтической традиции северной столицы.

Это книга о тех, кто внутри не полый, то есть не пустой, но кто, увы, вынужден жить в пустыне - одиноко и созерцательно. Уклоняться от сует, нащупывать выход, искать исход...

Исход - это действие, изытие, исшествие. Конец одного и начало другого. Вершина, исток, и, вместе с тем, распутье, перекресток, раздорожье... Изойти, значит, изводиться, расходоваться, тратиться, истощаться, умирать, сходить с ума...

"Исходом" называется вторая книга пророка Моисея. Неудивительно, что в имени Мюда Моисеевича Майского, с рассказа о котором начинается крупининский сборник, это имя - Моисей - неожиданно оживает. Оно вспыхивает, рождая воспоминание о библейской легенде, что в мае, третьем весеннем месяце, нередко случается чудо - человек вступает в завет с Богом.

У каждого из нас в душе своя земля Ханаанская. Тяжек путь через пустыню, но потерянный рай по-прежнему сочится майским мёдом, ароматом дыни манит назад, к истокам...

"Гнусные карлики" захватили власть. "По ящику" врет генерал Рукавицын. Батальоны конной милиции прочесывают молчаливые окраины. Здесь "даже стены страдают от экзистенциальной тоски". "Бабы спят, мужья впадают в пьянство".

"Семьдесят восемь дней внутри горы", идет всенародная стройка Северомуйского тоннеля. Дни напролет ты, как дятел, "проводишь в долбежке", "думаешь о кормежке", но в душе мечтаешь взлететь высоко-высоко - легендарной чайкой по имени Джонатан Ливингстон. Грезится очутиться в живописной провинции Перигор, насладиться вином Жюрансон, "форелью из соседней реки Гав".

Греза, грезы... Брат смерти сон...

Происходящее - неразрывная гипнотическая цепочка, летаргическое мистическое путешествие. Сны Ганса Касторпа и каюра Эль Койота в безбрежном снежном тумане. Отключка доктора Вольфсона в эскимосских нартах, падение в кошмар, будто лежишь бесчувственным трупом на лубянском холодном полу, а железный нарком Каганович поит тебя молоком из соски. Рыхлые, блеклые, яркие сны Петюганья. Первый, второй, очередной, последний... Визии, дрёмы, мечты... Чудеса и казни египетские. Бредится Натану Лейтесу: он - Иосиф Прекрасный, Моисей пред троном сурового фараона, новоорлеанский черный трубач, восклицающий: "Let My People Go!".

Let My People Go! - и... правитель - делать нечего - соглашается, отпускает, а сам - уходит... Народ собирается в путь. Начинается великий исход. "О, эта дорога на Северный Муй, / Страшная, страшная дорога на Северный Муй". Непонятная, загадочная, трансцендентная, закручивающаяся в спираль. Ботильоны и скрюченные пальцы. Утомлённые лоси таинственной вереницей движутся по улице Зодчего Росси. Ученицы двести двадцатой средней школы шествуют по Невскому абсолютно голые. Доморощенные народные мстители - ячейка Бублеевой - перемещаются, как флотилия бумажных корабликов, по коридору коммунальной квартиры. Сталин бежит по лугу. Мимо проезжает огромный "Камаз".

    Уходят все, в городе остался один Кирюша,
    наверно, ничего не слышал - больные уши.

Сердце выстукивает знакомое: "Загремим под фанфары!", "Мракобесие и джаз", "Русско-абиссинская песня ушельцев"...

Герои и антигерои книги Крупинина "покидают Вавилон навсегда" под H-molную мессу Баха, арии "Мадам Баттерфляй", шлягеры Мендельсона, Эллингтона, Пресли, "Роллинг Стоунз". Эскимос в тундре громко выводит оперу "Тоска", в тронном зале весело пускается вскачь баптистский хор, скрипач Мурыгин в творческом порыве поправляет в кальсонах поднявшийся "солидный" хвост, а беленькая Киса на плече флейтиста Сергеева нежно мурлычет свой любимый шлягер, балладу группы "Metallica" "Nothing Else Matters". "Остальное - неважно!" Как же, как же, помним известный слоган ревизиониста Бернштейна: "Движение - всё, цель - ничто!"

Четыреста вёрст по дороге, засыпанной снежной пылью, с краткой остановкой в Йошкар-оле. "Проходят дни, пробегают недели, и так они бродят без всякой цели". Брат Пахоруков скачет вокруг села, боится войти, а селяне - выйти. В луже крови у самой дороги в Северный Муй лежит красный селькуп, так и не увидевший своей прекрасной блондинки. Не всякая птица, увы, долетает до середины Москва-реки... Фараон-подполковник Кукин ведет страну в двадцать первый век, но она, как паром "Принцесса Анастасия", продолжает ходить по вечному кругу...

Мне кажется, вы настроились услышать еще об одном сочинителе-экзистенциалисте, авторе философских притч о внутренней свободе, страхе, ответственности за совершённое действие и непреднамеренные ошибки.

Да, у Крупинина есть всё, что могло бы соблазнить Кьеркегора и Сартра: бытие "в рассеянии и бессвязности", исход "из" - "в". Однако автор "13 сапфиров" традиционную литературную форму намеренно ломает и деформирует посредством алогизмов и непроизвольно возникающих отклонений. Поэтому окружающая реальность сторонним наблюдателем начинает оцениваться иначе, в стереотипе возникают бреши, в классическом мифе видится погрешность.

Карнавал, эксцентричность, парадоксальность, фантасмагория и гротеск, балаганные аттракционы и неомифологизм, эстетический эпатаж - все это заставляет вспомнить прямых предшественников Крупинина - поэтов-обэриутов. В размерах и рифмах Александра, как правило, отсутствуют изыски, зато он очень любит обыгрывать возможность подмены и утраты смыслов. Семантические игры, детское мышление, интерес к инфантильному фольклору, считалочкам, "нескладушкам", черному юмору роднят поэзию Крупинина с наследием Хармса. О Данииле Ивановиче, в частности, постоянно напоминает заимствованный прием фонетических столкновений (Бублянский-Бубликов-Бублеева-Блябликов, Кошкодамов-Кашкадамов-Сулейманов-Хламов, Аннадурды Нияздурдыевич Нияздурдыев, Куйбышев-Уйбышев) и заметная любовь к фантастическим персонажам (огурциям, пересильду, бириндикам и черендыбам).

В стихах Крупинина чрезвычайно высока степень ассоциативности. Автор способен извлекать из памяти читателя целые мириады образов и ощущений. Например, стихотворение "Ночью суп хорошо, / Даже очень хорошо!" выпускает, как "джина из бутылки", искрометный фейерверк: детские стихи Маяковского ("Что такое хорошо, а что такое плохо"), советский шлягер (Солнце в небе - это очень, / Очень хорошо! / Снегопады - это очень, Очень хорошо!), кинопесенки - Буратино ("Это очень Хорошо, / Даже очень Хорошо!") и Айболита ("Это даже хорошо, что пока нам плохо!")

Действие в книге калейдоскопично и раздроблено, автор сознательно соединяет и отождествляет нетождественные начала. Основу его миропонимания составляет причудливое течение времени, парадоксальное понимание пространства. Лирический герой - либо наивный рассказчик-наблюдатель, либо визионер и чародей. Он, герой, одновременно сочинитель снов, но и толкователь, но и повелитель. Точное определение этого редкого умения заключено в ёмкой идиоме "Dream Maker".

Фантастика и бытовой гротеск переплетаются и создают в сборнике бредовую несуразицу "непривлекательной действительности". Сны, рассказываемые Dream Maker’ом, озорны и причудливы, но, вместе с тем, оставляют ощущение безысходности, всевластия произвола и жестокости.

Универсальной метафорой для Крупинина является слово "пустыня" и связанные с этим понятием слова-символы. "Верблюд" - не только живое существо, пересекающее жаркую бесконечность, как, например, Бактриан из цикла "Каракумский вопрос", но и вербальный триггер, способный вызвать ассоциацию, порождающую сон, грёзу, мираж: "Шел один верблюд, шел другой верблюд, шел целый караван..."

Тема грез в поэзии Крупинина возникает неслучайно. Сон, мечту, фантазию автор сознательно противопоставляет обывательскому здравому смыслу и прагматизму. Герой одного из стихотворений, некто Куйбышев, примерный член общества, когда-то командовавший Госпланом, после смерти попадает в ад, а его антипод Уйбышев, любитель травки и галлюциногенных сновидений, незаслуженно, "по блату", как считает нарком, "определен" в рай. Уйбышев продолжает грезить, пребывая в компании таких же, как он, визионеров - Святого Иоанна и "командированных" в Эдем поэтов. Нетерпимость "реалиста" Куйбышева направлена против никчемных мечтателей, таких, как, например, поэт Свеклов, который при жизни "занимался формальными экспериментами / И разрушал единство между народом и интеллигентами".

    А он только строил цепочки из слов,
    Стихи составлял из видений и снов.

"Стихи - это просто узоры из слов, / В них пользы не больше, чем в рёве ослов". Обычно так считает обыватель, ведь в воображении ему, увы, отказано с самого рождения. "Как только эту сволочь не перестреляют?!" - ворчит он под нос. Но именно редкое умение чудесным образом видеть невидимое - тускло мерцающие во тьме сапфиры - для автора сборника и представляет главную жизненную ценность. Поэта по-прежнему, как и в юности, продолжает волновать незабываемая заповедь Беранже: "Честь безумцу, который навеет / Человечеству сон золотой!"

Однако автор не призывает бороться с помощью вымысла с реальностью. Его творческий метод - своего рода реализм, ибо стихотворные перформансы Крупинина имеют непосредственное отношение к современной действительности. Сегодня она представляет собой коллаж культурных инсценировок. Доминирующей чертой ее стиля стала спектакулярность - создание коллективных иллюзий, стирание пространства, уничтожение времени, размытие понятий "онлайн" и "офлайн", клиповое мышление, визуальная всеядность, культурные инсценировки, упрощение мира до компьютерной "иконки". И это тоже тема книги, предмет иронии и гротеска.

Спектакулярная театрализация, навязываемая человеку зрелищность, представляют собой имитацию действительности, организованную общественную "грезу". Автор "13 сапфиров" колективному перформансу противопоставляет авторский, "штучный" продукт - перформанс как действие спровоцированное, спонтанное, окрашенное нигилизмом, позаимствованным у дадаистов.

Крупинин реализует принцип создания "жизни наоборот": абстракция соединяется с реальными предметами, "внутреннее" меняется местами с "внешним", привычный "имидж" перемещается в чуждый контекст.

Популярный иконографический сюжет о мудрецах, пришедших поклониться богоявлению, в книге неоднократно парадоксально преобразовывается и иронически перетолковывается. Волхвы - это и монгольские астрономы Мягмарсурэн и Бямбасурэн, направленные в пустыню генсеком для решения "каракумского вопроса". Но вместе с тем, это и Владимир Рысь, Марк Крот и Павел Лось - то ли древнерусские жрецы, прорицатели будущего, то ли три богатыря, считай, бандиты с большой дороги. Не вступая в противоречие с апостолом Матфеем, крупининские волхвы приходят с Востока, как, например, уже упомянутые звездочеты, но могут они отправиться и на Восток - в новый Тибет, Купчино, как это делает норвежский духовный искатель Педро Кускович. Заметим, что по авторскому замыслу кудесникам Мягмарсурэну и Бямбасурэну царь Ирод на пути встретиться не должен, они сами посланцы деспота, то есть лично товарища Юмжагийна Цеденбала, председателя Великого Народного Хурала. Восточные люди не ищут на Севере божественного откровения, они сами несут "мудрость" - "три тома Маркса на монгольском языке". Однако решение "каракумского вопроса", заключающееся в экспорте всенародного счастья, оказывается астрономам не по зубам, и эмиссары остаются с носом, вернее, без него.

Приход волхвов у Крупинина отнюдь не означает начало бегства в Египет. Напротив, это событие инициирует исход из Египта (хотя не факт, что из Египта, ведь автор рассказывает и о том, что народ "покидал Вавилон навсегда"!) Кроме того, непонятно, кто отпускал людей - то ли строптивый владыка, пред которым предстали Моисей с Аароном, то ли Кир Персидский, то ли современный поэту фараон, допустим, Gorby.

И совсем неясно, где находится заветная лестница Иакова, необходимый для снотворчества инструмент. То ли на острове Скай, высоко на чердаке маяка, то ли внизу, в погребе деда Голованя, или же в кофейне на Пролетарской улице, куда через разверстые небесные ворота для встречи с глухонемым алкоголиком Гришей иногда спускаются в цветных париках и в смешных кюлотах божественные идиоты - дадаисты Курт Швиттерс и Хуго Балль.

Неважно. На самом деле, выяснить это несложно. Так считает Александр Крупинин. Ведь нет ничего проще: надо быть поэтом, уметь толковать сны и знать волшебное заклинание: "Oh my mints, oh my mints, oh my dream and my sickness..."



Приложение: Александр Крупинин в "Сетевой Словесности"