Словесность

Наши проекты

Тартуское культурное подполье 1980-х годов

   
П
О
И
С
К

Словесность

[ Оглавление ]

Роман Сонин

Переписку с автором публикуемых стихотворений Романом Сониным я полностью воспроизводить не стану, свои реплики сведу к перечислению ключевых слов в вопросах, а реплики тезки и собеседника моего дам почти в первозданном виде, с сожалением опуская некоторые детали. Вообще же говоря, стихи говорят сами за себя, а предлагаемое виртуальное интервью скорее призвано не прокомментировать их, а познакомить читателя Журнала с автором. Поскольку, как известно, стиль - это человек.

Роман Лейбов


Сперва я попросил разрешения задавать вопросы для этого предисловия и подкинул для начала следующие ключевые слова:

РЛ: "Русский Интернет".

Р.С.: А куда же мне противиться, если я уже забрёл в джунгли Интернета и убираться никак не желаю. Тут проще подчиняться закону этих самых джунглей и ответствовать на всякие Ваши вопросы: авось никто нас не ужалит и не схавает. А с Интернетом, с его боевыми ресурсами, я познакомился из любопытства: из-за плечика дочери следя за экраном монитора, в котором она щебетала в своих молодежных чатах... Я тоже стал пытаться заходить в библиотеки... И убедился - никаких вахтёров, ходи куда хошь, бери чего дотащишь... Космическая свобода. А там пошло-поехало!.. Меня интересовали, в первую очередь, как русскоязычного издателя и лицо с литературными устремлениями, русские сети ("тятя, тятя, наши сети..."). И я с помощью собственного ребенка русифицировал, установил шрифты... И полюбил бродить по вашим серверам все чаще, умиляясь их неохватностью и доступностью.

Я персона явно не техническая, образования чуток погуще, чем у Бродского, но все как-то незавершенные, последним был вечерний ЛГУ, откуда я ушёл с филфака, поэтому иногда, как-то даже заискивая, приходится всякие вопросы задавать знатокам сетевой электроники, но не всегда ответы достаются.

РЛ: ключевые слова "биография", "Питер".

Р.С.: Давным-давно, с конца семидесятых, я проживаю в штате Массачусетс, а до этого обитал в Санкт-Ленинграде, на углу Канала Грибоедова и Кокушкиного, рядом с Сенной. И жилось нам там не слишком скучно, в родном полуподвале, в доме ¹67. Там было всё народное, родное: богема, пивные ларьки, бесконечные застолья застоя, Аркадий Райкин, парни КГБ... Потом возникла мода эмигрировать... Игорь Ефимов уехал. Серёжа Довлатов умотал... Потом ещё десятка два знакомцев. И мы намылились... Осели в тихой части Массачусетса, теперь, надеюсь, навсегда. И всё-таки Интернет, как лампочка Ильича, преображает нашу русскоязычную жизнь. Особенно мне, Робинзону на выселке, отрадно такое вот изобилие пусть преходящих, но культурных ценностей: свежая живая пресса и электронное общение.

РЛ: ключевые слова "поколение", "ленинградская школа".

Р.С.: Вероятнее всего я имею в виду под понятием "поколение" чисто биологические свойства, т. е. отцов и детвору. Ну, например, следишь за виртуальной трепотней, что держится на ряде междометий и запахах: людей интересует только пол и возраст. Я подумал, что российским мамам-папам лучше к деткам в чаты не соваться. Естественный процесс - биологическое отторжение. А вот Леонид Мартынов писал не слишком так давно: "Какие чудесные выросли дети!". Чудесные мгновенно расплодились, и тут чудесность новых сыновей никто не подтверждает. Нет щедрости Мартынова, увы. В Праге живет замечательный парень с фантастической работоспособностью, Иван Толстой, полюбивший российскую эмиграцию. Так вот у Толстого в диаспоре эмигранты нерасторжимы во времени, одно безвозрастное поколение. Большая семья. Они себе отцы, они себе и дети. Вне времени и места. Довлатов, скажем, с Бродским - эмигранты. Так вот, куда их отнести? Чьи они классики? Не отдадут России их без боя. И похоронены они не там, а здесь - в тылу друзей.

Теперь о "Ленинградской школе". А не спросить ли у Кузьминского, создателя шедевральной "Голубой Антологии"? Я полистываю электронные журнальчики. Всё, вроде, правильно описывают там. Народ бродил по Литобъединеньям, при Дворцах культуры, при СП... Вполне возможно, что формировались какие-то более узкие группки на основе тесного приятельства. Еврений Проскуряков, например, собрал, кого хотел, в свой самиздатский журнал "Ливень". И был там люд без всяких школ и направлений. Писатели официальные и общепризнанные, кроме идеологического направления никаких школ под собой не держали. Существуют теоретики "Ленинградской школы". Тематически многие писали о Питере. Но школа ли это? С другой стороны теоретики школы опускают общий фон литературного процесса в Ленинграде: время непросыхающих застолий-возлияний. В парадняках, на хатах, в буфете СП... Такая уж была традиция. И не клико там да пивко, а самые насущные напитки - и чем крепче, тем надежней. Здесь тебе и акмеистились, и цеховались... А по утрам, кряхтя, несли сдавать посуду. Так было повсеместно, всегда и везде. Поэтому, чтобы не путаться в определениях, лучше всего данное явление посчитать истинной "Ленинградской школой". Автобиографичный Сергей Довлатов ярко и резко заснял на пленку все это школярство уже в межгосударственном масштабе, свой трагической судьбой покорил сердца новейшей молодежи, как герой, и потому так крепко занял место на Олимпе лучшего, по нынешним временам, создателя короткометражных литературных полотен.

РЛ: ключевое слово "эмиграция".

Р.С.: С Вами в снежки играть не советую - вопросами закидаете. И про эмигрантов тоже. Андрей Андреич в "Лонжюмо" чётко определил сей подвид: "Кто вне родины - эмигрант". С другой стороны, на сегодняшний закатный день, чуть ли не каждый третий грек - российский вольноопределяющийся. А как соотнестись к совгражданам Израиля-батюшки?.. Куда не кинь - всюду климы самгины... Тема эмигрантства неистощима. Поэтому зажмуришься, задумавшись, - и плюнешь. И без толстых статей очевидно: пока существует возможность возврата в свое отечество, пускай челночного шатания по свету - понятие "эмиграция" отмирает. Раньше были эмигранты - пальчики оближешь, но все мы постепенно переходим "под мирны своды", т.е. в епархию Ивана Толстого, с которым мы обмениваемся книгами, и книги у него непревзойденные.

РЛ: ключевые слова "издательство", "издания".

Р.С.: Издательство свое я зарегистрировал аж в 1982 году под одобрительные поучения Сергея Довлатова, у которого был обширный питерско-эстонский полиграфический опыт. И название я дал ему не слишком удобоваримое: New England Publishing Co., e-mail - [Написать письмо], зато впоследствии мнеэто помогало получать заказы от аборигенов, доверивших мне свои бухгалтерские отчеты и душеспасительные брошюры. Одно время я довольно много выпускал религиозной литературы для русских баптистов, и они засылали эту нелегальную по тем временам литературу почему-то с моего адреса. Я начал получать жуткое количество писем со всей России с немыслимыми просьбами... Грустная история... В те блаженные времена Сергей Довлатов сентенциозно поучал меня: "С бедных и хороших бери поменьше, а с богатых и плохих - побольше..." И по сей день я пытаюсь придерживаться этого постулата, хотя общеизвестно, что не все бедняки выделяются особой хорошестью.

Свою типографию я собирал, как "Антилопу гну" Козлевич из Ильфа и Петрова. Печатное оборудование свозил с аукционов, снял помещение, купил новую наборную машину IBM. Тогда не было никаких РС и МАКов, поэтому все стоило довольно дорого. Дело неожиданно завертелось. Я издавал и печатал, что Бог посылал. Без лишнего снобизма и придирок. Не брезговал ставить свою марку, ибо заказчики подыскивают "крышу", чтобы книга правильно регистрировалась и соответствовала требованиям книготорговли. В Штатах, например, книжные магазины не принимают в распространение издания без ISBN и номера библиотеки Конгресса США. Да и библиотеки такие книги не шибко покупают. Рынок русской книги в Америке всегда оставался малоразвитым, ничтожно малым. А после перестройки вообще слависты, основные потребители этой продукции, стали откатываться в Россию за натуральным языком. И сегодня уже не только пеньку и лен, а и недорогие книги завозят сюда караванами. Хотя не слишком очень уж дешевые... Я был вынужден тщательно изучать себестоимость выпуска печатной продукции, чтобы как-то конкурировать среди своих, а если попроще - демпинговать, чтоб получать работу.

Сейчас я все пустил почти на самотек, то ли подустал гоняться за заказами. Выпускаю малотиражные издания в серии "Библиотека библиофила". И в основном стихи. Дело, по понятным причинам, не слишком хлебное, но нужно же наконец научиться довольствоваться той единственной необходимостью, без которой вся жизнь скисает, как сливки у Багрицкого. Как-то здесь, на рыбалке мой знакомый Анатолий Найман раздумчиво сказал: "Ну что сейчас в России напечататься... Дело пустяковое, нехитрое... А вот у вас тут, да еще малым тиражом... Это уже завлекательно...". Поветрие, а ничего, приятно. В былые времена колоритнейший и всепобеждающий Лева Наврозов, которого я тоже издавал, делился со мной методами придумывания книг. Вот так и живем теперь - книги придумываем. Сегодня, например, я придумываю свои антологии, альманахи и в авторы тащу кого не лень. Не брезгую и бытовым пиратством. Обиженных пока не обнаружилось. Недавно, например, я предупредил поэтессу Юлию Женюк, что хочу куда-то там включить ее стихи. Протеста поэтессы не последовало. Костя Кузминский вообще никого не спрашивает. Хороший пример всегда заразителен.

У меня вышло несколько сборничков стихов, которые разошлись по библиотекам. Это "Снег прошлогодних неубийств", "Солоноватый запах цвета", "Моя душа живет в ромашке", "Параметры архивных парадигм", "Планета фраеров".

Раскрытка,
или Смущение вещей

(23 мая 1997)






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]