Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ПЕНЕТРЭЙШН  В  Ж

(ПИСЬМА  ЛУ)


Я не хотел читать писем Лу. Я ненавидел эти письма тем сильнее, чем настойчивее Делицкер мне их навязывал. Он порывался читать письма Лу вслух по телефону и форвардил мне копии.

-- Поверь мне, письма Лу -- это неоценимое пособие по женской психологии! Прочитай -- раз и навсегда поумнеешь и научишься понимать женщин! Ты только послушай:

      ...Мы расстались, несмотря на то, что я ему доверяю; причина кроется в том, что я рассматриваю Ги только в качестве друга, а это не совсем справедливо, ибо он ожидает иного. Кроме того, я знаю, что подсознательно все еще люблю Эдуардо, чувства мои к нему отнюдь не угасли, поэтому связь с Ги в любом случае была обманом как по отношению к Ги, так и по отношению к самой себе. Мы расстались, оба опечаленные, и плакали, и я уже скучаю по Ги, и скучаю очень сильно. Мне не хватает его присутствия, мне не хватает его голоса и его милого, ровного характера, но увы, стоит Ги вернуться, как я снова вижу в нем только творческое начало, пусть развитое и благородное, но только интеллектуальное, а не мужское. Та свобода, духовная и телесная, те милые шалости, которые так роднили меня с Эдуардо -- отсутствие этого неизбежно привносит в наши отношения с Ги заданность, искусственность и ненужность. Но именно в этой скучности, двусмысленности, вторичности и ненужности ситуации и заключается ее глубокая эстетичность.

-- Леонид! -- фыркнул я. -- Это же нескончаемая мыльная опера! Неужели ты все это читаешь? Лу твоя -- вылитая чеховская графоманка -- из рассказа, который больше всего любил Толстой, помнишь? Того, где редактор убивает даму, доконавшую его своим розовым романом!

-- А у нас с тобой на самом деле очень разные женщины! -- не смутился Делицкер. -- Твои -- тривиальные злые суки. Мои -- не в пример интеллектуальнее и, между прочим, гораздо лучше пишут.

Что да, то -- да... По крайней мере писем пишут они точно больше. По-моему, его дамы вообще аномально предрасположены к излияниям чувств в письменной форме.

-- Мои бабы проще, -- согласился я. -- Им бы выпить, прибарахлиться, мальчика потрахать красивого -- вот что их интересует, а роль женщины в обществе их не волнует совершенно.

Про себя я подумал: "С такой постной рожей, как у этой Лу, о чем еще остается думать, кроме как о роли женщины в обществе?" С Леонидом я такими мыслями, конечно, делиться не стал. Для него главное в женщине -- это ее душа. А, скажем, такой фактор как расстояние, для него ничего не значит. Лу проживает в Коста-Рике, а сам Делицкер -- в Америке. Прежние его пассии обитали в Цюрихе, Мельбурне и Хельсинки. Не признает он только американок.

Сандра, новая Делицкерская возлюбленная, вопреки всем его принципам была американка! Но не белая, а мулатка. А мулаток Леонид боготворит. Бывают же у людей странные пристрастия! Впрочем, в такую симпатичную, пожалуй, и я бы тоже влюбился. Делицкер присылал мне ее фотки, он их отщелкал штук десять, не меньше. Очень выразительная рожица у этой Сандры, очень милая! Могу себе представить, как она строила Леониду глазки, и как он от этого млел. И вот уж у кого -- фигурка, так это у нее! Аппетитная дамочка, ничего не скажешь.

-- Но самое главное, -- сладострастно лепетал Делицкер. -- Она еще очень маленькая. А я таких очень люблю!

Кому что. Некоторые мужики обожают баб с маленькой грудью. Умиляются: "Ее грудь умещается у меня в ладошке". Сладко-сладко так умиляются. И смотрят при этом на свою ладонь, фантазируют. Хочется в ответ рявкнуть: "Мужик, да в твои грабли не то что грудь, жопа влезет!" У меня руки, скажем так, аристократического размера, но баб я люблю... чтоб всего было в изобилии. И, самое главное, молчаливых!

С полмесяца Леонид обдумывал, как бы ему лучше подкатиться к Сандре. Каких он только способов не изобретал! Разве что не пытался натравить на Сандру хулигана в подворотне, а потом от него же ее и спасти. Поразительно, на какие безумства может пуститься взрослый тридцатипятилетний дядя, когда он влюблен! Особенно, если он не очень уверен в себе. Тогда без советчика не обойтись. Вот тут-то и пригодилась Лу.

Лу не просто пришла на помощь. Она затребовала у Делицкера отчеты о ходе романа с Сандрой и подробнейшим образом эти отчеты комментировала. А Делицкеру только этого и надо было. Основная идея комментариев Лу неизменно крутилась вокруг того, как хорош и ценен сам Делицкер, как возвышенна его страсть, и как Лу завидует его женщинам, -- разумеется, Делицкеру это было очень приятно читать. Единственным его недостатком по мнению Лу была чрезмерная вспыльчивость. Что бы ни выкинула Сандра, считала Лу, Делицкер должен оставаться нежным и понимающим. Не хладнокровным и бесчувственным, а нежным и понимающим! Именно такими нас хотят видеть женщины!

В конце концов Делицкер отважился пригласить Сандру поужинать. Сандра не отказала, и свидание состоялось. Не помню, чем они там занимались, может быть, обедали, а может быть, гулять ходили, но помню, что Делицкер вернулся очень довольный:

-- Мы с Сандрой так похожи -- это просто удивительно! У нас с ней столько общего! Мы оба недавно пережили разрыв и теперь осторожно, наощупь, идем навстречу новому чувству!

Ну кто в состоянии все это слушать? Не я, это точно! Разве что Лу. Она, действительно, слушала. И сама щебетала безостановочно:

      Ты пишешь, что я не люблю Ги. Да, я никогда его не любила. О, это и вправду жестоко с моей стороны! Я сказала Ги, что мы могли бы поддерживать отношения, ибо он уверяет, что ему достаточно даже того немногого, что я способна дать ему сегодня. Но этого недостаточно для МЕНЯ. Я не чувствую себя настоящей возлюбленной Ги, наши отношения неравноценнны, он дает мне больше, чем я -- ему. И это не дает мне покоя. Я не хотела бы его примитивно использовать. Ги, без сомнения, лучший бойфренд, который у меня когда-либо был, его терпение и нежность вызывают уважение и чрезвычайно трогают меня, но в нашей любви отсутствует пламя, ты же понимаешь, что я имею в виду? То пламя, которое наполняет смыслом твои отношения с Сандрой.

      Наилучший выход для меня - это оставить Ги одного и забыть его, он сказал, что с течением времени сможет увидеть меня в ином статусе, и он не сердится на меня. Бедный Ги, он все понимает и продолжает терпеть, он надеется, что я постепенно полюблю его, может быть я - главная любовь его жизни.

Стать героем розового романа оказалось непросто. Забрасывая Сандру цветами, конфетами и серенадами на английском, Делицкер жил предвкушением встреч, он нервничал, менял костюмы и запонки, торчал перед зеркалом, растил чуб, чтобы зачесывать его на плешь, отпускал бороду и донимал нас с Лу вопросом: идет ли ему борода? Борода ему шла.

Эх, если бы его сомнения ограничивались бородой!

-- Как ты думаешь, эта скотина, ее бывший бойфренд... ведь Сандра, наверное, все еще любит его, да?

Дело в том, что с последним бойфрендом Сандра рассталась совсем недавно. Бойфренд, швейцарец, остался в Цюрихе, Сандра только что оттуда вернулось. Вообще-то ей очень понравилось там, в игрушечной, сказочной стране. Сандру восхищало все -- от булыжника улиц, на котором она подвернула ногу, и старинных башенных часов до немецкого языка. Все, кроме фартука домохозяйки -- лучшего футляра для такого драгоценного инструмента, каковым является женщина. С точки зрения бойфренда. В один прекрасный день Сандра взбунтовалась и вернулась домой.

Делицкер всю эту историю слушал и симулировал сопереживание -- в точности, как велела Лу. Из нетерпимого, вспыльчивого мужлана под руководством Лу из него получился улыбчивый и деликатный, как продвинутая лесбиянка, подруг.

Разумеется, он тоже собирался прокатить Сандру в Европу. Утереть нос швейцарцу.

-- Но почему же бойфренд -- скотина? -- удивился я.

-- Да я это чувствую! Я просто вижу, как невозмутимо этот немчик пожирает свои сосиски с пивом! Послушай, а ведь он ее, наверное, и сзади... да?

Я понял, что скованный советами Лу, словно стальной оболочкой, Делицкер бурлит изнутри как вода в накаленном чайнике Тут как раз и приключился прокол: Сандра не пришла на свидание. Делицкер понапрасну проторчал два часа в условленном месте. И по-настоящему закипел.

Вот представьте себе, уважаемый читатель, что вы сидите в одиночестве на лавочке, и воображаете выпуклого, лоснящегося швейцарского инженера, увлеченно поглощающего за сосиской сосиску, за бутылкой пива другую, представьте свою возлюбленную, маленькую, скромную, в клетчатом фартучке, подносящую этому малому бутылку холодного пива с крупными каплями, дрожащими на запотевшем толстом зеленом стекле. Представьте гору горячих сосисок, которые инженер неутомимо ест, ест и ест, обратите внимание, как мечта ваша ловко опускает горлышко бутылки в стакан инженера, наполняя его золотым, пузырящимся пивом и аккуратно следя за вскипающей пеной, и как -- вместе с вами -- инженер начинает глядеть на вашу любовь с добродушным хозяйским вожделением.

И чем дольше Делицкер сидел и ждал, тем яснее рисовалось ему довольная гора мускулистого мяса, которая грозно встает, победоносно оглядывает съежившуюся, темнокожую женщину, и отрывисто, громко, командует:

-- Кру-гом! -- на своем, немецком, языке... и хрупкое, дрожащее тельце, послушно, разворачивается...

Раздосадованный, Делицкер подскочил, как крышка чайника, и бросился домой, звонить Сандре.

-- Дура, -- хрипел Делицкер, задыхаясь. -- Какая же ты дура!

-- А по-моему -- в самый раз! -- возразил воображаемый инженер. -- И носки мне стирает!

Делицкер споткнулся, выругался и чуть не заплакал от обиды, он все-таки попытался опять бежать, но стоило ему сделать хотя бы один вдох, хотя бы один ровный шаг, как яснее и размереннее в такт с этим шагом пульсировала в воображении торжествующая туша инженера, этот триумф воскресшей говядины, свинины и пивных дрожжей, эта гармоничная и ликующая плоть.

Я забыл упомянуть, что надрался Делицкер заранее, еще перед встречей -- для храбрости. А перед звонком он хлебнул еще -- чтобы уж точно не дрогнуть. Он все-таки очень боялся Сандру, и до конца сам не верил в то, в чем так старательно убеждал меня -- в то, что она любит его.

-- Дура! -- орал Леонид в трубку, плача. -- Дрянь! Тебе нужен грязный жирный немец, который будет жрать свои сосиски, а ты будешь нюхать его потные носки, и только тогда ты будешь счастлива! А он будет ебать тебя в жопу! В жопу!

Все мы время от времени сообщаем своим любимым гениальные мысли об их высоком предназначении. Но Леонид, надо признать, изъяснился особенно образно. Сандру проняло. Она дослушала и попросила никогда ей больше не звонить.

Делицкер не поверил. Он убеждал себя, что все идет нормально, что только так -- с помощью ссоры -- можно проверить истинность чувств Сандры, что только теперь она получила возможность убедиться в сереьезности его намерений. Она мол сказала, что Делицкер все испортил. А значит, что-то было! Она еще много чего сказала, многозначительного, что можно было толковать и так, и эдак. И он ждал ее звонка. Но Сандра не звонила.

Он искал подтекст. Приучены мы к этому -- искать подтекст. Например, если женщина говорит "убирайся!", то это значит, что в ней борются противоречивые чувства -- страсть и нежность. Это мы так думаем. А на самом деле, обычно это означает "убирайся!", и ничего больше. Женщины иногда правдивее, чем мы их себе представляем. За редкими исключениями, вроде Лу. Правда это Лу добивалась Делицкера, а не он ее. Лу стала его генеральным консультантом по всем любовным вопросам, и меня это очень радовало. Иначе мне бы пришлось. Я только мечтал, чтобы Делицкер поскорее трахнул эту Лу и успокоился. Я даже думаю, что в этом желании мы с Лу были едины.

Вот у Лу с подтекстом все было в порядке:

      Я очень устала, но сейчас чувствую облегчение и хотела бы провести некоторое время в уединении, и это положительно сказалось на моем самочувствии, хотя я по-прежнему вспоминаю Эдуардо... о, какая это была любовь! Боже, какая это рана для моего эго -- потеря Эдуардо. Мы так беспечно слепы, отвергая тех, кто нас любит! Если бы только Сандра была сейчас в состоянии понять, какую ошибку она совершает!

-- Это настоящий подтекст! -- согласился я. -- Тот самый искомый классический подтекст: если женщина пишет об уединении, это значит, что она только и ждет, чтобы его нарушили!

Увы, Делицкерское сердце было занято другой.

Протосковав и пропьянствовав две недели, он послал Сандре цветы, она приняла, потом конфеты, она и их приняла и слопала даже, наверное, тогда он письмом пригласил ее позавтракать -- в субботу. И позвонил мне, советоваться.

-- Как ты думаешь, она придет?

-- Не придет.

-- Но почему?

-- Потому же, почему не пришла в прошлый раз. Не нужен ты ей.

-- Нужен! Ты просто не знаешь таких женщин. А я очень хорошо знаю. Лучше, чем кого бы то ни было. Это мой тип. И Лу сказала -- придет. Ты бы прочитал письма Лу-то! -- уговаривал Делицкер. -- Они мне открыли глаза на многие важные вещи!

Я понял, что чтения писем Лу мне не избежать, и все-таки еще раз попробовал выкрутиться:

-- Послушай, Леонид, давай поступим так. Я говорю, что Сандра не придет на встречу. А Лу говорит, что придет. Давай, поспорим на письма Лу! Если она окажется права, и Сандра придет, то я прочитаю эти несчастные письма. Поучусь у Лу женской психологии. Если же прав окажусь я, то читать я их не буду.

Я был совершенно уверен, что выиграю.

В субботу меня разбудил телефонный звонок. Голос у моего приятеля был убитый-убитый. Я вспомнил, что сегодня он должен был встречаться с Сандрой.

-- Пришла?

-- Мы встретились...

-- Пришла?.. И что же мне теперь, читать письма Лу придется? Ну рассказывай скорее!

(Но если она пришла, то почему у него такой голос?)

-- Она пришла, чтобы отдать мне подарки и проститься. Вернула даже конфеты. Она сказала, что я ни в чем не виноват, что она понимает всю глубину моих чувств, она понимает, какой я необыкновенный человек, ей жаль со мной расставаться, но... но никаких чувств ко мне она не испытывает. Я предложил ее хотя бы позавтракать вместе... мне было отказано даже в этом.

Черт побери! Меня огорчила не столько сама развязка -- в том, что этим все и закончится, я не сомневался -- сколько то, что бесполезные, не имеющие больше никакого значения письма Лу придется читать зря.

-- Ну смотри! -- не сдержался я. -- Я, конечно, приобщусь к эпистолярному наследию Лу. Но теперь мой черед изложить свою версию событий. Я напишу про тебя рассказ.

Люди очень любят, когда о них пишут рассказы. Буквально пищат от восторга. Можно писать о них самые возмутительные гадости, можно растрезвонить на весь свет самые постыдные скандалы, можно изобразить лучшего друга или любимую женщину редкостными идиотами, а они будут только смущенно хихикать и просить добавить какие-нибудь подробности для большей полноты раскрытия образа.

-- Послушай, -- попросил мой приятель, -- а можно, у меня в этом рассказе будет фамилия "Горчаков"?

-- А "Коблов" -- не хочешь? -- глумливо поинтересовался я.

-- Не будь сукой. Сделай "Горчаков"! Или хотя бы "Одоевский". И пусть будет "Антон". Хорошее русское имя -- "Антон Горчаков".

-- Нет. -- ответил я твердо. -- Хорошее русское имя "Антон Горчаков" я приберегу для какого-нибудь другого рассказа. А в этом ты у меня, прости уж, будешь "Делицкером".

Он не очень обиделся. Только сказал, что имена героев мне никогда не удаются, и "Антон Горчаков" с литературной точки зрения смотрелось бы гораздо лучше.

А Сандра потом вернулась. Передумала.




© Леонид Стомакаров, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность