Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ОТГОЛОСКИ  ВЕЛИКОЙ  ВОЙНЫ

К 66-летию победы над фашизмом


Войны, к счастью, в отличие от других напастей, на мою долю не досталось, я родилась через пять лет после её окончания. По понятным причинам я не могу рассказывать ни о героике, ни об ужасах войны как очевидец, могу говорить только об отголосках, то есть о том, каким боком последствия войны коснулись лично меня.

Прошло 65 лет после окончания войны и сегодня молодёжь во многих странах мира уверена, что Вторую мировую войну выиграла Германия, а СССР в это время воевал с Америкой. Немцы отрицать не будут, что войну проиграли, но при этом ненавязчиво, так или иначе, дадут понять: ну не Советскому же Союзу, проиграли альянсу, к тому же не преминут рассказать какую-нибудь порочащую русского солдата небылицу, выдав её за непреложный исторический факт. Способов и возможностей формирования предубеждений сколько угодно, специалистов в этой области тоже, а телевизор есть в каждом доме.

В Рейхстаге сохранена в неприкосновенности стена с надписями победителей, спасибо Германии за это. Пару лет назад, будучи в Берлине, я стояла перед этими посланиями из 1945 года, словно в храме перед иконой. Хотелось остаться с ними наедине, но вокруг кишел народ. Дальше мой путь лежал в святая святых немецкой государственности - зал заседаний Бундестага. Здесь есть одна очень хорошая традиция - Рейхстаг открыт для широкого доступа. В дни депутатских каникул можно попасть и в зал заседаний, где не покладая рук трудятся избранники народа. Экскурсоводы водят туда экскурсии (но, конечно же, только на антресоли). Я сидела и смотрела вниз, туда, где ежедневно решается судьба государства, иногда не только немецкого. В нескольких метрах от меня висела огромная (как любят пошутить над собой немцы) "жирная курица" - двуглавый орёл.

Вскоре стало довольно шумно - это ввалилась очередная группа немецких туристов. Экскурсовод честно отрабатывал свою зарплату. Ничего необычного в его рассказе поначалу не было: он говорил о работе парламента, потом коснулся истории, войну затронул только в том контексте, что это здание сильно пострадало. Я, было уж, совсем потеряла интерес к его рассказу, но тут он вдруг заговорил о штурме Рейхстага, и, ёрничая, поведал, что у русского солдата Кантарии, который водружал знамя победы над куполом, на руке был добрый десяток немецких часов. Доверительное сообщение "компетентного" лица вызвало в группе оживление. Естественно, об источнике этой "достоверной" информации лицо умолчало.



* * *

То, в какое русло направляется толкование исторических фактов за границей, можно понять - каждый преследует свои цели. Некоторые частные телевизионные каналы просто соревнуются друг с другом, кто изощрённее распишет русское зверьё, ведь это именно Россия виновата в том, что в немецкие семьи не вернулись с фронта кормильцы. Но удивляет совсем не это: на сегодняшний день и в России нашлись (и таких среди допущенных к микрофонам довольно много) те самые, которые действуют в убыток себе, и, вещая с горящими глазами на всю страну и за её пределы, вдохновенно извращают историю. Сдаётся, эти люди давно уже перестали идентифицировать себя с государством, в котором родились и живут (я намеренно не употребила здесь слово Родина - оно, сейчас, похоже, не популярно).

Ясно, как Божий день, что ни в одной стране мира правительство не проводит референдумов по любому вопросу, и не отчитывается перед населением за каждый свой шаг, какой бы демократической страна ни была. А уж если речь идёт о тоталитарном режиме, тем более. Именно поэтому никто не спорит, что, когда в Советском Союзе открыли засекреченные ранее архивы (в том числе и военного времени), многие события предстали в несколько ином свете. Но здесь историков поджидали новые сюрпризы - нужно было ещё разобраться, не сфальсифицирован ли тот или иной документ изначально. Однако в России (и здесь у нас свой путь) в поле деятельности историков бесцеремонно начали вторгаться все, кому только не лень - появились доморощенные толкователи, вплоть до наших пресловутых неутомимых "кухарок", которые и здесь успевают вылить своё ведро помоев.

С экранов телевидения и страниц периодических изданий (о некоторых книгах, изданных авторами за свой счёт, даже вспоминать не хочется), дорвавшиеся до вседозволенности конъюнктурщики тут же начали вдохновенно "варить свой супчик" (есть в немецком языке такое выражение) - чем больше туда жареного, тем лучше.

И вот уже, благодаря таким пассионарным просветителям, кто-то из потомков победителей в последней мировой бойне с умным видом рассуждает о высокоинтеллектуальных, добрых немецких солдатах и о вечно пьяных русских варварах (причём под русскими подразумевается весь многонациональный состав Красной Армии). Освобождение Европы от фашизма преподносится почти как непоправимый вред, нанесённый всему человечеству, а генерал Власов воспет одним из литературных отморозков как герой.

А сколько в интернете опубликовано прозы, где идёт соревнование - кто хуже и бесчеловечнее изобразит Красную армию и партизан! Благодатны поля интернетные - эта околесица становится доступной миллионам. При этом весь суд идёт без понимания расклада политических сил того времени, не учитывая, что Германия сегодня и Германия 1941 года это, всё-таки, разные государства. При чтении подобных измышлений возникает ощущение, что новоявленные аналитики увлеклись переоценкой ценностей до самозабвения, не замечая того, что "ген самоуважения" у них, похоже, перерождается в "ген самоуничижения", следующая стадия - презрение к самим себе. При этом они как-то забывают, что не уважающие себя люди никогда не будут пользоваться уважением у окружающих. Понятия объективности и золотой середины этой публике недоступны. Дурной пример, как известно, заразителен, и вот уже многие молодые люди на всей территории бывшего Союза ностальгируют по мифическому немецкому порядку, видимо, не совсем понимая, что раб с господином никогда не будет сидеть за одним столом на пиру жизни.



* * *

Время неумолимо. Против законов природы на демонстрацию протеста с транспарантами типа: "Старуха с косой! Руки прочь от моего поколения!" выходить бесполезно, и мы постепенно уходим, унося с собой воспоминания о нашем мирном детстве и войне, чуть ли не ежедневно дышавшей нам в затылок.

Внезапно война может начаться, но окончиться - никогда.

Моё раннее детство и юность прошли в горах Северного Кавказа, в шестидесяти километрах от Черноморского побережья, как раз там, где в октябре-ноябре 1942 года проходили жесточайшие бои за подступы к Туапсе. По официальным данным, на этом участке боёв немцы превосходили наши войска по личному составу и артиллерии в 2 раза, по танкам - абсолютно, по авиации - в 5 раз.

Мать моя не однажды, сокрушённо вздыхая, рассказывала, каково пришлось ей и всем её соседям в это страшное время, когда наша крошечная деревушка Шубинка, окольцованная подножиями гор, вдруг оказалась на передовой линии фронта.

Как только начиналась бомбёжка, говорила она, все дети и женщины немедленно прятались в блиндажах, кроме одной, совсем юной девушки Вали Ламзиной, которая считала своим долгом прежде, чем спуститься к остальным, показать пару кукишей вражеским бомбардировщикам, да ещё задиристо прокричать немецким лётчикам всё, что она о них думает.

Сценарий сражений был всегда один и тот же - сценарий ужаса: за немилосердной бомбардировкой следовал бой. Если посёлок занимали немцы, то основательно расположиться они так и не успевали - наши тут же их вышибали. Враги снова шли в наступление, и теперь уже наши сдавали позиции. Так деревня переходила из рук в руки несколько раз. Потом фашистов выбили окончательно, передовая откатилась за горные вершины.

Все дома в посёлке были разрушены. И без того небогатое население осталось ровным счётом без ничего: голым, босым, да ещё и без крыши над головой. А ночи, надо сказать, в кавказских горах даже летом холодные. На том месте, где стоял выстроенный моим отцом перед самым началом войны дом, "красовалась" воронка от снаряда - угораздило прямым попаданием. Зато во дворе каким-то чудом уцелела большая печь, и даже навес над ней. Это была так называемая "летняя кухня", которая и оказалась единственным уцелевшим на всю деревню "архитектурным ансамблем".

Ближайший город, где можно было достать хоть что-то необходимое для нормальной жизни, а также местная власть - сельсовет - находились (вовсе не в переносном смысле) за горами, за долами. Единственный транспорт, что имелся в это время в распоряжении местных жителей на сто вёрст вокруг - ноги.

Немецкая армия в спешке отступления побросала в горах не только боеприпасы и оружие, но и кое-что из того, что несчастным жителям нашей деревни на первых порах очень даже пригодилось в их полностью разрушенной войной жизни. Люди, оставшиеся один на один с разрухой, выживали, как могли.

У кого хватало сил на хождение по горам, промышляли по лесу в поисках брошенного армейского имущества. При большом везении удавалось найти даже шерстяные одеяла - гитлеровцы укрывали ими своих коней. Женщины стирали их, а потом, с тяжёлым рюкзаком за спиной, нагруженным всяким подобного рода добром, шли пешком через перевалы в другие деревни, чтобы обменять "драгоценные" трофеи если не на съестное, то на другие необходимые в доме вещи. Далеко приходилось ходить - до самой кубанской равнины, а там, в станицах, народ тоже не был утомлён изобилием.

Помню, у нас надолго прижились кое-какие "сувениры" войны: алюминиевая солдатская фляжка, несколько маленьких ножниц, да солдатский кожаный ремень, которому сносу не было (отец использовал его для подвешивания окорока на просушку). На большой металлической пряжке ремня готическим шрифтом по-немецки красовалась кощунственная (если, к тому же, принять во внимание безбожника-фюрера) надпись: "Бог с нами". Ну чем не крестоносцы XX века!

Самое страшное, что кроме бесхозной армейской амуниции - касок, ранцев, полевых сумок, и так далее, по горам оставались лежать и трупы павших солдат, которых ни той, ни другой армии не было времени захоранивать. Конечно же, тела погибших, тех, кого местные жители нашли вблизи посёлка, предавались земле, вне зависимости от того, свой солдат или чужой. Только эмоции при погребении были разными. Останки всех остальных, присыпанные землёй и перегнившими листьями, лежат до сих по склонам и вершинам Кавказа, в долинах горных рек, в общем, там, где настигла смерть.

Деревня не мыслима без земли, и наша Шубинка не была исключением. С таким орудием труда как лопата мы были знакомы с детства. По малолетству мы брали её в руки для того, чтобы добыть земляных червей для рыбалки, когда стали постарше, копали землю на огородах и корчёвках где-нибудь в лесу, которые, как правило, засаживались картошкой или засевались кукурузой.

До сих пор в моих ушах стоит тихий, зловещий скрежет металла о металл - это моя лопата уже встретилась если не с дырявой солдатской каской, то с осколком снаряда, а может с куском пропеллера, отлетевшего на пару километров от сбитого самолёта. Вся земля в горах и в небольшой долине, где угнездилась наша деревня, наполовину состояла из рваных огрызков металла вперемешку с гильзами от патронов.

Деревенская ребятня любила ватагой бродить по горам, которые (благо, далеко ходить не надо) поднимались сразу же за околицей. Самая близкая из высот, и самая пологая, называлась Матросской. Туда мы ходили по весне собирать чудесные цветы ландыши. Эта гора получила своё название сразу после окончания боёв. Весь склон горы изрыт линиями окопов (следы их видны до сих пор). Здесь отчаянно сражались "черные бушлаты" - моряки-черноморцы.

С возрастом мы стали ходить в лес всё дальше и дальше, но не для прогулок - по делам: собирать грибы, ягоды, дикие груши и мелкие яблоки-кислицы. В те времена по деревням работали кооперативные приёмные пункты, куда население сдавало собранные дары природы. В дальний лес можно было подъехать на попутных грузовиках-лесовозах, а потом уже подниматься в горы. И вот здесь, в этих удалённых от жилья местах приходилось порою наталкиваться не только на роскошные оленьи рога, но и на сложенные аккуратной горкой мины. С виду, так просто новенькие: холодно поблёскивающие в свете пробившегося сквозь крону деревьев солнечного луча заострённые носики, коричневые удлинённые тела обтекаемой формы с рифлёным оперением-жабо в самом низу - игрушки дьявола. На вершине отдалённой горы однажды нашли опрокинутую на бок пушку. По всей видимости, с помощью упряжки коней затащили её на самый верх горы, вниз же, как известно, спускать очень сложно, вот и бросили.

Каждую осень опадали листья, дожди делали своё дело, время шло, и с каждым годом края окопов осыпались и обваливались, становились всё более пологими и незаметными. Был случай, когда кто-то из нас провалился в блиндаж, наступив на прогнившее бревно, присыпанное землёй. Когда мы разобрали накат, то обнаружили целый склад винтовок. Винтовки лежали в ящиках, и были в полном порядке. Мы рассказали о своей находке родителям, кто-то из них сообщил в военкомат, откуда прибыла машина и весь этот груз увезла.

В лесах, особенно летом, иногда погромыхивало - по всей видимости, то ли от резкого перепада температур, то ли по какой другой неведомой нам причине, наследство войны имело обыкновение взрываться. Благо это было где-то там, далеко, и рядом в этот момент не было ни души. Во избежание несчастных случаев, участки леса, которые были отведены для вырубки, перед началом лесоразработок лесник (им был мой отец) предварительно должен был тщательно проверить. Моего отца минула чаша сия, а вот пастух нашего деревенского стада как-то подорвался на мине.

О некоторых играх детей моего поколения стоит упомянуть особо. Очень хорошо помню запоздалый послевоенный фейерверк, наше любимое развлечение: как стемнеет, пускать трассирующие пули, которые мы предусмотрительно собирали днём в близлежащем лесочке. Как же красиво они летели - зелёные, красные, голубые и жёлтые! Но безобидными наши игры были далеко не всегда.

Мальчишки народ деловой. Что может быть лучше, чем наловить рыбёшки в речке, нанизать её на палочку, потом разжечь на берегу костёр, и зажарить улов. А чтобы костёр горел повеселее, подкинуть в огонь парочку дисков, обтянутых парашютным шёлком - был такой немецкий прессованный порох. Особенно рисковые бросали в костёр патроны. Ну а потом было уже не до веселья - обожжённые лица и даже выбитые глаза.

Или другой вариант - любопытство: а что будет, если по запалу снаряда долбануть камнем? Находились такие удальцы, что долбали - только вместе с камнем, бывали случаи, отлетала рука, или нога. В общем, война ещё долго (это ведь была уже середина шестидесятых), если перейти на образы, держала приоткрытыми ворота своего кровавого храма, в котором всё ещё принимала жертвоприношения.

Наш огород заканчивался обрывом, внизу его омывала горная речушка Пшиш. Каждую весну она широко разливалась, превращаясь в ревущий, неудержимо бушующий грязный поток, по которому неслись огромные деревья, вырванные с корнями. Каждый год Пшиш во время паводка срывал все висячие мосты на своём пути. Летом же речка была, несмотря на довольно быстрое течение, совершенно мирной, чистой, спокойной и тёплой, и мы пропадали там с утра до вечера. Недалеко от обрыва вниз вела крутая тропка, по которой можно было спуститься, только если держаться за ветки кустов, растущих по склону. Внизу река образовывала заводь с узкой полоской такого мини-пляжа, которому могли позавидовать далеко не самые последние курорты мира.

Вот там мы и проводили чуть ли не всё лето: зябким ранним утром удили пескарей, а потом загорали, строили песочные замки. Устраивали и спортивные состязания: плавали наперегонки на другой берег, ныряли, соревновались в поднятии тяжестей из воды.

В роли тяжестей выступали авиационные бомбы - это были огромные чушки, которые одному восьми-, девятилетнему парнишке не поднять. Мы вытаскивали их на берег вдвоём, а то и втроём, потом складывали штабелями на песке - чей штабель больше.

Часть этих неспортивных снарядов река вымывала уже без запалов, но очень даже много было таких, которые имели при себе всё, что положено. После паводков, как по волшебству, они появлялись у берега маленькой заводи, то есть, в непосредственной близости от нашего дома. Мать моя, это кажется мне странным до сих пор, очень спокойно относилось к такому соседству. Она рассказывала: однажды, то ли через год, то ли через два после окончания боёв, в село приезжали сапёры и именно в этом месте обезвреживали опасное наследство войны. Потом с ним свыклись, это "лежбище" перестало кого бы то ни было (в том числе и жителей деревни) беспокоить.

К счастью, ни одного взрыва, который, наверняка, повлёк бы за собой целую канонаду и стёр с лица земли весь посёлок, не произошло. Скорее всего, вода сделала своё доброе дело. А может, ангел-хранитель простёр над нами свои крылья.



* * *

Наша деревня была такой многонациональной, что вопроса о том, кто из нас есть кто, не возникало. Нас, послевоенных детей, воспитывали так, что немцы и фашисты - не одно и то же, многие из нас, в том числе и я, переписывались с немецкими пионерами.

В эти теперь уже далёкие дни (да, честно говоря, и гораздо позже), я и думать не думала, что настанет время, когда я окажусь на родине тех, кто так щедро осыпал "подарками" с воздуха мою деревню, кто "вспахивал" гусеницами танков мою землю. Но пути Господни неисповедимы. Я живу в Германии вот уже пятнадцать лет, в самой, что ни на есть, немецкой народной гуще.

Одно время мне приходилось много ездить по Рурскому котлу в поездах, я даже в шутку говорила, что мой дом - вокзал. Так же как и везде в мире, в поездах и электричках ездят, в большинстве своём, молодые люди, которые, как правило, либо читают книги или конспекты, либо, воткнув в уши пуговицы наушников, что-то своё слушают.

Немецкие сеньоры (так здесь называют людей в возрасте бабушек и дедушек) тоже пользуются общественным транспортом. В дороге они ничем не заняты и очень даже расположены к общению. Пожилые немцы словоохотливы, и всегда сами начинают беседу. Довольно часто, услышав мой лёгкий русский акцент, они тут же улыбаются и заговаривают о России. Дальше разговор, за небольшим исключением (разумные люди есть везде, но почему-то их всегда меньшинство), идёт в одном и том же ключе: какая Россия чудовищная страна, как там всё плохо, ну просто ужасно. Все эти пассажи я знаю наизусть, и свой арсенал ответов у меня всегда в запасе. Мы сидим и, с виду, мило беседуем. Стоит только заговорить о войне, улыбки исчезают.

Мне приходят в голову мысли, что эти люди, в общем-то, не виноваты, они просто подвергнуты обработке местными СМИ и свято верят, что на границе Германии цивилизация закачивается (примерно как для москвичей за МКАДом).

Да что говорить о сороковых годах, когда мне пришлось в 1998 (!) году быть на курсах повышения квалификации для людей с высшим образованием, где одну половину группы составляли выходцы из бывших республик Советского Союза, вторую - коренные немцы. Поначалу местная публика относилась к нам довольно снисходительно. Занятия по психологии вёл настоящий немецкий интеллигент, который относился к нам без всякой предвзятости, и ни по какому вопросу не мешал нам высказываться. Примерно через месяц совместного сосуществования один молодой человек из коренных во всеуслышание признался: да, русские это не совсем то, что они себе до этого представляли.

В своё время Вилли Брандт опустился на колени и попросил прощения от лица всего немецкого народа за всё то, что не он натворил. Но так ли единодушен с Вилли Брандтом его народ?

Да, среди молодёжи таких довольно много. Один немецкий парень учился у меня русскому языку для того, чтобы жениться на девушке своей мечты. Четыре года назад на Украине пышно праздновали свадьбу. Перед тем, как ехать туда, он попросил меня перевести на русский язык свадебную речь жениха, которую он непременно хотел произнести по-русски: он просил у украинцев прошенья за содеянное старшим поколением.

Среди стариков, переживших войну, два лагеря. Одни скрепя сердце соглашаются, что виноват во всём Гитлер - это он обманул народ. Но тут же, следом, добавляют, по их мнению, железный аргумент: такая, мол, тогда в мире ситуация была. Не начни-де войну Германия, так её бы другие начали: не Англия, так ещё кто-нибудь! Нацисты? Ну, да, говорят, были где-то, но ни среди друзей, ни среди знакомых таковых они никогда не встречали. Вот чудеса-то!

Другие же уверены, что Отечество вообще не виновато ни в чём, ну вот не делали немецкие солдаты ничего плохого ни в России, ни в других оккупированных ими странах. Они всего лишь несли (точнее, везли) нелюдям культуру и свободу, и больше ничего. Правда, на броне танков и на крыльях самолётов, так ведь для их же пользы.

Добровольцев-любителей, по призыву своего пламенного сердца копающихся в истории этого времени, достаточно и здесь, только направление приложения сил у них, в отличие от наших, несколько другое. Недавно они откопали и выставили для всеобщего обозрения (всё там же, в интернете) "документ", в котором один из благородных носителей культуры, гауптман Эрих Ландцеттель из Мюнстера, сплавляя презрение к инородцам с ложью, изображал советских недочеловеков в своём дневнике так:

"27.6.1942. Долго подтягиваются раненые и не раненые русские. Раненые ползут на всех четырёх. Ни один русский не заботится о своих раненых товарищах! Мы были этим возмущены. Но кажется, в России этого вообще не знают (имеется в виду взаимопомощь - Р.Ш.). Те, кто не ранен, были очень удивлены, что мы потребовали, чтобы они помогали другим. Сами они этого никогда не делали. Каждый там был сам по себе, а если кто издыхал, то был тут же раздет догола, а его вещи поделены.

Наши службы на местах неохотно принимали раненых. Я получил по телефону указание: нам не нужны раненые, нам не нужны бывшие в употреблении (презрительно об обессиленных - Р.Ш.). На это было мне, конечно, начихать. Следуя телефонному (не письменному) приказу, мы должны были пристреливать раненых" 1 .

На мой взгляд, "документ" спорный, зато "высокая духовность" немецкого солдата просто через край хлещет. Этот дневник выставлен на сайте с многозначительным названием "Коллективная память".

А вот с обидами всё в порядке, обид у народа (немецкий народ не исключение), как всегда, - полные карманы. Вообще, воспоминания как вид мифотворчества - это хорошая тема для докторской диссертации, дарю желающим. Здесь опровергнуть вообще ничего невозможно: видел это человек своими глазами, и всё тут! Хозяин - барин, на все руки от скуки.

Те, кто был в русском плену, обижаются, что лагерь для военнопленных почему-то сильно отличался от дома отдыха (оно и понятно, чаша собственного концлагеря их миновала - сравнивать было не с чем). Хотя, справедливости ради, надо сказать: многие из бедовавших в России, говорят о ней и русских с большим теплом, чем те, кто там не был. Но не преминут припомнить, что содержание пленных американцами и англичанами значительно отличалось от нашего, советского, забывая, впрочем, что наши военнопленные тоже находились на "особом" положении в немецком плену.

К счастью, есть люди, которые смотрят на вещи трезво. Так немецкий славист Матиас Швартц в одной из своих статей пишет: "Мемуары пленных о годах, проведённых в России, весьма распространены. Но известны ли кому-нибудь в Германии воспоминания тех, кто пережил немецкую оккупацию?" 2 

Вернёмся к обидам. Некая Карстен Штерн из Гамбурга в своих воспоминаниях рассказывает о том, как она (за нелегальный переход границы в советскую зону, уже в 1946 году) была задержана русскими солдатами-"садистами", которые унижали задержанных тем, что заставляли её и других мыть окна и подметать улицу. Из-за этого её путь из Гамбурга в Берлин продлился целых четыре дня. Одного из этих варваров она описывает так: "...русского солдата я увидела стоящим на полевой кухне, он помешивал штыком суп. Потом он этим же штыком ободрал грязь на стенках кухни, и продолжал мешать суп дальше". Вот такие "русские свиньи"!

В связи с этим остаётся только вспомнить стихотворение Юрия Влодова:


Восход алел, как орденские планки.
Клонило в сон от свистов пулевых.
И пудренные, статные германки
Толкались возле кухонь полевых.
Им наливали в термосы баланду,
Им подавали бодрую команду,
Чтоб двигались быстрее к черпаку.
И улыбаясь, морщился раздатчик,
Волжанин, молчаливый автоматчик,
С фашистскими осколками в боку...

Резюме к публикуемым в немецкой прессе "воспоминаниям": когда сказать нечего, а очень хочется, то можно что-нибудь, да выдумать - ровно настолько, насколько Господь Бог фантазией одарил. Из них и создали обобщённый образ русского быдла, не имеющего права на существование.

Я лично слышала от одной дамы (так принято здесь называть женщин) обиду такого же рода, как и у фрау Штерн, но уже на жестоких американских солдат, что они де, в 45-м году задержали её восемнадцатилетнюю подружку за нарушение комендантского часа, и заставили (какой ужас!) мыть окна. В ответ на её великое возмущение я, в свою очередь, рассказала ей историю о восемнадцатилетней русской девушке, соседке моей бабушки. Эта несчастная вышла в сумерках в свой собственный огород, подкопать картошки на ужин, за что была убита немецким солдатом. На что дама ответила, что этого просто не могло быть. Ну что тут скажешь!

Самое интересное, что чем дальше в прошлое уходит война, тем больше "настоящих, честных" свидетелей её появляется в средствах массовой информации. Находятся люди, бывшие в войну чуть ли не грудными детьми, которые готовы чем угодно поклясться, что совершенно точно видели своими глазами страшные зверства русских.

Через десятилетия после окончания войны с чьей-то лёгкой руки вдруг заговорили о русских солдатах, как о насильниках. Один очевидец живописует, как весь полк во главе с командирами (!) зверствовали над всем женским населением деревни, начиная от маленьких девочек и заканчивая глубокими старухами, а потом их всех поголовно убивали. А одна женщина вспоминает, что её изнасиловали за три дня, ни много ни мало, 90 (!) человек (как только со счёта не сбилась), причём за эти дни она успела пересечь всю Германию. Ну, изверги, словом.

Отрицать, что изнасилований не было, просто глупо. Так же точно как и мародёрства. Конечно же, всё это было. И было с обеих сторон. Обе армии, нельзя сказать, что были укомплектованы выходцами из благородных семей. Один из молодых немцев, с кем я как-то на эту тему разговаривала, отнёсся к этому очень просто - он засмеялся и сказал: так ведь война же, так было и так будет.

Но, к сожалению, обращает на себя внимание число изнасилованных женщин, возрастающее в прямой пропорции к количеству минувших лет. Сдаётся, скоро оно перевалит за общую численность населения Германии того времени (включая Вермахт). И вот уже российский кинорежиссёр по зову сердца едет в Германию снимать и опрашивать жертв русских насильников, чтобы сделать "документальный" фильм.

Хотелось бы ему задать один вопрос: пытался ли кто-нибудь снимать такие фильмы о наших женщинах?

Мне же приходилось слышать и другие истории, которые немецкие СМИ предпочитают не озвучивать. Я встречала в Германии пожилых женщин, которые до сих пор с грустью вспоминают русских парней. Они рассказывали о своей любви и о том, что после войны писали письма советскому командованию, пытаясь разыскать своих любимых. Можно себе представить, какие последствия в те времена могли иметь эти письма для наших ребят! И эти женщины не собирались скрывать от своих детей, кто их отцы.

Один из семинаров, которые мне пришлось посещать, вёл депутат Бундестага. По своей тогдашней наивности в этом вопросе, я спросила его, почему основная масса простых людей, особенно преклонного возраста, закрывают уши и глаза, как только речь заходит о войне. Он очень смутился и ответил: что же можно с этим поделать, если они просто ничего не хотят знать.

Начала я что-то понимать только после того, как на моих глазах несколько лет подряд разыгрывалась одна мистерия.



* * *

В начале 90-х годов группа учёных гамбургского Института социальных исследований, совместно с историками научно-исследовательского Института военной истории Фрайбурга-Брайсгау и Потсдама, а также при участии профессоров британских, американских и других университетов провели большую исследовательскую работу.

То есть, добрались до закрытых архивов тоталитарного государства и здесь. Результаты не были неожиданными для миллионов бывших советских людей. Они полностью совпали с тем, что мы давно знали о Вермахте. Однако (прямая параллель), для населения Германии они оказались шокирующими. По материалам этого исследования была издана книга "Война на уничтожение. Преступления Вермахта 1941-1944" 3 .

Как пояснял в 2001 году историк Вольфганг Вебер, интернациональная группа учёных пришла к выводу, что в Польше, на Балканах и в Советском Союзе война велась действительно на уничтожение. Целью её было создание свободного жизненного пространства, посредством ликвидации большевистско-еврейской интеллигенции, и уничтожения славянского и другого "неполноценного" населения. Мне думается, что молодому российскому поколению тоже не мешало бы познакомиться с этой книгой - очень полезная. Может, у кого-то пропала бы тоска по благородным завоевателям, которых нарисовало их воображение.

Вермахт предстал перед немцами не тем защитником Отечества, солдаты которого в большой своей части были исполнителями святого долга, как это подавалось в пятидесятых годах. Он даже не был "использованным в преступных целях инструментом", как это интерпретировалось несколько позже, а оказался, судя по исследованным материалам, наряду с СС и Гестапо, одной из основных опорных частей фашистского режима. Не удалось утаить шила в мешке.

На основании документов, писем, дневниковых записей, изученных историками, было сделано заключение, что тысячи солдат и офицеров принимали активное участие в Холокосте. Кроме того, немцы вдруг узнали, что около десяти миллионов человек были истреблены Вермахтом вовсе не на линии фронта, в бою, а просто (в городах и сёлах) расстреляны, казнены, сожжены живьём. О каком же выполнении святого солдатского долга могла идти речь?

Так же учёными был развенчан миф о восстании 20 июля. Те, кто покушались на Гитлера, и, в результате, были казнены, хотели вовсе не прекращения войны - их целью было доведение войны до победного конца, но с наименьшими потерями. "Герои-повстанцы" сами были организаторами массовых убийств мирного населения.



* * *

Как раз в год моего приезда в Германию книга о преступлениях Вермахта вышла в свет. Я хорошо помню ажиотаж вокруг передвижной выставки под тем же названием, что и книга. На ней демонстрировались 1400 фотографий, которые изображали палачей за работой и их жертв.

Инициатором выставки стал историк и публицист, учёный и просто честный человек Ханнес Хеер. Он руководил проектом, который поддержали партии левого направления и "Зелёные".

Как же отреагировало население на эту реальность? Довольно бурно.

В Бундестаге начались дебаты. СМИ тут же подключились к обсуждению этой темы. Телевизоры просто дымились от страстей и полемик, которые на всех каналах заполняли экраны. Возмущение извергалось как вулкан: опорочено честное имя немецкого солдата! У кого не хватало аргументов, брали эмоциями.

Наннесу Хееру и его сотрудникам, которые работали с документами и могли квалифицированно аргументировать свою позицию, путь на телевидение был заказан. Фолькер Рюе, тогдашний министр обороны, запретил сотрудникам своего министерства, задействованным в этом проекте, военным историкам Вольфраму Ветте и Манфреду Мессершмидту принимать участие в каких бы то ни было дискуссиях.

В разные годы выставка проходила в Берлине, Вене, Дрездене, Франкфурте и т. д. За это время её посетили миллионы человек. Но сопровождалась она везде одним и тем же - беспорядками.

Сразу же после первой презентации в Гамбурге в 1995 году, бывший нацистский адвокат Манфред Рёдер взял на себя организацию борьбы с демонстрацией "выставки национального позора". Каждый раз политическая середина и правое крыло выпускали на арену своё хорошо организованное "Гражданское общество против выставки Преступлений Вермахта" и ещё парочку таких же борцов за честь мундира. Вот тут старички и выползали на улицы (здесь они глаза в пол не опускали, как в вагоне поезда, когда напротив сидела русская, здесь они смотрели "соколами" и "взвивались орлами"). По улицам рекой текли многотысячные шествия когда-то бравых солдат вермахта, а также верных им потомков, неонацистов. Убытки от этих шествий исчислялись многими сотнями тысяч марок.

Страна в эти дни кипела. Как только левые открывали рот, им тут же начинали указывать пальцем на преступления социализма. Правые разгуливали с лозунгами типа "Против оболгания истории политическими идеологами - за честь нашего Вермахта", "Наши деды не преступники, мы гордимся ими!".

В 1998 году в Дрездене полицейских послали охранять выставку. Когда тысяча правых демонстрантов приблизилась к зданию, они запели гимн. Стражи порядка с воодушевлением его подхватили.

В Заарбрюкене в 1999 году здание, где проводилась выставка, даже взрывали.

В Мюнхене, в 2002 году, редакции двух интеллектуальных газет Германии - "Die Welt" и "Frankfurter Allgemeine Zeitung" - обвинили гамбургский институт в красном заговоре и в знак протеста организовали возложение венков к надгробью неизвестного солдата, которое находилось недалеко от места проведения выставки. Там же, в Мюнхене, в эти дни состоялось шествие, только теперь уже нацистское, такого масштаба, которое город последний раз видел только в конце тридцатых, предвоенных годов.

Демонстрации эти не под запретом, поэтому левым ничего не остаётся, как, в свою очередь, тоже организовывать митинги. Вот и стоят друг против друга два извечных фронта - лицом к лицу, со сжатыми кулаками.

Правые - народ крутой и в политических интригах искушённый. Уже к открытию выставки во второй раз они, очень хорошо подготовившись, наконец-то нашли "настоящих" учёных. Ими оказались поляк Богдан Музяль и венгр Кристиан Унгвари, которые провели "количественный и качественный анализ" фотоматериала.

Естественно, оба выявили ошибки: на шести (из 1400) снимков они опознали почерк НКВД (может, действительно, так и было, а может, это были фото, на которых преступники остались за кадром). Музяль, к тому же, утверждал, что евреев убивали не немецкие солдаты, а исключительно украинские националисты, и с обличительным оттенком добавлял: подобные выставки делались в коммунистической Польше. А профессор Унгвари вообще заявил, что 90 процентов снимков - преступления не Вермахта, а латышских, литовских и украинских полицаев. О том, чьи приказы они выполняли, упомянуто, естественно, не было.

Дело повернули так: эти двое "экспертов" - выходцы из бывших оккупированных немцами территорий, значит, они говорят истинную правду. Фарс был разыгран с успехом.

Со всеми последующими выставками повторялась одна и та же история - их раньше времени закрывали. Всё дело кончилось тем, что Ханнеса Хеера выставили из института за дверь, а пана Музяля назначили на его место.

Теперь-то уж немецкая история в надёжных руках!

Война в Германии не прошла бесследно ни для кого. Одни впали в отчаяние, другие озлобились, третьи (слава Богу, нашлись и такие) задумались. Привожу размышления Вернера Морка (1921 г.р.) из Кронаха. Его "Мысли о войне" были опубликованы в июле 2004 года, когда Европа снова пылала и немцы очень сильно спорили друг с другом по поводу решения правительства о введении своих групп в Сербию в составе НАТО во время косовских событий:

"Молодым солдатом я принимал участие во Второй мировой войне во Франции, Северной Африке, в Италии, а в конце на немецком востоке и в Чехословакии.... Моя национальная эйфория за это время стала полной противоположностью, война стала для меня преступлением, совершаемым всеми участвующими в ней, по ту и по эту сторону....

Из убеждённого добровольца я превратился в убеждённого пацифиста... Ну и как же сегодня во всём огромном мире и в Германии? Сегодня снова заговорили о необходимом патриотизме, который немцами был давно потерян тогда, сразу после 45-го. В течение длительного времени большая, сильная организация НАТО - США продемонстрировала блестящий пример выдающегося доморощенного патриотизма. Все СМИ переполнены сообщениями и освещениями этого патриотизма. Чувствуется воодушевление военными предприятиями США. По телевизору показывают "успехи", достигнутые бомбами и другим оружием. Правильный ли это путь к утверждению мира и защиты прав человека в нём?" 4 



* * *

В битве за мой Кавказ погибли в общей сложности с обеих сторон более полумиллиона человек.

На высшей точке горного Шаумянского перевала, во время войны единственной дороги, по которой можно было попасть из Шубинки в Туапсе, если не ошибаюсь, к пятидесятилетию Победы, был воздвигнут памятник защитникам Кавказа. Он сделан в виде меча, устремлённого клинком вверх. На нём высечены известные слова Александра Невского: "Кто к нам с мечом придёт, от меча и погибнет".

В конце августа 2005 года в кавказском лесу, недалеко от города Апшеронска (это примерно в 30 километрах от нашего села), на поляне в три гектара было открыто кладбище, где установлена первая тысяча безымянных крестов над могилами останков павших в этих местах немецких солдат. На открытие приезжали немецкие ветераны. В германской прессе об этом написали так: "Это прекрасный, мирный уголок земли, который хранит совсем не мирную историю".

Появились ли в последнее время такие же кладбища наших солдат - об этом мне, к сожалению, не известно.

8 мая 2010 года, вечером, по немецкому телевидению показали четырёхчасовой (!) документальный фильм под названием "Трудная дорога к миру". Никакого отношения ко Второй мировой войне он не имел. Это был фильм о доблестных солдатах-миротворцах сегодняшнего Вермахта в рядах НАТО, спасающих африканских и т.д. детей. А в последующие дни по всем каналам шли фильмы, в которых смаковались зверства русских извергов: всё те же изнасилования, - кстати, русскоязычные свидетели охотно принимали участие в этих фильмах (сдаётся, за подобные съёмки неплохо платят). Конечно же, о том, что делали солдаты Вермахта в России, на Украине и в Белоруссии, в эти дни не было сказано ни слова.

Конечно же, немцы и фашисты не одно и то же. Дело всего лишь в количестве тех и других, а также влиянии их на общество. История с выставкой фотографий преступлений Вермахта уже сама стала историей, но вот совсем недавно Фонд Фридриха Эберта обнародовал результаты новых исследований. Похоже, грядёт новый скандал. Тема исследований на этот раз "Центр в кризисе: праворадикальные настроения в Германии 2010". Учёные выяснили, что правых, активных и агрессивных, не так уж много, но, как оказалось, примерно каждый десятый немец не отказался бы от "сильного вождя". Теперь Фонду Фридриха Эберта придётся переходить к обороне и отражать обвинения в предвзятости. Само собой разумеется, что в этом исследовании учитывались только мнения людей, которые сочли нужным открыто высказать свою позицию, тех же, кто не считает нужным афишировать свои воззрения или же с оговорками разделяет подобные взгляды, учесть просто невозможно.



* * *

Я покинула свои родные края в 1966 году. Хотелось бы там побывать, да, видно, не придётся. Совсем недавно через интернет мне удалось познакомиться со Светланой Данилюк, она из наших мест, но из другой деревни, что расположена не так далеко от Шубинки. Своим письмом она внесла некоторые коррективы в моё повествование:

"В году 1979 помню такой случай. Отец моей подруги возил в лес рабочих на грузовике. Поехал людей забирать и нас, девчонок, с собой взял.

Проехали половину пути, он вдруг останавливает машину и говорит: нужно важное дело сделать. Мы вышли. Он развел костер, притащил из лесу ящик. Смотрим, а там три бомбы немецкие, которые в войну немцы сбрасывали с самолетов. Он как-то обнаружил их в лесу. Сказал нам: "Быстро в машину!" А сам поставил ящик в костер. Сел за руль, включил скорость. Сказал, что от греха подальше, а то вдруг еще кто-нибудь подорвётся ненароком. И мы быстро уехали.

На обратном пути, на том месте, где горел костёр, мы увидели зияющую воронку. Мой папа тоже часто вспоминает, что его друзья, послевоенное поколение, многие по случайности или неосторожности - кто погиб, а кто покалечился.

А в огороде моей бабушки был склад немецких боеприпасов. До сих пор там можно найти порох, который горит, если его в печку кинуть, за что мы с братом бывали неоднократно наказаны дедушкой и бабушкой".



Сейчас Светлане 43 года. Она - не моё поколение.

Значит руки у той далёкой войны ещё длиннее, чем я предполагала.




© Раиса Шиллимат, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.




Словесность