Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Обратная связь

   
П
О
И
С
К

Словесность



НЕМНОГО  ЦВЕТА


* Если на мост - по обе руки - река...
* рыбное утро
* Светлая, как небо в тундре, ты плясала на рассвете...
* живые татушки гуляли по траве...
* Светлое небо ночью говорит о недавнем дожде...
* немного цвета
* Я живу за стеной, только шепот иной...
* Последнее время стало холодно жить...
* Я сегодня утону. Рыбы ловкими серпами...
* проходило лето живым енотом...
 
* Цветок синий. Сто осенних лесов...
* Когда мне душно, когда воздух исчезает...
* Цитрусовые восходы. Яблочные закаты...
* Муа устала, она говорит, муа устала...
* пчелы
* Суматоха на дворе. Пьет вино Пуанкаре...
* Элегия
* география моя
* На манжете записал четверть слова, две улыбки...
* На востоке цеппелины небо расталкивают плечами...


    * * *

    Если на мост - по обе руки - река,
    так ли я прост? Trust me, почти как Frost.
    Вот тебе крест - любишь ты чудака.
    Вот тебе wrist. Думаешь, это мост?

    Пруст моих мыслей Сван, но глаза сухи.
    Гессе моей игры попадает в бис
    серого воздуха. Пряный ковыль в степи
    прямо-таки припал пригибаясь вниз.

    Пальцев моих не бить. Голосов не жечь.
    Писем не открывать. На росу не звать.
    Ты принеси мне пить. Донимает желчь.
    И не давай мне спать.

    _^_




    рыбное утро

    Куда летит стеклянная плотва?
    Цыплят по осени зарезала братва.
    Я помню губы грустные твои,
    а на рассвете рубаи

    идет, как Марья, прямо по росе.
    Я так старался снова быть, как все,
    но не пустили острые края
    твои, о Родина моя.

    А волк все помнит вкусное седло
    барашка памяти. И волны. И светло.
    Ассоциация - кастрация души.
    Не можешь петь - пляши,

    и обойдет тебя печальная стезя.
    А дважды в ту же можно, но нельзя
    обратно выйти, если не возник,
    а только намечается плавник.

    _^_




    * * *

    Светлая, как небо в тундре, ты плясала на рассвете,
    ты плясала и кричала, что не пустишь и не дашь.
    Я бы взял тебя из тулки - ах, какие были б дети,
    ты бы в люльке их качала, обнимая патронташ.

    Так писалось мне, дурному, клавиш булькал и шатался,
    а в экране отражался ебанутый травести.
    А по дому бродят гномы, глянцевитые от сальца,
    я давлю их твердым пальцем до сосисок, до кости.

    Так уймись моя подруга, не возьму тебя на небо,
    и корабль мой усталый не поднимет паруса.
    Лошадям нужна подпруга и ладонь с кусочком хлеба,
    только гномы любят сало, чтобы толстыми в леса

    убежать, подружек щупать портативными руками,
    извлекая из ширинок непонятные стручки.
    Так что - пой, моя пичуга, чтобы плакал я, как камень,
    чтобы слезы стеарином залепили все очки.

    _^_




    * * *

    живые татушки гуляли по траве
    ты прошептала мокрое приве
    луна открыла полное окно
    пришло давно

    а на запястье отмечает час
    железный жук и он один из нас
    его глаза как камушки блестят
    усы свистят

    а я все пью работаю и пью
    я i love you ни капли не пролью
    мой покер сдан но утонул в репье
    дурак крупье

    _^_




    * * *

    Светлое небо ночью говорит о недавнем дожде.
    А я любил тебя очень, или не очень. Невежде положено жить в нужде.
    Дождь закончился, ночь запустила луну в черные луговья.
    А я любил тебя очень, хотя не годился тебе в мужья.

    Светлое небо легче, чем осень, правильнее, чем весь,
    чем весь наш прочий обман, чем вся наша манная глубина.
    Мы все давно уже терпкая плесень, хотя мы все еще здесь.
    Любимы, забыты, выжили из ума.

    Ночью дороги черная полоса. Ночью положено звать, глядя в ее тепло.
    Только водки ледяной костыль забиваешь глубже в горб свой берестяной.
    Что же ты, мать? Я ведь и так хрупок уже, что твое стекло.
    Если опять засну, ты присмотри за мной.

    _^_




    немного цвета

    Кофе подают на пролитом молоке.
    Деньги считают пальцами в кулаке.
    Спрашивается - это такая песня,
    или лодку мучают на реке.

    Потом обнаружил себя во Фресно.
    Там было светло, но от веселых тесно.
    А потом дождь, зеленый, как твои глаза.
    Дальнейшее общеизвестно.

    Только самым утром ослепительная оса
    качала в воздухе желтые телеса.
    Где мы? Наверное, Пиренеи.
    Не разобрать без доброго колеса.

    Вот так, именно так и онемею,
    когда пойму, что больше я не умею.
    Когда пойму, что сегодня совсем уйду.
    С нею. Или не с нею.

    Ночь. Неоновый звон. Шепоток Гименея.
    Старик на углу хрипит в огненную дуду.

    _^_




    * * *

    Я живу за стеной, только шепот иной
    раздается тугими ночами.
    Там ребенок больной, там всегда выходной,
    там звенят, но совсем не ключами.

    Там играют смешную простую игру,
    слышишь - падает мелочь густая?
    Если вдруг я сегодня под утро умру,
    я, наверное, просто растаю.

    Так-то, друг - если вдруг. Все бывает тогда.
    Даже водка бывает колючей.
    Даже, будешь смеяться, сухая вода,
    что в коробке на всякий случай.

    Я читаю свое, ты читаешь свое,
    остальное осталось за кадром.
    Ты бы знал, кто сегодня меня узнает,
    кто поет в этом мире цикадном.

    Я живу у стены. Все углы неравны.
    Все собаки скулят об одном.
    И не знают цены старики пацаны,
    выключая рассвет перед сном.

    _^_




    * * *

    Последнее время стало холодно жить,
    последние песни поет молодой рассвет.
    А ты держи меня, спать уложи.
    Не говори, что состоим в родстве.

    Это родство душ убивает хуже любви.
    Жена, муж. Вареные соловьи
    пустых сердец уже не дают дрозда.
    Такая судьба. Оказалась тоже пуста.

    Если горит, это горит звезда.
    Как правило, на самом конце креста.
    Последнее время ляжет на горло сну.
    Если воем, значит, зовем весну.

    Если холодно, значит, ложимся спать.
    Знаешь, куда во сне придем умирать,
    в какую страну, где нас забыли все,
    в густой траве, на речной золотой косе.

    _^_




    * * *

    Я сегодня утону. Рыбы ловкими серпами
    будут резать и хотеть. Чтобы песни говорить,
    рви зеркальную струну, пей тяжелую, как камень.
    Посмотри, как в пустоте сердце голое горит.

    Шорох черных голосов, сон лилового сосуда.
    Острый звон лимонных брызг поднимают якоря.
    Бесполезно бирюзов, ухожу от пересудов,
    слов последних серых крыс никому не говоря.

    Мертвым пухом выпал снег. По весне бы, как по бритве,
    прогуляться до утра, до калины, до ключей,
    что терял, гуляя с ней. Позабыл, как ту молитву
    слов единственных утрат, вечерами без ночей.

    _^_




    * * *

    проходило лето живым енотом
    журавель не вынес но волк не съел
    каракум кудрявилась как по нотам
    березовый робеспьер

    улыбался тревожно просил папирус
    папирусские резкие селювя
    ты уже не вспомнишь как сильно пилось
    из разбитого хрусталя

    _^_




    * * *

    Цветок синий. Сто осенних лесов.
    Куросава месива. Сирая пассажирка.
    City. How could you be so сытым.
    Россия. Тенора жестяных басов.

    Светлый. Оседлый, но выгорали села.
    Утро. Патрики гусли пыжат.
    Ветлы. Искренность чернозема. Татра.
    Вот ты и вышел выжат.

    Космос. Синий, холодный цветок простуды.
    Судит тебя не толпа, но промокший, серый,
    тощий котенок. Лужа его посуды.
    Солнце его потемок намедни село.

    _^_




    * * *

    Когда мне душно, когда воздух исчезает,
    Когда скучно тлеют последние фонари,
    я ищу опухшими, слезящимися глазами
    русские словари.

    Они бывают совершенно разными -
    английскими, идишами и фарси.
    Иногда даже заразными,
    как из тухлого озера - караси.

    Они бывают необыкновенно вкусными,
    податливыми на откус.
    А бывают обиженными и грустными,
    темными, как тунгус.

    Я листаю их бережно,
    выписываю номера страниц,
    понимая, что их не заменишь на
    ярость сверкающую вечерних зарниц.

    Я не читаю ни одного словаря, я
    только с ними вполголоса говорю.
    Сами знаете, что некоторые доверяют
    русскому словарю.

    _^_




    * * *

    Цитрусовые восходы. Яблочные закаты.
    Мир мой стал одинаков.
    Коды вечерних улиц. Капли дождей печальных.
    Мы уже не вернулись.

    Маковые рулеты. Вкус утренней сигареты.
    Если тепло, то лето.
    Каменные скамейки. Глиняные дороги.
    Пруд. Бегут водомерки.

    Вдаль перестуком пальцев
    льется вчерашний поезд.
    В городе постояльцев
    солнце давно погасло.

    Я бы и сам остался
    там где еще тепло есть,
    да пожелтевших прошлых
    перегорело масло.

    _^_




    * * *

    Муа устала, она говорит, муа устала.
    Садится на пол, как маленькая.
    Приношу апельсиновый сок.
    Такие жаркие дни.

    Вчера, когда солнце, совсем оранжевое,
    над деревьями горизонта.
    Огромное, оранжевое,
    быстро опускалось.

    Мир становится тише,
    если мы становимся старше.
    Мы хуже слышим,
    он меньше нас замечает.

    _^_




    пчелы

    День за окном безоблачно неподвижен.
    Вдоль дороги шпили домов литовски.
    Цветы и пчелы. Ты далеко чертовски.
    На столе кровавые кости вишен.

    Вдоль дороги чужие птицы,
    как черные, истрепанные рубахи.
    Летят, кашляют, как собаки.
    Им некуда приземлиться.

    Так продолжается настойчивый, истонченный,
    сегодняшний, что так растерянно-одинаков,
    день пчелиных гудящих знаков,
    которые белое небо запишет на сердце черным.

    _^_




    * * *

    Суматоха на дворе. Пьет вино Пуанкаре.
    Синий свет издалека льет ленивая река.
    Колокольня чуть дрожит. Хочется еще пожить.

    Мне в Венецию пора. Там густые колера.
    Упаду с ее моста, где вода, как береста.
    Где студеный упокой. Где я стану никакой.

    _^_




    Элегия

    Арендуйте мне оранжевую подругу,
    чтобы мчала меня к солнцу березовым днем.
    Отпустите меня лететь молодым по лугу,
    луковым опоясываясь ремнем.
    Запретите мне читать в понедельник
    страницы отравленных дневников.
    Удержите, чтобы не мял на груди тельник
    и не писал стихов.

    Пепел света глаза мои умывает,
    ночь зовет ущипнуть ее коленкор.
    Если плечи созданы для фуфаек,
    пей голубой ликер.
    Жизнь проста, как проезд без билета,
    но короче, если берешь экспресс.
    Когда сил нет придерживать эполеты,
    люби отъявленных поэтесс.

    Какая еще чаша тебя минует,
    не знает расстроенный старшина.
    Его минуэт - заменить страну и
    сделать так, чтобы жена была польщена.
    Подарите мне другое столетье,
    полицейский мир пуще выспренного бабья.
    Сам бы купил, если кого заметь я,
    последнего не пожалев рубля.

    Такая вот, тебе буду я, сатира.
    Пляска веселого над зеленым и чумовым.
    На шашлыки пригласи кирасира,
    чтобы отдыхал с головы.
    Чукотку оставим ее щекотным,
    голым, как любовь, берегам.
    А ненавидишь - так сдавливай подлокотник
    и подноси, что подают, к губам.

    Подарите мне железного негодяя,
    чтобы волком выгрыз лунную слепоту.
    Больше жизни я, наверное, потеряю.
    Остальное - под хвост коту.
    Приходите. Дверь моя нараспашку,
    а дом весь улетел в трубу.
    Жизнь проста, когда пропустил отмашку
    стоя на берегу.

    _^_




    география моя

    Феодосия не город. Не страна. Не сторона.
    Море плещет у забора, но граница не видна.
    Турция пропала втуне, грецким небом на откус.
    Итальянские латуни не дошли до Сиракуз.

    На груди пришита лычка. Время прячется в кавычки.
    Семафоры-серафимы крыльями гоняют пыль.
    Почему не слышу плач-то? Государством правит прачка.
    Аравийскую пустыню пашет каменный костыль.

    Чепуха чертополоха. Где ни сядешь - станет плохо.
    Мне для смеха не хватает королевы в рукаве.
    Полосатого шлафрока, да железного молоха.
    Посмотри, как быстро тает этот иней на траве.

    Знаю город, мне который, обещая мандрагоры,
    на проверку - перца мерку, да кефира - fuck you too.
    Над проспектом встанут споро близорукие соборы.
    Я бы взял свою хотелку, да никак не подрасту.

    Феодосия-София. Как на чашку ни сопи я,
    краснодарского помола не отправить на Берлин.
    Неуемная стихия. Все какие-то такие,
    по дороге очи долу ходят жабы балерин.

    География-графиня. Георгины-горбуны.
    Голубые пальцы финна из-под снега не видны.
    Я бы не был печенегом, да заставили вчера.
    Лучше нету того снека, чем железная пчела.

    _^_




    * * *

    На манжете записал четверть слова, две улыбки,
    лестниц мертвую гармонь надувая на бегу.
    Намокают паруса на ветру слюдою липкой.
    Покажи свою ладонь. Я тебя не берегу.

    Подожди на берегу. Берега - они такие.
    Хочешь - море огради. Синевою на мели.
    Голова моя в снегу. Далека Самофракия.
    Волны плачут позади, удивляя корабли.

    Лестниц мертвые меха понимая с полушага,
    желтизну унылых стен проходя наискосок.
    Потому дрожит рука над манжетом обветшалым,
    что нашел на берегу только солнце и песок.

    _^_




    * * *

    На востоке цеппелины небо расталкивают плечами.
    Воздух пахнет осенью. Листья лежат раздавленными сердцами.
    Когда-то цвели мы. Забавлялись карманными мелочами.
    Уходили в ночь, и звезды сквозь нас мерцали.

    Мы не прячемся. Мы даже не существуем.
    Выдыхем пар и улетаем, пчелами внутренними жужжа.
    Деревьям холодно. Нужно вернуть листву им,
    чтобы не плакала их высыхающая душа.

    Восток входит в нас, как в бумагу
    впитываются светящиеся солнечные масла.
    Улыбнись, как улыбаются Телемаку,
    Ненавидящему тебя по рукоять весла.

    Мы не находимся. Нас уже не починят.
    Нам выдадут обратные номера.
    Только того автобуса в нашей ночи нет,
    чтобы отвез в единственное вчера.

    Даже не жить. Даже и не цвести бы.
    Осень так осмотрительно холодна.
    Мы просто проявимся, как прозрачные негативы
    безнадежные, как луна.

    Воздух содержит в себе неподвижный танец
    горящих листьев, горького дыма их красоты.
    На востоке сердце мое осталось,
    увядшее, как цветы.

    _^_



© Давид Паташинский, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.




Словесность