Летят пушиночки золы
от старых фотографий...
Мы были молоды и злы
узлами биографий.
Об этом помнится вчерне...
Случайный вспых петарды!
Нас было много на челне,
и даже муха в кадре,
метнулась птичка к ней... бабах!
Та - лаборант, тот - лабух.
Остался этот на бобах,
хоть был всегда - на бабах.
Другой - в хребет Афганистан
окопами вгрызался,
расставил шейхов по местам,
да так там и остался.
Пушиночки золы летят
и в памяти роятся.
Нас было много, негритят,
решивших искупаться.
Предрешено, как ни крутись,
нам навсегда, с разбега
поочерёдно падать ввысь,
разбрызгивая небо.
Приемлю, растворяясь днём,
с покорностью валета,
я в каждом атоме своём
свободную валентность...
Он пропал в государстве Бутан
(код причины доселе не назван...)
Сколько "махов" кралась по пятам
ностальгия по русскому газу,
по Газпрому, парому, Му-му...
по укромному месту под мышкой?
Сел "разведчик погоды" в тюрьму
поморгав перед их фотовспышкой...
Что ты прятал в кабине, посол
доброй воли в краю абрикосов?
Твоего самолёта консоль
не отмоет теперь даже "консул".
Или выпендрился, как пацан -
что оглох от вселенского гуда
Далай Лама, въезжая в Дацан...
а в Дацане потрескался Будда...
Недолёты пора посчитать...
выкуп местным властям заплатить же...
И, вернувшись в Россию, опять
как фанера кружить над Парижем.
Венеция - циан, маджента.
Венец и я - формат художника.
Иосиф, что принёс ты в жертву,
в четверг, став Дожем, после дождика,
в Большой канал больным мизинцем
"бычок" с моста Риальто бросив?
По Ленинграду набродиться
успел ты в юности, Иосиф?
Всё примечал, как мудрый ворон:
Базилику, туман без меры
и то, что мост отполирован
с изнанки шляпой гондольера.
Крылатый Гавриил (в росе ли?)
блестит, и как трава мурава
на холмиках у Сан Микеле (*),
напротив острова Мурано.
(*) - Здесь покоятся Иосиф Бродский, Дягилев и Стравинский
Сосулька в память вонзена
кощеевой иголкой.
Была фригидная зима -
мороз стоял недолго.
Ушедшее на корм скоту
французов веселило:
пшено больному животу -
есть витамин и сила!
Забыли франки грызть собак.
А мы, ещё в блокаде,
сажаем "дедушкин табак",
шнурки на свадьбу гладим.
Любезный сердцу березняк,
водица из копытца...
А в головах такой сквозняк,
что можно простудиться!
Виват! Наследие Петра -
картопля, шнапс в сулеме.
Всегда найдётся, чем с утра
унять привычный тремор.
Не потому ли: на карниз
и - вниз, ядрёна сила,
где янки лыбятся "чи-из",
мы повторяем "ви-и-илы"!
Вновь бюро погоды облажалось -
молоко черёмухи сбежало
через край штакетника в овраг.
Ждём в конце недели новой сводки.
Не помрём, станичники, без водки?
В холод без горючего - никак!
Но уже цветут повально вишни.
С веток воробьи летят, как вспышки -
гирями задвигала гроза.
Первый дождь упал на локти в слякоть,
залакал из луж труху и мякоть
отражений, выпучив глаза!
Крыши залоснились маслом постным.
Завтра же уеду в Рика-Косту,
чтобы не курить из рукава,
будто пограничник на дозоре.
Вот когда мечтается о море
и в стихи слагаются слова!
Палатки полог вымокший откинь
(всю ночь топтался дождь и был таков).
С щеки откоса лезвие реки
легко снимает пену облаков.
Смывай, переведя похмельный дух,
с лица скорей смесь серы и буры.
Висят лучи липучками для мух,
а нас под утро грызли комары!
Вечор гитары ёкали бока,
народу у палаток - исполать!
Мы сорок лет играем в дурака.
Так молодёжь не хочет отдыхать.
Пора домой, всё выпито давно -
кровинки не найдёшь для комара.
Зайдёшь в кусты - нарвёшься на говно,
забытое тобою же вчера...
Ну, здравствуй, город - стёкла, кирпичи...
Здесь наше всё - и корни и ростки...
Продолжим жить и вскакивать в ночи
в испуге от космической тоски.
Пальчик больше не бо-бо.
Засыпай под звуки мантры.
Мятной соски плацебо
народит небесной манки.
Спит ежиха у ежа,
спят гренландские тюлени.
Спят ночные сторожа,
опустившись на колени.
Спит История, и ты
спи, как эти - на таблетках -
караульные посты
стратегических объектов.
Спи у мамки на грудях -
здесь малютку не обидят...
Спит Рахметов на гвоздях,
как локатор - спит и видит.
Спит на полке пирожок,
просыпаясь то и дело.
Ну и ты усни, дружок,
если жить не надоело!
Провёл весь день у зеркала в труде:
то хмурился, то застывал с усмешкой...
И - памятник себе отлил в 3d,
воздвиг, а он рассыпался, как флэшка...
Мой друг, дизайнер, пыжился - никак.
И только, у развалин монумента,
успел заметить кто-то из писак:
трансцендентально всё, что трансцендентно!
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]