Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




В  БОЮ  НАГРАДОЙ  БУДЕТ



Было так: ворон-строитель и автоматическое насекомое совещались о природе. Население, недавно бывшее (и в большой реальности являющееся) холодным человеческим сыром, молча внимало им.

- Что нам осталось? Золото недр и соль лугов? - сокрушался ворон-строитель.

- Нам осталось золото недр и соль лугов, - подтверждало автоматическое насекомое.

- И теперь погибший в бою может вернуться и стать крестьянином на своей мертвой земле?

- И теперь погибший в бою может вернуться и стать крестьянином на своей мертвой земле.

- Холодные мысли приходят с севера, где мне не бывать.

- Север, где тебе не бывать. Север, где тебе не бывать, - затрещало автоматическое насекомое и сломалось.

А начиналось все иначе:

Когда в смертном бою сошлись Ыдваал (Эдвлсь) Черное Золото и Шуцгров (Аврмчя) Медленная Смерть, периоды сменялись, как шла их битва.

Ыдваал ставил на закон, порядок, надежность, богатство и преуспевание. Шуцгров лелеял в холодном человеческом сыре отчаяние, мечту, обреченность и неустроенность.

Ыдваал придумал ополчение, полицию и свод законов. Шуцгров ответил контрабандой и романтикой преступления.

Первый шейх обрел личину в холодном человеческом сыре задолго до внедрения черного золота. Ыдваал, согласно уговору, утратил прямую власть над территорией шейха.

Шуцгров не дал постоянной личины барону, бароном становилась каждая медленная мысль Шуцгрова, озарявшая холодный человеческий сыр.

Однажды шейх, изучая созданный мыслью Ыдваала Дворец Черного Золота, обнаружил исчезающую колонну:

- Кто ты? - обратился шейх к морю мысли, плывущему над оазисом Ыдваала.

- Я буду бароном, я буду твоим врагом! - отвечала прожорливая пустыня человеческого мяса.

- Кто победит в этой войне? - спрашивала медленная мысль Ыдваала устами шейха.

- Я! - смеялся размякший человеческий сыр, потому что не было мысли Шуцгрова настолько медленной, чтобы быть человеческому сыру понятной.

Ыдваал строил империю шейха под напев райских гурий, прельщавших мясо шейха и плавивших сыр шейха. Ыдваал смеялся над самой быстрой из медленных мыслей Шуцгрова, воплощенных в человеческой сыр. Мысль была проста. Так вещал первый барон:

- И последние станут первыми, страдая.

- И отчаяние - твой единственный дом, личность, умирающая от давления мяса.

- Преуспевшим в растлении собственного мяса и плавлении собственного сыра, осталось только преуспеть в плетении каната из неба, по-другому им туда не добраться.

Медленная мысль Ыдваала, считавший себя родственником шейха, твердил:

- Будь мужественным, чти все, чти золото.

- Я смотрел в небо, но много там не нашел - один молчаливый старик, собравший все золото мира, приходи посмотреть.

- Порядок и спокойствие при торговле и в делах, научу.

Медленную мысль Ыдваала смутил Шуцгров, и медленная мысль Ыдваала сделал во владениях шейха нелегальным легальное и легальным нелегальное.

Ыдваал набил закрома шейха черным золотом. Шуцгров вырастил на землях шейха медленную смерть.

Танцуя от смертного ужаса, бароны строили мир, который не был мыслью Ыдваала и не был мыслью Шуцгрова, но был построен мыслью Шуцгрова. Как-то раз Шуцгров встретился с Ыдваалом и спросил: "Кто создал этот сыр?" "Сыр прибывает с севера, - ответил Ыдваал. - Чтобы наша игра была долгой и не кончалась". "Ты был на севере?" - спросил Шуцгров. "Проход на север закрыт и для тебя и для меня до окончания игры", - отвечал Ыдваал. "Нашими телами питается сыр, неужели ты не знаешь Ыдваал?" "Значит, наши мысли благороднее наших тел", - отвечал Ыдваал.

Бароны Шуцгрова украли порох у шейха Ыдваала. А произошло это так: мир баронов переварил все мысли Шуцгрова, доступные сыру мира баронов. Мир баронов погрузился в блаженное созерцание изящных мыслей Шуцгрова. Мистицизм и несправедливость делали мир баронов великолепным и обманчивым. Бедность, отчаяние и обреченность гнали баронов в болотистые леса, где бароны погибали и возвращались в мир уже в мертвом обличии.

Доходило до смешного: говорят, была местность, где мертвая собака, мертвый лев и мертвая ослиная голова согнали все население в жертвенный шар и заставили произносить невидимому краденые молитвы.

В другую местность, где также мысли Шуцгрова стали настолько медленными, что привели к образованию населения, повадились приходить болезни, сделав земное существование населения коротким и беспомощным, зато посмертное - долгим и богатым.

В еще одной местности, мысль Шуцгрова остановилась до простейших указаний, что наполнило эти земли автоматическими существами, которые (по слухам) ели землю и были накоротке с насекомыми. Эти существа были по сути бессмертны, но слишком доступны разрушающему действию стихий.

Восходы Луны уже казались баронам ночью, и тогда отсвет зарниц восходящего Солнца начал посещать мир баронов, наполняя сердца баронов такой невероятной тоской, что многие умерли. Солнце росло и прибавляло в силе. Оно раскалило черное золото в землях шейхов, отчего те превратились в бесплодные пустыни.

В землях баронов, Солнце напротив поставило предел нашествию мертвых предков и полуночного смрада. Тоска первых баронов рассеялась. Мысли Шуцгрова утратили силу над этими землями. Ыдваал установил над ними свое благочестивое правление. Бароны ушли на север, где обитали, уже недоступные Шуцгрову, но мистически с ним связанные.

Медленный металлический холод заставлял баронов присягать все новым и новым правилам умирания, что в конечном итоге привело бы к вырождению, если бы не огонь, в результате невероятной интриги доставленный Шуцгровом в недоступные ему пределы, где земля кончается и начинается исходная точка.

Что касается шейхов, то и им пришлось несладко. Лишенные процедурой своего создания творческого начала, они долго не могли приспособиться к существованию на бесконечных бесплодных землях. Много раз, устремляясь к краю пустыни, они почти достигали плодородных земель, но что-то их останавливало.

Но здесь вступила в силу логика игры. Доставка Шуцгровом огня дала возможность Ыдваалу совершить сверхъестественное вмешательство. Ожидалось, что это будет закон. Незыблемый и бесспорный. Но Ыдваал дал шейхам порох.

Шейхи обнаружили за окраиной пустыни благородные и красивые земли, на которых тонкие наяды весело заигрывали с кентаврами, а мудрые птицы пели хвалу невидимому.

Много позже, вырожденцы, потомки шейхов и баронов, дискутировали об этом моменте:

- Мы никогда не знали, как отличается зрение и слух, данные Ыдваалом, от зрения и слуха, данных Шуцгровом. Мертвая лиса, совершавшая акт порочного совокупления с автоматическим насекомым, нам представилась наядой, заигрывавшей с кентавром, а метрономы, отсчитывающие указания механическим цветам, воспринимались мудрыми птицами.

- Это так, ибо имя Ыдваала и мыслей Ыдваала - удовольствие, а имя Шуцгрова и мыслей Шуцгрова - боль.

- Так пойдем же совокупимся, о, враг в Шуцгрове! я дам тебе боль, а ты мне дашь удовольствие.

- Пойдем же немедленно, о, враг в Ыдваале!

Кровосмешение достигло невиданного размаха. Только воплощенный шейх и его ближайшее окружение сохранили чистоту медленной мысли Ыдваала, да скрывающиеся на неведомом севере бароны сохранили чистоту медленной мысли Шуцгрова. Холодный человеческий сыр возвращался в свое исходное состояние.

Цепенеющая изначальная вотчина Шуцгрова иногда пробуждалась ото сна под набегами баронов, укравших порох Ыдваала. Бароны появлялись неизвестно откуда, несли смерть и разрушение. Шейхи сделали из украденного огня Шуцгрова светильники, внушив холодеющему сыру страсть к комфорту и неподвижности.

Холодный человеческий сыр ставил преграды набегам баронов. Бароны вывозили последних, не вернувшихся в сыр, в неведомые земли. Шейхи принимали в комфорте и тепле стареющих путешественников и, соблазняя их комфортом и теплом, заставляли предаваться мерзейшему греху картографии. Когда земли, покрытые не только сыром или мясом, но даже еще тоненькой пленкой плотской слизи, были описаны, шейхи праздновали стабилизацию мира в узаконенном состоянии.

Коллективная медитация баронов позволила превратить плоский мир в шарообразный, что сделало большинство карт шейхов неточными и привело к созданию зияющих лакун, куда не замедлили отправиться путешественники.

Это уже были холодные земли, не озаренные ни слащавым дыханием медленной мысли Ыдваала, ни запредельным отчаянием медленной мысли Шуцгрова. И это была всего лишь отсрочка. Картографическое мастерство путешественников развивалось и было востребовано.

Оставались только местности, недоступные Ыдваалу и Шуцгрову: сочащийся зреющим человеческим сыром абсолютный Север, блеклая Луна неземных удовольствий и громада Солнца, дарующая нереальную боль.

Бароны создали три колонии чистой крови: логово Снежного Зверя, Лунное хранилище немыслимого сокровища и чистая энергия Солнечного света.

Практически все, что творилось на землях, описанных на картах, было понятно шейхам. Однако, добраться до баронов, пусть даже и отрезанных от их покровителя Шуцгрова, шейхам не удавалось. Лунная экспедиция, предпринятая механизмом "Луноход" и сформованным сыром, привела к созданию визуальной луны, на вид от недоступной не отличающейся, но фантомной по сути и на ирреальном плане Вселенной отсутствующей.

Путешествия в края абсолютного Севера, на полюса земного шара, привели в края абсолютного холода, где картография теряла смысл. Полюса одно время множились без нужды, но потом безумие полюсов сменилось холодом всеобщего образования.

Шейхи благополучно начали проект "легальный бизнес", бароны как могли вредили им, поддерживая проект "нелегальный бизнес". Шейхи использовали данное им Ыдваалом черное золото. Шейхи напрямую воздействовали на сыр, внушая ему безальтернативность черного золота. Бароны, обращаясь к памяти сыра об отчаянии Шуцгрова, подсаживали на медленную смерть. Оружие Шуцгрова: тоска, скука и мечта, - были превращены шейхами в страсть к обогащению в лотерее, страсть к развлечениям и страсть к комфорту. Лотерея, на которую шейхи тратили значительную часть доходов от "легального бизнеса", была названа экономикой и досконально исследована. В результате доскональных исследований исследователи разработали ряд серьезных "экономических" моделей. И только единицы поняли, что в основе "экономики" лежат принципы, от "экономики" далекие. И что собственно "экономики" никакой не существует - есть только рынки сбыта черного золота для тех, в ком больше медленной мысли Ыдваала, и рынки сбыта медленной смерти для тех, в ком больше медленной мысли Шуцгрова. И есть игра, спонсируемая шейхами.

Шейхи с усмешкой боролись с баронами, уже чувствуя победу. А холодный человеческий сыр в свою очередь создавал информационный план мира, пользуясь попустительством медленных мыслей Ыдваала и Шуцгрова. Не без помощи "экономики" сражение удалось перенести на информационный план, где владычествовал холодный человеческий сыр, так как информационный план существовал вне мыслей Ыдваала и Шуцгрова.

То есть то, что произошло нельзя назвать "созданием информационного плана мира". Реальное понимание мира холодному человеческому сыру недоступно, ненужно и даже вредно. Исток его неясен и происхождение сомнительно. Долгое время холодный человеческий сыр использовался Ыдваалом и Шуцгровом. То, что зародилось в холодном человеческом сыре ни с точки зрения Ыдваала, ни с точки зрения Шуцгрова, жизнью назвать нельзя - настолько оно примитивно и безрадостно. Однако уничтожить это невозможно. Скорее, оно уничтожит Ыдваала и Шуцгрова, найдя возможность выбраться за скудные пределы, отпущенные ему псевдобытием, не умеющим не только осознать свое место в мире, но и просто понять, что в мире есть что-то еще.

Уничтожит просто потому что не заметит их существования. Если бы оно узнало о существовании Ыдваала или Шуцгрова, или кого-то еще кроме себя, оно бы умилилось и растрогалось.

Как-то безрадостный Шуцгров спросил смеющегося Ыдваала:

- Чего ты добиваешься, радостный Ыдваал? Договорились ли мы, что будем считать победой?

- Я думал, это и так понятно, - ответил растерянный Ыдваал.

- В том-то и дело, что непонятно, - ответил Шуцгров Ыдваалу и удалился, все еще надеясь разгадать, чьей медленной мыслью он является.

А Ыдваал побрел изучать текущее положение дел в мире, с трудом передвигая изъеденные информационными потоками мысли.

Писано по кратким протоколам "Ыдваал - Шуцгров" и в каком-то смысле верно.



© Сап-Са-Дэ, 2000-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность