Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность



ЗВЁЗДЫ  КОЛЕБЛЮТСЯ


 


      ЗВЁЗДЫ  КОЛЕБЛЮТСЯ

      Так ли объятья разума нам тесны?
      Господи, господи - ты ли пророчишь сны?
      Ты ли придумал грустного человека -
      просто слепил из снега.

      Веришь ли ты в гулкий комок тепла?
      Тело его тщедушно, любовь светла -
      глиняный стебелёк, бесконечная чаша,
      подлая сущность наша.

      Господи, господи - ты вот зевнул, а здесь
      тысячелетия к нам продолжают лезть.
      Ты вот моргнул - и кончились небеса,
      звёзды колеблются, вламываются в глаза.

      Так ли всё это, Господи, смерть и страх,
      порох и мясо, вечности тлен да прах?
      Звёзды колеблются - ими полны глаза,
      битая чаша, острые голоса.

      _^_




      ЗВОНАРЬ

      Я ещё до конца не изучен,
      не испытан на прочность пока,
      но как колокол бьётся в падучей -
      я набатом сдираю бока

      и плыву в этих отзвуках долгих,
      наблюдая, как с гулом сердец,
      проступает над веною Волги
      побелевший часовни рубец,

      и в малиновом хрусте костяшек,
      на ветру у свияжских лагун,
      прозреваю я голос свой тяжкий,
      но понять до конца не могу.

      Бечеву до небес изнаждачив,
      истрепав до полбуквы словарь,
      я пою - как стону, не иначе -
      одинокий безрукий звонарь.

      _^_




      СТОМАТОЛОГИЯ

      Теперь зубочистке осталось
      царапать по нервам прорех -
      тянись, саблезубая старость,
      расщёлкать познанья орех.

      Фарфоровой мудрости гностик,
      вставной летописный резец -
      вгрызайся с малиновой злостью
      в проклятый язык, наконец.

      Последние сгустки апломба
      за ваткой сомнения сплюнь,
      почуй, как морозная пломба
      врастает в пульпитный июнь.

      На страшное синее нёбо,
      на хрусткую, с кровью, эмаль -
      смотри через зеркальце в оба
      и скрежету глотки внимай.

      Пока ты под местным наркозом,
      пока ещё жив протезист,
      напильник извечных вопросов
      над лобною костью навис.

      Но всё перемелется, братцы:
      коронки, каретки, мосты...
      Придёт санитарка прибраться
      и буквы смахнёт на листы.

      К покою приёмному хлопца
      крылатый ведёт поводырь.
      Лишь челюсть болеть остаётся
      в стакане кричащей воды.

      _^_




      ПОДЪЕЗД

      Бог не фраер, не лох, но весьма любознательный шкет:
      он давно наблюдал втихаря, притворившись умершим,
      как в прокисшем чаду, в этом грязном кирпичном мешке
      нас, нахальных цыплят, становилось по осени меньше.

      Кто ушёл на войну - умирать под чеченским селом,
      кто допрыгнул до звёзд, разбежавшись по пьяни с балкона,
      кто-то веру обрёл, получив кирпичом за углом,
      и в психушке теперь добивает земные поклоны.

      Нас подъезд воспитал и вскормил из бычковых сосцов
      сладкой водкой свободы безумно дешёвого понта,
      пацаны-старшаки нас пороли ремнём за отцов -
      их отцов, не вернувшихся с фронта.

      И я с лекций летел на безжалостный окрик свечи
      в полутёмном пространстве Вселенной друзей-одногодок:
      там обоймой кассет Доктор Албан нас насмерть лечил,
      и калечил язык беглый говор обкуренных сходок.

      ...Что-то вспомнилось ныне, как плавились дух и сердца...
      Нас осталось немного - шепчу я светло и печально...
      Свой рубец оставляет подъезд у любого жильца,
      если ты не мертвец изначально...

      _^_




      КИНО

      Ещё один денёк засвеченный,
      испорченный рекламой дубль,
      и на сеансе парень вечером
      с экрана дует янки-дудль.

      Ещё один стишок немедленный -
      реакция на рецидив.
      Затих поэт с проводкой медною,
      сквозь зубы небо процедив.

      А кинолента не кончается,
      механик сеет беглый свет,
      и вновь по лицам луч качается,
      слезой стекая из-под век.

      Да, в этой солнечной империи,
      где каждый входит в каждый дом -
      мы все умрём в десятой серии,
      но если надо - оживём.

      _^_




      МЕДВЕДЬ

      Солнце тёплое торопится меднеть -
      из берлоги лезет каменный медведь,
      на рогатину опёршись, во всю грудь
      ширь земную он пытается вдохнуть.

      Ловит лапами весеннюю печаль,
      злобный век ему вцепился у плеча,
      уходя до ноября - на посошок -
      кровь медвежью пьёт разрыхленный снежок.

      И зарёю цвет впитавший небосвод
      давит давностью открытых несвобод,
      а умишко у медведя - не хребет,
      мысль за мыслью рассыпается от бед.

      Ковыляет он в лесную круговерть,
      лето, осень остаётся прореветь,
      из вишнёвых глаз медведя сну вдогон
      лишь берёзовый струится самогон.

      _^_




      САМАРА:  БУНКЕР  СТАЛИНА

      В землю, как в масло, на час уходи,
      звякая лезвием взора,
      и под конец рукоятью груди
      не ощущая упора.

      Слыша, как глохнет скрипучий вопрос
      при пересчёте ступеней:
      этот ли воздух просвечен насквозь
      мглою декабрьских бдений?

      Этот ли бог за зелёным сукном
      мог разражаться эдиктом?
      Глубже и глубже, как сумрачный гном,
      в шахту сомненья входи ты.

      Вдруг понимая, что в списке наград
      нужен таланту не букер,
      а бесконечный и внутренний ад -
      голову давящий бункер.

      Чтобы, когда побоявшись остыть,
      в поисках вечного солнца,
      за драпировку заглядывал ты -
      и не увидел оконца.

      _^_




      ДЕКАБРЬ

      Свернёшь в декабрь - кидает на ухабах,
      оглянешь даль - и позвонок свернёшь:
      увидишь, как на наших снежных бабах
      весь мир стоит, пронзительно хорош.

      И вьюжная дорога бесконечна,
      где путь саней уже в который раз
      медведем с балалайкою отмечен,
      а конь закатан в первозданный наст.

      И глянец солнца в сумерки запущен -
      предсказывает тёмную версту,
      а снеговик за нас в угрюмой пуще
      морковкой протыкает темноту.

      Замёрзший звон с уставших колоколен
      за три поклона роздан мужикам
      и, в медную чеканку перекован,
      безудержно кочует по шинкам.

      И тянется тяжёлое веселье
      столетьями сугробными в умах,
      и небо между звёздами и елью
      на голову надето впопыхах.

      _^_




      МЁРТВОЕ  СЛОВО

      Мёртвым словом вытяни созвучья
      к нёбу воспалённому, и чтоб
      трепетала радостью паучьей
      паутинка голоса взахлёб.

      Пусть затянет раны неживые
      болью окаянной ножевой -
      будто на язык твой кто-то вылил
      олова расплавленного вой.

      Выпрями тугие плечи звука,
      грудью напирая на глагол...
      Ничего, что боль твоя безрука -
      был бы лёгких медленный прокол.

      Засипит латынь во славу Бога:
      выспренно, таинственно, черно -
      эта мёртвость значит очень много,
      а живое слово - ничего.

      _^_




      ФЛЭШКА

      Выйдешь в сеть из родимой берлоги -
      разуверишься в истинном блоге,
      и начнут над тобой небеса
      облаками шуршать, зависать...

      От друзей ни картинки, ни звука -
      только чёрные вести фэйсбука
      гонят стон из болящей груди
      в мировую тоску паутин.

      Если клик - только отклик мышиный
      на зловредные сбои машины...
      Бесполезна возня под ковром -
      раз на писк перейдёт cd-rom.

      Навострив воспалённое око,
      полистаешь системного Блока,
      как наскучит - отключишь канал
      и фонарь, что его доконал.

      А посмотришь сквозь windows на звёзды
      и подумаешь: кто же их создал,
      если ты на рабочем столе
      запаролил сиянье во мгле?..

      Ведь душа - и юна и крылата,
      и жива материнская плата,
      что добро в твоё сердце несла
      без гарантий покоя и сна.

      Но загрузится тучное утро -
      и начнётся всё заново будто:
      раздающийся скрипт Командора;
      бесконечная гладь монитора...

      _^_




      ЛЯДСКОЙ  САД

      Мы выжили, спелись, срослись в естество
      чернеющей в садике старой рябины,
      глухой, искорёженный донельзя ствол
      не выстрелит гроздью по вымокшим спинам,

      плывущим к Державину, выполнить чтоб
      в обнимку с поэтом плохой фотоснимок:
      блестят провода и качается столб,
      троллейбус искрит, перепутанный ими,

      а ливень полощет у сосен бока
      и треплет берёзы за ветхие косы,
      газон, осушив над собой облака,
      под коврик бухарский осокою косит,

      и голос фонтана от капель дождя
      включён, вовлечён в наше счастье людское...
      и мальчик соседский, в столетья уйдя,
      по лужам вбегает в усадьбу Лецкого.

      _^_




      ОГОРОД

      Жили-были холодно да голодно, -
      только не хватались за ножи.
      С вороньём за вечерами лобными
      пугало справлялось у межи.

      Пили водку с горьким молочаем,
      хоронили яблока микроб.
      Кулаками в зубы получали,
      кто чужой подёргивал укроп.

      Примирялись: просто и за сало,
      ленточку победы теребя.
      А теперь вот Родина зассала
      выручать советского тебя.

      Видишь, как при всём честном народе
      за ботвой картофельных наград
      на соседском тощем огороде
      гибнет в керосине колорад.

      Всё теперь давно уже не слишком,
      телек кровожадненько басит:
      "Помнишь, как сжигали наших мишек?!
      Мишка, ты теперь не одессит!.."

      Вот и ватник сдан под одеяло -
      лоскуты ползущие на нём.
      Нас имперским смыслом наделяло,
      что по одному не проживём.

      По уму ли, по сердцу, бессрочно
      городили общий огород,
      кости перемешивали с почвой
      и плодами раскровили рот.

      _^_




      СНЯТСЯ  СНЫ

      Снятся сны - голодные волчата,
      правду звука из груди сосут.
      Жизнь моя - как заболоцкость чья-то -
      свет, которым отмерцал сосуд.

      Словно мышь, из этого кувшина
      молоко взбиваю до крови,
      но спасает тайная пружина
      и пера зубчатый маховик.

      По стихам, что делаются гуще,
      выбираюсь и качусь, юля,
      я качаюсь, я волчком запущен,
      я верчусь, и значит я - Земля!

      _^_



© Эдуард Учаров, 2015-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2015-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность