Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




КАЗИНО  ДЛЯ  СВЯТЫХ

Роман


Из человечьих чувств ему знакомы три:
Страх, жадность, ненависть.
Он воплощался на бегу...
Максимилиан Волошин 


В оранжевом небе, апельсиновом сне приятно летать.

Плывут облака. Тянутся вдаль длинными бело-серебристыми полосами, с краями, отороченными красновато-жёлтой рассветной каймой.

Где-то внизу, далеко-далеко, туманная дымка, будто речная вода, течёт по верхушкам деревьев, спокойным теченьем своим мерно покачивая ветки.

И туманная река мелеет, тает и исчезает под лучами солнца.

Воздух лёгок и крылья не нужны, чтобы держаться в небе.

Тёплый свет...

Краешек сна согрет был утренним солнцем.

Солнце было во сне, в уходящем сне, жёлтый луч, растворённый в воздухе.

Вдох и выдох, пробуждение, ранний рассвет в середине лета, июльский рассвет.

"Так рано..."

Владимир открыл глаза.

Сон ушёл, но солнце осталось.

"Кажется, никогда ещё я не забирался так высоко... в небо...".

Чайные шторы качались от лёгкого ветра.

Из открытой форточки тянуло рассветной прохладой.

Софья не любила оставлять на ночь включённым кондиционер, и Владимир, подчиняясь супруге, оставлял на ночь окно приоткрытым, или форточку, как сейчас.

"Как же рано я проснулся! С чего бы это вдруг? Такой хороший сон был... Такой лёгкий, спокойный..."

Он аккуратно отодвинул краешек одеяла, повернулся, чтобы посмотреть на жену.

И увидел, что она не спит, а, положив голову на локоть, смотрит на него.

- Доброе утро...

И улыбается.

- Доброе...

Голос его со сна звучал неразборчиво и глухо. Ему показалось, что он и не произнёс эти слова, а проворчал.

Звук его голоса напоминал ему ворчание потревоженного и недовольного нелёгкой своей жизнью старого пса.

"Вот ещё!" подумал Владимир. "Вот так и жену напугаю. Что у меня со связками? Каждое утро садятся... Или это от сквозняка? Хотя от кондиционера, говорят, вообще можно ангину подхватить, особенно ночью".

Он откашлялся и повторил, стараясь произносить слова как можно чётче. И самым жизнерадостным тоном... Хотя спросонья... Какой уж там!

- Доброе утро!

- Я давно не сплю, - сказала Софья. - Доброе, милый, доброе...

Тёплыми губами она прикоснулась к его щеке. Поцелуй был каким-то удивительно нежным. Почти...

"Материнским?"

- А почему? - удивлённо произнёс Владимир. - Вот и мне что-то не спится. Странно... вчера вернулись поздно. Легли за полночь... Сколько же мы проспали?

- А, может, это уже утро следующего дня? - предположила Софья. - Я себя чувствую такой, такой... Даже не знаю, как сказать. Не просто отдохнувшей, нет. Нет... Счастливой, радостной. Будто тяжесть какая-то упала с души. Знаешь, душа тоже отдыхает!

- Правда? - переспросил Владимир и, потянувшись, посмотрел на часы.

- Половина шестого... Как же быстро душа отдохнула!

Софья засмеялась и погладила его по щеке.

- Глупый ты. Ты спал, а я на тебя смотрела. Лицо у тебя было такое светлое, радостное. Ты улыбался во сне. Похож был на мальчишку. Глупого, счастливого мальчишку.

"Небо... Лет тридцать не летал во сне. Что со мной?"

- А ты? - спросил Владимир. - Что снилось тебе?

Софья привстала. И прижалась к нему. Так, чтобы груди её коснулись его груди.

- Мне снилось...

Владимир обнял её. Сейчас она была для него особенно желанной.

- ...Мне снилось, что мы с тобой...

Его возбуждало тепло её тела.

- И что? - спросил он, искусно играя роль непонятливого мужа.

Хотя, конечно, всё уже понял. И был готов...

- ...Мы вместе...

Самый сладкий - утренний поцелуй.

- Мы сейчас вместе, - прошептал Владимир.

- Сегодня мы пойдём играть, - прошептала Софья. - Сегодня счастливый день... Я чувствую это! Вова, Володенька, я чувствую! Мы обязательно... А сейчас...

Она целовала его грудь.

И кожа под её поцелуями становилась горячей.



Кофе-машина, с пронзительным свистом перемолов зёрна, зашипела и налила в синюю чашку с витой ручкой щедрую порцию кофе.

Иван зажмурился, втягивая ноздрями тонкий, терпкий кофейный запах с лёгкой винной кислинкой, и довольно заулыбался.

- Ты сейчас на кота похож, - сказала жена, протягивая ему тарелку с бутербродами.

- Я это... смакую, - пояснил Иван. - Запах кофе с утра, особенно если он хорошенько перемолот, а потом вот так, с кипятком... И чтобы обязательно через фильтр. И чтобы не спеша! Это самое главное! Между прочим, эту чудесную машину я сам настраивал.

- Я помню, - сказала Ирина. - Ты уже раза три говорил мне о том, что не доверяешь мастерам из сервиса... Да ешь, наконец! Вань, у тебя времени немного!

Иван посмотрел на часы.

- Да, Ириша, ты права. Как всегда. Эх, нет времени погурманствовать. Всё на бегу, в спешке.

- Так не куда-нибудь летишь, а к итальянцам, - напомнила супруга. - А они по кофейной части мастера...

- Мастера, - согласился Иван.

Для экономии времени он сложил два бутерброда в один и получившийся сэндвич, порадовавший размерами и богатством начинки, должно быть, и самого Джона Монтэгю, четвёртого графа Сэндвича, коли довелось бы его британскому сиятельству увидеть этот удачный кулинарный экспромт, съел в три минуты, непрестанно при том поглядывая на часы.

- Подавишься, - обеспокоенно заметила Ирина, подвигая мужу чашку с кофе. - Запивай же, ради бога... И не буду тебя больше торопить, одно расстройство с тобой!

Иван покачал головой.

- Никогда! - решительно заявил он, прожевав остатки сэндвича. - Я обжора со стажем. Потому и в спортзал бегаю, что потолстеть боюсь. Всё-таки форму надо держать. Представляешь, Николай...

- Это какой Николай? - переспросила Ирина. - Генеральный ваш?

- Наш, - подтвердил Иван. - Он самый... Надумал было премии выплачивать сотрудникам, которые будут регулярно ходить в тренажёрный зал. Уж не знаю, как он там собирался посещаемость контролировать, сам-то к тренажёрам лет сто не подходил. Но меня вот сразу из списка потенциальных получателей премии вычеркнул.

- Почему? - удивилась Ирина. - Вот ты бы и мог присмотреть...

Иван досадливо махнул рукой.

- Не буду я ни за кем присматривать... И в офисе не присматриваю. Мне результат работы важен, а не посещаемость. А вычеркнул... Полагаю, решил эти самые премиальные сэкономить. Он-то знает, что у меня абонемент в "Джим Пэлэс". Так что дорого я ему обойдусь...

- Да он и так тебя бонусами не обделяет,.. - начала было Ирина.

Потом вздохнула и, присев к столу, взяла Ивана за руку.

- Вань, - каким-то робким и просящим голосом произнесла она, - не помешайтесь ненароком на деньгах-то на этих. Вот на прошлом корпоративе, весной... Помнишь? Ты сам рассказывал. Только об одном и говорили: как зарабатывать, какие новые проекты начинать, как деньги вытягивать... Зациклились вы, что ли?

- Ты чего это?

Иван повернулся к ней и пристально посмотрел жене в глаза.

- Ириша, чего ты переживаешь? Зарабатываю, слава богу, нормально. Семья обеспечена...

- Вот-вот, - ответила Ирина. - И опять ты о деньгах... Мы ведь тебя не видим, Вань. Совсем не видим. То работа у тебя до полуночи, то совещания, то встречи и переговоры по выходным. И спортзал этот... О семье не забыл ещё?

- Нет, - уверенно ответил Иван. - Ириша, ты чего? Как же это - забыл? Помню! То есть, вспоминаю всё время...

"Глупость какую-то сказал" подумал Иван.

- Вспоминаешь...

Ирина грустно усмехнулась.

- Хорошо, что вспоминаешь. А то ведь дети скоро забывать начнут. Ладно вот, фотографии регулярно в ноутбук загружаешь. Будет что детям показать...

- Ну, хватит! - решительно заявил Иван.

И снова посмотрел на часы.

- Всё ты преувеличиваешь. Обычные женские всхлипы... А вот, кстати, и дитё моё любимое!

У входа в кухню стоял Мишка. Только что проснувшийся от громкого папкиного голоса, стоял он в ночной пижаме, жмурился от яркого утреннего света, и старательно тёр пальцами сонные глазёнки.

Иван встал. подошёл к сыну, наклонился и прижался лбом к его тёплому детскому лбу.

- Хорошо спал? - шёпотом спросил Иван. - Сегодня мама у тебя экзамен принимать будет. Пропись и чистописание!

Миша чихнул и деловито осведомился:

- На компьютере писать?

- На бумаге, - ответил Иван. - Сначала на бумаге. А на компьютере тексты набирать я тебя потом научу. Когда грамматику освоишь. А то привыкнешь, что текстовой редактор всё время поправляет, и расслабишься. Так что с бумаги начнём...

- А когда научишь? - спросил Миша.

- А вот как...

Сквозь приоткрытое окно с улицы донёсся длинный, протяжный, требовательный автомобильный гудок.

Иван быстрым шагом подошёл к окну и, выглянув во двор, погрозил кому-то пальцем.

- Что там? - спросила у него Ирина.

- Да сосед, - повернувшись к ней, пояснил Иван. - Сам свою машину поставит посреди двора, на газоне, а потом ему, видите ли, выезд загораживают!

- Ну его, не связывайся, - попросила Ирина.

- Да нет уж, свяжусь! Объясню ему популярно и доходчиво...

Иван, быстрым и решительным движением надев снятый со спинки стула пиджак, пошёл к выходу, на ходу потрепав Мишку по и без того взъерошенным волосам.

- А ещё пожарную машинку обещал, - напомнил сын. - А вот Танька говорила...

- Куплю, - коротко бросил Иван. - Сразу, как вернусь. А сестру надо Таня называть... Ириша, иди сюда! Платком мне на прощание помашешь!

Ирина вышла в коридор и встала, молча, опустив голову, у двери.

- Не грусти, - сказал ей Иван, погладив по плечу. - Ничего особенного, обычная деловая поездка. Мало ли их было? Что ты, в самом деле...

- Знаешь, - тихо ответили Ирина, - нехорошо на душе... И сон ещё приснился...

- Так, - прервал её Иван, - со снами и приметами мы потом разберёмся. Всё, радость моя, не печалься!

Он поцеловал жену и наклонился к сыну.

- Без фокусов! - строго сказал он Мише. - Если ещё раз баба Маша пожалуется, что ты ей бумажки на балкон бросаешь...

- Это парашютисты были! - решительно возразил Мишка. - Я их даже не поджигал!

- Всё! - строгим голосом сказал Иван. - Ещё один десант - и останешься без пожарной машины. Дай пять!

Он хлопнул сына по подставленной ладони.

- Сестра проснётся - передай, что...

- Не-а! - перебил папу Мишка. - Ничего не передам. Она дразнится...

Иван подхватил загодя оставленный в прихожей портфель, открыл дверь и вышел на лестничную клетку.



"Передай привет генералу! Что там нового? Как Павел Владимирович поживает? Что-то давно он нам не звонит".

"Сам понимаешь, занят. Такие события грядут!"

"Да ладно, события... Обычная проверка. Прощупываем потихоньку. В одном месте надавим, в другом. Где помягче, где пожёстче. Ничего особенного. Пока команды не было, ведём себя тихо. Твои ребята, вроде, на прошлой неделе три зала прошерстили?"

"Это другая контора была, не наши с тобой подопечные. Наши-то законники, правильно жить хотят, заразы! А те, с которыми мои ребята поработали, люди попроще, вообще без вывесок сидят, "левачат" потихоньку прямо у нас под носом".

"И чего?"

"Да, срубили с них помаленьку. Закроем их на неделю, а потом подышать дадим. Наш паренёк порулит там немного, дальше подумаем... Может, что серьёзное по деньгам получится. Серьёзное, конечно, по нашим меркам..."

"Понятно, что не по генеральским. А с этими, "правильными", как решим? Указания были?"

"Были, потому и звоню. В их главный офис на этой неделе наведаться бы..."



"Вот что они получат, а не миллиардные инвестиции..."



1.

Поначалу год не казался тяжёлым.

Начинался так же, как и прошлые годы: чересполосицей будничных удач, мелкими монетками рассыпанных по серым дням, и неизбежных для каждого предпринимателя досадных, хотя пока и не слишком обременительных для кошелька потерь.

Год начинался спокойно и ровно.

Дни шли за днями, не ускоряя движение своё, до той поры, пока вдруг...

Опять, опять это вечное - вдруг!

Не случай, не трагедия, не надлом. Просто жизнь изменилась. Стала другой.

Конечно, он ждал перемен. И думал, что готов к ним.

Ещё два года назад начались перемены, осложнения в бизнесе. Но тогда казалось, что это лишь временные трудности, которые легко можно будет преодолеть.

Немного приспособиться к новым условиям, укрепить связи с нужными людьми, изменить технологии бизнеса, сдавать в аренду то, что раньше продавал, снизить цены, перетрясти склады.

Всё это, если хорошенько разобраться, частности, мелочи, технологические детали.

Главное - дело останется прежним.

Его бизнес, игорный бизнес, как и прежде будет приносить доход. Стабильный доход, предсказуемый, просчитанный.

Будут правила, пусть новые и поначалу не вполне понятные и привычные, но они будут, а, значит, в конце концов, всё вернётся на круги своя.

Круги прежних, спокойных дней.

И можно будет снова строить планы, развиваться, открывать новые залы - здесь, в этом городе, в этой стране. Здесь, где ещё недавно было так ясно - куда двигаться, зачем и, главное, с кем продолжать путь.

Но потом...

Все эти инициативы властей, заказные статьи в газетах, "глас народа", интервью народных же депутатов, у которых, как на подбор, на диво ясные и светлые глаза...

Этот закон...

Ставицкий усмехнулся.

Подтянул ближе блокнот и нарисовал чёрным маркером на листе большой, во всю ширину листа, кукиш.

Закон!

Закон об игорном бизнесе.

Игровые зоны на заброшенных участках земли в далёком Алтайском краю, или на берегу Азовского моря, где с начала времён никто и слыхом не слыхивал об игорном бизнесе, где для строительства даже самого скромного, плохонького зала на три игровых аппарата пришлось бы километров за семьдесят тянуть линию электропередачи, прокладывать трубы для подачи воды и строить очистной коллектор для канализации, за те же семьдесят километров завозить продукты для пожелавших перекусить игроков, а рядом с залом - построить небольшой дом для сотрудников игрового зала, а ко всему этому трёхаппаратному великолепию - протянуть дорогу европейского качества от ближайшей автомагистрали, а там и где-нибудь поблизости частный аэропорт выстроить для ВИП-персон, которые пожелают сменить казино Монако на степи Азова.

"Глупость!" подумал Ставицкий и нарисовал рядом с кукишем восклицательный знак.

"Вот что они получат, а не миллиардные инвестиции. Казино на пустом месте строить? Никакой Лас-Вегас наш бизнес не потянет. Это очевидно! Да и кто из клиентов на Алтай поедет? Калининград - ещё куда ни шло. Европа рядом, Польша, Литва. Может, от Швеции паром будет ходить. Негусто, конечно, но какое-то количество посетители те залы наберут... Если, конечно, их вообще строить будут. На Дальнем Востоке..."

Ставицкий вырвал лист из блокнота и выбросил в корзину для бумаг.

"На Дальнем Востоке - на китайцев вся надежда. У них игорный бизнес прижали донельзя, так что, вполне возможно, десяток приграничных казино на китайских деньгах какое-то время продержатся. Но нам-то, московским конторам, куда лезть? За полтора года в Краснодарском краю город выстроить, от фундаментов до крыш?"

Ставицкий тяжело вздохнул и нажал кнопку громкой связи.

- Таня!

- Билеты заказаны, гостиница забронирована с пятницы до понедельника, - тут же отозвалась Таня, молоденькая секретарша генерального.

"Вышколена, однако" с удовлетворением отметил Ставицкий. "Дура, но вышколена".

"Впрочем, хорошо, что дура" подумал Ставицкий и улыбнулся каким-то своим, потаённым мыслям. "А то Лариса у меня наоборот... Шибко умная!"

Впрочем, улыбка и приятные мысли о вышколенной секретарше не слишком согрели душу.

На душе было холодно и тревожно. Так холодно, что и сейчас, в июльскую жару, трясло от мелкого озноба.

Генеральный директор компании "Голд Слот", фирмы-оператора крупных и известнейших в столице игровых сетей "Премиум Гейм", "Остров Удачи" и "Голд Квест", казино "Оливер клаб" и прочая, и прочая, Николай Романович Ставицкий готовился к встрече с главный акционером и фактическим владельцем игрового холдинга Александром Олеговичем Войковым.

К встрече и тяжёлому разговору.

Серая кожаная папка лежала на краю стола. Ставицкий старался не смотреть на неё, но взгляд его против воли неизменно останавливался на этой папке с докладом.

Докладом Войкову о закрытых игровых залах, простаивающих на складах игровых аппаратах, грядущих увольнениях.

"Да чёрт с этим со всем!" с неожиданно накатившей злостью подумал Ставицкий.

Он встал, вышел из-за стола.

Снял со спинки кресла и набросил на плечи пиджак. Заложив руки за спину, встал у окна.

Проводил взглядом летящий по ветру серый, поздний тополиный пух.

И пальцем нарисовал на стекле цифру "10".

Ровно столько месяцев отводил теперь Ставицкий для ликвидации бизнеса в России.

Не больше.

Именно об этом он и написал в заключительной части доклада. Эту часть доклада, самую закрытую, тайную, сокровенную, Ставицкий готовил лично, не доверяя аналитикам и финансистам.

И график вывода бизнеса из России высчитывал сам.

Получилось - десять.

"А если?.."

И опять от волнения закололо, захолодело сердце, словно с кровью выталкивало мелкие крупинки льда. И запершило в горле.

"А если - в расчётах ошибка?"

Ставицкий зажмурился и покачал головой.

Нет. Хватит сомневаться!

Он подошёл к столу и снова нажал кнопку.

- Таня, Романов вылетел?

- Через три, рейсом,.. - защебетала Таня.

- Понял, - прервал её Ставицкий.

И сам удивился тому, насколько низко, хрипло и грозно зазвучал его голос.

"Связки, что ли, садятся?"

- Телефон успел уже отключить?

- Да, - почему-то виноватым голос ответила Таня.

"Ну, это он любит - в середине дня отключаться" отметил Ставицкий.

- Как телефон у него заработает, набери его. Попроси связаться со мной.

Ставицкий отключил связь.

И набрал на мобильном номер водителя.

- Серёжа, машину...

Откашлялся.

- Слушаю, Николай Романович, - отозвался водитель.

- Машину через час, - сказал Ставицкий. - К третьему подъезду. Пара встреч в городе, потом...

Помедлили немного, и выдохом закончил:

- В аэропорт!



2.

Охранник на входе протянул было руку с зажатой в ней продолговатой коробкой сканера, но, узнав начальника, замер и сконфуженно отступил назад.

- А, кого видим!

Левковский, директор казино, с радостной улыбкой подошёл к Романову, прямо сквозь коротко пискнувшую рамку металлоискателя.

Левковский, розовощёкий, низкорослый крепыш в чёрном, с "искрой", идеально подогнанном к его приземистой фигуре костюме, засуетился вокруг Романова, запрыгал едва ли не вприсядку, одновременно обеими руками подавая ему одному понятные знаки замешкавшимся и откровенно растерявшимся охранникам.

- Не обращай внимания, Иван Сергеевич, - затараторил Левковский. - Расширяем штат, новые люди. Охранники у нас ребята хорошие, проверенные. Корпоративные курсы прошли, работают грамотно. Вот только начальство пока не узнают, не привыкли...

- Да ладно тебе, Лёня, - отмахнулся Романов. - Правильно всё. Не суетись... Я, собственно, пообедать к тебе. У тебя, помнится, ресторан тут неплохой?

- Посетители не жалуются, - ответил Левковский.

И, быстро выхватив мобильный телефон, набрал номер.

- Нина, я на совещании, у себя буду не скоро. Записывай, кто звонит. Ильяса не отпускай, у меня весь день сегодня в разъездах!

Повернулся к Романову и махнул рукой.

- Пошли, Иван Сергеевич. Полюбуешься на наше великолепие.



Прохладный полумрак и мягкая подсветка жёлто-оранжевых напольных светильников в ресторане так приятно контрастировали с режущим глаза солнечным светом и жарой июльского полдня, в пекле которого второй час поджаривалась Москва.

- В пробке простоял...

Романов сбросил пиджак и повесил его на спинку стула.

- Уже и кондиционер с трудом спасает.

Левковский понимающе кивнул.

- Беда, Сергеич, согласен. Сам иногда по полтора часа до работы добираюсь, хотя и живу - не сказать, чтобы далеко.

Девушка подошла к их столу и остановилась чуть в стороне, шагах в двух.

- Вот, - Левковский показал на неё. - Светлана, восходящая звезда игорного бизнеса...

Ира смущённо заулыбалась и на подошла ближе.

- Леонид Николаевич, вы подписать обещали...

Левковский развёл руками.

- И за обедом покоя не дают.

- Правильно делают, - заметил Романов. - Шевелиться надо, ребята, шевелиться. Кем, кстати, Света работает?

- Пит-босс, - коротко ответил Левковский и подошёл к девушке.

Взял у неё из рук бумагу, быстро прочитал (Романову показалось, что, скорее, просмотрел "по диагонали") и коротко черкнул на уголке подпись.

- Смотрю, людей набираешь? - спросил Романов Левковского, едва тот вернулся за стол.

- Набираем, учим, - ответил Левковский и подозвал официантку.

- Катя, меню принеси, пожалуйста. Только корпоративное. И пару соков. Тебе какой?

- Яблочный, - коротко ответил Романов, перелистывая захваченный им в фойе рекламный буклет.

- Яблочный и грейпфрутовый.

Официантка кивнула и через полминуты принесла на широком, серебристом подносе два высоких стакана с соками, два альбома меню в мягких кожаных обложках, плетёную корзинку с подогретыми, хрустящими булочками, завёрнутые в широкие льняные салфетки столовые приборы и фигурную тарелочку с мягким чесночным маслом.

- Аппараты, смотрю, в зале поменял? - спросил Романов, откладывая буклет.

- Меняю потихоньку, - ответил Левковский. - Восемь новых. И в пяти аппаратах игры поменяли. Что поделаешь, приедаются игры, народ новизны требует...

Они заказали обед, и некоторое время сидели молча.

Левковский был явно взволнован неожиданным визитом начальника (сам заместитель Ставицкого! не каждый день появляется, и не каждую неделю... в прошлый раз, кажется, в середине июня был), и пытался понять, что же привело заместителя генерального, да ещё и перед самым отъездом в Италию, в казино.

- А рулетка? - нарушил, наконец, молчание Романов. - Ты говорил, что новую заказал?

Левковский кивнул в ответ и отодвинул в сторону недоеденный салат.

- Заказал, конечно. В Словении. Роскошный стол, отделка - чудо! Да там, сам понимаешь, с доставкой проблемы. Мне тут логистик ваш, Савченко, звонил. Прямо плакался, едва не рыдал в трубку, что я ему всю жизнь испортил. Размеры у этой рулетки - три на три метра, с упаковкой и того больше. Авиацией не повезёшь, ни в один грузовой люк не лезет. Не чартером же её тащить, в самом деле!

- Чартером накладно, - согласился Романов.

- Вот и плачется, - продолжил Левковский. - Фурой везти - тоже проблема. В еврофуру не засунешь, потому как по ширине не проходит. Как ни крути - не лезет.

- Что решили? - спросил Романов.

Левковский пожал плечами.

- А что мне решать? Савченко решает. И кляузы на меня строчит, что я с ним вывоз не согласовал...

"Чего же ты ко мне прикатил, Сергеич?" встревожено думал Левковский. "Не просто же так, не кухню нашу оценить... Тем более, что директор по оперированию тебе и без того всё, что нужно рассказывает. Не сомневаюсь".

Впрочем, Романов и сам ответил на не заданный им вопрос.

- Времени у меня мало, Лёня. В Шереметьево пора. Боюсь, по пробкам этим не успею. Так что разговор будет коротким, да и обед тоже.

- Делегацией летите, как я слышал? - уточнил Левковский.

- Да...

Романов усмехнулся.

- Лариса главная. И нас ещё трое.

- Почему не тебя главным? - с притворным удивлением спросил Левковский.

Хотя ему-то было понятно - почему.

Лариса Ставицкая, молодая, красивая, энергичная женщина, когда-то сама попросила генерального директора, своего мужа, доверить ей отдел рекламы и маркетинга. Произошло это всего полгода назад, но отдел с тех пор вырос с трёх до семи человек, активно заработал на выставках и стенды компаний холдинга, и без того не обделённые вниманием, теперь были просто переполнены посетителями.

- Ну, по её части проект, - ответил Романов. - Она же итальянский проект разрабатывала, партнёров искала. И, потом, она умеет работать. Люди с ней на контакт идут...

"Конечно, иду" мысленно заметил Левковский. "Блондинка, ноги от шеи... Итальянцы на таким с пол-оборота идут".

Но вслух, понятно, ничего не сказал.

- А я что...

Романов подмигнул Леониду.

"Понимаю, не глупый" подумал Левковский. "Глаза и уши генерального... Только вот кто за тобой присмотрит?"

Не то, чтобы он не доверял Романову. Просто видел (хоть на такое большое начальство смотрел, в основном, издали), что энергичный и амбициозный Романов отнюдь не с лёгкой душой выполняет работу заместителя, чья инициатива ограничивается подчас волей генерального.

Но знал он и то, что Романов не просто заместитель Ставицкого, не просто давний его партнёр, а друг. Друг, которому генеральный доверяет.

Правда, не друг семьи.

"Лариса-то без году неделя как жена" с неодобрением вспомнил отчего-то Левковский жену генерального. "А туда же, в каждое дело влезть норовит..."

В любом случае, с Романовым лучше не откровенничать. Он мужик прямой, к интригам не склонен, но да чем чёрт не шутит - сболтнёт как-нибудь ненароком генеральному, передаст, так сказать, мнение народа.

Этак и из кресла можно вылететь.

- Общая, так сказать, работа, - от себя добавил Левковский. - Всё понятно...

- Понятливый ты мужик, Лёня, - сказал Романов.

Фразу эту он произнёс медленно, почти по слогам, отчего Левковскому она показалась угрожающей.

"Нет, ну чего ты от меня хочешь?"

Романов наполнил пока минеральной водой, пригубил немного, и продолжил.

- Так вот, Леонид. Приехал я с тобой поговорить об одном важном деле. Ты, как я посмотрю, оптимистично настроен. Людей набираешь, штат расширяешь. Замена техники у тебя полным ходом идёт. С надеждой в будущее смотришь?

Левковский молчал.

- Это вопрос, - уточнил Романов. - С надеждой смотришь?

- С ней самой, - ответил Левковский и почему-то посмотрел по сторонам.

- Хорошо, - сказал Романов. - Надежда - это хорошо. Руководитель должен быть оптимистом. А сколько нам дышать осталось, помнишь?

"Вот он о чём!" догадался Левковский.

И с готовностью ответил:

- Как положено, до две тысячи девятого... А к чему это ты? Времени ещё достаточно, юристы у меня за ситуацией следят. У нас тут, в московских краях, всё пока тихо. Работать дают, кислород не перекрывают. По крайней мере, сейчас дышать ещё можно... Аппараты ввозить стало сложнее, но для моей-то конторы это не так критично. Мы же тут не продавцы, а операторы. Зал, конечно, большой, но тут десятки аппаратов, а не сотни и тысячи.

- Девяносто пять, - уточнил Романов. - И десять столов. Так?

- Так, - согласился Левковский. - Но у Марата, к примеру, зал раза в два побольше нашего будет. У меня люди на столах деньги, в основном, оставляют, а не в аппаратах. На столах, понятно, фигурально выражаясь. Фишки, карты, рулетка - вот основной профиль. С законом, конечно, подгадили малость, но ведь это не трагедия. В конце концов, власть ещё и одуматься может. До девятого года. Так, Иван Сергеич?

- Вот я и говорю, - резюмировал Романов. - Оптимист ты, Лёня.

Романов потянулся к портфелю и вынул блокнот и ручку.

- У генерального скоро совещание в верхах...

Романов выразительно посмотрел на потолок.

"Вот оно что!" догадался Левковский.

- Так что хочу кое-что записать. Так, себе на память. Скажи-ка, друг любезный...

Левковский с готовностью придвинулся к столу так, чтобы быть ближе к Романову.

- ...Давно ли ты с нашим куратором из мэрии встречался, и какие условия он тебе объявлял. Не хотел это с тобой по телефону обсуждать. Сам понимаешь, какая тема...

"Твою!.." подумал Левковский.

Но фразу не закончил.

Ругаться он не позволял себе даже мысленно.



3.

Экран покрылся сплетением разноцветных линий. Победный марш полился из динамиков и Софья радостно подмигнула мужу:

- Триста сорок баллов за десять минут! Хоть по секундомеру засекай.

Владимир и впрямь посмотрел на часы, засекая время.

- Может, хватит, котёнок? Всё-таки день в разгаре, дел полно. Не вечер же...

- Вечером - другое дело! - азартно ответила Софья и потянулась к пепельнице, заботливо поднесённой сотрудником казино.

- Вечером - совсем другая игра, по крупному!

Она нажала на кнопку. На экране аппарата закрутились колёса с нарисованными разноцветными фруктами, цифрами и латинскими буквами, замелькали лимоны, апельсины и сливы, тройки и единицы, пятёрки и девятки; замелькали в убыстряющемся беге, слились в красно-оранжево-зелёные полосы.

Владимиру показалось, что теперь музыка зазвучала уже не победно, а как-то тревожно, с отчётливо слышными раскатами нервной барабанной дроби.

- Может,.. - начал было он.

- Вот так! - воскликнула Софья и снова нажала на кнопку.

Скорее, даже не нажала, а отчаянно, наотмашь шлёпнула по ней пальцами.

Колёса остановились, снова линии расчертили экран, и аппарат затрубил победно. Но теперь победа была на его стороне.

- Минус десять, - мрачно констатировал Владимир. - Слушай, лапа...

- Не мешай! - прервала его Софья и протянула руку. - Давай, давай! Меняем тактику!

- Повышаем ставки? - обречённо спросил Владимир. - А как же вечер, большая игра?

- Вот сейчас подготовку к вечеру и начнём! - задорно сказала Софья. - Я эти австрийские ящики хорошо знаю...

И она похлопала ладонью по панели аппарата.

- ...Девяносто шесть процентов отдадут, не меньше! Володька, точно тебе говорю!

- У меня важная встреча сегодня, - заметил Владимир и тоскливо посмотрел на часы.

- Ну и иди! - отрезала Софья. - Только жену без денег не оставь!

Владимир вздохнул и вытащил из кармана несколько тысячерублёвок. Посмотрел как бумажки, одна за другой, с еле слышным жужжанием исчезают в купюроприёмнике.

И, вздохнув, погладил Софью по плечу.

- Ради бога...

- Отстань! - резко ответил и Софья. - В три часа, как договорились. Я всё помню!

Владимир повернулся и пошёл к выходу.

Софья посмотрела ему вслед. Она и сама не могла понять, отчего это вдруг ей сейчас стало жалко мужа. Должно быть, из-за этой его покорности, из-за его фигуры, ставшей сейчас такой сутулой и нескладной, из-за опущенных плеч, из-за...

"Да чёрт с ним!" подумала она.

Понимая, что эта бесшабашность её и весёлость становятся наигранными.

"А, может быть, я не его жалею, а себя?"

Всего лишь игра. Не жизнь, нет. Всё хорошо в семье, муж любит её. Он прилично зарабатывает, он так хорошо контролирует семейный бюджет...

"Зануда! И деньги зажимать стал!.."

И пока нет детей.

"Пока?"

Нет, это кажется. Её призрачное отражение на экране не улыбается. Вовсе нет.

"Да, пока! Конечно, будут. И не надо улыбаться!"

Или - уже нет?

Он оставил её. Наедине вот с этим экраном. Наедине с её игрой.

"Но это же всего лишь игра. Правда, Володька? Я же знаю, что это слабость. И, пожалуйста, не надо читать мне лекции о всяких маниях. Да, у женщины могут быть слабости. Но ты же сильный, правда? Вот и будь сильным. И снисходительным. У нас всё будет хорошо. Ты сам это знаешь. Да, конечно, ты сам говорил, что можно тратит время на другие занятия. Но эти занятия, поверь мне, потребуют куда больше времени, чем невинное сидение в игровом зале. Вот тогда, дорогой, я действительно буду пропадать в офисе. И не смогу уделять тебе столько времени и внимания, сколько уделяю теперь! Ну да, конечно! Об этом ты не подумал. А вот, как видишь, подумала. За тебя, и за себя. Так что..."

И Софья снова повернулась к аппарату.

И только на мгновение, на коротком этом повороте, мельком она увидела высокого, статного мужчину в тёмном, не по жаре, костюме, что шёл к выходу вслед за её мужем.

И услышала обрывок кем-то произнесённой вполголоса фразы:

"Сергеич, не волнуйся... с отсрочкой..."

"Интересный парень" отметила Софья. "И походка у него такая уверенная. Хозяин или... почётный гость?"

Почему-то ей ещё раз захотелось посмотреть вслед этому мужчине.

Но тут (и когда она успела снова нажать на эту треугольную, с бело-синей подсветкой кнопку!) снова закрутились волшебные колёса.

И внимание её переключилось на экран.



4.

После обеденного перерыва Лена вышла в курилку.

Двое девчонок из финансового отдела, белокурая, смешливая Даша и её подруга, темноволосая и куда более серьёзная Анна ("на весь мир обижена" поддразнивала её Даша), стояли у выхода на лестницу и о чём-то шептались.

"Косточки моют" отметила Лена. "Интересно, кому?"

- Ой, Ленка!..

Даша повернулась к ней и всплеснула руками, будто от нечаянной радости.

- А мы тут о тебе... То есть, так и подумали, что тебе интересно будет.

"Точно, мне и перемывали" догадалась Лена.

Ей стало грустно. Так грустно, что она едва не повернулась, чтобы уйти, но сделала этого. Только потому, что испортить отношения с этими офисными сплетницами - это подлить в огонь слухов не масло, а, пожалуй, полбочки отборного бензина.

- Что интересного-то? - с притворным удивлением спросила она.

"Опять, конечно, соврут что-нибудь..."

Но новость и в самом деле оказалась интересной.

- Лариса-то сама себя в Италию откомандировала, - затараторила Даша. - Представляешь?

- Да она сама себя постоянно командирует, - ответила Лена. - Что тут удивительного?

Даша прыснула коротким, задорным смешком и отрицательно помотала головой.

- Ой, не скажи! Таких людей себе набрала!..

- Да ладно врать-то! - не выдержала Анна. - Почему сразу - "набрала"? Двое из её отдела. Они и так Италией занимаются. Ещё двое из оперирования...

- И Ро-ма-нов, - нараспев произнесла Даша.

- Хватит серенады петь, - рассердилась Лена.

Теперь-то намёк ей был понятен.

- Глупости всякие...

- Ну, он же у нас такой видный мужчина, - и Даша зажмурилась на мгновение.

- Действительно, хватит, - сказала Анна. - Доболтаешься, Дашка, слово тебе даю! У шефа с Романовым отношения давние, дружеские. Так что нечего тут слухи распускать.

- Да боже мой! - возмущённо воскликнула Даша.

И Лена могла бы поклясться, что возмущение это выглядело очень даже натурально.

"Вот дрянь такая!" подумала Лена. "И как ей удаётся такие ясные глаза делать?"

- Чего я такого сказала? - с удивлением (тоже вполне натуральным) переспросила Даша. - Просто, интересно... Ничего особенного.

Анна, в последний раз затянувшись (нарочито медленно и задумчиво), бросила длинный ещё окурок в стоявшую у окна серебристо-чёрную пепельницу на высокой металлической подставке.

- Хватит! - решительно сказала Анна. - А то сейчас досмеёмся...

Развернувшись, она быстрым шагом вышла из курилки.

- Струсила, - заметила Даша.

И тут же продолжила:

- Ты, Лен, не обращай на неё внимания. Она всё время трусит. Отчёт сдавать - у неё трясучка в коленях, документ какой-нибудь подписать - сразу обморок. Чуть что, так она сразу начинает кричать, что это к ней не относится. Вот и сейчас она осторожничает.

"Чего это она разоткровенничалась?" подумала Лена.

- Вот и сейчас... А чего такого я сказала? - продолжала Даша.

Вопрос этот, понятно, был риторическим и Даша, даже для вида не выждав секунды для получения ответа, хмыкнула презрительно и продолжила:

- Тоже мне, защитница начальства. Можно подумать, никто не знает, какие она с главбухом дела крутит...

- Я не знаю, - возразила Лена, вытаскивая из плоской пачки "Вог" сигарету.

- Да ладно тебе! - отмахнулась Даша. - Ну, может... Да нет, мне-то не рассказывай!

- Правда, не знаю, - повторила, закуривая, Лена. - И какие дела они крутят?

Даша попыталась что-то сказать, открыла было рот и даже успела произнести что-то вроде: "...с их-то откатами...", но потом быстро осеклась, замолкла и как-то подозрительно покосилась на Лену.

Та стояла с самым невинным и нелюбопытным видом, флегматично и подчёркнуто спокойно выпуская серо-синий дым, облачками расплывающийся на пыльном офисном солнце.

- Так что? - спросила после минутного молчания Лена. - Ты уж скажи, а то всё слухами да намёками. То про Ларису, то про главбуха... Может, и мне интересно будет. Сидишь весь день за компьютером, бумажки раскладываешь, перепечатываешь. Жизни никакой не видишь. А тут оказывается, столько новостей.

- Да вот,.. - как-то совсем неопределённо ответила Даша. - Это я так...

"Дура я, дура! С кем разговорилась? С Ленкой? Забыла, с кем она!.."

- Ничего интересного! - решительным уже тоном продолжила Даша. - Так, болтовня одна. Чего тебе голову забивать? Тебе ведь и так...

"...генеральный много чего рассказывает" хотела было продолжить Даша, но вовремя спохватилась.

- ...Ты и так на совещаниях присутствуешь, - выкрутилась на ходу Даша. - Больше нас знаешь. А я вот, к примеру, вообще не знаю, дадут премию за первое полугодие, или нет.

- Дадут, - успокоила её Лена. - Генеральный из командировки вернётся, и подпишет. Я ему уже приказ подготовила и список сотрудников.

- Из командировки! - обрадовано воскликнула Даша.

И засмеялась. Теперь уже искренне.

- Тоже в Италию?

- Во Францию, - поправила её Лена.

И строгим голосом добавила:

- Даш, хватит уже за начальством следить. Кто куда поехал...

"Кто с кем..."

- Да я так, из любопытства.

Даша отмахнулась. Потом шутливым жестом приложила палец к губам.

- Никому!

Лена отвернулась. Почему-то сейчас поведение Даши казалось ей уже не легкомысленным, а, скорее, раздражающим.

Или, точнее...

"Угрожающим, что ли?" с удивлением подумала Лена.

Все эти намёки, якобы легкомысленная болтовня...

"Ты хочешь сказать, что всё знаешь?" спросила Лена.

Не вслух, конечно. Мысленно. Про себя.

"Ну и что?"

Она резко повернулась.

Но Даши уже не было. Только едва покачивалась неплотно закрытая дверь.

"Сплетница!" прошептала Лена.

И, на выдохе выпуская дым, повторила:

"Глупая сплетница..."



5.

Едва заметная голубоватая дымка на небесно-зимнем стекле. И не поверишь, что внизу, километрах в девяти отсюда по вертикали, жаркое лето.

Позади - город, толчея машин, на километры растянутые автомобильные пробки, горький запах солярки, обморочная духота, липкий чёрный асфальт, шелест лениво крутящихся в полдневном мороке шин. Позади - Шереметьево, рамка на входе, звонок ("выньте мелочь из карманов!"), первая спасительная прохлада ВИП-зала, глоток минеральной, таможня, регистрация, жёлтые цифры на тёмных страницах табло ("да это не наш рейс! вон там - наш!"), снова рамка ("и обувь снимать?"), терминальный "рукав", самолёт...

Самолёт в небе. Второй час пути. Поля внизу, зелёные полосы - уже не Россия, должно быть.

Романов вытянул ноги, до сладостного хруста растягивая суставы.

"Тяжело всё время сидеть. Что за жизнь?"

В бизнес-классе, конечно, удобней. Кресла просторней и мягче, подставка под ноги, подлокотники шире, а, главное, больше расстояния между сидениями.

Романову, высокому и широкоплечему, всегда были неудобны тесные пассажирские ряды. Правда, неудобны были в те времена, когда не летал он ещё бизнес-классами, а так, обычными, экономическими.

А ведь в те времена - ох, как же пришлось помотаться по России! Два десятка городов, не меньше, пришлось облететь. А некоторых гостить и по много раз.

А ещё можно вспомнить и кровати в провинциальных гостиницах. Впрочем, на тех кроватях и низкорослому человеку было бы неуютно.

Пару раз, кажется, приходилось и в аэропорту ночевать...

"Завёл шарманку!" рассердился сам на себя Романов.

Нет, не то, чтобы он сознательно гнал эти воспоминания прочь. Не то, чтобы были они ему неприятны. Просто он считал их проявлением излишней сентиментальности и, отчасти, какой-то потаённой, до конца неосознаваемой и потому особенно опасной жалости к себе, жалости, которую он не терпел и никогда не допускал.

Почти никогда...

"А, может, именно сейчас я себя и жалею? Намучился, бедолага, в кондиционированной машине?"

Все эти дела, закрутившаяся бешеная спешка, неожиданная поездка шефа во Францию...

"Чего засуетился? В начале года же всё оговаривали".

А ещё... Да, он сам уговорил жену уволиться с работы, чтобы больше внимания уделять детям.

"А Ставицкий-то свою жену к себе на фирму устроил!" возражала супруга.

"Семья молодая..." возражал Романов.

Хотя шеф не так уж молод. Николаю под пятьдесят. На семь лет его старше. И семь лет они знакомы.

"...молодая. Детей нет. Вот когда появятся, тогда посмотрю, как у него получится их воспитывать, с двенадцатичасовым рабочим днём".

"Да они няни наймут!" упорствовала супруга.

Помнится, тогда он сказал что-то вроде: "Это их дело! А я не позволю..."

Не позволю, что его детей, Мишу и Танечку, воспитывала не родная мать, а какая-то няня.

Нет уж, давай-ка, мать, ты сама.

"Или, думаешь, доходов заместителя генерального на четверых не хватит?"

Это не упустил случая так вот незаметно, ненавязчиво прихвастнуть.

Хотя, какой там - ненавязчиво. Ира, жена его, всё поняла.

"Опять ты про свои доходы, Ваня? Беда с твоими деньгами..."

Почему беда?

- Слышишь, народ смеётся?

На кресло рядом с Романовым не сел, а как-то тяжело и грузно плюхнулся Виталий Никонов из отдела оперирования.

Живой, энергичный и до крайности (иногда чрезмерно) общительный Виталий (подчинённые его за глаза иначе как "Виталя" и не звали) от выпитого в полёте (и немного - в аэропорту) погрустнел, обычно стремительные его движения стали замедленными и неуверенными, а речь - невнятной, но прежней тяги к общению он не утратил.

Не утратил настолько, что рискнул в таком вот ("не парадном" промямлил Виталий) виде подсесть к начальству.

- Виталь, я ведь и уволить тебя могу за такое непотребство, - с ходу попытался отрезвить его Романов.

Впрочем, он и сам понимал, что попытка будет неудачно.

- Сергеич!

Виталий с провинциально-театральным пафосом приложил ладонь к груди.

- Всё - только бизнеса ради. Расслабляюсь перед выставкой. Настраиваюсь на общение с будущими деловыми партнёрами. Готовлюсь к встрече с землёй Микеланджело, так сказать, Леонардо да Винчи и папы римского Бенедикта...

- Папа - немец, - прервал его Романов. - Надоел ты, дружище Никонов, со своим весельем в рабочее время. То в офисе день рожденья начинаешь в одиннадцать утра отмечать, то в командировке... развеселишься.

- Да я,.. - начал было Виталий.

- Докладывают мне, докладывают, - прервал его Романов и выразительно постучал по краю подлокотника пальцем. - Нечего оправдываться! Эх, Виталий, кабы не твоя способность, если надо, до полуночи в офисе засиживаться - штрафанул бы тебя пару раз за твои невинные шалости, это точно!

Никонов в демонстративном раскаянии склонил голову, украдкой при этом ухмыльнувшись.

Уж он-то знал, что грозный на вид Романов - не сторонник и не любитель штрафов и увольнений. Хотя при случае накричать, конечно, может.

А вот Ставицкий и накричит, и уволит в пять секунд... Ну, хорошо, не в пять секунд. В положенные две недели. Но непременно уволит.

"Хорошо, что генеральный с нами не летит" подумал Виталий.

И от этой мысли осмелел и приободрился.

- Так на чем там народ смеётся? - спросил Романов.

Никонов, не поворачивая головы, показал большим пальцем куда-то за спину.

- Лариса зажигает...

"Дался ему этот молодёжный жаргон!" с раздражением подумал Романов.

В свои сорок с небольшим он считал себя вполне ещё молодым человеком. Но настолько же молодым, чтобы терпеть все эти "зажигает", "превед" и прочие словечки родом из студенческого арго.

Но раздражение быстро сменилось удивлением, едва он посмотрел назад, на тот ряд кресел, откуда доносился смех.

Лариса, весёлая и раскрасневшаяся, что-то громко рассказывала своим подругам.

Две девушки из её отдела, Лида и Вероника, слушали её с широко раскрытыми от удивления глазами, поражаясь то ли словам её (которых Романов толком разобрать не мог, долетали лишь обрывки фраз), то ли новому, непривычному им виду обычно строгой и замкнутой начальницы.

Романов и сам был удивлён.

Лариса вышла замуж за Ставицкого чуть больше года назад, и на фирме работает - всего ничего...

"Что-то часто я сегодня об этой Ларисе думаю" отметил Романов.

И сам себе мысленно погрозил пальцем.

...и все эти месяцы ходила она по офису энергичной походкой деловой женщины (а самой-то двадцать пять лет от роду, блондинка с глазами ясными... но ведь и впрямь - умна оказалась!), вид имея строгий и суровый.

Говорят, на девчонок своих иногда покрикивала, хотя на всех собраниях топ-менеджеров защищала их как могла.

Но ведь - не шутила же, не смеялась так задорно и беззаботно.

- От мужа вырвалась, - флегматично заметил начинающий уже подрёмывать в лёгком алкогольном забытье Никонов. - На свободу, понимаете ли, Иван Сергеевич. В края вольные, аппенинские...

Романов повернулся к Виталия и набросил ему на голову клетчатый аэрофлотовский плед.

- Спи, болтун, - строгим голосом сказал Романов. - Накушаться изволил, так спи и не выступай! До самого Форли - чтобы я тебя не слышал.

Никонов кивнул в ответ и минуты через две послушно засопел, носом уткнувшись в уголок пледа.

"А ведь и правда!" подумал Романов. "Коля первый раз жену одну за границу отпустил. До этого она под его присмотром выезжала... Конечно, производственная необходимость. Коле в Ниццу лететь, к Войкову на ковёр. Обсуждать будут, как бизнес спасть. А Лариса... надо же, веселится! Ей как будто и дела нет, что муж мрачней тучи ходит".

Но странно... Романов не осуждал Ларису. Более того, он поймал себя на мысли, что ему нравятся произошедшие с ней перемены, её новый вид, её смех и искренняя эта беззаботность.

И ещё - почему-то ему очень захотелось узнать, что же она там говорит девчонкам. Над чем они так смеются.

И почему... Почему она смотрит в его сторону? Да нет, определённо она смотрит в его сторону.

"Глупости!"

Романов взял журнал и отвернулся к иллюминатору.

"Хватит, друг любезный. Женатый человек, в годах уже..."

Годы? Помоложе Ставицкого, да и телом покрепче... Молчи, молчи!

"...а всё на девиц глазеешь, взгляды ловишь. Не стыдно?"

Нисколько. Удивительно, но нисколько не стыдно.

"Или решил каждый день жить, как последний? Мелочам радоваться, улыбкам, взглядам, простым словам? Надоело держать себя в узде, самому себе на шее затягивать ошейник, самому себе в рот заталкивать кляп... Не сказать лишнего, не проболтаться, очередной секрет не выдать, цербером стоять на страже интересов компании. Вымерять, взвешивать... Надоело! Может..."

Он снова украдкой посмотрел в сторону Ларисы.

Почему ему сейчас так трудно отвести взгляд?

Или он тоже... вырвался на свободу?

"...может, наш бизнес - это и впрямь война? Как и бизнес вообще. Но ты, Сергеич, поди устал - на войне-то? Устал в сером офисном камуфляже ходить? Устал каждое слово в меморандумах и контрактах по три раза проверять? На травке хочется поваляться... Так, фигурально выражаясь. На глупости тянет? На безумства? Тянет, признайся!"

Романов и сам не мог понять, что за бесёнок нашёптывает ему эти слова.

И из каких глубин души выскочил этот нечистый?

Нечасто его внутренний голос бывал таким саркастичным, и, одновременно, исповедально-откровенным.

"Что будет завтра, Сергеич?"

Ничего особенного. Сегодня - Форли и Римини, завтра - Рим, послезавтра...

"Не о том речь, не о том. Вас раздавят, Сергеич. И ты это знаешь не хуже меня. Раздавят, сожмут прессом, если из-под этого пресса не успеете вылезти. Ты же знаешь, как наше государство умеет давить. Оно умеет давить! Оно умеет давить медленно, с наслаждением выжимая из бизнеса сок. И куда денешься, Сергеич? Где будешь ты через полгода? А где - Ставицкий? Знаешь, чем закончится ваша дружба?.."

Романов отчаянно замотал головой, отгоняя захватившие его безрадостные и неприятные ему мысли.

Самое же неприятное в них было то, что как будто...

Нет, определённо - сейчас он мысленно повторял чьи-то слова. Тот самый, внутренний чертёнок, просто цитировал кого-то.

Его, Романова? Не сказанные им до сих пор, не произнесённые вслух, не озвученные сокровенные мысли?

Его мысли.

Или - другого человека?

"...вы уж его не бросайте..." услышал Романов голос Ларисы.

И вздрогнул.

Сам не понимая - отчего.



6.

С утра замучила одышка: не шутка, в его-то не юношеские годы почти полтора часа ходить по длинным коридорам, быстрым шагом подниматься по лестницам, да ещё и по улице переходить в другое крыло здания...

Хлопотный день сегодня, хлопотный.

А что поделаешь - опять по приказу генерального технари потянули очередной кабель (какой-то там... оптический, что ли? вот ведь напридумывают!). Потянули, конечно, через всё здание, и ещё какое-то ответвление у них там планируется. С этажа на этаж. С четвёртого, кажется, на пятый.

В общем, без него не обойдутся. Надо же всё проконтролировать, убедиться, и лично, самому убедиться, что с безопасностью будет всё в порядке. Конечно, технари у него под контролем, но контроль - это одно, а личное присутствие - это, конечно же, совеем. совсем иное.

Илья Петрович Гонеев, начальник службы безопасности холдинговой группы, служакой был старым и опытным.

Ну, не то, чтобы совсем старым. Это просто в некоторых организациях (в одной из которых и прослужил Гонеев без малого двадцать лет, следя всё за той же безопасностью, только в те времена была она не коммерческой, а государственной) на пенсию уходят рано.

В его случае - слишком рано.

Или наоборот - в самый раз.

В сорок

Так что в глубине души ощущал себя Гонеев совсем ещё нестарым человеком, у которого всё ещё впереди: и новая карьера, и новая жизнь, и новые возможности.

И ответственность тут такая... Признаться, в прежней своей конторе Гонеев не видел таких премудрых технических штуковин, с помощью которых подчинённая ему служба безопасности держала под контролем офисы и линии связи холдинга.

"Скремблеры там всякие..." с уважением нашёптывал себе мантры Гонеев. "Сканеры, генераторы, понимаете ли, шумов... си-си-ти-ви какое-то, камеры везде... Вот ведь чего творят, шельмецы! Додумаются же..."

Но все эти приборы, системы контроля - ерунда. Ей богу, ерунда по сравнению с его опытом и, главное, связями.

Эти топ-менеджеры, франты офисные, денди никчёмные, что паркуют возле офиса новенькие свои иномарки с лакированными боками, носят дорогие костюмы и галстуки "Хуго Босс", нежную кожу своих розовых щёк ласкают дорогими одеколонами (а флакончик "Красной Москвы", небось, и в детстве не нюхали), все эти щёголи кичатся наивно своими знакомствами: с владельцами казино, игровых залов, складов, магазинов и офисов.

Прямо слушать их речи смешно, когда начинают они рассказывать о каком-нибудь ловком дружке-приятеле, что всего-то за полгода обороты какой-нибудь заштатной лавочки поднял раза этак в два...

Глупости, братцы мои! Глупости вы говорите. Подумаешь, поднял. Стаханов он, что ли - руду на гора поднимать?

"Нет" подумал Гонеев.

Нет, ребятки. Приятели ваши до денег жадные, и глупы до крайности. И вы - такие же. Родились в хорошее время, когда таким вот глупышам деньги делать позволили. Ваша это заслуга?

Нет, братцы, не ваша.

Все эти ваши "достижения" - просто жадность, проявившаяся в подходящее для этого время.

Лет двадцать назад вы бы со своими "бизнесами" дальше подворотни не ушли, джинсой бы из-под полы фарцевали. До первой отсидки.

А там - либо сломались, либо...

"То-то и оно!"

Не знаете вы страны, в которой живёте, как совершенно справедливо (правда, по другому поводу) говорил товарищ Андропов.

И шею бы себе сломали в пять минут, если бы не такие как он - Гонеев.

Ваш ангел-хранитель.

С его, действительно ценными, связями.

"Думаете, тяжело вас всех раздавить? Раздеть до трусов и за Можай загнать?"

Да не прикрывай он контору - здесь бы налоговики с убэповцами табунами ходили.

"А вы как думали? Сами же говорите, что ваш бизнес легальный, стало быть - денежки вы свои в налоговых давно "засветили", все ваши залы игровые под "колпак" давно попали, и каждая игровая точка, которую вы открываете - в особом журнальчике учтена. И когда вы по краю ходить начинаете - это тоже видно. Вы же яркие, заметные... Попугаи, одним словом!"

Нет, к Ставицкому это, конечно, не относится. Он-то мужик опытный. Соображает.

Потому на безопасность денег не жалеет.

И на дружбу с теми самыми людьми, что прикрывают бизнес.

Вот взять хотя бы Свечина... Или Трофимова из московского управления. Будут они о делах разговаривать со штатскими пижонами?

Нет, конечно. Это люди в погонах, люди солидные. Их всякими там умными западными словечками не проймёшь. Все эти "кешфлоу" да "дедактибл" им глубоко по одному месту... Сами знаете - какому.

Они-то не на Западе живут, а здесь, в России. В России другие слова нужны, другие подходы. Слова нужны проще, а подходы - сложнее.

Ты не доказывай, что твой бизнес прибыльный. Велика ли заслуга? Ты вот лучше докажи, что лично ты прибылен. И именно на этом месте - возле бизнеса. Тогда другой разговор с тобой будет...

- Так, ты чего тут стоишь? - окликнул Гонеев рослого, метра под два, широкоплечего охранника, что, понурив голову, стоял у двери его кабинета. - Почему не на рабочем месте? Что за моду взяли - в середине рабочего дня с вопросами подходить? После шести тридцати или по окончании смены, я же предупреждал!

Гонеев и в самом деле был раздосадован появлением охранника у дверей кабинета. Он-то надеялся по возвращении отдышаться, придти в себя, выпить чаю, проверить записи в блокноте... Отдохнуть, в конце концов!

Замучили уже, бездари! По любым вопросам звонят, из кабинета на полчаса отлучиться нельзя - непременно кто-нибудь пожалует, и ведь наверняка не по важному делу, а так, с ерундой какой-нибудь, с которой и старший по смене может разобраться.

- Сами вызывали, Илья Петрович, - промямлил охранник и неуверенным, угловатым движением поправил края рукавов форменного чёрного пиджака.

- Фамилия? - строго спросил Гонеев, на ходу доставая ключи из кармана брюк.

- Воронов, "Остров удачи", - тихим голосом ответил охранник.

- Это фамилия у тебя такая - "Остров удачи"? - не выдержав искушения, спросил Гонеев и, распахнув дверь, широким начальственным жестом показал охраннику на стул.

- Проходи, садись...

- Да не, - едва заметно улыбнувшись, сказал охранник. - Я от метро "Сухаревская"...

- Да понял я! - отмахнулся Гонеев. - С точки приехал. Вспомнил я тебя, друг ситный, вспомнил!

С тяжёлым вздохом Илья Петрович опустился в качнувшееся под весом его грузного тела кресло и бросил на край стола синюю пластиковую папку, на глянцевой поверхности которой широкими сальными разводами отпечатались его пальцы.

- Давай, присаживайся, не смущайся. Стул ближе к столу двигай. Разговор серьёзный будет.

Воронов присел было на краешек стула, но тот так жалобно скрипнул хлипким пластиком под весом его могучего тела, что охранник, от греха подальше, пересел ближе к спинке и даже упёрся для чего-то локтями в гнутые подлокотники (быть может, надеясь, что хоть так он будет меньше давить на сиденье).

Гонеев налил в белый пластиковый стакан ледяной воды из стоявшего рядом со столом кулера. Подумав, разбавил немного горячей. Попробовал. Добавил немного ледяной.

И залпом выпил.

Охранник невольно сглотнул слюну.

- Ну? - отдышавшись, спросил Гонеев. - Чего скажешь?

Воронов, откашлявшись, произнёс:

- Он сам скандал начал.

- Кто? - будто не догадываясь, о ком идёт речь, переспросил Гонеев.

Он-то знал - "кто". Ему ещё вчера вечером доложили о драке в игровом зале "Остров удачи". И прислали копию жалобы от клиента.

- Ну, этот...

Воронов вздохнул и снова откашлялся.

Гонеев быстрым движением выхватил листок из пухлой пачки, что лежала в лотке на середине стола.

- Петровский Гавриил Геннадьевич, одна тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, - чётко произнёс Гонеев. - Этот - первый начал?

- Да я фамилию не запомнил, - ответил охранник.

Глаза его стали при этом по-детски удивлёнными.

"Откуда всё знает?"

- Залысины у него, в очках... Вредный, сволочь! То ли выигрыш ему недодали, то ли ещё что... Сначала с пивом хотел пройти, потом - давай пепел на пол стряхивать. И сыграл-то, говорят, рублей на сорок, а гонору, гонору...

И охранник презрительно фыркнул.

- Та-ак! - нараспев протянул Гонеев.

И тон его Воронову не понравился.

- Клиент, значит, сложный попался?

Воронов поднял было руку, чтобы ослабить узел на галстуке, но вовремя одумался. Он прекрасно знал, что начальник не любит нарушений в форменной одежде. Особенно приспущенных галстуков.

Гонеев улыбнулся. Лицо его, широкое, скуластое, обычное хмурое - сейчас отчего-то засияло неискренней, пугающей добротой.

- А ты, защитник капиталистической собственности, инструкцию должностную читал? - спросил Гонеев тихим и вкрадчивым голосом.

Охранник кивнул.

- Читал, спрашиваю? - переспросил Гонеев, повысив голос.

- Да, - ответил охранник. - Это... как положено. Под расписку.

- А что в инструкции написано - помнишь? - продолжал допрос Гонеев.

- Помню, - ответил охранник.

- И что там написано о работе с клиентами? - продолжал Гонеев. - Написано там что-нибудь об обязанности охранника быть вежливым по отношению к клиенту, спокойным, выдержанным? Не допускать скандалов, вести работу аккуратно? Написано ведь там это! Точно ведь говорю. Я знаю, я эту инструкцию сам редактировал и подписывал.

- Говорится,.. - пробормотал в ответ Воронов. - Прочитал...

- А раз прочитал, - повысил голос Гонеев, - то скажи мне, Воронов, что ты из прочитанного понял?

- Всё, - ответил охранник. - Всё по...

- Ни хрена! - и Гонеев, приподняв тяжёлую папку, с такой силой хлопнул ей по столу, что флегматичный на вид охранник испуганно вздрогнул.

- Ни хрена ты не понял! Извини уж за откровенность, Воронов, но сопляк ты ещё и ничего в делах наших не смыслишь. Что главное для охранника? А?

Воронов пожал плечами и расстроено засопел.

"Уволит, гад... Как пить дать, уволит. А у меня и так после армии никакого трудового стажа. И куда подамся? Нет, точно уволит. Вот, глазищами засверкал..."

- Не сила, не кулаки, - наставительно тоном продолжал Гонеев. - Не умение дурака какого-нибудь за шкирку схватить и на улицу выкинуть. Для этого не нужно инструкции сочинять, людей на курсах учить, технологии безопасности разрабатывать. И персонал подбирать не надо. Быка тупоголового найди где-нибудь в подворотне, помой, причеши, да костюм на него приличный нацепи. Получится из него охранник?

Гонеев выразительно покачал поднятым вверх пальцем.

- Никогда! Бык в костюме получится, и больше ничего. Потому что никогда ты ему не объяснишь, и сам он не поймёт, что главное для охранника - быть незаметным. Понимаешь? Его не видно и не слышно, а он есть. Он тут, рядом! Но до поры до времени никто его не видит. Он появляется в нужный момент, быстро и чётко делает свою работу, и исчезает. И работу делает так, чтобы не привлекать к ней внимания. Тебе не объяснили, как буйного клиента аккуратно отвести в сторону? Как на улицу его выманить? Как милиции без шума передать? У вас же там, на Сухаревке, в отделении - прикормленные ребята сидят. Вы к ним обратиться не могли? Ребята бы его на улице и успокоили. А в зале тишина должна быть. Тишина и спокойствие. Шум и скандал мешают людям спокойно расставаться с деньгами. Тебе этого не объяснили, Воронов?

- Да я,.. - начал было оправдываться Воронов.

Но осёкся и махнул рукой.

"Увольняй, чего уж там!" подумал он.

И ослабил-таки галстук.

"И то - дышать легче будет".

- Что же делать с тобой?

Гонеев делал вид, что размышляет вслух. Решение-то он принял давно. Ещё когда вызывал на беседу охранника.

- Формально - за скандал уволить надо. Сам-то что думаешь, Воронов?

- Надо - увольняйте, - осипшим от волнения голосом сказал Воронов.

"Будет за место держаться, будет!" подумал Гонеев.

И сказал:

- Но мы же не формалисты. Зачем тебе послужной список портить, Воронов? Ты молодой, у тебя всё ещё впереди. Семья есть?

- Женился недавно, - ответил Воронов.

- Детишек не нажили пока? - спросил Гонеев.

Охранник помотал головой.

- Наживёте, - уверенно произнёс Гонеев. - Непременно. Дело молодое, пойдут детишки. Кормить их надо? Надо! Так что не спеши с увольнением соглашаться, Воронов. Может, ты ещё нам пригодишься.

- На точке опять? - с надеждой спросил охранник.

- Зачем же - на точке, - ответил Гонеев. - Чему ты в этом зале научишься? Так, всё те же скандалы гасить. А молодой специалист расти должен, квалификацию повышать. Вот что я думаю... В казино тебе поработать надо. Там опыта поднабраться. Работа там тяжёлая, но интересная. Требования к персоналу высокие, сам понимаешь. Публика денежная, с претензиями, и обращение требуется соответственное. Справишься?

- Да я!..

Охранник вскочил со стула и вытянулся во фрунт.

- Не суетись, - слегка охладил его пыл Гонеев. - Не сразу ты туда пойдёшь. Ещё пару недель на корпоративных курсах поучишься. А потом - на новое место. Ты, как я вижу, не возражаешь.

"Да там и зарплата повыше!" подумал Воронов.

И закивал в ответ.

- Хорошо, - задумчиво произнёс Гонеев. - Поучишься, потом инструктаж получишь... В общем, давай. Иди пока на точке работай. А завтра - жди приказ о направлении на курсы. Так-то!

Охранник повернулся было к дверям, но Гонеев остановил его.

- Ты это...

Охранник повернулся к столу.

- Галстук поправь!

Охранник затянул узел. И быстро выскочил из кабинета.

Гонеев посмотрел на дверь (хорошо ли прикрыта), вынул мобильный телефон и быстрым движением набрал номер.

- Коля, как генерал поживает? - полушёпотом произнёс он в трубку. - В контору вернулся? Да так, информация есть интересная. Я тут к Левковскому людей начал подтягивать. На всех этажах будут - от швейцара до управляющего залом. Ещё пару месяцев мне дайте - и я его плотно обложу. Да, пора с его рулетками что-то делать. А то и Романов к нему зачастил... Конечно, мне докладывают. Мне обо всём докладывают. Ну, давай! Удачи тебе!

Гонеев отключил телефон. Закрыл глаза и откинулся на высокую спинку кресла.

"Время-то как побежало..." подумал он. "Как быстро..."



7.

Гул взлетающего самолёта медленно стал затихать, эхо от звука работающих турбин ослабело и исчезло, заглушённое гудками машин и рёвом автобусных дизелей.

Лариса стояла на площади перед парковкой аэропорта и растерянно смотрела по сторонам.

Из-за этого багажа!..

Да, да - целых три огромных сумки. Она же предупреждала мужа, что ни к чему так много вести в багаже. Но он же просил: "побольше брошюр... понимаю, лапуся, что это тяжело, но итальянцы тебя встретят, они обещали".

Как же, деловым партнёрам очень нужны эти дурацкие рекламные брошюры и глянцевые проспекты. Прямо жить без них не могут!

Удивлением и отчание сменилось раздражением.

Конечно же, эти итальянские партнёры её не встретили! Впрочем, может быть, она сама что-то напутала?

Да нет же, именно так они и договоривались: Пьетро будет встречать её у выхода, в зоне прилёта, с табличкой "Gold Island".

Так, кажется, называется их игровой комплекс... Ну да, она точно помнит. Кажется, он перед самым отлётом присылал письмо, где подтвердил, что непременно встретит её.

Она и двечонок своих потому отпустила (а ведь недаром муж для её группы трансфер заказывал, вполне приличный микроавтобус), что понадлеялась на Пьетро и его партнёров. Заодно уж решила по пути обсудить завтрашнюю выставку и поездку в Рим.

И вот...

Лариса раздрёжнно ткнула носком туфли тугой бок красно-серой сумки, под завязку набитой тяжеленными брошюрами.

"Тоже ведь, придумают!"

Она уже решила, что непременно выскажет мужу, а заодно и Краснову, советнику по рекламным проектам, всё, что она думает о таком вот отношении к женщине.

"Вечно всех нагружают! И девчонок моих хотели нагрузить. Хорошо, что я их отстояла, а то бы сейчас все втроём тут застряли. Хотя, вроде бы, Краснов и им умудрился пару упаковок флаеров вручить. Нет, это болваны какие-то, честное слово!"

Впрочем, Лариса и сейчас не хотела признаться сама себе, что листовки, тяжёлые сумки, сорвавшаяся встреча в аэропорту - это всё только повод. Повод лишний раз выплеснуть раздражение.

Конечно, её предупреждали. Разница в возрасте, тяжёлый характер будущего супруга. Она всё знала. Знала, на что шла.

"На деньги польстилась, дура?" говорила ей мать перед самой свадьбой. "Смотри, девица-красавица, я на твоего жениха великовозрастного насмотрелась. Седой, как лунь, мне бы в мужья годился, а тебе в отцы - в самый раз. Да не фыркай, я это так говорю... Мне от твоего папаши, что сбежал лет десятьь назад хлопот хватило. А ты со своим горя хлебнёшь. Точно тебе говорю! Слышала, как он на шофёра своего рявкал, когда тот замешкался дверь ему в машине открыть? Прямо со страху холодным потом облилась. Так же хочешь перед ним прыгать? Давай, я мешать не стану. Только я тебя другой воспитывала..."

Другой... Лариса грустног усмехнулась.

Нет, конечно, она мужу двери не открывала, портфель за ним не носила, не суетилась и не заискивала. И никогда не воспринимала как начальника.

Даже тогда, когда он согласился принять её на работу в свою компанию.

А он ведь не хотел. Долго отказывал.

Нет, он вовсе не хотел, чтобы она была домохозяйкой. Просто у них... да, у нас - такие процедуры.

Нельзя родственникам работать в одном подразделении холдинга, да ещё и в подчинении друг у друга.

"Процедуры - это святое" объяснял ей Коля. "В том числе и процедуры приёма на работу. Их никак нарушать нельзя!"

Но она его уговорила. Сама рвалась на работу. И именно в его компанию. Он же так интересно рассказывал по вечерам о том, что произошло в офисе за день. И с таким весёлым огоньком в глазах обсуждал с ней интерьеры будущих игровых залов, подсветку стен, неоновые украшения фасадов, пышный декор казино...

Этот мир казался ей разноцветным и лёгким - словно искрящиеся картинки давних, но навсегда оставшихся в памяти детских снов.

"Я же кое-что соображаю в рекламе, Коля... Честное слово, если ты мне поможешь..."

Да, она всегды была хорошим менеджером по рекламе. Она всегда умела работать на выставках!

"Я и с Колей познакомилась..."

Да, познакомилась на выставке. Почти два года назад.

Но почему же он сейчас так изменился? Стал раздражённым, нелюдимым, скрытным. Устраивает скандалы из-за пустяков, разносы из-за любой мелочи. И вот теперь - ещё и гоняет её как ломовую лошадь с грузом глянцевой бумаги. Между прочим, очень тяжёлым грузом!

Нет, Савченко, конечно же, никак не мог эти бумажки в Италию курьерской почтой отправить! Ну разумеется, логистик и доверенное лицо генерального занят более важными делами.

Что-то они там крутят, что-то придумавыют, а она вынуждена терпеть глупые, варварские выходки мужа ("а в понедельник из-за тёплого кофе крик поднял... горячий, видите ли, был нужен! но я же сама занята по горло, я с ног валюсь!").

И эти намёки... Уволить, в доме запереть.

"Дурак!" не с раздражением, а со злостью подумала Лариса. "Я же для него стараюсь. И дома, и на работе. Для него! А что взамен? Хамство и свинство какое-то. Нет, понимаю я, понимаю, что у него период сложный и всё такое... Но неужели так трудно понять, что мне тоже сложно, сложно жить с ним - таким. Что семью спасаю я, а он её только губит. И нечего свои офисные привычки в дом тянуть. Он думает, что настолько благодарна ему, его деньгам, котрыми он так кичится, его дачам и машинам, его..."

Лариса опустила голову.

Нет, конечно, благодарна. Глупо было бы отрицать, что жизнь её после замужества стала куда комфортнее и интереснее, чем была ранее.

Достаток, уютный и просторный дом (и не один), отдых не в каком-нибудь гряном и дешёвеньком Египте, а в Франции, Индонезии, Доминикане, да и той же Италии...

"В прошлом году на Лигурийское побережье на три дня приезжали... Красиыве места, красивые..."

Благодарна. Потому многое терпит и прощает.

Но всё-таки... Неужели обязательно быть таким бесчувственным чурбаном?

Лариса провожала взглядом отъезжающие от здания аэропорта автобусы и думала. Уже не о муже и устраиваемых им скандалах.

И не о том, как же успокоить его и наладить, наконец, нормальную семейную жизнь.

И не о том, что любовь, быть может, была... Конечно, была! Но в последнее время... Он и возвращаться стал иногда почти под утро.

Ни в чём она его не подозревает. По крайней мере, пока.

Должно быть, он ей верен. Нет, точно верен. Нет другой женщины возле него.

Есть другая жизнь. Жизнь, в которой ей остаётся всё меньше и меньше места.

Лариса вздохнула тяжело и провела ладонями по щекам, словно слегка их массируя.

Ноги затекли, стоять было всё тяжелей.

Хорошо хоть день сегодня по-итальянски погожий и беззаботно-солнечный.

Тёплый, ласковый воздух, даже здесь, на залитой тяжёлым, разогретым асфальтом площадке - не горячий, не спёртый и душный, а лёгкий и свежий, цветочный.

Но стоять, стоять до бесконечности...

"Ну, хватит!" решила Лариса. "Ждать бесполезно, злиться тоже. Надо вызвать такси. Или, в конце концов, бросить эти дурацкие сумки. Вынуть то, что мне потребуется, переложить в пакет, а остальное - бросить. И пусть Коля на пару с Красновым подавятся своей бумагой! Так и скажу - не было выбора... Пусть из зарплаты вычитает, деспот домашний, пусть! Сам же потом в семейный бюджет занесёт всё, что вычел. Да, такси..."

Лариса решительным движением вынула мобильный телефон.

"Так, а по какому номеру здесь такси вызывать?"

Если честно признаться, то всё, что она знала об итальянских телефонных номерах, это номер для вызова карабинеров - 112.

Но едва ли карабинеры могли бы помочь с такси.

Может быть, кто-то подскажет?

Пару раз мимо неё проходили какие-то люди. Но из фраз, сказанных по-английски, они ничего не смогли понять. Разве что один из прохожих, пожилой и на удивление флегматичный итальянец, разобрал слово "хотел" и показал рукой в сторону дороги.

"Да и так понятно! Ехать-то на чём?"

Нет, ничего не получалось. А итальянский она начала учить совсем недавно и не могла составить даже самую простенькую фразу.

Ну не кричать же "Аюто!" в самом деле.

Тогда уж точно появятся карабинеры.

Она попыталась остановить проежавшую мимо неё машину.

Судя по раскраске на дверях, это могло быть и такси (хотя, признаться, Лариса не очень разбиралась в итальянских машинах и едва ли смогла отличить такси от машины турфирмы или, скажем, какой-нибудь муниципальной службы).

Водитель посмотрел на неё, покрутил головой и махнул рукой в каком-то замысловатом жесте.

И проехал мимо.

"Похоже, я тут до вечера застряла" решила Лариса.

Впрочем, у неё был и запасной план.

Девчонки наверняка или уже добрались до гостиницы или вот-вот доедут. Если даже переводчик их там не встретил, то уж персонал гостиницы (ну хоть кто-нибудь!) должен говорить по-английски.

Так что всё просто: позвонить Лиде (она сообразительная, быстро соориентируется), попросить вызвать, наконец, это такси.

И стоять у аэропорта. Где-нибудь на виду.

Ждать.

Ей же рассказывали, что в Италии такси прилетают буквально через две минуты после вызова. У них там эти... Да, рации! Так что наверняка долго ждать не придётся.

"Вот сейчас и позвоню. Ой, что это?"

Проехавшая мимо неё машина неожиданно притормозила и подала назад.

"Чего это он?"

Сейчас её уже не обрадовала эта неожиданно остановившаяся возле неё (а вовсе не остановленная ей) машина.

В глубине души она побаивалась местных мужчин, помню об их репутации приставучих ловеласов. Впрочем, приставучие - кажется, южане. А здесь - север Италии. Здесь народ поспоконей. К ней, например, за час с лишним пребывания на земле Эмилия-Романья никто пока не пристал.

В Лигурии, правда, местные иначе себя вели. Коля даже чуть с одним не подрался... Так то юг был! А здесь...

Но что же надо этому водителю?

Стекло на передней двери медленно, плавно опустилось.

"Как же так?.."

Лариса не могла скрыть удивления.

За рулём сидел Романов.

- Здравствуйте, Лариса, - спокойно и приветливо сказал Романов.

Его как-будто даже позабавило удивление Ларисы.

- Мы с вами, похоже, так сегодня и не пересеклись. Хотя в одном самолёте летели. Вас подвезти?

- Да, спасибо, - после секундного замешательства ответила Лариса.

"Как он здесь оказался? Он же с группой должен был уехать!"

- Сумки у вас тяжёлые, как я вижу, - произнёс Романов, чуть высунув голову из кабины. - Вы садитесь пока, а я их в багажник заброшу.

"Ой, будет что-то..." почему-то подумала Лариса, садясь в машину.

Что будет, и почему он подумала именно так - ей и самой было непонятно.

Разве только вспомнился этот разговор в самолёте, с девчонками.

"Одного не бросайте..."

Зачем, зачем было так говорить?

Неужели судьба так внимательно её выслушала?

Чуть слышно хлопнула крышка багажника.

Романов сел в машину, включил зажигание.

- Я кондиционер сильно включил, вам не дует? - спросил он.

- Давайте... давай уж на ты, - предложила Лариса. - Всё-таки коллеги, не чужие.

- Хорошо, - с некоторым, как ей показалось, удивлением ответил Романов.

"Господи, ну что я говорю!" подумала Лариса.

Конечно, не чужие. Романов, кажется, пару раз был у них в гостях.

Да, был. Коля вообще человек общительный, любит приглашать гостей. И с Романовым Коля знаком давно.

Но они, похоже, не такие уж близкие друзья. Просто давно, очень давно друг друга знают.

В Москве она с Романовым почти не перескалась. Но ведь... Смотрела на него?

"Одного не бросайте..."

- А я, признаться, в аэропорту задержался, - сказал Романов, выруливая с парковки. - Заказал машину через интернет, так больше получаса все документы в прокатной конторе оформляли... Не устала стоять?

- Не устала, - ответила Лариса.

"А ведь, как будто, судьба..." подумала она.

Раньше она не верила в судьбу.



Первые минут десять они молчали.

Машина летела мимо маленьких городков (она не успевала читать их названия... впрочем, не слишком-то и старалась), мимо жёлтых, ухоженных полей и зелёных виноградников, что спускались по пологим склонам холмов, мимо вытянувшихся вдоль дороги рядов пиний с широкими, приземистыми кронами.

Мелькали разноцветные вывески придорожных кафе и заправок, витрины небольших магазинов, фасады домов, тарелки телевизионных антенн, отблески стёкол, прохожие на улицах, мелькали, уходили прочь - будто крутили бесконечную ленту давно знакомого, но отчасти уже забытого диафильма.

Иногда ей начинало казаться, что городки и посёлки у дороги начинают повторяться, будто машина начала ехать по долгому, утомительному кругу.

"Вот в Риме хорошо" подумала Лариса. "Там такие интересные... руины, статуи императоров, дворцы... И в Венеции..."

- Спать хочу, - прошептала она.

- Скоро приедем, - ответил Романов. - Потерпи немного. Я и сам, признаться, устал. Все эти вылеты посреди рабочего дня... Скоро приедем.

Ну вот, она первой нарушила молчание.

Конечно, молчать было бы проще.

Они доехали бы до гостиницы, Иван...

"Я его мысленно Иван называю?" удивилась Лариса. "Странно... А раньше - только Романов. Прогресс, поздравляю!"

...Иван помог бы ей выгрузить эти тяжеленные сумки, она подошла бы к гостиничной стойке...

Стоп! А в какую гостиницу они едут?

Девчонки, по моему, в "Вальдорфе" остановились. А ей надо...

- А вы... ты в какой гостинице остановился? - с некоторым беспокойством спросила Лариса.

- В "Гранде", - ответил Романов. - Любимая гостиница Феллини. Набережная, парк и дельфинарий. Ну и старый город с замком Малатесты рядом. Романтика, однако... А тебе куда?

- В "Гранд", - с некоторым удивлением ответила Лариса. - Мне Лида заказывала, по интернету...

"Ничего себе!" подумала она. "Нарочно не придумаешь".

Сейчас она стала уже немного побаиваться этой предусмотрительной и неистощимой на выдумки судьбы.

Зачем она рассказывала девчонкам об Иване и говорила, что...

- Совпадение, - спокойно ответил Романов. - Ну, для тебя это совпадение счастливое. Заодно помогу сумки до номера донести. Не будем доверять важный груз всяким там гостиничным носильщикам.

- Да какой там - важный груз! - хмыкнула Лариса. - Николай, как обычно, нагрузил попутно. Брошюры, буклеты, листовки для выставки. Он прямо сам не свой из-за этих итальянцев. Так ему эта выствка важна, эти переговоры! И листовки эти... Можно подумать, мы всю Италию ими засыпем.

- В Киев в прошлом году больше везли, - возразил Романов.

Машина пошла в крутой поврот и он сбросил скорость.

- Больше? - удивлённо переспросила Лариса.

"Не может быть!"

- Больше, - уверенно ответил Романов. - Пять сумок ребята с собой тянули, да ещё часть с проводником, поездом отправили. И Торшина, техника нашего, тоже нагрузили как верблюда аравийского. Он с собой платы вёз с новыми играми. Аппараты прямо на месте монтировали... Но как беднягу Торшина таможня не задержала - до сих пор не могу понять! Повезло, однако...

Дорога выпрямилась и машина снова стала набирать скорость.

На придорожном щите мелькнула надпись "Rimini".

- Да, понятно,.. - протянула Лариса.

- Нет, ну жалко тебя, конечно, - с улыбкой продолжал Романов. - Не стоило, наверное, нагружать...

"Слушай, почему ты всё время глазом косишь?" спросил сам себя Романов.

Нет, он не думал о судьбе. Для него эта встреча на парковке возле аэропорта была просто совпадением. Просто случайной встречей.

Но почувствовал, что Лариса отчего-то взволнована. И особенно заметным это волнение стало после того, как она узнала о гостинице... Той же самой.

"Совпадение" сказал сам себе Романов. "Причём вполне понятное. "Гранд" - самая приличная гостиница в Римини, наш отдел корпоративного туризма всё руководство туда отправляет. В Ницце Ставицкий тоже всё время в одной и той же гостинице останавливается. Это судьба? Да нет, совпадение. Но, чёрт, чего же ты на колени её косишься? Красивая, длинноногая, светловолосая... Э, друг Ваня, осторожней!"

Конечно, это даже не флирт. Просто он помог женщине. Он везёт её в гостиницу.

"Она и спать где-то рядом будет" издевательски сладким голосом подсказал проснувшийся искуситель-чертёнок.

"Чепуха" ответил Романов. "Рядом, не рядом..."

Против воли... или по воле, но неосознаваемой, хотя всё больше подчиняющей его себе, воле странного, сладкого, обжигающего душу чувства - он немного скосил глаза.

Не поворачивая головы. Лишь на долю секунды.

Мягкое сиденье. Край лёгкого белого платья был чуть выше колен. Изгиб нежной кожи, полоска между коленями, край полоски - там, между ног, там... Но это скрывает ткань. Всего лишь лёгкая ткань!

"Прекрати!" сказал он сам себе. "Следи за дорогой".

- Устала, - пожаловалась Лариса. - Спать так хочется. Хотя бы полчаса подремать... Долго ещё?

"Интересно, почувствовала она мой взгляд? Почувствовала... Такая тонкая кожа. И запах. Запахом женщина может свести с ума. Одним лишь..."

Нет, он не был бабником. Никогда.

Когда-то давно, много уже лет назад...

"Тогда я моложе был. Намного".

...Да, было дело. Несколько раз изменял. Случайные знакомства, быстрые, лихорадочные поцелуи. Короткие встречи.

Встреча, недолгий разговор, короткая страсть, постель. Чья-то квартира...

Воспоминания стали смутными. Почти ушли из памяти.

Чего он хотел тогда? Почему изменял жене?

Ведь любил её. Не меньше, чем любит сейчас.

Хотелось новый ощущений, острых чувств. Наслаждений - вне знакомой и привычной семейной постели. Вне будней...

А потом... Потом он понял, что будни - это и есть большая часть жизни. И семья - это жизнь. Это всё, что у него есть.

А все эти романы на стороне, будоражащие кровь, рано или поздно приедаются. Но не становятся частью жизни.

Понял. И думал, что спокойная, устоявшаяся, в твёрдой незыблемости установившаяся жизнь будет теперь идти спокойно и размеренно, ровно и обстоятельно.

И вот... Почему, почему возвращается это прежнее чувство?

Сладкое, грешное, душащее, преступное - запретное чувство. Запретная страсть.

Стремление прикоснуться к запретному.

Почему так хочется положить руку этой женщине на колено - и медленно повести вверх по горячей коже?

Почему так...

"Хватит же!" мысленно крикнул сам себе Романов.

Это просто искушение. Так бывает... Иногда.

Он так устал в последнее время. Приходил поздно домой.

Они с женой почти не виделись. У него - работа. Работа, ставшая в последнее время такой тяжёлой и нервной.

У неё - дети. Конечно, она всегда занята. Её можно понять...

Ну да, всё просто. Просто искушение. Должно быть, короткое.

"Это жена шефа" строго сказал себе Романов.

"То-то и хорошо" тихим голосом прошептал чертёнок. "Особое наслаждение, Ваня. Особое..."

Романов слегка потряс головой. Будто так можно было отогнать наваждение.

- Долго ещё? - повторила Лариса.

- Чуть-чуть осталось, - успокоил её Романов.

И пригнул голову.

"Как глаза-то у него засверкали" подумала Лариса. "И чего я дура..."

Она не закончила мысль. Она поняла, что Иван на неё засматривается.

И ей это было... почему-то приятно.

Почему-то сейчас ей захотелось лёгкого флирта, приятного разговора, быть может - романтического вечера в ресторане.

Свободы, нового...

"Ой, не шути с этим, Ларка, не шути" сказал себе Лариса.

И услышала голос Ивана.

- Визерба... Скоро приедем.

"Какая Везерба? При чём здесь?.." подумала Лариса.

И с удивлением почувствовала, что мысли путаются в голове, будто плутают в сгустившемся, горячем, обволакивающем сознание тумане.



8.

Шаги по мраморному полу так гулко отдаются в ушах, эхо частой дробью взлетают по высокий купольный потолок гостиничного холла.

Ледяной, высушенный кондиционерами воздух невидимыми потоками льётся по коже, едва тронутой красновато-бронзовым средиземноморским загаром.

- Александр Олегович сейчас подойдёт, подождите немного.

Секретарь показал на входные двери отеля, будто приглашал подойти к ним и лично убедиться в том, что лимузин хозяина уже подъезжает к парковке.

"И как он жару терпит в таком костюме?" с удивлением подумало Ставицкий, глянув на секретаря.

Этот строгий и не слишком разговорчивый юноша одет был (точнее, затянут до горла) в строгий чёрный костюм, белую сорочку с узким воротником-стойкой, на ногах его были чёрные же, до блеска начищенные туфли.

Честно слово, если бы не серо-синий, в весёлую искристую полоску, галстук, то секретарь Войкова вполне сошёл бы за сотрудника преуспевающей похоронной конторы или юного, всегда по форме одевающегося карьериста из налогового ведомства.

Галстук, конечно, не гармонировал с костюмом, однако придавал секретарю хоть отчасти жизнелюбивый вид, разбавляя тёмную скуку одежды.

Да, и ещё... Щёки у этого парня были розовые, как у младенца. И ясные, почти белые, ничего не выражающие глаза.

"Сопляк" решил Ставицкий. "Сопляк из мажоров. Пристроил его кто-то к Войкову: на Лазурном берегу тусоваться, бумажки за шефом носить. Вот он и рад стараться. На улице жара в сорок градусов, а он - в мундире. Картошка печёная! Ещё и рубашку не поленился - на все пуговицы застегнул, до самого подбородка".

Он и сам не понимал, почему с первой же минуты секретарь стал его раздражать. Словно тот лично был виновен в очередном опоздании Войкова на деловую встречу.

"В три же договорились... Я и пообедать не успел!"

Впрочем, Войков всегда опаздывал. Точнее, задерживался.

Ставицкий прекрасно понимал, что Войкову трудно планировать рабочий день и график встреч у него постоянно смещается. Часто бывало, что он вообще отменял заранее назначенные переговоры, и иногда - едва ли не за полчаса до их начала.

"С его деньгами и заботами..."

С своими деньгами Войков вообще мог многое себе позволить.

Скажем, вообще не приехать сейчас в отель, а остаться у себя на вилле в Монако. Перенести встречу на день или два. Перенести её, скажем, в Париж...

Всё, что угодно.

И Ставицкий покорно последовал бы всем его указаниям и инструкциям. И ждал в указанном месте столько, сколько нужно: до вечера, до следующего дня, до следующей недели.

Ставицкий прекрасно понимал, что он, генеральный директор, несмотря на высокую свою должность - всего лишь наёмный менеджер, хотя и очень высокого уровня.

А Войков - хозяин. Хозяин бизнеса. Хозяин денег. Владелец казино и игорных залов, аппаратов и рулеток, игровых систем и компьютеров, торговых марок и игровых программ, шафл-машин и плазменных панелей, парковок и световых дорожек, ресторанов и баров, машин, офисов, складов. Персонала...

И - его хозяин. Хочет того Ставицкий или нет, но Войков - хозяин и его судьбы.

"Это ведь уборщица в офисе или менеджер какой-нибудь мелкий может просто так плюнуть да уволиться... А я повязан, повязан крепко - этой игрой. С этим бизнесом. Все денежные потоки, все проекты завязаны на мне - не уйдёшь. Даже в сторону не отойти. Я на виду..."

Ставицкий вздохнул устало и опустился в мягкое велюровое кресло.

- Подожду, - сказал он секретарю. - Конечно, подожду...

Ставицкий взял меню лобби-бара, что лежало перед ним на столике, жестом подозвал официанта, и на ломаном французском (точнее, на смеси плохого французского с вполне приличным английским) заказал лёгкий коктейль.

- Айс! - крикнул вслед официанту Ставицкий и попытался изобразить пальцами кубик.

Официант обернулся и на ходу закивал головой. И ушёл.

"Понял он?" спросил сам себя Ставицкий. "А, пошло оно всё... Какая разница! Сердце что-то не на месте. Коньяку бы с лимоном, да развезёт на такой жаре".

Секретарь деликатно отошёл в сторону и начал ровными, точно отмеренными шагами ходить вдоль мраморного бортика стоявшего в холле роскошного, декорированного пальмами фонтана, водопады которого окружены были рядами застывших в античном танце позолоченных нимф.

Секретарь прохаживался вдоль бортика так важно, размеренно и сосредоточенно, словно за оставшееся до начала переговоров время хотел непременно измерить периметр фонтана, а полученное измерениями число с глубокомысленным видом записать паркеровским пером в том самом чёрном блокноте, что держал он в правой руке. Держал крепко, словно самую ценную для него в этом мире вещь.

"Вот ведь дурак..." снова нехорошо подумал о секретаре Ставицкий.

Но уже без прежнего раздражения. Плохо подумал лишь потому, что, единожды составив мнение о человеке, не привык его менять, и, обозвав (хоть бы и мысленно) кого-либо дураком, и думать мог об этом человеке только как о дураке.

И никак иначе.

А уж с раздражением, равнодушно или, скажем, с умилением - зависело от конкретной ситуации.

Сейчас ему было всё равно.

"Да хоть в фонтане купайся в своём балахоне траурном - мне-то что! Вот Александр долго не едет... Это плохо!"

Войков и в самом деле задерживался почти на час.

Подошедший официант поставил бокал с коктейлем на середину стола. О края бокала постукивались звонко кубики льда.

Официант что-то спросил.

Ставицкий ничего не понял, но на всякий случай строго сказал: "Ноу!".

Официант улыбнулся и вернулся к стойке.

"А ведь правду сказал... дурак!"

Дураком Ставицкий назвал уже себя.

За то, что не поверил юноше в строгом, чёрном костюме.

Тяжёлые двери открылись и в холл вошли телохранители Войкова. Пара крепких ребят в одинаковых чёрных брюках и белых рубашках с короткими рукавами.

"Тоже как форма выглядит" отметил Ставицкий. "Россиян в охране держит, сразу видно. Западные ребята в футболках и в шортах бы ходили. Уж, по крайней мере, не одевались бы одинаково. А этих за версту видно..."

Он оставил коктейль в сторону и поднялся.

Вовремя.

В холл отеля, в сопровождении ещё двух охранников (эти тоже были одеты одинаково, разве только брюки на них были светло-серые) вошёл Войков.

- Приветствую, - бросил он на ходу Ставицкому. - Прочитал твою записку, прочитал...

И взмахом ладони поманил Ставицкого.

- Давай, к фонтану ближе пересаживайся. Там попрохладней будет, поприятней...



Рассказ Ставицкого занял минут десять, не больше.

Всё это время Войков молчал. Сидел, прикрыв глаза, словно был отвлечён какими-то своими, далёкими от темы разговора мыслями.

Ставицкий начал было беспокоиться о том, что встреча вообще может оказаться бесполезной. Уж слишком явно хозяин демонстрировал равнодушие и отстранённость от беседы.

Но беспокойство оказалось напрасным.

Едва он успел произнести финальную, в Москве ещё продуманную, фразу: "...десяти месяцев вполне хватит для реализации этого плана", как Войков, словно очнувшись от забытья, резко подался вперёд, отодвинул в сторону чашку с остывшим кофе, перелистал лежавшие на столике бумаги и посмотрел на Ставицкого пристальным, немигающим взглядом.

- Всё продумал, стало быть?

Ставицкий кивнул в ответ.

"Что-то ему не понравилось" с тревогой отметил он. "Что-то не так..."

- Всё продумал,.. - повторил Войков. - Всё...

Он вынул из пачки бумаг одну, с таблицей планируемого вывода из оперирования аппаратов.

Просмотрел её примерно за полминуты и снова положил на столик.

- Не всё, - решительно сказал Войков. - Не согласен с твоей оценкой уровня риска, Николай. Пойми правильно, я не считаю, что твой план - полная ерунда. Скорей наоборот, он вполне своевременный и продуманный. Но вот только одно обстоятельство меня смущает. Риски для бизнеса со стороны государства...

- Наезды, проще говоря, - рискнул прервать хозяина Ставицкий. - За последний месяц - в восьми залах проверки. Партия аппаратов на складе в Орехово под арестом. Арест мы, конечно, снимем, но время, упущенная прибыль...

- ...Со стороны государства, - более жёстким тоном продолжил Войков, - определены у тебя очень чётко и верно. Полностью с тобой согласен. У меня, как ты знаешь, с московскими властями серьёзные разногласия. Лужков мои точки ещё два года назад прижимал. И ребята в погонах и с ксивами своих людей норовили подсунуть... Сейчас для всей этой погонной братвы очень подходящая ситуация сложилась, чтобы нам кислород перекрыть. Местные власти вообще впереди паровоза бегут, в некоторых регионах нас просто выживают откровенно. А там ещё выборы грядут, избирателей надо властям умасливать, борьбу с эксплуататорами имитировать. Народу надо будет на растерзание кровососов отдать. А кого отдавать, как не нас? Не своего же брата чиновника подставлять. Вот игорный бизнес и будут использовать как пугало. Пару залов прикроют - глядишь, и рейтинг гаранту поднимут. А то, что налоги в местные бюджеты упадут, так об этом никто не думает. Деньги в стране есть, потому и надеются без нашего скромного взноса обойтись. Как видишь, Николай, в целом ситуация мне ясна.

Войков замолчал ненадолго. Провёл пальцами по лбу, словно пытаясь отбросить какую-то навязчивую мысль.

И продолжил:

- А вот риски для бизнеса от твоих предложений ты оцениваешь неверно. Сам подумай - легко ли свернуть залы, закрыть казино, вывести из оперирования аппараты. И ведь не просто так выводить надо будет, а ещё и вывозить куда-то. Внутри России их не продашь, это очевидно.

- Да мы,.. - начал было Ставицкий.

- С вывозом-то справитесь, - прервал его Войков. - Хоть и догадываюсь, что по чернушным декларациям вы их завозили, по триста долларов за аппарат. Но, наверное, найдёте вместе с вашими брокерами пару-тройку подставных контор, пропустите через таможню. Технически вопрос решаемый. Но тут есть ведь и другие соображения. Аппараты из оперирования выводятся, а им на смену новые аппараты на точки не ставятся. Залы закрываются, доход падает. А ведь под этот бизнес и кредиты брались, и не там...

Войков махнул рукой куда-то в сторону пальмы.

-...в совке богоспасаемом, а здесь, на Западе. А аппараты, которые уже были в эксплуатации, продавать придётся за копейки. Если не сможем развернуть где-либо сеть своих залов, то бэушные аппараты придётся раскидывать по партнёрам. В Украину, Белоруссию - куда угодно, и по мизерным ценам. И умолять, чтобы приняли, иначе весь этот хлам на нас повиснет. В прошлом году в Казахстан что-то сбрасывали из наших залов, но с этого года, как ты понимаешь, Казахстан вообще отпадает. В Украине и без нас поставщиков хватает. А наш собственный игровой проект в Киеве пока вполсилы работает, больше сотни аппаратов он никак не примет. Для нашего-то размаха это - сущие пустяки. Так что, Николай, опасность вижу явную. Повиснет у нас техника, и деньги перестанут крутиться. Деньги, как кровь, должны всё время бежать. Сердцу достаточно один холостой хлопок сделать - и оно остановится. В бизнесе паузы губительны, Коля. Ты об этом подумал?

Ставицкий вздохнул тяжело и отпил глоток из бокала.

"Что за гадость намешали?" подумал он, брезгливо скриви губы. "Вроде, пару капель джина просил, не больше. А эти гады, походе, треть бокала налили, не меньше. Развезёт ещё..."

Однако от коктейля на душе стало веселей, и разговор с Войковым показался не таким уж тревожным и напряжённым.

- Выводы какие? - спросил Ставицкий.

Голос его звучал уверенно и спокойно.

- Что делать-то будет, Александр Олегович? Ждать, пока из нас последние капли выжмут?

- А ты не торопись, Коля, - медленно произнёс Войков. - Тут новость есть одна... Телевизор, надеюсь, успеваешь иногда смотреть? Значит, новость тебе известна. Пятого июля Сочи выбрали олимпийской столицей. Да, радость была. Сочинцы, говорят, полночи от счастья на площади прыгали. Выбрали, значит... И это может и в нашем деле кое-что поменять... Были в правительстве лоббисты, которые под компанию с игорными зонами пытались деньги "распилить". Потому и давление на нас было сильное. А теперь другой интерес появится. Сочинский! Олимпиада - совсем другие деньги. Это не "потёмкинские деревни" в игорных зонах. Тут таскать - не перетаскать. Эльдорадо, сказочная страна! Потому есть соображение, что, по крайней мере, одна из лоббистских групп в правительстве переориентируется на олимпийский проект, и на нас давление снизится. А после выборов может и общая ситуация немного измениться...

- Так что же, - всё тем же, прежним, уверенным голосом спросил Ставицкий, - я напрасно всё это готовил? План, предложения?

Несмотря на все возражения Войкова, Ставицкий был уверен, что шеф обязательно примет его план. Пусть не полностью, пусть с корректировками, но примет.

Он знал характер Войкова. Если Войков отказывал, то отказывал сразу. И не тратил столько времени на рассуждения и обоснования.

- Почему же - напрасно, - возразил Войков. - Не напрасно. В правильном направлении мыслишь, Коля. Давление давлением, а ноги уносить когда-нибудь придётся. Так что...

Войков наклонил головы и ладонями провёл по залысинам.

- Спрашиваешь, что делать?

Он лукаво подмигнул Ставицкому.

- Залы покупать в Европе. Срочно. Сети игровые. И старьё в СНГ сбрасывать. Вот это делать надо, Коля. И на всё это не десять месяцев у тебя, а гораздо меньше.

Войков вынул из портфеля ручку и размашисто написал на уголке листа: "Согласен".

И расписался.

- Держи, бюрократ, - сказал он, протягивая бумаги Ставицкому.

И добавил:

- Через полгода залы в Европе должны работать. Понятно?

"Куда уж понятней" подумал Ставицкий.

Вот сейчас уверенности поубавилось.

Полгода для выхода на новый рынок, раскрутки компаний, создания работающих игровых сетей...

Очень сложно, почти нереально уложиться в такой срок. Даже при наличии деловых контактов и наработок.

"А что в Италии-то происходит?" некстати подумал Ставицкий. "Надо будет Романову позвонить..."

Но после того, как попрощался с Войковым, подумал, что звонить, пожалуй, ни к чему.

"Чего дёргать? Сам разберётся. Там рынок хороший, он без моих советов сообразит, как с итальянцами дело поставить..."

А потом вспомнил, сегодня он вовремя не пообедал, а с желудком в таком возрасте лучше не шутить. И надо хоть немного отдохнуть...



9.

Шаги по коридору, частой дробью.

Таня одним точным броском кинула глянцевый дамский журнал в заранее раскрытый ящик стола, быстрым движением повернула ключ стола, и, придвинув клавиатуру, стала набирать текст очередного директорского приказа.

Директор и в командировке не оставлял офис без присмотра, регулярно надиктовывая по телефону приказы, распоряжения, письма и даже весьма объёмные служебные записки (потому бедная Таня во время перекуров и обеденных перерывов не расставалась с купленными за счёт компании ручками, блокнотами и вечным конторским Bluetooth’ом, который, как ей временами казалось, уже успел срастись с её ухом).

Таня понятия не имела, что это за люди приближаются к директорскому кабинету.

Точно она знала одно: директора в Москве нет (он же всего час назад звонил из Ниццы, потом собирался лететь в Берлин, на встречу с каким-то новым немецким партнёром).

Так что это явно не он и не его деловые партнёры.

"Да и Романов в Италии..."

Кто же?

Впрочем, Гонеев, к примеру, может не знать, что директор в командировке, и заявиться неурочно...

"Да нет" возразила сама себе Лена. "Гонеев-то всё знает. Ему обо всём докладывают..."

Тогда, может, директор технического департамента...

"А, кто бы ни был!" решила Таня. "Я работаю, и всё тут. Примерная девочка..."

Таня щёлкнула по клавише, поставив точку в конец строки.

Дверь приёмной распахнулась и в комнату вошёл охранник.

- Таня, директору позвонить,.. - начал было он.

И осёкся.

Сразу вслед за ним в комнату вошли какие-то люди. Таня насчитала четверых. И ещё, кажется, кто-то топтался в коридоре.

Посетители были молоды, веселы, улыбались широко и мило. Одеты были в дорогие костюмы светлых тонов. И шёл от них запах настоящего французского парфюма.

Отчего-то Таня сразу поняла, что появление этих молодых и весёлых людей не сулит компании и лично ей ничего хорошего.

- Молчать! - скомандовал охраннику один из посетителей.

И, повернувшись к Тане, всё с той же улыбкой спросил:

- Директор где?

- Какой? - с невинным видом переспросила Татьяна. - У нас директоров много. Финансовый департамент, технический, учёта и статистики...

"Ой, напрасно я финансовый упомянула!" с запоздалым раскаянием подумала Таня, краем глаза наблюдая за тем, как наглые гости разбрелись по приёмной, явно прикидывая, с какого бы угла лучше начать обыск.

Улыбка сначала стала кривой, а потом медленно сползла с лица посетителя.

- Без шуточек мне тут! - громко сказал он, едва не срываясь на крик. - И сказки мне не рассказывайте!

Он выхватил из кармана и быстро показал Тане какое-то удостоверение. Причём открыл и закрыл его так быстро, что Таня даже фотография не успела рассмотреть. Не то, что имя прочитать.

- УБЭП, - важно произнёс посетитель.

И хорошо поставленным голосом скомандовал:

- Прекратите печатать, отойдите от стола. Ничего на столе не трогать! Бумаги не двигать!

Таня тут же отдёрнула руки от клавиатуры, как от раскалённого железа. Встала и, на всякий случай, подошла ближе к охраннику.

Тот громко и недовольно сопел, глядел на гостей исподлобья и недобро.

Тот посетитель, что разговаривал с Татьяной, подошёл было к столу, и протянул руку к разноцветным пластиковым папкам, что рядком стояли в вертикальном лотке.

- Где постановление на обыск? - подал голос охранник. - В третий раз спрашиваю.

Гость замер на мгновение, потом отошёл от стола, приблизился к охраннику и медленно, с расстановкой произнёс:

- В третий раз отвечаю: постановление мы покажем вашим юристам. Ещё вопросы?

- Вопросы у юристов будут, - угрюмо ответил охранник. - Так что постойте пока, их подождите...

Гости переглянулись. Старший, решив, видимо, не нагнетать ситуацию, отошёл от стола и, обратившись к Татьяне, сказал:

- А вы, наверное, секретарь директора?

Таня кивнула.

- Вот и хорошо, - продолжил старший. - Раз так, то проводите нашего товарища...

Он показал на одного из посетителей, молодого светловолосого парня, что стоял ближе к дверям

- ...к вашему бухгалтеру. Главному, разумеется. Им надо побеседовать.

Таня сделала было шаг к дверям, но охранник взял её под локоть, останавливая, и сказал старшему:

- Главбуха на месте нет. Я доложил начальнику смены, он сейчас пытается с ним связаться по телефону.

И шепнул: "Стой здесь! Сейчас Гонеев и Кондрашин с юристами подъедут..."

- Не шептаться! - крикнул старший. - Тихо стойте! Отойдите друг от друга!

И, вздохнув досадливо, добавил:

- Надоели вы мне, крутые, с заморочками вашими. Генерал! Целый генерал постановление на обыск подписывает, а они тут выступают! То в офис не пускают, то юристами пугают... В следующий раз я к вам с СОБРом приду, так и знайте!

И, придвинув стул, по-хозяйски сел на него, закинув ногу на ногу.



Вечером того же дня юридический консультант холдинга, Юрий Николаевич Веремеев, дозвонился, наконец, до генерального директора.

Звонил из машины, по дороге домой.

Ставицкий ответил не сразу. Первый звонок завершился длинными гудками и разъединением.

Дозвониться удалось лишь со второго раза.

Генеральный был нетрезв (похоже, успел пропустить пару-тройку бокалов). Голос его звучал приглушённо и невнятно.

"Чего..." разобрал Веремеев обрывок фразы.

- Николай Романович, проверка, - ответил Веремеев.

- Ну и? - недовольно отозвался Ставицкий.

В трубке слышался приглушённый смех, обрывки фраз, весёлым мячиком - мелодия танца, каблуки по полу...

"Гуляет, родимый" с усталым вечерним равнодушием отметил Веремеев. "Ему хорошо. Ему можно гулять, он там... В Европе. Впрочем, и ему придётся вернуться".

- Проверка УБЭПа, центральный округ, - пояснил Веремеев. - Точнее, не проверка, Николай Романович, а форменный наезд. Причём наезд явно по наводке.

- Подожди,.. - коротко ответил Ставицкий.

Звуки стали слабее. Похоже, Ставицкий прикрыл трубку ладонью.

И ещё - шум машин. Появился - новый.

"В сторону отошёл" понял Веремеев. "Может, на улицы вышел".

Он поправил наушник. Включил правый поворотник и припарковался.

Веремеев понял, что разговор будет тяжёлым и долгим.

- У меня переговоры, - отозвался, наконец, Ставицкий. - Позже нельзя перезвонить?

- Позже нельзя, - возразил Вермеев. - Сейчас, Николай Романович. Именно сейчас. Они пришли по наводке...

- Слышал, - прервал его Ставицкий. - Что искали?

- Документы по "Стретфорду", - ответил Веремеев. - Причём все: контракты, спецификации, инвойсы. Особенно интересовались серийными номерами аппаратов, которые ввозились от этой компании.

- Где у нас эта контора зарегистрирована? - уточнил Ставицкий. - На Кипре, небось?

- Вирджинские острова, - сказал Веремеев.

- Аудируется? - продолжал Ставицкий.

- Нет, - ответил юрист. - Сделку вёл Голиков со своей службой, Савченко на таможне разруливал. Они всю схему рисовали, от склада в Европе до нашего склада в Одинцово. Часть аппаратов потом из Одинцово в Красногорск и Орехово переместили.

- На складах убэповцы побывали? - протрезвевшим голосом спросил Ставицкий.

- Бог миловал, - отозвался юрист.

И размашисто перекрестился. Он и сам не мог понять, как рука его сорвалась в этот жест.

- Иначе аппараты бы под арест пошли. А так - только бумаги изъяли...

- Так! - сорвался Ставицкий. - Что - "так"?! Чему радуешься? И до аппаратов доберутся! Что теперь - шильды перебивать? И кто догадался эту палёную контору для ввоза использовать?

- Она не палёная, - возразил Веремеев. - По ней проверок не было. И грузы не задерживались. И с инвойсами всё чисто было...

- Чисто, мать твою! - выругался генеральный.

Веремеев брезгливо поморщился. Он совершенно не переносил площадную ругань. Особенно тогда, когда вынужден был её выслушивать от руководства.

"И трубку-то не бросишь..."

- А теперь - грязно! - разошёлся Ставицкий. - Мать их!.. Откуда информация, что убэповцы по наводке пришли?

- Профессиональное чутьё, - сказал Веремеев. - "Стретфорд" новая контора, под проверки не попадал. По нему всего две поставки было. Причём обе спокойно проходили по таможенным рискам. Кто-то нас целенаправленно выследил и архаровцев этих навёл.

Ставицкий молчал. Дышал тяжело, с глубоким лёгочным присвистом, словно в приступе астмы.

"Разволновался" решил Веремеев.

- Гонеева подключить с его чекистами? - предложил юрист.

- Не спеши, - подал, наконец, голос Ставицкий. - Вы эту атаку отбили?

- Отбили, - подтвердил Веремеев. - Как положено, по полной программе. Данные с удостоверений переписали, с постановления на обыск сняли копию. С их руководством созвонились. Исполнитель, который "Стретфорд" ведёт, нам известен. С этим проблем не будет. Но если ребята с чьей-то подачи пришли, то можно и повторного набега ожидать. У нас ведь по оффшорным конторам много чего проходило...

- Пока без Гонеева действуйте, - сказал Ставицкий после короткого молчания. - И с мобильного мне звони осторожней! За речью следи. Так, что разговор был без особых... комментариев. Я скоро буду в Москве, тогда всё решим. Давай, действуй!

Экран телефона погас.

"Разговор окончен".

Веремеев посмотрел на часы.

"Трёх минут хватило. Думал, дольше будет..."

Внезапно телефон зазвонил. Веремеев посмотрел на экран.

"И номер-то секретный. Хотя при звонках из-за границы номера иногда не определяются..."

Веремеев подумал немного и решил звонок принять.

"А вдруг и в самом деле Ставицкий?"

Он нажал на кнопку, прерывая мелодичное пиликание вызова.

- Юрий Николаевич, ни к чему вам было генерального беспокоить, - сказал кто-то голосом усталым и подчёркнуто равнодушным. - Скоро ему не до ваших дел будет, уж поверьте...

И бросил трубку.

"Сволочи!" не выдержав, выругался Веремеев. "Пасут - и не скрывают этого. Совсем обнаглели!"

Он не знал, что именно за сволочи его "пасут".

Но точно теперь знал, что совершил глупую и непростительную ошибку, позвонив Ставицкому со своего мобильного.

"Сволочи!" повторил Веремеев.

И поехал домой.



10.

В день приезда они так и не смогли поужинать вместе. Не то, чтобы Романов очень к этому стремился...

Да нет, хотел Иван, очень хотел пригласить её на ужин. Но, просидев час в номере гостиницы, убедил сам себя, что прилив чувств, страсть, влечение, захватившее его - это всё лишь морок, что-то вроде помешательства, по счастью - временного.

И, конечно же, ничего у них и между ними не было, нет и не будет. Потому что это невозможно. Потому что он женат, и она замужем. Да ещё и за его начальником.

Потому что у него дети, и ни к чему испытывать на прочность семейные отношения. Хотя бы ради спокойствия детей.

Потому, что он любит...

"Любишь ли? Или это просто сила привычки? Привязанность к устоявшемуся, налаженному быту?"

...да, любит жену.

И ещё потому, в конце концов, что они здесь в командировке. И у них всё расписано по дням, по часам, по шагам: встречи, переговоры, посещение выставки, осмотр залов и...

Да много всего!

И потом...

Но всё же, не смотря на все эти разумные доводы и мудрые мысли, Романов постоянно возвращался мысленно к тем полутора часам, проведённым в машине с Ларисой. Невинным полутора часам. Невинным, но с грешными мыслями.

И ему казалось, что грех (если он вообще будет, в чём Романов весьма и весьма сомневался) - не так уж велик.

"Никто не узнает..."

Он усмехался грустно.

Да, все думают так. Все грешники.

"Да если б и узнали... Конечно, скажут, что не думал о семье. Трагедия и катастрофа для дома... Так ведь? И ты, Иван, этому виной. Так скажут... Но ведь главное не то, что скажут, а то, что в действительности будет с семьёй".

Иван достал из гостиничного бара бутылку минеральной. Пересохло горло, язык стал похож на сохнущую бумагу-липучку.

С открытой бутылкой подошёл к окну. Сделал глоток...

"Да ничего не будет!" решил он. "Ничего! О чём ты переживаешь? О том, чего нет и, быть может, не будет. Ты ей, возможно, и не нравишься вовсе. Все эти взгляды, намёки - они же ничего не значат. Ты же не мальчишка, Ваня, а мужик не в малых уже годах. Хоть и молод, но не мальчишка, чтобы все эти намёки ловить, а потом воображать невесть что. Да и зачем тебе это? Понимаю, приключение... Или нечто большее? Может, это просто твоё отчаяние. Осознание невозможности удержать бизнес... Да, ты уже думал об этом. Просто захотелось испытать что-то новое, острое. Если уж старая жизнь заканчивается, то пускай уж заканчивается так - весело, бесшабашно..."

Вечером Иван гулял по набережной. Толпа, беззаботная, играющая, смеющаяся толпа окружала его.

Он шёл - сам не ведал куда. Вдоль моря - к дельфинарию.

И обратно - мимо отелей, слепленных ульями, вдоль по линии пронумерованный пляжей, под оранжево-жёлтыми огнями набережной; туда, где подсвечивали тихое и сонное розово-молочное вечернее небо малиново-красные буквы "Ля Градиски".

Он подошёл к фонтану. Полной грудью вдохнул смешанный с мелкими брызгами воздух.

Тёплый ветер с запахом моря дул с Адриатики. Дышать стало легко, и на сердце не было прежней тяжести.

Закатный свет слабел, темнота подступала к городу, и огни витрин всё ярче и контрастней выделялись разноцветным неоном на чёрном фоне улиц.

Иван присел на скамейку.

Он сидел молча, наслаждаясь этим тихим вечером, вдыхая его, смакуя каждую летящую его секунду.

Хотелось просто сидеть. Вот так - без тяжёлых мыслей, опасений, соблазнов. Даже без планов и надежд. Прости быть наедине с этим весёлым и беззаботным городом.

Из забытья его вырвал неожиданный звонок телефона.

Звонил Пьетро. На ломаном английском, с сильным акцентом, он пересказал Романову свой разговор с Ларисой...

"Да, она в городе, с подругами. Мы им организовали потрясающую экскурсию по Римини. Пляж, замок..."

Он пригласил Романова встретиться завтра с очень перспективным деловым партнёром. Владелец казино. Чудесный человек. Южанин, так что... О. нет! Конечно, не мафия.

"Так я тебе и поверил" подумал Романов. "Можно подумать, я ваш местный рынок не знаю".

- Где и когда? - спросил Иван.

- Завтра, в час, - ответил Пьетро. - В Сан-Марино. У него там живёт один очень хороший знакомый, деловой партнёр. Завтра он встречается с ним. Примерно к часу у него переговоры закончатся, и он сможет уделить нам внимание... Скажем, мы вместе пообедаем. Встретимся на парковке. Помните, где магазин сувениров. Я вам рассказывал про это место...

- Найду, - коротко ответил Иван.

И вдруг, сам до конца не понимая, зачем - спросил:

- А можно мне пригласить на обед Ларису? Это супруга нашего шефа...

- Разумеется! - не дослушав, прервал его Пьетро. - Красивая женщина! Это просто замечательно, что вы решили её пригласить. Такое украшение...

- Просто ей сложно одной работать в Италии, - подчёркнуто спокойным и безразличным голосом сказал Романов. - И, по моему, завтра она не планировала каких-либо встреч. Переговоры могут ей помочь лучше понять итальянский бизнес...

- О, позвоните! - снова быстро заговорил Пьетро, примешивая уже к английским словам и какие-то итальянские. - Я так перед ней виноват! Ехал из Рима, проклятые пробки! Совершенно не рассчитал время... Я буду рад загладить свою вину. Обязательно попросите её приехать.

- Да, конечно, - ответил Романов.

И отключил телефон.

"Зачем я это предложил?" с усталым и запоздалым раскаянием подумал он. "Неужели... решился? Впрочем, она ещё может и не согласиться".



Но Лариса согласилась.

Её не пришлось уговаривать (да Романов бы и не решился, он и так едва уговорил себя ей позвонить). Она и в самом деле не планировала никаких встреч на этот день. А девушки из её отдела, получив какое-то срочное задание от Краснова, уехали в Милан. Кажется, там открывался новый зал и надо было срочно организовать презентацию.

"Он им сам позвонил?" переспросил Ларису Романов.

"Позвонил мне" ответила Лариса. "Я им передала".

Иван подумал было, что Лариса сама под благовидным предлогом отправила девушек с глаз долой. Подальше отсюда.

Но ведь, в таком случае...

"Нет" решил Иван. "Это всё моя фантазия. Сочиняю невесть что..."



Знакомый Пьетро оказался классическим итальянцем.

"Киношный мифиозо" шёпотом сказала, завидев его, Лариса.

Светловолосый Пьетро, уроженец Генуи, по сравнению с Антонио (так звали нового знакомого) казался флегматичным молочнокожим блондином.

Хотя, признаться, северянин Пьетро изрядно успел загореть на адриатическом солнце.

Антонио, впрочем, темперамент свой сдерживал, и с Ларисой, единственной дамой, рахделившей их мужскую компанию, был галантным кавалером, а не прилипчивым ухажёром.

"Он очень серьёзный человек" шепнул Ларисе Пьетро и тайком подмигнул. "Для неаполитанца - даже слишком серьёзный..."

Лариса полагала, что ей придётся присутствовать (точнее, высиживать время) на долгих и тоскливых, очень деловых переговорах.

Но не таковы оказались итальянцы. Антонио почти непрерывно шутил (правда, большей частью на итальянском, поскольку английским владел очень плохо), а Пьетро, как мог, переводил.

Лариса и Иван мало что понимали из этих шуток, но итальянцы смеялись так громко, беззаботно и заразительно, что и они не могли удержаться от смеха.

-...У них в компании только один человек хорошо говорит по анеглийски, - переводил Пьетро. - Сами понимаете, у них на юге бизнес большей частью семейный. Дети рано начинают помогать родителям, включаются в дело. Не всегда хватает времени на учёбу.

- Нет, не хватает, - подтвердил Антонио и развёл руками.

- Проблема, - добавил Пьетро и попытался состроить скорбное выражение лица.

Однако это у него не получилось.

- Вот этот один человек и переводит все факсовые сообщения, - продолжал Пьетро. - И иногда - электронную почту. Так что если письмо написано на английском - ответа придётся ждать долго.

Пьетро засмеялся.

- Очень долго, - подтвердил Антонио. - Если человек в отпуске, то почти месяц.

И засмеялся вместе с Пьетро.

Впрочем, тут же осёкся и посреьёзневшим голосом добавил:

- Свою почту я читаю сам. И отвечаю сам. Всегда!

- Это хорошо, - заметил Иван. - Иногда приходят такие письма, что лучше читать их самому.

- Я понимаю, - ответил Антонио.

И важно кивнул.

Разговор близился к концу. Серьёзные темы не обсуждались. Вообще, строго говоря, не обсуждалось ничего. Только шутки, рассказы о многочисленных родственниках Антони, общие фразы, шутки и весёлые истории. Лёгкая, непринуждённая застольная беседа.

Романов начал уже думать, что Пьетро пригласил их на обед лишь для того, чтобы представить их Антонио. Даже не познакомить (знакомство подразумевает более серьёзное общение), а лишь представить.

И их встреча - лишь формальность. Первая завязка для возможного знакомства.

Правда, ближе к дессерту Антонио так пристально и откровенно стал разглядывать Ларису, а потом и тянуться к ней с бокалом через стол, что Иван невольно взревновал (хотя, казалось, ему и не с чего было это делать... или, всё-таки...). Впрочем, Пьетро довольно быстро остудил пыл Антонио, шепнув ему что-то на ухо.

А после десерта Антонио неожиданно приступил к делу. Так быстро и неожиданно, что не успевший вовремя сориентироваться Пьетро ещё некоторое время продолжал улыбаться, слушая речь Антонио.

- Синьор Романов, - сказал Антонио. - Вы знаете, у нас в Италии иногда очень трудно пообедать.

"Лирическое начало" отметил Иван.

Лариса же, передвинувшая было стул подальше от пылкого итальянца, поняла, что неаполитанец перешёл к деловой части беседы. И незаметно придвинула стул обратно.

Ближе к столу.

- Особенно для туристов, - продолжал Антонио. - Вы знаете, туристы - чужие люди, посторонние люди...

И он выразительно посмотрел на Ивана.

-...Они приезжают в Италию, гуляют по улицам наших великолепных городов, фотографируют древние руины, посещают музеи и...

Антонио замешкался, подбирая слово, но потом махнул рукой.

-...И потом хотят кушать. Но днём рестораны закрыты. Трудно натйти ресторан, который открылся бы раньше пяти часов вечера. Разве что небольшие закусочные, рассчитанные как раз на таких вот наивных туристов. Туристы идут в эти закусочные, получают там плохо приготовленные бутерброды и едва размороженную пиццу...

Антонио брезгливо поморщился.

-... И они начинают плохо думать об итальянской кухне и итальянском гостеприимстве. Они думают, что великолепная итальянская кухня - лишь миф, придуманный поварами европейских и американских пиццерий для привлечения клиентов. Нет, синьор Романов, это не так! Итальянская кухня великолепна! Вы согласны со мной?

И Антонио выразительным жестом показал на обеденный стол.

- Согласен, - ответил Романов.

- Туристы ошибаются, - сказал Антонио. - Часто они не понимают и не учитывают местные обычаи, традиции. Мы, итальянцы, ценим отдых. Дневной отдых. Жизнь коротка, не надо тратит её лишь на тяжёлый труд, уподоляясь роботу на конвейере.

"А он неплохо заговорил на английском" отметил Романов. "Может, какие-то фразы ему заготовил заранее тот самый, единственный на фирме знаток английского языка? А он их просто удачно вставляет в речь?"

- Поэтому днём рестораны закрыты, - Антонио покрутил сжатыми пальцами, словно запирая невидимый замок. - Открываются только вечером. Нужно знать время. И нужно знать место. Не место для туристов, где разогретую в микроволновке лазанью подают с кока-колой...

Пьетро хихикнул, зажимая ладонью рот.

-...А то место, где есть настоящее вино Италии, и настоящая итальянская кухня. Проблема в том, что туристу сложно сразу найти такое место. Он - чужой. Понимаете?

Романов кивнул.

- Чужой! - повторил Антонио и выразительно поднял вверх палец. - Он может пойти не туда, и обратиться не к тем людям. Но вам...

Он пристально смотрел на Ивана.

- Вам, синьор Романов, повезло. Вы пришли к тем людям. Возможно, скоро вы поймёте, что значит - иметь друзей в Италии. Это значит - избежать ошибок и сделать правильный выбор. Вы видите - для меня хороший итальянский ресторан открыт в любое время. Даже здесь, в Сан-Марино, где большая часть ресторанов и кафе рассчитаны как раз на туристов. Как видите, мои друзья всегда и в любом месте могут рассчитывать на мою помощь. А вы, я вижу, хорошие люди и вполне можете стать моими друзьями. Вы найдёте время для того, чтобы посетить мой "Город развлечений"?

"Да, лихо" подумал Иван. "Неаполитанец сразу взял быка за рога. Фигруально выражаясь, так сказать..."

- Найду, - подумав, ответил Иван.

- Когда? - наседал Антонио. - Я смог бы заехать за вами. За вами и вашей спутницей...

И Антонио лукаво вспыхнувшим взглядом снова посмотрел на Ларису.

- Послезавтра, - немного помешкав, ответил Иван. - Завтра у меня...

Лариса смотрела на него удивлённо.

"Послезавтра выставка" шепнула она.

Романов отрицательно покачал головой и повторил:

- Да, мы вместе смогли бы поехать. Послезавтра.

- Хорошо, - сказал Антонио.

Он заметил замешательство Ивана, но уточнять и задавать вопросы он не стал.

- Я заеду за вами, - продолжил Антонио. - Послезавтра, в восемь утра. Простите, что так рано, но дорога долгая. Полдня может уйти на одну дорогу. Вы остановились в "Гранде"?

Романов кивнул.

- Хорошо! - воскликнул Антонио. - Чудесный отель! Сам часто останавливаюсь, когда приезжаю в Римини. Но...

Пьетро сказал что-то Антонио, но тот отмахнулся.

- Нет, Пьетро мы не возьмём, - с улыбкой заметил Антонио. - Он всё время опаздывает. С ним мы точно не успеем!

И засмеялся. Но тут Пьетро не присоединился к его смеху. До конца обеда он просидел хмурый и изредка косо поглядывал на Антонио.

Когда они простились с неаполитанцам и вышли из ресторана, Пьетро, поглядев вслед удалявшемуся Антонио, шепнул Ивану: "осторожней с ним".

И, галантно поцеловав на прощание Ларисе руку, быстро ушёл.

- Странный он, - отметил Иван.

- Да что странного, типичный пылкий южанин! - ответила Лариса. - Глаз с меня не сводил. Я даже пожалела, что платье с таким вырезом одела...

И она выразительно провела ладонью по груди.

- Пьетро странный, - пояснил Романов. - Сначала сам знакомит с этим неаполитанцем, а потом советует быть осторожней. Похоже, он уже жалеет, что познакомил нас с Антонио. Неаполитанец - мужик хваткий, и он, похоже, ототрёт Пьетро в сторону. Постарается нас на себя замкнуть. А Пьетро этого боится...

- Понятно, - протянула Лариса.

Она смотрела в сторону. Минуту они молчали, и молчание стало неловким. Они словно испугались того, что остались один на один. Друг с другом.

Хотя едва ли это было для них неожиданным.

"Ты этого хотела?" спросила себя Лариса.

Она отводила глаза. Будто Иван мог что-то прочитать в её взгляде.

"Не в отель, нет" подумал Иван. "Нет, не так... не сейчас!"

- А может...

Иван откашлялся и продолжил:

- Может, погуляем по улочкам? Монте Титано, красивое место...

"Что, Ваня, у тебя с голосом?" ехидно спросил проснувшийся чертёнок. "От винца местного связки сели или минералки холодненькой попил?"

"Заткнись!" ответил ему Иван. "Просто погуляем. Немного. Потом вернёмся..."

"Да, да, конечно" согласился чертёнок. "Чудесное место, согласен! Но номер в отеле тоже неплох..."

"Замолчи!"

- Хорошо, - ответила Лариса. - Погуляем...

И почувствовала, что кровь приливает к её щекам.



Туман плыл на башнями Сан-Марино. Солнечный день так быстро сменился сумрачным вечером, что они не успели увидеть и почувствовать короткий этот переход.

Они стояли на скальной площадке у стен старинного замка. Облака ленивой рекой обтекали тёмно-серые стены. Накрапывал дождь.

Они стояли у края площадки и смотрели вниз. Там, внизу, под бело-серым потоком облаков, под красноватыми, с трудом пробивающимися сквозь малые оконца в дождевых тучах, лучами закатного солнца - лежали разбросанные по земле зелёные, коричневые и тёмно-жёлтые лоскуты полей, виноградников и лесов.

А вдали виднелись вечерние огни Римини и Каттолики.

- Холодно становится, - сказал Иван. - Мы уже три часа здесь гуляем. Может, вернёмся...

- Вернёмся, - согласилась Лариса. - В отель...

Он обнял её за плечи. О почувствовал, что кожа её подрагивает от вечернего холода.

Он набросил ей на плечи пиджак.

- Так теплее...

Он и сам удивился тому, как возбудила его эта податливость Ларисы. Она не пыталась освободиться от его объятий.

Нет, наоборот - она прижималась к нему.

Он поправил отброшенный ветром рукав пиджака. И рука его невольно скользнула вниз. К её талии.

Ладонь легла на изгиб. Горячий изгиб. Он провёл рукой ниже. Задыхаясь от волнения, он погладил её по бедру.

"Господи, что творю... Что делаю!"

Она стояла неподвижно, немного прикрыв глаза.

Он положил ладонь на край платья. Слегка приподнял его, обнажая её ноги. Выше колен, выше.

Кончиками пальцев он провёл между её ног, ощущая страстный жар тела.

Но едва только ладони его приблизились к манящим венериным губам, скрываемым лишь тонкой, ажурной тканью трусиков, Лариса отстранила его руки.

- Нет, не...

Она не договорила.

"Дурак!"

Иван не мог успокоить дыхание.

"Что ты задумал?"

Он не мог понять. Какое-то странное раздвоение. Мысли, осторожные мысли - были сами по себе. А тело, будто сорвавшаяся с привязи собака, не подчинялось мыслям, не подчинялось вообще ничему, кроме охватившей его страсти.

- Вернёмся, - тихо сказала Лариса.



Иногда ему казалось, что это сон.

И, может быть даже, не его сон.

Он не осознавал до конца, что происходит. С ним и Ларисой...

Возможно, и Лариса происходящее казалось сном. Потому она была так раскованна. Потому ей было так легко.

Иван был уверен, что она поднимется в свой номер. Как заворожённый, смотрел он на светло-серый свой пиджак, наброшенный ей на плечи.

Она не снимала его. Не снимала, когда шла по лестнице отеля.

"Оставь, оставь себе!" повторял Иван.

Отчего-то он боялся того, что она снимет пиджак и отдаст ему.

И на этом - всё кончится. Кончится сон.

Она уйдёт. Поднимется к себя. Он вернётся в свою комнату. Не сговариваясь, повинуясь лишь доводам холодного, будничного, серого рассудка они постараются забыть, раз и навсегда забыть эти несколько минут, проведённых на скальной площадке в маленькой республике Сан-Марино. Несколько минут вечера - под дождём.

Они забудут.

Она поднималась. Она миновала свой этаж. Выше...

В отеле - тепло и сухо. Они согрелись. Но она не снимала пиджак.

Иван невольно немного обогнал её. Словно боялся, что сейчас она непременно заблудиться, потеряет дорогу.

"Идём" шёпотом повторял он. "Идём".

Они зашли в номер. Он включил настольную лампу.

Теперь - она сбросила пиджак на пол. Подошла к окну. Стояла молча, неподвижно - минуты две.

"У меня в баре... кажется, вино есть, тосканское" лихорадочно вспоминал Иван.

Впрочем, он и сам не мог понять, почему он вспоминает именно о вине. И потребуется ли им это вино. И что им вообще потребуется. И что будет...

Он не выдержал тишины.

Он подошёл к ней и попытался обнять. Она отстранила его руки. Кочиками пальцев провела по его лицу.

- У тебя номер большой, - тихим, евда слышным голосом сказала она. - У меня меньше.

- Да...

Он сглотнул слюну и повторил:

- Да.

И добавил зачем-то:

- Люкс. Понимаешь, люксы всё время больше. Это, конечно...

"Что я говорю? Зачем? Нужно сказать что-то другое, другое... Не нужно бы этого делать, но я не хочу, чтобы она уходила. Не хочу!"

Она прошла мимо него - к постели.

Сбросила туфли. Расстегнув на вороте пуговицы, сняла платье.

И Ивану показалось, будто тот вечерний туман спутился вниз со скалы, проник сквозь стены, забрался в комнату. И стал не туманом уже, а пеленою - белой, слепящей, сладкою.

Он смотрел, как снимает она лифчик и трусики. Он смотрел на её тело, наконец-то открывшееся ему манящее, обнажённое женское тело, на её груди с заострившимися и порозовевшими от страсти сосками, на тонкую, мягкую даже на взгляд кожу живота, и ниже - на треугольник волос между стройных ног, заветное место, источавшее, казалось, самый сладкий в мире аромат.

Аромат любви и женской плоти.

Он смотрел, как сбрасывает он одеяло на пол. Как ложится - и смотрит на него.

Он не помнил уже, как разделся догола, открывая её взгляду своё тело - мускулистое, когда-то хорошо обработанное спортом тело.

Он лёг рядом с ней.

Она погладила его грудь. Живот.

Он чувствовал, как сладкая кровь притекает в низ живота. И туманный морок сменяется огненным возбуждением.

Он лёг на неё. Всем телом прижимаясь к ней. Ощущая мягкость живота и упругую твёрдость грудей.

Он целовал её. Язык его ласкал её рот, он пил её слюну, сок её тела.

И когда часть его тела проникла в её лоно - красные огни поплыли у него перед глазами, густая кровь забилась в висках.

Её ладони легли ему на спину и ноготки её острыми иголочками прошлись по его коже.

Не было уже ничего, кроме страсти. Плавящей тело страсти.

И ему хотелось, чтобы она была бесконечной.

Но кто бы мог выдержать такую бесконечность?



11.

"Невозможно быть всегда внутри этой скорлупы. Она слишком тонкая. Её ничего не стоит разбить..."

Ставицкий был один в пустой квартире.

Он вернулся раньше, чем рассчитывал. Всё как-то не клеилось...

Всё было не так, как прежде Встречи получились скомканные, пустые и, большей частью, бесполезные. Половину из намеченных в Европе переговоров вообще пришлось отменить.

Разве только с Войков получился какой-то разговор... По крайней мере, он согласился с его планом.

Впрочем, был ли у него выбор?

Но и это согласие было каким-то вынужденным, вымученным. Почти что - невольным.

Казалось, что и Войков, будь у него хоть малейшая возможность, отказал бы Николаю. И предложил ему...

Ну, скажем, подумать ещё немного. И не спешить сворачивать бизнес в России.

"Я разучился убеждать людей. Я теряю кураж... Или как сейчас говорят? Драйв? Это много значит в бизнесе. Очень много. Войков скоро перестанет мне верить... Он и сейчас уже не уверен в правильности моих расчётов. Он, как видно, полагает, что я могу держать бизнес под контролем только в спокойных, предсказуемых условиях. И в надвигающейся буре мне штурвал не доверить... Я же читаю, читаю это в его глазах! Он так и хочет сказать: "Уйди, уйди в сторону, пока я сам тебя не отодвинул!" Да, хочет сказать. Но пока не решается".

Он вернулся в Москву на два дня раньше намеченного срока.

Прилетел ночным рейсом.

Квартира встретила его темнотой и тёплой, душной непроветренностью комнат.

Непривычным одиночеством.

"Домработница не приходила..."

Ставицкий зашёл в прихожую, включил свет, закрыл за собой тяжёлую, металлическую, лакированными дубовыми панелями обшитую дверь.

Щёлкнул замок, и в тишине квартиры звук этот прозвучал отрывисто и громко. Как выстрел.

Ставицкий вздрогнул.

"Да хватит тебе... Совсем расклеился. Распустил себя, расслабил нервишки - вот они тонкими верёвочками и провисли. Чего дёргаешься, Коля? У тебя бизнес законный, спокойный. Да и не стреляют давно, никого не стреляют. И никогда. Не те времена, не те нравы. Это пускай обыватели думают, что у нас - сплошной криминал. Ты-то знаешь, Коля, что давно уже не криминал проблема. Сама жизнь - одна сплошная проблема. Безо всяких выстрелов... На рулетке по правилам играют, а у государства - своя рулетка. Как хочет, так фишки и двигает. И завтра же всё переиграет. И все твои планы - в трубу!.."

Ставицкий снял лёгкую дорожную куртку и повесил на приоткрытую дверцу шкафа.

"В трубу!"

Он не любил развешивать одежду в шкафу, не любил вешалки. Носки и брюки разбрасывал где попало, отчего Лариса не раз ругала его, а домработница постоянно требовала прибавки к зарплате за постоянные поиски затерявшихся в недрах квартиры несвежих сорочек.

"Лариса... Да, она ещё не вернулась".

Он оставил сумки в коридоре, ногой отпихнул их ближе к стене. Чтобы не мешали ходить.

Принял душ.

Одел халат.

И долго сидел на диване в гостиной, неподвижным взглядом гипнотизирую резного индейского божка с выпученными глазами, что сидел на краю шкафа, поджав под подбородок деревянные свои, красно-чёрные ноги.

На божка взгляд Ставицкого никак не действовал. Божок растянул губы в издевательской ухмылке и показывал Николаю кончик тёмного языка.

- И тебе на меня наплевать, - прошептал Ставицкий и отвернулся.

"Я теряю власть. Теряю власть над людьми, над бизнесом, над деньгами. Мир меняется. Он больше не подчиняется мне. Даже та часть мира, которая когда-то была у меня под контролем. Я и над собой больше... не властен".

Он поднял руку, поднёс её ближе к глазам. И в предрассветном сумраке с тревогой увидел, что кончики пальцев подрагивают.

"Слабость... Слабым можно быть на Западе. Это там любят строить приюты для убогих. В России слабость - смерть. Медленная смерть..."

Он подумал, что, быть может, стоит прилечь и поспать немного.

Может, он просто устал.

И пары часов сна будет достаточно для восстановления сил.

И веры в себя.

Но сон не шёл. И Николай чувствовал, что сон едва ли что-то изменит. Немного поможет, но не спасёт.

Проспи он хоть сутки - легче не станет.

Ставицкий дождался рассвета. Жалюзи на окнах стали розовыми от рассветных лучей. А потом бледно-жёлтыми от молодого утреннего солнца.

Он сидел на диване в странной, сходной с параличом неподвижности.

Леность мысли, отупение, обречённость охватили его.

Захотелось...

"Нет, к чёрту! Только не напиться! Исключено..."

Он встряхнул головой. Сама мысль о водке показалась ему отвратительной.

Нет, с ног он ещё не сбит! Не свалился на землю. На лопатки его пока не положили.

Пусть хоть всё тело дрожит, а не только пальцы; пусть судорога его скрутит в узел, пусть сердце болит и полголовы откажет, пусть!..

Но он будет жить. Обязательно будет. И выполнит свой план, и заставит следовать этому плану всех. Всех, кто задействован в его бизнесе.

Он их всех заставит! Он вытащит деньги из этой чёртовой, давящей, душащей его России. И пусть потом она провалится со всей своей непредсказуемостью и непостижимостью.

Но бизнес он спасёт.

Он докажет Войкову свою правоту!

Докажет...

Надо начать. Прямо сейчас.

Ставицкий встал. Вышел в коридор. Поднял с пола брошенный пиджак, встряхнул его. Достал из внутреннего кармана мобильный телефон. Набрал номер.

"Пожалуй, рано звоню..."

Зашёл в гостиную и посмотрел на часу. Половина восьмого.

"Да, быстро всё-таки время бежит".

Ставицкий долго ждал ответа. Он знал, что Кондрашин любит утром поспать подольше, и никогда не просыпается раньше девяти.

"Потому и в офисе раньше одиннадцати не появляется... Ничего, я тебя разбужу! Вставай, вставай быстро!"

Ответил женский голос.

- Вам кого?

- Это Ставицкий, директор компании, - ответил Николай.

Голос его был хриплым и низким, оттого звучал очень представительно и даже отчасти грозно.

- Очень приятно... Мы...

"Приятно тебе, дуре" с нарастающим раздражением подумал Ставицкий. "Так я и поверил, что тебе приятно!"

- Вы супруга Сергея? - спросил он.

И, не дождавшись ответа, коротко приказал:

- Разбудите!

- Вы знаете...

Она словно оправдывалась.

- ...Сергей допоздна работал, он так поздно вернулся. Он может вам перезвонить чуть позже?

- Разбудите, - повторил Ставицкий. - Это срочно! Пусть он мне перезвонит через десять минут.

Кондрашин перезвонил на минуту раньше назначенного срока. И так радостно спрашивал о самочувствии и результатах переговоров, будто всю ночь с нетерпением ждал именного этого звонка.

- Серёжа, - прервал его восторженные расспросы Ставицкий, - сегодня же уточни, суммируй и подготовь информацию по всем складам, игровым залам, казино, по всем точкам, где можно в короткий срок собрать аппараты для экспорта. То, о чём мы с тобой говорили... У нас готовы контракты с Украиной, Прибалтикой и Латинской Америкой на поставку бывших в оперировании аппаратов. Отдельно собери и подготовь информацию по рулеткам. У Романова есть возможность пристроить рулетки в Румынии и в Болгарии. Отдельно выдели те аппараты, которые уже готовы к отправке. В первую очередь, по украинскому контракту. Сколько "Аристократов" в трейлер входит?

- Той модели, что мы поставляем - семьдесят шесть, - с ходу ответил Кондрашин.

- Хорошо, - с удовлетворением отметил Ставицкий. - Хорошо...

Он почувствовал, что настроение его улучшается, и тяжёлые мысли уходят прочь.

Он поймал кураж! Он почувствовал ту прежнюю, пьянящую, возбуждающую власть над людьми и событиями, что придавала его жизни необходимую остроту.

- Посчитай, - сказал Ставицкий, - количество аппаратов. Так, чтобы было кратно семидесяти шести. Неплохо было бы двести двадцать восемь единиц кинуть. Все наши запасы по этой модели.

- А примет Украина столько? - с недоверием спросил Кондрашин.

- Не бери в голову, - отмахнулся Ставицкий. - У нас хорошие связи с Денисенко, наши деньги там тоже работают. И отдаём за копейки... И созвонись с Романовым, подготовь по его контрактам отгрузки. Сегодня же, немедленно этим займись!

- Понял, - ответил Кондрашин.

Ставицкий отключил телефон.

С минуту стоял молча, подбрасывая лёгкий телефон в ладони.

"Лене позвонить?"

Он знал, что жена ещё два дня будет в Италии. Так что опасаться нечего...

Да, Кондрашин сегодня всё решит. Он мужик исполнительный, ему можно верить.

"Ладно, устрою себе небольшой праздник. Нужна хорошая встряска. Положительные эмоции..."

Он позвонил Лене.

Леночке Максимовой. Юной стажёрке из отдела зарубежных проектов.



Она приехала часа через три.

С минуту стояла в прихожей, словно не решаясь войти.

- Давай уж, - не слишком вежливо пригласил Николай.

И взял у неё сумочку.

- Пусть здесь, на полке полежит. Вечно ты с ней ходишь. Телефон отключила?

Лена кивнула.

- Стесняешься?

- Немного, - ответила Лена. - Я здесь... Мне здесь как-то... Не то, чтобы неуютно. Просто...

- Понимаю, - ответил Николай. - Чужое семейное гнездо. Чувствуешь себя разрушительницей?

"Господи, глупость какая!" подумала Лена. "Если бы он знал, болван самоуверенный, насколько для меня это всё серьёзно..."

- Проходи, не стесняйся, - Николай широким жестом показал в сторону рабочего кабинета. - Я тут как раз небольшой столик организовал. Тебя угостить, и мне после командировки подкрепиться. Что ж так неуверенно? Можно подумать, ты здесь впервые.

"В третий раз" мысленно ответила Лена. "Господи, как эти конспиративные встречи иногда надоедают!"

Она прошла в кабинет.

Ставицкий в своё время постарался, украсил его со вкусом, правда - несколько тяжеловесным и консервативным декором.

Стены были отделаны резными дубовыми панелями с лакированной, глянцевой при свете дня поверхностью. В отличие от гостиной, где на окнах были лёгкие, светлые жалюзи, в кабинете окно было до половины закрыто тяжёлыми, собранными в складки, зелёными бархатными шторами, отороченные по краям светло-серой шёлковой нитью. Пол был покрыт старомодным дубовым паркетом, жёлто-красноватым от слишком тёмного лака.

Если ещё и посмотреть вверх, на деревянные же (только не дубовые, а ольховые) панели потолка, то создавалось впечатление того, что находишься внутри старинной деревянной шкатулки, неведомо какой силой увеличенной вдруг до гигантских размеров.

Разве только размеры комнаты несколько скрадывали, смягчали давление тяжёлых стен, объёмом пространства давая возможность свободно дышать, не боясь быть придавленным тяжёлой крышкой гигантской шкатулки.

- До сих пор удивляюсь, - сказала Лена, проходя в комнату и садясь на диван.

- Чему? - спросил Николай.

Он вкатил в комнату сервировочный столик с расставленными на двух его полках в полном беспорядке вазочками с пирожными и фруктами, бутылками с "Чинзано" и лёгким итальянским вином и стоявшим в гордом одиночестве хрустальным графином с фруктовым соком.

Николай подкатил столик к дивану и присел рядом с Леной.

- Чему удивляешься? - переспросил он.

- Кабинет у тебя...

Лена посмотрела вверх.

- Всё такое тяжёлое, огромное, угловатое. И тёмное.

- Скажи уж - мрачное...

Николай встал, включил музыкальный центр.

- Что-нибудь лёгкое надо найти, джазовое, - пробормотал он. - Что-нибудь спокойное...

Нашёл нужный диск, запустил его. Отрегулировал звук: так, чтобы было еле слышно.

И снова сел на диван.

- Мрачное, говоришь?

Николай улыбнулся. Грустно и виновато.

- Нет, Ленк, неправда. Ничего мрачного. Наоборот, это торжество жизни и стабильности. Торжество домашнего уюта. Это - консервативный стиль. Это тяжесть дома, тяжесть моего якоря. Раньше, когда не изобрели ещё якоря с чугунными лапами, моряки использовали грузы, иногда - обычные камни. Привязывали к ним верёвку и кидали в море. А другой конец верёвки привязывали к выступу на носу лодки. Чтобы не унесло её в открытое море...

Николай вынул пробку из бутылки и разлил вино по бокалам.

- Вот ведь интересно, - сказал он. - Вино днём, красивая женщина. И всё это - вместо работы. И ты знаешь...

Он пожал плечами.

- Никаких угрызений совести!

- А это - вместо обеда? - иронично спросила Лена, показывая на тарелки с пирожными и фруктами.

- Всё, что нашёл, - ответил Николай. - Вернее, всё, что смог приготовить. В холодильнике из готового - только обед из китайского ресторана. Я его ещё перед командировкой покупал, так что если хочешь...

- Да нет уж, - решительно отказалась Лена. - Представляю, что ты купил! Уж лучше вино с фруктами.

Она подняла бокал.

- За что пьём, пан директор?

- Не знаю, - честно ответил Николай. - Ну, скажем...

Он подумал немного и предложил:

- Просто, за хорошее настроение. И чтобы оно, как в песне поётся, не покинуло больше нас... В общем, за радость жизни!

- Хороший тост, - ответила Лена.

Николай догадался немного охладить вино. Сначала оно утоляло жажду, и лишь потом пьянило.

Он протянул Лене дольку мандарина.

- Угощайся...

Он заметил, что Лена как будто чем-то взволнована или расстроена. Она старалась скрыть это, но Николай научился уже чувствовать её настроение.

- Что случилось? - спросил он напрямик. - Почему грустишь? Хмуришься?

Лена посмотрела на него с удивлением.

- А почему ты решил, что я грущу? Вовсе нет...

Она говорила не слишком убедительно. Лена не умела притворяться.

"За это ты мне и нравишься" подумал Николай.

- Да ладно уж, - сказал он. - Я же вижу... Мне тут звонили... Проверка была. Визитёры из органов. Ты из-за этого расстроилась? Ерунда, плюнь и забудь! Как пришли - так и уйдут. Нас эта мелкота не возьмёт...

Николай говорил уверенно. Даже с оттенком пренебрежения по отношению к обэповцам, посетившим его компанию.

Но сам-то вовсе не был уверен, что их визит останется без последствий.

Впрочем, чувствовал он, что Лену волнует что-то совсем иное.

- Да я про них забыла уже, - ответила Лена. - Они до нашего отдела не дошли...

- Вот видишь, - радостно подхватил Николай, - и не дошли даже! Быстро их остановили...

Он придвинулся ближе к Лене и положил руку ей на плечо.

- Так что не волнуйся...

Он сидел рядом с ней, прижавшись боком. И так приятно ему было ощущать тепло её тела. Такое спокойное, домашнее тепло.

- Я не об этом думаю, - ответила Лена.

- О чём же? - спросил Николай.

"Господи, ну что там ещё может волновать? Обычная женская блажь..."

- Ты знаешь...

Лена вздохнула. Тяжело и печально.

- Все эти слухи...

- Та-ак,.. - Николай нахмурился и убрал руку с её плеча. - Понятно...

Сейчас опять начнёт вспоминать косые взгляды и шепоток за спиной.

Да какое ему дело до всего этого?!

В конце концов, он поувольняет когда-нибудь... и не когда-нибудь, а очень скоро выгонит к чёртовой матери всех этих сплетников!

Пускай сплетничают в подворотне, а не в его компании!

- Кто на этот раз? - спросил Ставицкий.

Спросил больше по привычке. Он уже привык к тому, что Лена не называет имён.

Только жалуется...

Она отрицательно покачала головой.

- Зачем это тебе? Это мой крест - все эти разговоры выслушивать. Ты же директор, да ещё и генеральный. Большой начальник. Конечно, тебе никто не посмеет ничего сказать, даже вполголоса.

- А тебе - смеют? - спросил Николай.

И нахмурился.

- Если бы ты мне хоть раз сказала, кто там слухи распускает, я бы этот вопрос в два счёта решил!

- Нет, - ответила Лена.

И, повернувшись к Николаю, улыбнулась. Мягко и немного грустно. Как будто жалела его.

- Ты же знаешь, что не скажу. Зачем спрашивать?

Она положила руки ему на плечи. И, приблизив губы к его губам, прошептала:

- Я устала, Коля. Это же ничем... ничем не кончится... ничем хорошим...

- Хватит, - прошептал он в ответ.

Протянув руку, он расстегнул пуговицу на её платье.

- Хватит... Не говори об этом... я ничего не хочу слышать. Я уже не хочу думать о том, что будет. Мне надоело строить планы... надоело вечно всё предвидеть. Я хочу сейчас, сегодня... только сейчас... Хочу, чтобы ты...

Лена легла и закрыла глаза.

Она слышала стук своего сердца. Оно стало таким громким, это сердце.

Она чувствовала, как Николай мягко сжимает ладонями её груди. Как медленно, нежно поглаживает её живот.

Приподнимает платье, и губы его целуют кожу на её бёдрах.

Она почувствовала, что слабеет. И голова кружится - быстрее, быстрее.

И весёлые белые искры прыгают - в темноте...



12.

Главный бухгалтер компании, Екатерина Даниловна Боровикова, была в тот день в хорошем настроении.

По крайней мере, в начале того дня...

Она сама не знала, почему это так получается, что ей особенно легко и ровно работается только в отсутствие начальства.

А в последнюю неделю везло просто невероятно: в командировки разъехались все донимавшие её бесконечными запросами и вызовами на срочные совещания боссы.

И ни одного корпоративного семинара всё это время!

Ну, не то, чтобы она совсем не любила учиться... Но семинары, как правило, походили на те же, ненавидимые ею, совещания, на которых надо было произносить правильные слова о следовании корпоративным процедурам, клясться в верности руководству и всячески демонстрировать готовность к выполнению любых (но, безусловно, глубоко продуманных и единственно верных) приказов.

Вот курсы, пусть даже и корпоративные, это совсем другое дело!

Там, бывает, и что-то интересное рассказывают. Вот, скажем, особенности налогообложения игорного бизнеса. Она в этом самом игорном бизнесе - третий год, но до сих пор столько непонятного. Весь этот учёт наличных, выигрышей...

А аппараты? Легко ли поставить на баланс технику стоимостью в тысячи евро за единицу товара, при условии, что на склад она поступает со стоимостью... Ну, скажем, немного ниже.

Легко ли возиться со всеми этими "фирмами-прокладками", однодневками, у которых, якобы, и закупаются рулетки?

Легко ли закрывать все эти липовые контракты с оффшорными конторами на Вирджинских и прочих островах?

Легко ли...

А всё она, всё на ней висит. И работа, и бумаги, и отчёты. И ответственность!

Кто отвечает в первую очередь за дела компании? Генеральный директор и главный бухгалтер.

Генеральный-то как сыр в масле. У него и недвижимость за рубежом (ей ли не знать!), и счета в банках по девяти странам раскиданы (не считая, конечно, России), а теперь вот, похоже, и бизнес решил за рубеж перекинуть.

Ему-то хорошо. Если какая-нибудь каша заварится (а она, похоже, непременно заварится... водичка в котелке уже кипит!), то генеральный вывернется. Обязательно!

Сбежит, проще говоря. А что ему терять тут, в России? Пока есть бизнес, помещения, люди, техника - он связан по рукам и ногам. Но стоит ему реализовать свой план (а что это за план - Боровикова догадывалась, да и сама оформляла документы на снятие с баланса отправляемых за границу игровых аппаратов и рулеток, по документам, якобы "пришедших в полную негодность в процессе эксплуатации"), стоит ему обратить офисы, залы, казино и технику в деньги - всё, конец! Ничто его в стране не удержит.

А люди... Плевать он хотел на людей.

Боровикова была уверенна, что именно - плевать. И никак иначе.

"Вот так вот... Вместо благодарности за многолетний труд. А на последнем-то совещании улыбался, хвалил, комплименты без счёта отпускал. А сам во Францию глазки скосил. Меня-то, Николай Романович, не обманешь! Вы кого угодно обмануть можете: помощников своих, директоров департаментов, Гонеева-всезнайку со всеми его дружками-генералами. И супругу свою нежно любимую..."

Боровикова иронично усмехнулась.

"...тоже обмануть можете. Ещё как! Но не меня. Главбуха не обманешь. Бухгалтер не с людьми, с документами работает. А они, документы, умеют обличать. Особенно, когда их, документов, много. Всё через меня проходит: и таможенные декларации, и счета, и запросы на наличные, и вся ваша переписка по "чёрной кассе", и все, между прочим, бумажки-бумаженции по вашим командировочным расходам. Знаю, куда вы ездили, какие страны посещали. И когда вы там были. И в каких гостиницах останавливались. И какие траты у вас были... И ещё знаю, сколько денег вы планируете вложить в покупку казино в Италии и Германии!"

Скроется, гад! Как пить дать, скроется. А ей тогда - что? Оставаться здесь и убирать "хвосты"? С риском того, что какой-нибудь из заметённых было следов не обнаружится компетентными органами и не приведёт прямиком к ней... Конечно, к ней. К кому же ещё!

Так что...

"Может, пора уже и о себе подумать?"

Сколько бы Ставицкий не говорил, что бухгалтер - самый близкий ему член команды, но она-то знала, что там, в зарубежных проектах - ей места нет.

И дружба с генеральным - только до поры, до времени.

И все эти слова о "близости" и "доверительных отношениях" - лишь слова.

А ещё...

Ещё семья. Непутёвый муж, что за три месяца уже второе место работы меняет. Сын, которому постоянно нужны лекарства.

Что с ними будет?

Екатерина тяжело вздохнула и отодвинула в сторону папку с финансовыми отчётами.

Нет, конечно, без начальства хорошо... Но эти мысли, эти проклятые неотвязные мысли! Как они портят настроение.

"Хорошо, что есть ещё возможность о себе позаботиться..."

Скрипнула дверь.

Екатерина подняла голову.

В кабинет тихо, бочком, словно стараясь быть незаметным (хотя как бы это у него могло получиться?) вошёл... Точнее, не вошёл, а, скорее, пробрался Гонеев.

"Змеюка!" с ненавистью подумала Екатерина.

Да, сейчас Гонеев напоминал не прежнего, вальяжного, самоуверенного, всегда занимавшего там много места в пространстве и окриками своими производившего так много начальственного шума заместителя по безопасности и начальника оной же службы.

Нет, сейчас это был сгорбившийся, сжавшийся словно от какого-то неожиданного, невесть откуда взявшегося испуга человек, старавшийся теперь и ростом стать пониже, и места занять поменьше, и вообще - вести себя как можно незаметней.

"Что это с ним?" удивилась Екатерина. "Начальство выволочку устроило? Или после проверки в себя никак не придёт?"

Впрочем, версию с нервным потрясением от проверки УБЭПа она сразу отвергла. Уж Гонеев-то прекрасно понимал, что УБЭП их больше стращает, чем реально подводит по статью. Это давление, смягчаемое долларовой прокладкой.

Если их действительно начнут топить, то сделают это комплексно. Все ведомства нагрянут сразу.

А пока - так, первый звонок. Предупреждение. И очередная дойка финансовой коровы.

- С чем пожаловали, Илья Петрович? - спросила Боровикова.

Вопрос её как будто обрадовал начальника службы безопасности. Он словно этого и ждал. Отчего прежняя его (явно наигранная) робость куда-то исчезла, он сразу встрепенулся и принял вид уверенный и самодовольный.

- Дело какое? - продолжала допытываться Екатерина.

"Ко мне-то у него какие претензии могут быть?"

Гонеев повернулся к ней, улыбнулся радостно и, потирая руки, присел на стул у её стола. Стул для посетителей был изрядно уже расшатан за многие годы службы (бухгалтерия из профессионального стремления к экономии мебель не меняла годами, в отличие от других отделов, которые ежегодно, а то и по два раза в год, исправно присылали в бухгалтерию счета на оплату новых столов, стульев, кресел, шкафов, вешалок, зеркал, кожаных диванов и прочей офисной роскоши, ценой своей иногда доводившей Екатерину Даниловну до меланхолии).

Стул заскрипел под тяжестью его тела и несколько накренился набок, отчего Гонеев, враз перестав улыбаться, боязливо схватился за подлокотник и по старой офицерской привычке негромко (но вполне разборчиво для бухгалтерского слуха) выругался.

"Хорошо, девчонки на обед ушли" подумала Боровикова. "Ещё не хватало - матушку чью-то мне тут вспоминать! Совсем распустился!"

Вслух же она ничего не сказала.

- Да, с делом я к вам, - ответил ей, наконец, Гонеев.

И, нагнувшись над краем стола, положил ладонь на папку с документами.

- Особо важным...

- Батюшки светы! - с притворным беспокойством воскликнула Боровикова. - Чем доверие такое заслужили? С особо важными делами к нам ходят, надо же...

"Ты у меня дошутишься сейчас" подумал Гонеев. "Я тебе сейчас шутливое-то настроение собью!"

А вслух сказал:

- Должностью доверие заслужили. Кому же, Екатерина, доверять, как не главному бухгалтеру? Контракт с Денисенко через вас ведь проходил? Наверняка с вами согласовывали?

Екатерина кивнула в ответ. Ей и в самом деле былот сейчас не до шуток. На Гонеева она смотрела натороженно и недоверчиво.

- А что так? - продолжал допытываться Илья Петрович. - Чего киваете, а слово молвить боитесь?

И подмигнул Боровиковой, будто старый, опытный, матёрый заговорщик - молодому и неразумному конспиратору, неумело пытающемуся таить якобы секретный, а на самом деле - давно и хорошо известный посвящённым мастерам заговора план.

- Не бойтесь, Екатерина Даниловна. Боятся незачем. Помещения у нас безопасные, защищённые. Всё под контролем, вы уж мне поверьте. Так что таиться нечего. Проходил, стало быть, через вас договор?

- Да, - тихо ответила Екатерина.

А потом, набравшись мужества, решительно отрезала:

- Не пойму я, честно говоря, чего это вы, Илья Петрович, разными договорами интересуетесь. У нас в последнее время много всяких отгрузок проходило, и на складах много чего скопилось. Тоже будет отгружаться. Вам-то какое дело? Если бы начальство решило, что и вас нужно к работе с контрактами подключать - то вам бы и так всё, что нужно доложили бы. К чему вот так приходить и вопросы задавать? Сами знаете, что посторонним... В общем...

И Боровикова, словно желая подчеркнуть своё возмущение нетактичным поведением Гонеева, приподняла блокнот и силой хлопнула им о поверхность стола.

И посмотрела искоса на Гонеева.

На того слова Боровиковой никакого впечатления не произвели.

Он сидел неподвижно, уставившись в окно, и лицо его было совершенно невозмутимо и неподвижно.

Весь вид его будто говорил: "Возмущаешься? Ну, ну... Давай, валяй... И не таких на место ставили".

- Чего ругаетесь, Екатерина Даниловна? - подчёркнуто спокойным, расслабленным и как-будто даже ленивым голосом произнёс Гонеев. - Я ещё и разговор не начал, а вы уже возмущаетесь. Я что, какую-то конфиденциальную информацию у вас выведать хочу? Нет, конечно же. Что контракты с вами согласовываются - это многие знают. Что по контракту с Денисенко поставщиком выступает оффшорная компания, да ещё и киприотская - этоя и без вас знаю...

"Знаток чёртов!" со злостью подумала Екатерина.

-...И что компанию-поставщика по контракту вы подбирали. У вас ведь есть комнатка, в которой стоит стол, а в верхнем ящика стола - уйма всяких печатей и факсимиле подписей. Скольк фирм в одном ящике стола уместилось - представить себе трудно. Но я представляю. У меня ведь особые инструкции от начальства - в случае проверок и наездов со стороны наших доблестных органов - именно этот ящик с печатями хватать и нести как можно дальше от офиса. У меня ведь недаром дубликат ключей от этой комнаты хранится. Чтобы всякие там вирджинские, кипрские, новозеландские, лихтенштейнские и прочие конторы не спалились разом во время очередной проверки. Так что ваши отповеди гневные мне не нужны. И политику безопасности мне объяснять не надо, я в ней не хуже вас разбираюсь, уважаемая Екатерина Даниловна.

Гонеев замолчал на полминуты, и всё это время, переведя взгляд на Екатерину, будто гипнотизировал её неподвижными зрачками.

А потом продолжил:

- А надо-то мне совсем немного. Самая малость. Денисенко аппараты отгружались обезличенные? Без шильдов?

Екатерина покачала головой.

"Чего захотел..."

- Нет вам не ко мне, - ответила она. - Это вам Савченко надо спрашивать. Или на склад звонить. Мне-то откуда знать, как они отгружались? Из договора этого не видно, а в инвойс для украинцев серийные номера вбивались, так что...

- А списывали вы как эти аппараты? - продолжал допытываться Гонеев.

- Естественная убыль, - сухо ответила Екатерина. - Что ещё нужно?

И она, подняв трубку телефона, демонстративно стала набирать номер. Первый, что пришёл ей на память - номер секретариата Ставицкого.

Она хотела поскорей закончить этот странный и (как она чувствовала) весьма опасный для неё разговор. И уже не скрывала этого желания.

- Естественная убыль? - переспросил Гонеев. - Так прям и списали? Мыши сгрызли аппараты? Или клиенты, расстроенные проигрышами, порезали их на куски прямо в залах казино? Вот так вот с баланса и сняли...

И Гонеев коротко и издевательски хохотнул. И вытер ладонью уголки рта.

- Илья Петрович, - строгим голосом сказала Боровикова, - у меня мало времени и много работы. Я не собираюсь вам ничего объяснять и, тем более, сообщать детали отгрузко и списания техники. Если нужна дополнительная информация - пришлите письменный запрос...

"И пошёл ты!.." мысленно добавила Екатерина.

- Ладно, ладно, - пробормотал Гонеев.

Он как-будто смутился, стушевался, быстро встал и направился к двери... Но... Но Екатерина слишком хорошо изучила этого ушлого особиста, чтобы так вот поверить его актёрской игре.

Она-то понимала, что Гонеев пришёл не для того, чтобы получить ответ на свои вопросы. Он, опытный чиновник, прекрасно понимал, что не будет главный бухгалтер компании обсуждать с ним такие вопросы. Понимал, но всё-таки пришёл и вопрсы задал. Разыграв в начале и в конце разговора смущение и робость. А в середине - нагловатую самонадеянность.

Для чего?

Екатерине снова стало неспокойно.

Она поняла - для чего он приходил. Увидеть её реакцию на его вопросы. Спросить - и посмотреть.

А она не выдержала, сорвалась. Даже попыталась нагрубить.

И Гонеев наверняка поймёт...

"Господи, зачем же я так повела себя?" с тревогой подумала Екатерина. "Он мой страх быстро нащупает, у него нюх на страх. Эти ребята, из органов, как борзые добычу чуют. Зачем же!.."

У самой двери Гонеев остановился, повернулся к ней и помахал рукой.

- Всего наилучшего, Екатерина Даниловна. Извините за беспокойство. Надеюсь, вы всё правильно поняли и не сердитесь на меня за моё любопытство. Работайте спокойно, Екатерина Даниловна, большя я вас не потревожу.

- Да, да, конечно, Илья Петрович, - ответила Боровикова. - Всё понимаю, разумеется... И вам, как говорится, всего наилучшего...

И Боровикова почувствовала, что голос её звучит как-то робко и неуверенно.

Гонеев закрыл за собой дверь.



13.

Толя запрыгнул в машину. Так быстро, что едва успел пригнуть голову.

- Гонится за тобой кто? - деловито осведомился Тёма. - Менты с наганами?

Толя захлопнул дверь - резко, одним рывком на себя.

- Не шути, блин! - процедил он сквозь зубы. - Охрана, сволочи, так косилась. Блин, так косилась! Я чуть в штаны...

- Ты бы ещё видеокамеру с собой взял, - продолжал иронизировать Тёма. - Ходил тут, чмырёк, глазами стрелял. Да тебя, юный следопыт, только слепой не срисует. Понял?

- Да я тебе за чмырька!..

И Толя сунулся было к водителю, но, получив точно рассчитанный удар в лоб, замолчал, затих и сел на место.

Тёма завёл машину, вырулил с парковки и, отъехав метров на двести, остановился в каком-то глухом, едва освещённом дворе.

Заглушил двигатель. Приоткрыл дверь, высунул голову из машины и огляделся по сторонам.

"Вроде, место тихое. Хоть и центр..."

Захлопнул дверь и кивнул главному.

- В ажуре. Точка тихая...

И включил свет в салоне.

Блинов вытащил из внутреннего кармана листок бумаги и ручку. Повернувшись к Толе, спросил:

- Ну, Толян, объясняй, что да как. Много успел увидеть?

Толя с готовностью придвинулся ближе к Блинову и быстро зашептал:

- На входе - рамка и три охранника. Все объёмные, суки, и высокие. Шкафы славянские! И мышцой не обижены. В пиджаках...

- Понятно, что не в кимоно! - оборвал его Блинов. - Под пиджаками у них что? Оружие есть? Стволы видел? И хватит шептать! Говори нормально, здесь все свои.

Тёма усмехнулся...

"А я говорил, что Толян - тупой. Его за лоханутость хозяин из палатки прогнал, Толян ему прибыль не мог нормально посчитать и сдачу всё время в убыток давал. Волт у азера нервы и не выдержали, прогнал он Толю на вольные хлеба..."

...и включил магнитолу, понизив звук до минимального уровня.

- Говори, Толя, говори, не смущайся, - добавил от себя Тёма.

Толя обиженно засопел, вытер нос уголком рукава старой, затрёпанной зелёной куртки и продолжил:

- Один-то ствол точно есть. Что я, не понимаю, что ли? Посмотрел...

Блинов быстро начертил на листе схему входа в казино.

- Где стоит рамка и как обычно стоят охранники? Покажи...

Толя взял ручку и, подумав немного, нарисовал вытянутый прямоугольник и три точки.

- Рамка вот тут... А охранники так стоят: один у рамки, у него у руках этот, как его... штука такая, он ей проверяет, если звенит...

- Понял, сканер, - ответил Блинов. - Дальше!

- Ещё двое здесь, слева, - продолжал Толя, водя ручкой по бумаге. - Там это, вроде стола такого стоит... Ну, туда мелочь надо высыпать, мобильные выкладывать, чтобы внутрь пойти. А ещё там такая штука стоит, вроде тумбочки, но пластиковая. И с проводами. И экран. И туда портфели кладут, сумки всякие...

- Понял, - сказал Блинов. - Вещи просвечивают. Оружие ищут, собаки...

Он взял у Толи ручку.

- Хватит рисовать, Пикассо хренов! Что ты мне тут начеркал?!

Толя принул голову и смущённо откашлялся.

- Показать хотел...

- Показать!..

Блинов внимательно посмотрел на Толины каракули.

- У кого из охранников ствол заметил?

Толя, подняв голову и посмотрев на рисунок, пальцем ткнул в одну из точек.

- Вот у этого! Вот здесь кобура...

И Толя похлопал себя по левому боку.

- А остальные? - допытывался Блинов.

Толя развёл руками.

- Не заметил. Так ведь всё и не разглядеть!

Тёма засмеялся и, приоткрыв окно, закурил.

- Дай и мне, - попросил Блинов. - Что-то в сон тянет, взбодриться малость...

Тёма протянул ему смятую пачку сигарет и зажигалку.

- Не разглядеть, - с насмешкой протянул Тёма. - У них где угодно кобура может быть. И сбоку, и на поясе, и на голени.

- Хорошо, - ответил Блинов, с наслаждением выпуская синий, горьковатый дым. - Будем считать, что все они вооружены. Стволы у них, надеюсь, травматические...

- А то как же! - охотно подтвердил Толя. - Они не менты. Чего им...

- Менты через три минуты приезжают, - задумчиво произнёс Блинов. - Проверено... Так что не радуйся прежде времени. Кроме того, у казино наверняка договор с ментами. Там патрульная машина рядом пасётся. Каждый вечер... Днём её нет, но днём выручка хреновая. Так что надо будет думать, как с ментами вопрос решить...

Блинов снова повернул листок ближе к Толе.

- Где зал аппаратов? И где касса? Рисуй!

Толя обиженно засопел:

- То рисуй, то не рисуй... То в разведку пойдёшь, то хреном каким-то заморским обзывают... Вам, Виктор Иванович, конечно, можно...

- Не болтай! - оборвал его Блинов и снова протянул ручку. - Тебе важное задание доверили, костюм приличный купили, чтобы ты, чмошник реутовский, в приличное место хоть раз в жизни мог попасть. Пройти, так сказать, фейс-контроль. Знаешь, что такое фейс-контроль?

- А как же! - важно произнёс Толя. - Это когда на рожу смотрят...

- Не только! - не дал ему развить мысль Блинов. - На прикид тоже. Я знаю, я сам в таких местах работал. Тут у охраны наверняка и инструкция имеется на все случаи жизни. Тебя в твоих джинсах драных в казино сроду бы не пустили. Разве только в занюханный зал игровых аппаратов у метро, если такие ещё остались.

- А как же! - важно сказал Толя. - Меня пускали в своё время... Я вот когда с кавказцами работал, они мне показали одну точку на рынке. Там аппаратов...

Толя на мгновение закрыл глаза и с восхищением выпалил:

- Штук пять наверное, не меньше! Там эти, лимоны всякие на экране. А на другом экране - самолёты всякие, пропеллеры. И эти... баллы или там очки выпадают...

- Очко у тебя выпадает! - сострил Тёма и засмеялся, довольный собственный юмором. - От страха!

- Заткнись ты, урод! - закричал Толя и снова полез было в драку, но Блинов остановил его, резко дёрнув за плечо.

- Не отвлекайся! И не лезь к водителю. Рисуй, давай.

Толя минуты три старательно водил ручкой по бумаге. Наконец, пыхтя от усердия, провёл несколько линий и, довольный результатом, заулыбался.

- Во... Красота!

- Что здесь? - спросил Блинов.

- Здесь касса, обмен жетонов, - сказал Толя и показал на коряво начерченный, покосившийся на бок треугольник. - У кассы, похоже, ещё охрана топчется. Зал с автоматами чуть дальше... Вот тут!

- Защита кассы? - уточнил Блинов.

Толя пожал плечами.

- Да хрен его... Дверь, похоже, бронированная, да и стекло...

- И видеокамеры везде, - задумчиво произнёс Блинов. - Да, казино брать - это тебе не зал с аппаратами. Там только ствол охраннику к носу поднеси - и можно бабки пересчитывать...

- Так, может, зал и возьмём? - предложил Тёма.

- Умный, да? - раздражённо ответил Блинов.

Толя злорадно захихикал.

- Пробовали уже, - добавил Блинов. - Максимум срубили - сто тысяч, в рублях. Максимум! Кто в залах играет? Так, мелочь всякая. В лучшем случае - менеджеры средней руки. Крупной игры там не бывает! А вот казино - другое дело. Риск гораздо больше, но и куш можно сорвать.

- Как с ментами быть? - спросил Тёма. - ППС наверняка возле входа будет дежурить...

Толя взволнованно засопел. Охрана ему было нипочём, но встречи с милицией он откровенно побаивался. У милиции-то не травматическое оружие, а наверняка - "калашниковы".

- Не дёргайся, - ответил Блинов. - Пойдём под утро, часа в четыре. Менты за ночь намаятся, у них реакция уже не та будет. А под утро, полагаю, наличка в кассе накопится. Так что... Да не в головы не берите, пацаны!

Блинов улыбнулся и хлопнул Толю по плечу.

- Я чего вас, молодых и необстрелянных, против ментуры поведу? Да нет, конечно! Ментов пацаны на себя возьмут...

- Ещё люди в деле будут? - удивлённо спросил Тёма.

- А как же! - подтвердил Блинов. - Ещё пара человечков на последнем этапе подключится. Ребята опытные, проверенные... Так что ваша задача простая: внутри подстраховать. Вот и всё!

- А мне что, машину греть не потребуется? - с некоторой настороженностью переспросил Тёма.

- А чего её греть? - с показной беспечностью ответил Блинов. - Не зима, вроде. И так жарко, даже ночью. Управимся быстро, движок и остыть не успеет. "Форд" - не российский тазик на колёсах, с полпинка заведётся. Так что греть ничего не надо. А вот сумки донести...

Тёма с заметно возросшим интересом слушал Блинова.

А Толя облегчённо улыбался своим, одному ему понятным мыслям. На душе у него было легко. Главное он понял: с ментами лично ему дело иметь не придётся.

А остальное не так уж важно.

- Теперь слушайте меня внимательно, ребята, - тихо и медленно произнёс Блинов. - Детали обговорим позже, но главное я скажу сейчас. Если будут вопросы - спрашивайте сразу, не тяните. Так вот, начинаем в четыре утра. Подъезжаем на двух машинах, компактно. Расстояние на парковке от бампера до бампера не больше полуметра. Это чтобы кто-нибудь сдуру между нами не залез. Паркуемся справа от входа, ближе к выезду. Маски придётся сразу в машине надеть, у них там и парковка камерами просматривается. Поэтому подъехать надо как можно ближе к входу. Как только выбегаем из машин - счёт идёт на секунды. Максимум через три-четыре минуты ментам подмога из ближайшего отделения придёт, тогда точно не справимся. Человечки мои ментов "гасят", мы сразу проходим внутрь. Охрану сразу кладём мордами в пол, если не лягут - валим и идём дальше. Кассу вскрываем пластитом и чистим, по максимуму быстро. Это надо делать очень быстро. Иначе суки, что в кассе сидят, успеют сейфы закрыть. А сейфы у них, не исключено, с блокировкой. И неизвестно толком, что за сейфы. Их, может, и взрывчатка не возьмёт. Так что вскрыть надо очень быстро. На нашей стороне - внезапность, а так же то обстоятельство, что сразу всю наличку в сейф не спрячешь. На крайняк - берём то, что есть и сваливаем. Толя, не дожидаясь нас, идёт прямиком в зал и выворачивает карманы гнилой буржуазии...

Толя хищно, широко обнажив зубы, улыбнулся и с всхлипом сглотнул слюну.

- Ты не улыбайся, лошара! - язвительным тоном заметил Тёма. - Ты слушай, блин. Это важно, ты понял?

Толя закивал в ответ.

- Ты понял?! - с угрозой повторил Тёма. - Ты нам только сорви всё, только попробуй! Это важно, урод! Это тебе не мать пьяную у подъезда башкой об скамейку бить!

- Ах ты!

Толя попытался схватить водителя за воротник и дёрнуть на себя.

Тёма выбросил руку вперёд, но в на этот раз, в сутолоке короткой схватки, промахнулся. И тут же получил ответный и точный удар - в челюсть.

- Стоп! - крикнул Блинов.

И врезал обеим помощникам. Душевно, так что у обоих из разбитых губ брызнула кровь.

- Тёма, на минуту. Из машины!

Они вылезли из машины и с минуту стояли молча возле мусорного контейнера.

Тёма тяжело дышал и вытирал с подборока набегавшую струйку крови.

Блинов достал белый носовой платок и протянул водителю.

- Рожу вытри. Здесь, возле губ. Смотреть на тебя страшно, на вурдалака похож. Весь хлебальник в крови!

Тёма криво улыбнулся и вытер подбородок и губы мгновенно порозовевшим платком.

- Если ещё раз, - тихо произнёс Блинов, - ты, родной, пацана спровоцируешь, я тебе...

- Понял, - ответил Тёма.

- Не понял! - повысил голос Блинов. - Ты не понял! Ты даже не представляешь, как я тебе рожу подрихтую!

Помолчав полминуты, добавил:

- Водила ты хороший, но... Но учти - не прощу. Тот, кто со мной работает - в моей команде. И я на него наезжать не позволю. Даже если ты классный водитель, а он - просто пацан подмосковный. Всё понял?

- Всё, - ответил Тёма.

И попытался было вернуть Блинову платок.

Но тот отстранил руку Тёмы.

- На кой мне эта тряпка нужна? - брезгливо скривив губы, сказал Блинов. - Выбрось вон, в мусорку...

Потом, понизив голос, спросил:

- А чего Толян мамашу-то... головой об скамейку?

- Застыдился, - ответил Тёма, облизывая губы в сохнущей корке крови. - Батя туберкулёзник, мамаша пьёт через день. Та ещё семейка! Он тогда на рынке в аппараты десятки последние совал, типа чтобы бабки выиграть и мамашу на лечение отправить. Нашёл объявление в газете... частный какой-то пансион для алкашей... Вот он, типа, нашёл способ кучу бабла выиграть. Ну и лоханулся, понятно! В карманах голяк, мамаша пьяная у подъезда... Вот он и сорвался. Мне дружбан рассказывал, он с ним в одном доме живёт.

"Да этот дебил Толя, похоже, ещё и мстить "одноруким" собрался!" с удивлением подумал Блинов. "Вот оно что... Ну что ж, придуркам с местью иногда везёт. Жить не получается, а отомстить - иногда выходит".

Настроение у него улучшилось.

Он попросил:

- Сигарету бы ещё, Тимофей... Угостишь? Покурим давай, подышим... Ночь-то какая, прямо как на юге! Тепло, хорошо. Ну что, не обижаешься на меня?

- Да нет, - повеселевшим голосом ответил Тёма.

И всхлипнул.



Домой они вернулись поздно.

Во втором часу ночи.

Софья, конечно, играла бы дольше. В такое время для неё игра лишь начиналась.

Но на этот раз Владимир был твёрд и увёз её из казино, прервав в самом начале "ну, конечно, выигрышную" игру.

"Чего тебе..."

В квартире было темно. Музыкальный центр подмигивал синим огоньком, и светились в темноте глаза кошки Люси.

Люсю за были покормить утром. Весь день она, голодная, мяукала и назло хозяевам драла дорогие тканевые обои. Драла не там, где специально для её когтей прикреплён был кусочек поролона, а - везде. Хоть и знала, хвостатая, что накажут её жестоко за такое вредительство.

Но обида на хозяев оказалась сильнее доводов рассудка.

Впрочем, свет в квартире они не включили и не увидели Люсиных художеств.

Софья сразу прошла в спальню и, не раздеваясь, рухнула на кровать.

Сбросила туфли, с наслаждением вытягивая затёкшие ноги.

Перевернулась на спину и закрыла глаза. На минуту ей показалось, что кровать, комната, а то, может, и весь дом покачивается на морских волнах, раскачивается мерно - вправо и влево. Волны колыбелью качают комнату, укачивают, убаюкивают её.

Было спокойно и тихо, но сон не шёл.

Владимир сел на край постели.

Долго смотрел на Софью. Наклонившись, поцеловал её.

И прошептал:

- Зачем?

Она улыбнулась, не открывая глаз. Будто во сне.

- Зачем? - повторил Владимир.

Вот потому и не хотелось спать. Всё-таки не так уж спокойно было на душе. И дело, конечно, не в проигрыше...

- Дамам в покер не везёт, - ответил Софья. - Сам знаешь...

Она погладила мужа по запястью.

"Зачем он опять начинает этот разговор?"

- Что тебе ещё нужно? - спросил Владимир.

И с тяжёлым вздохом провёл ладонью по лицу.

- У нас всё могло бы быть по-другому, - сказал он. - Я, слава богу, неплохо зарабатываю. Машина, квартира в хорошем районе, отдыхаем вот...

- Я уже слышала, - сонным голосом ответила Софья. - Хватит... я хочу спать...

Спать ей не хотелось совсем. Но не хотелось и выслушивать упрёки мужа. Да и ночные разговоры эти, бессмысленные и выматывающие нервы ненужной исповедальностью своей, давно уже ей надоели.

Муж не поверил ей. Он уже изучил всё её отговорки.

- Не хочешь, - сказал Владимир. - Устала, но спать не хочешь. Ладно, я не буду тебе надоедать. Я же не поп - проповеди читать.

Свернувшись калачиком, он прилёг на край дивана.

И прошептал:

- Я просто понять хочу, глупая, что тебе не хватает. Что нам жить-то мешает?

- Ничего, - сказала Софья. - Мы живём... Радостно, счастливо.

В голосе её радости не было.

- Дело не в покере, - сказал Владимир. - И не в прочих играх... Нет, конечно, в них дело, но не только. Человек ведь, в конечном счёте, всегда играет сам с собой...

- Вот только не надо этой твоей философии! - повысив голос, воскликнула Софья.

Притаившаяся под диваном Люся, испугавшись неожиданного выкрика, от греха подальше выбежала из спальни.

- Хватит, прошу тебя! - продолжала Софья с нарастающим раздражением. - Мы уже сто раз всё обсуждали. Не думай, что у меня нет памяти. Я всё помню! И твои слова о том, что ты можешь один обеспечить семью и мне нет смысла пропадать целыми днями в офисе. И то, что надо мне непременно родить ребёнка и всю жизнь посвятить ему. И надо стать образцовой домохозяйкой. И следить за квартирой! И любить мужа! И готовить вкусные обеды! И быть нежной и любящей! И всё, всё, всё... Помню!

- Деспот чёртов! - с ожесточением произнесла Софья. - А ведь слушала тебя, широко раскинув уши. Широкие такие ушки, как будто специально изготовленные для твоей лапши. Я была образцовой женой! Помнишь? Надеюсь, что помнишь. Киндер, кирхен, кюхен... Чушь полная!

Она всхлипнула.

"Зря я начал этот разговор" подумал Владимир.

- Ты что, мстишь мне? - спросил он тихо.

Очень тихо. Будто надеялся, что она не услышит. Но Софья услышала.

- Чем я могу тебе отомстить? - с горечью в голосе спросила она. - Своей игрой?

Теперь она ненавидела мужа.

Было так хорошо и спокойно. Зачем, зачем он начал этот разговор?

Теперь от прежнего спокойствия не осталось и следа. Возвращалось прежнее, тёмное, беспросветное отчаяние.

- И за что мне тебе мстить? За несбывшиеся надежды? Несостоявшуюся образцовую семью?

- За неродившегося ребёнка, - сказал Владимир.

Софья резко привстала, опираясь на локоть.

И выкрикнула:

- Уйди отсюда! Прошу тебя - уйди!

Владимир встал со вздохом и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Софья зарыдала и, схватив туфлю с пола, с силой запустила ей в стену.

- Гад! - закричала она. - Как ты мог?! Как?! Разве я виновата? Виновата, что малыш... до родов... не дотянул...

Горло перехватило, и голос её прервался плачем.

Владимир зашёл в кухню. Включил свет. Налил молоко в миску для кошки.

Нагнувшись, погладил за ухом подошедшую на угощение Люсю.

- Глупость я сказал, Люсинда, - признался кошке Владимир. - Теперь - на полночи рыданий... Такие дела...

Вытер тряпкой пролитое на пол молоко.

Долго смотрел, как пьёт молоко кошка.

Потом подошёл к столу. Достал из холодильника синий целлофановый пакет.

Развернул его.

Положил в микроволновку подмороженное в холодильнике рыбное филе.

Включил режим разморозки и подогрева.

Люся любила тёплую рыбу.



14.

Собор-шкатулка во Флоренции, зелёная вода венецианских каналов, умытая грозовым дождём площадь святого Марка, апельсиновый запах, побережье Лигурии, ночные фонари, блики на бегущей воде римских фонтанов...

Четыре дня.

Казалось, что прошло гораздо больше. Казалось, что прошла жизнь. Жизнь, странная, быстро бегущая, сумасшедшая, слепая от страсти, безрассудочная, беспечная, с поцелуями и объятиями, лихорадочным шёпотом, нежными ласками, признаниями...

В любви?

Романов и сам не мог понять, действительно ли это чувство. Или просто страсть?

И боялся себе признаться в том, что для страсти - это всё слишком серьёзно.

Он боялся этой новой жизни.

Она пришла так внезапно, она не знала того, что было вчера. И не желала знать того, что будет завтра. Для неё было только сегодня, сейчас.

Сейчас!

Где Москва? Быть может, и нет её. Только сон и морок. Нет ничего: ни семьи, ни долга, ни бизнеса, ни дома, ни прошлого, ни будущего. Нет будней и возврата назад.

Есть только праздник, короткая вспышка фейерверка. А за ним?

Темнота?

"Нет" говорил себе Романов. "Так всё-таки нельзя, нельзя... Надо поговорить с Ларисой. Просто поговорить. Конечно, она всё поймёт. Обязательно поймёт! Она же замужем, у неё самой семья. Конечно, Ставицкий не ангел... Даже если не принимать всерьёз все эти слухи о его романах на стороне, даже если не принимать в расчёт все эти "развлечения" в стрип-барах, до которых Николай в своё время был большой охотник, даже если всё это забыть и не вспоминать... Ведь он одним своим поведением мог бы освободить Ларису от всех моральных обязательств по отношению к нему. Но в том-то и дело, что не освободит! Мне ли его не знать... Он диктатор. Для него нет чужой воли - только его. Конечно, он не отпустит её, даже если разлюбит. Он собственник, для него собственность всё, до чего он только может дотянуться. И любовь тоже собственность. Не говоря уже о людях".

"Он не отпустит её... Надо поговорить. Надо решить... решить это до возвращения в Москву".

"А, может, напрасно я переживаю? Может, это всё только временное помрачение рассудка. Мы вернёмся, и всё будет как прежде. Простимся в аэропорту, помашем платочками друг другу... Ничего, совсем ничего. Ни объяснений, ни прощальных поцелуев, ни слёз... Боже упаси, какие там слёзы! Так, просто расставание. И всё, что было в Италии - останется сном. Прекрасным, и навсегда ушедшим сном. Ведь так бывает... Во сне мы тоже можем прожить какую-то иную жизнь, совершенно отличную от той, что живём наяву. Кошмар или сказка - но только во сне. Потом мы просыпаемся, открываем глаза, приходим в себя и видим, что мы прежние, и продолжается прежняя наша жизнь, лишь на краткий миг прерванная сном. Когда мы проживаем этот миг, он кажется нам долгим, и лишь потом, в яви, по ту сторону сна, мы понимаем, каким коротким было мгновение иной жизни. Вот так и у нас... Всё закончится... Непременно закончится".

Он уговаривал себя. Убеждал, и уже было убедил.

Он даже уговорил Ларису вернуться в Москву разными рейсами. С разницей почти в полдня.

Он надеялся, что сможет остаться прежним. Так же любить жену, так же заботиться о семье.

Вернуться...

"Всё дело во мне... Жаль, что я не веду дневник. Возможно, мне так было бы проще разобраться в своих чувствах. Но, увы, дневник в наше время, да ещё и для бизнесмена - непозволительная роскошь. Мысли можно доверить только себе, но не бумаге. Бумага болтлива. Она готовы выболтать все твои тайны первому же читателю. А для моего дневника читатели непременно найдутся. Слишком много людей вокруг меня...".

"Дело не только в чувствах. Не в них одних. Что-то меняется вокруг меня. Незаметно, исподволь, постепенно, но меняется. Жизнь - змея, сбрасывающая кожу. И у новой кожи - новый рисунок. Разглядеть бы вовремя тайные знаки на этом новом рисунке..."

Он не смог остаться прежним. Он понял, что эти четыре дня изменили его жизнь раз и навсегда.

Это произошло на третий день после возвращения в Москву.

После очередного совещания... Он вышел из офиса. Стоял и смотрел на вечную автомобильную пробку возле офиса.

Потом достал телефон и набрал её номер.

И предложил встретиться.

"Можно найти время... Я не знаю, что сказать тебе... Так плохо без тебя..."

И не удивился тому, что Лариса согласилась.

Романов был уверен в том, что и она не осталась прежней.



Он пригласил её в кафе. В центре Москвы, недалеко от Таганки, было у него на примете одно не по-московски тихое место. Место, где можно было спокойно посидеть и поговорить.

Вот только он не знал, о чём говорить.

И что вообще ему надо сделать.

Просто провести вечер с красивой женщиной, в пустой и невинной беседе скоротав пару часов и попрощаться потом...

Заказать такси и не провожать... Не провожать, чтобы не сорваться.

Или признаться, что окончательно сошёл с ума и не хочет отпускать её?

Он начал разговор первым. С совершенно ненужной, лишней, как казалось ему, фразы, просто первой пришедшей ему на ум.

- А я так неловко себя чувствую. Сказал жене, что у меня совещание вечером. Теперь вот пытаюсь самому себе доказать, что ничего особенного не произошло...

- Нехорошо обманывать, - ответила Лариса. - Ой, Ваня, нехорошо!

И улыбнулась.

"Зачем я о жене вспомнил?" с досадой подумал Иван. "Такой я прям сознательный, высокоморальный... Лучше бы промолчал!"

- А рыбу здесь быстро готовят? - спросила Лариса, изучая меня.

- Не знаю, - ответил Романов. - А куда нам спешить?

- Ты думаешь, тебе одному отговорки искать приходится? - с нескрываемой иронией спросила Лариса. - У меня вот тоже... муж дома некормленый. Нет, без ужина, конечно, не останется. Не те запросы у Коли, чтобы без ужина оставаться.

- У него презентация сегодня, - заметил Романов. - В игровом клубе. Наши партнуры пригласили...

- Я знаю, - сказала Лариса. - Думаешь, я бы иначе вырвалась бы?

И Иван подозвал официанта.

- Дорадо долго готовится?

Парень в фирменной красной жилетке помялся немного, поднял глаза к потолку, словно выискивая там подходящую случаю справку, и потом с уверенностью выдал:

- Двадцать пять минут.

- Уделишь мне столько времени? - спросил Романов Ларису.

- Пожалуй, - ответил она. - Почему бы и нет...

Она заказала салат из креветок, рыбу-гриль и шоколадный десерт. Цветочный чай и...

- Ещё пару бокалов вот этого, - шепнул Иван официанту, показав пальцем на срочку в карте вин. - С французским у меня плохо, прочитать не могу. Но, по моему, белое...

- Белое вино, - с прежней уверенностью ответил официант. - Удачный выбор. К заказу очень хорошо подойдёт. Непременно...

- А мне...

Иван выбрал тоже что-то морское. Кажется, пасту с соусом из мидий.

Он почти не обращал внимания на заказ.

- Вино? - переспросила Лариса.

- Всего один бокал, - извиняющимся тоном сказал Романов. - Возможно, я не прав...

- Да нет, почему же! - задорно ответила Лариса. - Очень даже прав!

И взмахнув рукой, воскликнула:

- Напьюсь назло домашнему тирану!

- С одного бокала? - скептически заметил Романов. - Может, тогда уж хотя бы пару бутылок? Чтобы месть стала страшной?

Лариса отрицательно покачала головой.

- Нет уж. До такого я пока не дошла.

- Что, мучает тиран? - спросил Романов.

Официант поставил на стол бокалы с вином и маленький серебристый чайник с фаянсовой ручкой.

Лариса опустила голову и не ответила.

"Что-то у них неладно" подумал Романов. "И дело совсем не в наших... Не в наших отношениях".

- Ладно, не будем об этом, - сказал Романов. - Прости... Возможно, глупый вопрос задал. Ни к чему вообще эту тему поднимать.

- Плохо, Ваня, - тихо прошептала Лариса.

И провела рукой по краешку стола, словно поправляя и разглаживая уголок скатерти.

- Нет, в доме-то всё спокойно, - поспешно добавила она.

Слишком уж поспешно. Потому Иван ей не поверил.

"Знаю я твои поездки!" кричал ей вчера Николай. "Слишком самостоятельной становишься. Я тебя, красавица, насквозь вижу!"

"Вот ведь дурак" подумала Лариса. "Домработницу - и ту напугал. Скандалист..."

- Всё спокойно, - повторила Лариса. - Всё хорошо...

- А что тогда плохо? - спросил Иван. - Ты же не просто так сказала. Да и без слов понятно... Грустная какая-то. Не похоже, Ларис, на тебя. Помнишь, в Италии? Такой весёлой была, беззаботной.

- Не вспоминай, - попросила Лариса. - Там замечательно было, но...

- Но?

Иван протянул руку к бокалу. Но передумал и подозвал официанта.

- Вот этого...

- "Шабли", - подсказал официант.

- Именно, - подтвердил Романов. - Ещё бутылочку. Чуть охлаждённого.

Официант опустил голову в сдержанном полупоклоне и отошёл от стола.

- Значит, будем пить, - повеселевшим голосом сказала Лариса. - Решился, Ваня? А ну как, домой нетрезвым придёшь? Что жене скажешь?

- Не знаю, - признался Иван. - Впрочем, некоторые наши деловые партнёры и на совещаниях умудряются напиваться. Белорецкого знаешь?

Лариса отрицательно покачала головой.

- Есть такой, - пояснил Иван, - владелец игровых залов. Он очень любит совещания прямо на своих точках проводить. Столик накроет - и давай партнёров вином накачивать. Иногда в конце вечера сигары раздаёт... Душевный человек. Не пересекалась с ним на выставках?

- Не пришлось, - ответила Лариса. - Я же недавно работаю, мало кого за пределами компании знаю.

- Оригинал, - продолжал Романов. - Думает, видно, что после таких застолий ему льготные контракты на поставку аппаратов будут подписывать.

- И получается у него? - спросила Лариса.

- Не очень, - ответил Иван. - А у кого сейчас в России получается? Все потихоньку сворачиваются... Вот и Белорецкий собирается бизнес продавать. Он ещё в начале года хотел с вендорными аппаратами дело закрутить, да не пошло что-то. Я его предупреждал, что вряд ли что-то получится.

- Вендорные? - переспросила Лариса. - Я такой вроде на автосервисе видела, в приёмной. Это такой ящик, который кофе продаёт?

- Он самый, - подтвердил Иван. - Кофе, минералку, чипсы, печенье... Потенциально бизнес прибыльный, но у нас в России едва ли пойдёт.

- Почему? - удивилась Лариса.

- Рабочая сила у нас дешёвая, - пояснил Романов. - Аппараты для уличной торговли хорошо на Западе ставить, где продавцу надо приличные деньги платить за восемь часов стояния на ногах. И где уличное воровство не так процветает, как у нас. А у нас проще гастарбайтера за прилавок поставить и копейки ему платить, чем покупать аппарат, обслуживать его, заправлять, ремонтировать, да ещё и следить за тем, как бы пьяные или обкурившиеся пацаны его не разнесли ненароком. Так что вендоры эти если и будут у нас стоять, то разве только в автосервисах, аэропортах и может ещё кое-где, в защищённых и охраняемых местах. То есть рынок изначально ограничен, и давно уже поделен. А уж сравнивать доходность вендора с доходностью игрового аппарата...

Романов махнул рукой.

- Слёзы! Ерунда, а не бизнес. Это ему не сотню игровых аппаратов по залам раскидать, а потом наличку инкассаторам мешками сдавать. Были ведь времена, когда у него аппарат за два-три месяца отбивался, при том, что стоил тысяч восемь евро. А потом уже и чистый доход приносил. Так что... Свернёт скоро Белорецкий бизнес, точно говорю...

- Как и мы, - грустно заметила Лариса.

Официант подкатил сервировочный столик с винными бутылками. Поставил на стол новый бокал, отточенными движениями быстро вскрыл "Шабли" и налил немного вина, дева закрыв дно бокала.

Романов попробовал (посмаковал, стараясь держаться, как опытный и искушённый ценитель вин) и важно кивнул.

Официант убрал "пробный" бокал с недопитым вином и поставил на стол бутылку, изящно обернув её длинной тканой салфеткой.

- У нас другой вариант, - ответил Романов, дождавшись, пока официант уйдёт. - Мы, слава богу, вовремя начали базу готовить для отступления, там...

И он кивнул в сторону окна.

- В тёплых краях...

- Да, Коля тебя хвалил, - сообщила Лариса. - Говорил, что ты такой интересный доклад написал. Такие перспективы...

- Если не кинут нас итальянцы, - заметил Романов.

И поднял бокал.

- Ну, за что выпьем? Или за кого?

- Давай за нас, - предложила Лариса. - За нас двоих. За тех, кто пытается просто...

Она замолчала.

- Что пытается? - спросил Романов.

- Просто любить, - ответила Лариса.

И протянула бокал.

"Любить..."

Она смотрела ему в глаза. Словно пыталась прочитать там ответ на свой незаданный вопрос.

"Ты тоже?"

- Любить, - повторил за ней Иван. - Хорошо... Хороший тост. Давай выпьем...

Он пригубил вино. Совсем немного.

Она лишь прикоснулась губами к краю бокала.

- Ты не оставишь меня? - спросил Иван.

Он и сам не знал, какой ответ ему нужен. Хоть какой-нибудь... Хоть что-то услышать от неё.

"Не оставляй меня. Скажи, что я нужен тебе. Да, я глупый человек, глупый! Это ошибка. Лариса..."

- Это ошибка, конечно...

"У меня семья. Чёрт возьми, ещё совсем недавно я думал, что люблю жену. Я искренне в это верил! Но ведь я тебе не лгу, когда говорю о любви. Ты думаешь, это просто флирт? Офисный роман? Лёгкость жизни... Но я не могу без тебя! Не могу остановиться, не могу забыть тебя! Не флирт... Господи, серьёзней, гораздо серьёзней".

- Зачем всё это, Ваня? - спросила Лариса. - Зачем эта встреча? Я сама не понимаю, зачем я пришла сюда.

- Но ведь пришла же! - воскликнул Иван.

"Наверное, я разрушаю твою жизнь и свою. Это ошибка, конечно..."

- Жизнь состоит из ошибок, - сказала Лариса. - Вот и я свою... сделала. Да, пришла. Всё правильно... Если бы знал, Ваня, как мне тяжело. Тяжело притворяться верной, преданной супругой. Внушать самой себе, что всё осталось по-прежнему. Связывать заново все эти семейные ниточки... Каждый день целовать мужа, провожая его на работу. Улыбаться, шутить, радоваться своему прежнему счастью, которого нет...

Лариса улыбнулась грустно.

- Прости за бестактный вопрос, - сказал Иван. - Но... Я должен спросить... Я хочу понять... Ты любила Николая?

Лариса молчала. Долго, минуты две.

Иван терпеливо ждал ответа. Он понимал, как трудно ей сейчас ответить на его вопрос.

- Не знаю, - произнесла Лариса.

Голос её звучал неуверенно.

- Не знаю... Возможно, мне казалось, что я его любила. Мне всегда нравились такие мужчины. Волевые, решительные, смелые. Сильные мужики. Я познакомилась с ним...

- Я знаю, - прервал её Иван.

Ему не хотелось, чтобы она слишком много рассказывала о Николае. Отчего-то именно сейчас он почувствовал укол ревности.

"Хватит! Хватит о нём!"

- Ты сам спросил, - возразила Лариса. - Он мне казался... Нет, не совершенным, конечно, не рыцарем на белом коне... Какой уж рыцарь!

- В бизнесе рыцарей нет, - задумчиво заметил Иван. - Мы же третье сословие. Увы...

- Он был близок к идеалу, - продолжала Лариса. - Я сразу обратила на него внимание. Он выступал с какой-то речью... Я не помню, о чём он говорил. Он голос его звучал так решительно, жёстко... И ещё, знаешь...

Лариса мечтательно прикрыла глаза.

- Ещё он умел ухаживать. Честное слово! Я ведь сама к нему подошла... Сама не знаю, как решилась. Это ведь не в моих правилах: самой знакомиться с мужчинами. Но он мне понравился, Ваня, честное слово!

- Да, понимаю,.. - пробормотал Иван, отворачиваясь к окну.

"Зачем я её спросил?"

- Подруги шептались у меня за спиной, - продолжала Лариса. - Говорили, что чуть ли не охочусь на мужиков с деньгами и положением... Знаешь, все эти бабские сплетни. А я даже не знала, женат он или нет. И ничего не планировала, ничего не хотела. Просто он мне нравился... тогда. А потом... Он откуда-то узнал мой домашний адрес и прислал букет роз. Прямо домой! Мама поначалу испугалась, когда курьер буквально втащил в нашу квартирку этот огромный букет. Я...

Лариса развела руками.

-...Я ведь даже не пересчитала эти розы. Глупо, да? А вдруг там было чётное количество?

- Едва ли, - возразил Иван. - Я-то знаю, где Николай цветы заказывает. Помнишь казино на Арбате? На открытии зал зал был украшен карликовыми лимонными деревцами?

Лариса кивнула.

- Это таже компания, что готовила для тебя букет, - сказал Иван. - Опытные флористы, поверь мне. Вряд ли они ошиблись бы с цветами.

Откуда-то издали долетели раскаты грома. Короткая вспышка сверкнула за окном и яркий, бледно-голубой свет озарил на мгновение зал, заглушив тревожным блесокм своим жёлтый огонь настенный бра.

Женщина за соседним столом вздрогнула (Иван успел это заметить) и, наклонившись к своему спутнику, что-то быстро зашептала ему на ухо.

- Гроза, - медленно произнесла Лариса, прислышиваясь к нарастающему до водопадного грохота шуму льющихся с неба струй.

- Вот чёрт! - Иван хлопнул себя по лбу. - Меня же предупреждали, а я забыл. Совсем забегался, из головы всё вылетело.

- Что? - спросила Лариса.

- Предупреждали о грозе, - пояснил Иван. - У меня компьютерщик из ай-ти отдела постоянно из интернета эти прогнозы выуживает, хобби у него такое. Я уже из офиса выходил, он мне успел перезвонить и предупредить, что гроза приближается. Кажется, в Красногорске тогда ливешь уже шёл вовсю, и Ленинградку заливало. А теперь вот...

Гром ударил ещё раз, теперь уже ближе. Звук, гулкий и протяжный, перекатывающимся над крышами протяжным эхом прошёл над мокнущей под ливнем Таганкой.

- Ничего, - сказала Лариса. - Такие сильные дожди быстро стихают. А наш вечер только начинается. Посидим ещё... Тем более, что нам пока горячее не принесли.

- Букет, - напомнил Иван. - Ты об этом говорила...

- Да, - продолжила Лариса. - Мама... ты знаешь, она вовсе не обрадовалась. Ей тоже казалось, что я принимаю ухаживания Николая из какой-то корысти...

Лариса покачала головой.

- Все они: подруги, мама... Все они думали, что я заарканила богатого мужика, привязала его к себе. Этакая юная корыстолюбивая сердцеедка... Я ведь и не знала... Правда, Иван, я не знала поначалу, кто он, какое положение занимает, много ли у него денег. И, признаться, не это меня интересовало. Конечно, я понимала, что он не затюканный сереький менеджер из среднего звена. Не офисная мелкая рыбёшка. Конечно, нет. Он же... Он слишком заметен, слишком властен. Он как будто родился в генеральском мундире... В нём есть сила, мужская сила. Правда? Именно этим он покорил меня. Не букетами, не ужинами в ресторане, не машиной своей... Поверь, не этим. Он казался мне таким надёжным... Он ведь надёжный человек? Коля...

- Наверное, - не слишком уверенно согласился Иван. - Войков знает, кому бизнес доверить.

- Ты тоже сильный, - сказала Лариса. - Но другой... Я уже потом, после свадьбы, поняла, что в Николае это силы... Не то, чтобы слишком много, просто сила это какая-то нехорошая. Деструктивная. Он же не может остановиться, он не может контролировать себя! Ему нужно всё, сразу и сейчас. Его смелость превращается в нахрапистость, жёсткость в жестокость, агрессию... Я иногда чувствую, что не жена для него, а просто добыча, очередной сладкий кусок, который он с охоты притащил в логово!

- Не надо говорить такое, - возразил Иван. - Ни к чему.

Он взял Ларису за руку. Он видел, что разговор до крайности взволновал её, что она хочет высказать ему всё, что накопилось у неё на душе, если не исповедоваться (кто он такой, чтобы Лариса исповедовалась перед ним?), то хотя сбросить, с потоком слов сбросить тяжёлый груз обид и переживаний от несложившейся семейной жизни.

И рассказать всё - сейчас.

- Я понимаю, - сказал Иван. - Я всё понимаю... Тебя тяжело, тебе трудно сейчас. Нет опоры в семье... Я могу понять. Поверь мне! Но...

Иван погладил ладонь Ларисы. Нежно, как мог нежно.

"Она должна понять меня..."

- Я знаю, зачем ты рассказала мне всё это. Но... Ведь не месть это правда? Не месть мужу? Я не хочу, чтобы мы вспоминали о нём. Не хочу, чтобы мои чувства хоть как-то, косвенно, но были зависимы от твоих отношений с другим человеком. Пусть даже этот человек твой муж. Не хочу! Я...

Иван замер на мгновение, переводя дыхание.

- Я не могу оставить тебя. Не могу от тебя отказаться. Не могу забыть тебя, выкинуть из памяти... Невозможно! Даже будь ты в тысячу крат счастливей браке... Будь ты хоть просто счастлива, я бы и тогда не оставил тебя. Разве что теперь... Теперь меня совесть не будет мучать!

Иван наклонился к ней. Близко. До стука сердца у самого горла, до горячего удушья...

От жара, от любви, от любви, которую уже не скрыть - перехватило дыхание.

Но всё-таки он смог произнести:

- Люблю!

Ему казалось, что он выкрикнул это.

Но на самом деле - прошептал.

Она услашала его. Она смотрела ему в глаза: долго, долго...

Она качнулась, евда заметно качнулась, словно немного уже опьянела от одного лишь прикосновения к бокалу?

Или от его слов?

Кто знает, как долго длилось бы молчание...

Подошедший официант постоял немного в стороне, держа поднос на полувытянутой руке. Потом не выдержал, откашлялся и важно произнёс:

- Лосось гриль... Простите, напомните - кто заказывал?

Иван перевёл дыхание.

И ответил:

- Это даме. Сюда, пожалуйста...



Когда они вышли из ресторана, затихающий дождь кропил асфальт последними редкими каплями. Но после недавних небесных водопадов бурные потоки воды, похожие на горные реки, текли по наклонной таганской горке.

- Ой, боже мой! - воскликнула Лариса, отступая на шаг от края тротуара. - Я же туфли промочу. Да нет, просто утону!

Романов посмотрел на припаркованную у ресторана машину.

"Да, пожалуй... Как же Москву залило!"

Он подошёл к Ларисе и, решительно обнял её, поднял её - и понял на руках. Прямо через журчащий поток холодной, зелёно-серой воды, захлёстывавший его ноги едва ли не до колен.

Лариса обняла его за шею. Прижалась щекой к его щеке.

И прошептала:

- Ты другой... ты лучше.

- Это ты... лучше всех, - ответил Иван. - Ты единственная...

Он чувствовал жар её тела, каким-то странным, внутренним слухом слышал стук её сердца.

Ему хотелось нести её - долго, долго.

И он пожалел, что припарковал машину так близко.

Всего в пяти шагах.

Залитый грозовой водой светофор светил ему в спину сразу тремя огнями. Красные, жёлтые, зелёные блики играли на бурлящей, расходящейся воде.

Было спокойно и легко на сердце.

- Мы теперь не расстанемся, - прошептал Иван. - Я не смогу тебя отпустить...

- Пришли, - ответила Лариса.

Машина, отвечая на сигнал брелка, коротко мигнула фарами.



15.

Логистик компании, Валерий Савченко, в тот вечер с большим трудом добрался до склада.

Многокилометровая, извивающимся по шоссе бело-красным хвостом Левиафана, вытянувшаяся на вызде из Москвы автомобильная пробка отняла добрых (точнее, совсем даже недобрых!) три часа потерянного времени.

Савченко, которого от усталости клонило в сон, едва не пропустил нужный поворот, однако вовремя пришёл в себя и на крутой асфальтовой дуге отчаянно закрутил руль вправо, забыв включить поворотник.

И тут же услышал долетевший сквозь приоткрытое окно забористый мат, посланный ему вслед каким-то чересчур нервным товарищем по автомобильному несчастью.

Валера вздохнул, закрыл окно и включил кондиционер.

"А грубый всё-таки у нас народ!" подумал он с искренней досадой. "Ну и что, что резко маневрирую? Мог и понять... И вообще: ты, наверное, домой едешь, а меня, рабочий день в самом разгаре, не говоря уже о рабочей ночи".

Ему было жалко себя.

Он считал свою должность самой беспокойной и (если совсем уж честно признаться) самой потенциально опасной в холдинге, а своё положение - самым незавидным.

"Крутят, крутят с поставками..."

Все эти переоформления, отгрузки, трейлеры с аппаратами, где каждая товарная партия может тысяч на восемьсот евро потянуть, а то и больше - всё на нём. На его совести.

И делается всё большей частью под его ответственность.

"А уж Ставицкий в случае чего не помилует..."

Хуже, чем его положение...

Машина, переваливаясь с боку на бок, переехала через рыжие от многолетней ржавчины рельсы, по продаленным сотнями колёс доскам на давно заброшенном железнодорожном переезде, и, едва ощупывая фарами в слепом вечернем тумане дорогу, медленно поехала вперёд, уходя всё дальше в глухую подмосковную промзону.

...разве только у начальника склада. У того ведь ещё подписка оформлена, и договор о материальной ответственности.

Впрочем, при необходимости начальство и безо всякого договора разберётся.

Хотя вот, говорят, в девяностые было ещё хуже. Сам-то Валерий самые "весёлые" времена не застал, он в логистике - с девяносто восьмого. Но застал людей, что те времена пережили и вполне ещё отчётливо помнили.

Один транспортник-бедолага как-то за рюмкой коньяка рассказывал ему грустную историю о том, как в девяносто шестом в погранзоне ребята в масках арестовали сразу пять фур одного важного и очень нервного клиента. По нынешним временам - трагедия, но не катастрофа. Решили бы, наверное...

Тогда тоже всё решили, и очень просто. Клиент сначала звонил, нервничал, выражался нехорошо, прямо скажем - нецензурно...

Крутой поворот. Валерий сбросил скорость. И повернул руль чуть влево - машина едва не съехала на обочину.

...потом звонить перестал. И двоих хлопцев-брокеров, что этот груз на терминале "курировали", просто грохнули. Вот так, для острастки и поддержания престижа заказчика.

Хотя, если подумать, их-то за что? Они уж точно эти фуры проклятые не вытаскивали, этим совсем другие люди занимались. Но клиент уж больно нервный был, а фуры под завязку видеокамерами были набиты. Если стоимость груза прикинуть, так это же миллионы долларов у границы зависли (видекамеры-то маленькие, а фуры на финском складе грузили внабив, под потолок)! По тем временам, да за такие деньги - могли бы и больше народу положить. И тех, кто виноват, и тех, кто просто под горячую руку попал...

А поди объясни дураку крутому, со стволом под мышкой, что груз его не просто так арестовали, и что ребятам в погонах, с которыми этот вопрос и разруливается, на стрельбу по брокерам-шестёркам глубоко наплевать, и что по-другому такие вопросы решаются, не бандитским наездом, а душевным разговором и рекомендательными письмами за подписью Бенджамина Франклина.

Да, как писал пролетарский поэт Владимир Маяковский: "были времена - прошли былинные..."

Такие уж легендарные бандюки-клиенты повывелись, присмирели малость либо постреляли друг друга. Кое-кто, из самых способных, просто немного поумнел.

Но жить стало... Не намного легче.

Нынче и "цивилизованно" могут так закатать... не в асфальт, конечно. Фигурально выражаясь. Но всё равно - могут. И мало не покажется.

Ну вот, слава богу! Ворота бывшего завода.

Валерий остановил машину и коротко мигнул фарами. Подождал секунд пять.

Потом погудел нетерпеливо. Посмотрел на часы.

"Ё-моё! Половина девятого! Когда же я дома-то буду? В полночь, что ли? Опять Светка ругаться будет, что ужин пришлось по три раза разогревать, и всё равно - холодный оказался. И дочку только спящей и вижу. Скоро свою фотографию придётся на стену вешать, чтобы она папаньку не забыла... Что за жизнь!"

Ворота со скрипом приоткрылись и на дорогу вышел охранник.

- Фары притуши! - грозно прохрипел он.

Савченок послушно выключил слепящий бело-голубой свет.

До половины приоткрыл окно.

Охранник подошлё ближе, посветил фонарём на номер. Потом достал из внутреннего кармана кители бумажку, медленно развернул её, перевёл на неё луч фонаря, долго что-то вычитывал.

- А побыстрее можно? - подал голос Валерий.

- Три шесть один, форд фокус, - пробубнил в ответ охранник. - Есть такой... Пропуск на шесть вечера, а сейчас сколько?

- Слышь, добрый человек, - возмутился Савченко, - ты о пробках на трассе что-нибудь слышал? Сколько, по твоему, в пробке можно простоять?

- Да по барабану мне твои пробки, - ответил охранник и погасил фонарь. - Я здешний, в деревне живу. Проезжай!

Он достал рацию и произнёс полушёпотом: "Три шесть один, на склад. Пропусти".

Рация что-то невнятное прошипела в ответ. Серые створки ворот разошлись в стороны, оставив места лишь чуточку больше, чем требуется для проезда легкового автомобиля.

"Набрали... остолопов из деревни!" со злостью думал Савченко, выруливая на парковку у склада. "Никогда нормально не пропустят, постоянный пропуск на склад выписывать не хотят, карточки со штрих-кодом вводить не хотят, ворота открыть нормально - и то не хотят. Склад в осаждённую крепость превратили. Как будто от ментов это их защитит!"

Он припарковал машину и заглушил двигатель. Взял с переднего сиденья портфель с документами. Вышел из машины. И с непрошедей ещё злостью резко хлопнул дверью. Секунды через две машина пискнула, вставая на сигнализацию, и звук этот показался Савченко писком обиженного хозяином домашнего зверька.

- Ну, извини! - сказал Савченко, повернувшись к машине. - Нервы, знаешь ли...



На складе было тихо и спокойно.

Не сказать, чтобы это было непривычно. По вечерам складской люд работал нечасто, разве что разгружал иногда ближе к полуночи припозднившийся на выходе с таможенного терминала трейлер.

Основной поток грузов прекращался часам к семи, самое позднее - к восьми вечера.

Сейчас на складе лишь ряды распакованных, подготовленных к тестированию аппаратов. Под лампами слабо поблёскивали хромированные их бока, и размытые белые пятна света отражались в тёмных, неразбуженных экранах.

Неподсвеченные краски на лицевых панелях образовывали неразличимый пока, неясный, слепой узор, и трудно было понять, что за новые игры пришли в Россию в этих волшебных металлических ящиках.

Разве только завтра, когда инженеры из технической службы подсоединят питание и запустят режим тестирования аппаратов, вспыхнут экраны, загорятся встроенные лампочки и вспыхнут яркими цветами панели, замигают кнопки и голубые трассирующие дорожки купюроприёмников. Заиграет музыка, закрутятся на экранах колёса, замелькают риснуки, жёлтыми строчками засветятся набранные баллы, начнётся игра... Пока тестовая.

Игра в залах начнётся чуть позже. Тогда уже и первые купюры лягут в стекеры, и кому-то аппараты отсчитают первый выигрыш, а кому-то...

Аппараты начнут отрабатывать потраченные на них деньги. Быстро, споро, без отдыха.

Денежные машины, волшебные ящики судьбы...

Валерий провёл рукой по холодному металлу (так приятно коже после раскалённой за день машины) и, пройдя чуть дальше, прошёл в соседний сектор склада.

Там тоже стояли аппараты, но ещё запакованные в картонные коробки, обтянутые тугим белым стретчем. На высоких, уходящих под самый потолок, стеллажах рядками, полка за полкой, лежали бело-синие коробки с купюроприёмниками.

А чуть в стороне от стеллажей, ближе к выезду на грузовые пандусы, собраны были на поддоны коробки с запчастями (мониторами, платами, кнопками, блоками питания и прочим наполнением для металлических корпусов мудрёных игровых устройств).

Валерий прошёл до самого конца, до шероховатой, выкрашенной серой краской бетонной стены, и, пройдя вдоль неё ещё метров десять, добрался наконец до неприметной металлической двери, что цветом своим едва ли не полностью сливалась со стеной.

Когда дверь была закрыта, то стороннему наблюдателю выдавала она себя разве что светлой дверной ручкой и стальной, блеском выделявшейся на общем неприметно-тусклом фоне, накладкой замка.

Но сейчас дверь была приоткрыта, в широкую щель пробивались яркие лучи света, видимые издалека, и сбиться с пути было бы невозможно даже тому посетителю, кто плохо знал этот огромный склад и плутал в его секторах, коридорах и комнатах.

Валерий, впрочем, был здесь частым гостем, а потому кабинет начальника склада Комлева нашёл бы, пожалуй, и в полутьме, почти что ощупью (один раз подобное и случилось - зимой из-за обилия тепловых пушек перегорели предохранители, и Комлева пришлось искать в темноте, подсвечивая путь одолженным у кладовщика фонариком).

Валерий приличия ради стукнул кулаком по глухо ответившему металлу и потянул тяжёлую дверь на себя.

Зашёл в кабинет, кинул портфель на диван и подсел к столу.

Комлев состредоточенно печатал на компьютере какой-то документ, громко стуча по клавиатуре, и курил одновременно, не выпуская изо рта сыпавшую ему на брюки пепел сигарету.

- Здорово, Петрович, - несколько панибратски бросил Валера и протянул Комлеву руку.

Тот прекратил на мгновение набивать текст, быстро обменялся рукопожатием, и снова углубился в работу.

Савченко, по опыту зная, что нервному от ежедневных переживаний за сохранность груза Комлеву лучше сейчас не мешать, отошёл в сторону, достал из контейнера пластиковый стакан, бросил туда найденный в стоявшей на столе коробке пакетик чая и наполнил стакан водой из кулера.

И начал пить чай, медленно и чинно прихлёбывая, стараясь держать опасно нагревшийся стакан за самый края.

Допил, и принялся разглядывать какую-то старую, изрядно потрёпанную такими же вот случайными читателями газету, на полях которой грузчики успели уже нарисовать немало непристойных рисунков и даже сделали пару нечитаемых, но, по всей видимости, нецензурных надписей.

- Константин Петрович, а как утебя секретарша тут выдерживает? - спросил Савченко, отбросив газету.

- А чего ей не выдерживать-то? - с недовольством и недоумением ответил Комлев. - Знай, накладные заполняй... Зарплату я ей в прошлом месяце поднял...

Он ещё пару раз щёлкнул по клавиатуре и с явным наслаждением отодвинул её в сторону.

- Отпустил вот её сегодня пораньше, а тут Романов с Красновым отчёты требуют об отгрузках. Так вот, видишь... Сам вкалываю. Аж пальцы заломило!

Комлев откинулся на спинку кресла и потянулся, закинув руки за голову.

- Ну, успел, вроде. Написал, как мог...

Он щёлкнул "мышкой", отправляя документ на печать, и встал из-за стола.

- А ты с чем пожаловал, на ночь глядя?

Константин подошёл к столу, вынул из лежавшей рядом с пепельницей пачки "Винстона" сигарету и закурил, жмуря глаза то ли от удовольствия, то ли от вечерней усталости.

- Аппараты проверить, - ответил Савченко. - Завтра же отгрузка на Украину...

- Да они у нас около дальнего пандуса стоят! - воскликнул Комлев.

И взмахнул рукой, разгоняя серое облако дыма.

- Вентиляция у тебя,.. - Савченко недовольно потянул носом застоявшийся за день воздух. - И окон тут нет. Ёлки-палки, директор склада - и такую каморку себе нашёл! То ли дело в Орехове: в кабинете у главного ковёр на полу, паркет, мебель новенькая, жалюзи на окнах, кондиционер...

- Кондиционер и здесь есть, - возразил Комлев.

Он подошёл к столу, достал из ящика пулт управления и нажал кнопку. Кондиционер мигнул зелёной кнопкой, пискнул и зашумел, прокачивая пропитанный дымом воздух.

- У нас с утра-то ничего, - продолжал Комлев. - Я тут с местными техниками договорился, они ночью вытяжку включают. Так что утром дышится легко... Днём, конечно, хуже. Девица у меня, секретарша, она же помощница, больно квёлая и капризная. Вытяжку при ней не включишь - просквозит. Курить тоже нельзя, она сразу краснеет и кашляет так, что хоть доктора вызывай. Кондиционер - можно, но ненадолго. На полчаса, не больше. Потом она жаловаться начинает, что у неё поясница ломит. Приходиться выключать. А окон, конечно, нет. Вот так и мучаемся...

- А не думал помещение менять? - спросил Валерий.

- Думал, - признался Комлев. - И уж было подобрал... В административном здании, на втором этаже. Но потом ещё раз подумал... И решил, что здесь спокойней.

- В смысле? - уточнил Валерий.

Комлев пальцем показал на глухую стену.

- В смысле безопасности. Решётки на окнах не нужны, дверь - одна, и к той можно пройти только через весь склад. А на складе охрана, грузчики, техники опять-таки... Дверца неприметная. О ворах я не говорю, им тут вообще ловить нечего. Но и обэповцы, которые склад недавно штурмовали, обломались. Мне охрана по рации быстро обстановку нарисовала, так что, пока эти архаровцы через весь склад шли, а потом ещё и кабинет мой искали, мы все лишние бумаги отсюда переместили в очень надёжное место. Так что, при здравом рассуждении, кабинет-то этот очень удобный. Здесь и документы хранить можно, и вообще...

Комлев подошёл к стене и похлопал рукой по бетону.

- Монолит! - гордо сказал он. - Враг, как говорится, не пройдёт...

Потом, повернувшись к Валерию, сказал:

- А список аппаратов у тебя есть?

- В портфеле, - ответил Савченко.

Комлев затушил окурок, взял со стола связку ключей и подошёл к двери.

- Тогда пойдём, глянем... Я-то так, зрительно, помню, но со списком надёжней будет. У меня же сегодня столько погрузок было...

Савченко встал, забрал портфель и вышел из кабинета.

- Подожди, я кабинет закрою, - пробормотал Комлев, гремя ключами.

- А кондиционер? - напомнил ему Савченко.

- Да шут с ним! - отмахнулся Комлев. - Пусть работает, холод гонит... Вернусь - выключу.



Савченко быстро проверил груз. Примерно за двадцать минут.

- Состояние - так себе, - сказал он, показывая на потёртые и запылившиеся бока аппаратов.

- А чего хотел? - ответил Комлев. - Сколько они в залах стояли, да и везли их сюда кое-как...

- Без упаковки? - уточнил Савченко.

Аппараты были обтянуты плёнкой, на экранах для защиты закреплены были куски пенопласта.

- А я сразу предупреждал, что картона лишнего у меня нет и паковать некому, - заявил Комлев. - Мне Краснов звонил... И вообще, все согласились...

- Да я разве возражаю?

Савченко усмехнулся и махнул рукой.

- Сейчас пока, по сути, металлолом вывозим, старьё. Тоже, конечно, денег стоит, но в целом - старьё. Вот когда до новых дело дойдёт...

- А, думаешь, дойдёт? - тревожно спросил Комлев.

Савченко замер на секунду, словно вслушиваясь в тишину ночного склада, потом достал пачку "Мальборо" и протянул Комлеву сигарету.

- Теперь мои покурим...

- На складе нельзя! - твёрдо ответил Константин. - Я же сам правила устанавливал...

- Тогда давай на улицу выйдем, - предложил Савченко. - Обсудим тему.

- А здесь,.. - начал было Комлев.

- Осмотрел уже, - ответил Савченко. - Главное, вы аппараты при погрузке не забудьте картоном проложить, хотя бы местами. А то они биться друг о друга будут при перевозке...



На парковке перед складом разговор стал более оживлённым.

- Точно тебе говорю...

Савченко достал из пачки уже третью по счёту за время беседы сигарету и прикурил её, обжигая кончики пальцев о пламя зажигалки.

- Вот ведь... Зараза!

- А ты её отрегулируй, - спокойно посоветовал Савченко. - Я тебе ещё в прошлый раз говорил, что у тебя не зажигалка, а примус. Что, приличную найти не можешь?

- Да времени всё нет...

Савченко погрозил пальцем лохматой дворняжке, что вылезла из кустов у края дороги и, подобравшись к его машине, стала грустным и пристальным взглядом присматриваться к заднему колесу его "Форда".

- Я тебе!

Собака зевнула демостративно, потом отвернулась и и с независимым, гордым видом пошла неспешно к воротам.

- Наплодили тут! Подкармливаете, наверное...

- Собаки пользу приносят, - внушительным тоном заметил Комлев. - Люблю собак... Так что ты говорил про новые?

- Новые? - переспросил Савченко. - А, новые... Так вот, Петрович, узнал я тут от руководства... так, на совещании на одном разговор был... Так вот, узнал, что к концу года, этого года, будем за границу и новые аппараты вывозить.

- Как это? - не понял Комлев. - Только завезли - и вывозить?

- Мы с весны ничего не ввозим, - заметил Савченко. - У нас последняя крупная поставка в мае была. Сейчас рухлядь всякую из оперирования выводят. А потом и до этих, новых, очередь дойдёт. Правда, к концу года они будут уже не совсем новые. Но, тем не менее, вполне ещё пригодные к интенсивной, долгой работе. А могли бы они работать и в России...

- Мало ли, - Комлев в ответ пожал плечами. - Новые игрушки закупают, старые на сторону продают. Обычная ротация техники. Мы что, раньше за границу не вывозили?

- Не в таких объёмах, - возразил Валерий. - Похоже, в регионах игровые сети начинают сворачивать. Это же при том, что весь наш зарубежный бизнес процентов десять общей прибыли приносит, если того не меньше.

- Тебе-то откуда знать? - упорствовал в неверии Комлев. - Ты же не финансист... Да, может, за рубежом уже что-то наметилось.

- Даже если и наметилось, то нам-то за рубежом места нет, - решительно заявил Савченко. - Твой склад туда точно не потащат. Да и мне там делать нечего. Если наши власти дорогие...

Савченко вздохнул и, бросив сигарету на землю, растёр её каблуком.

- ...Которые эти дурацкие законы напридумывали, до конца следующего года не образумятся - свернёт тут Войков бизнес.

- А где бабки зарабатывать будет? - спросил Комлев. - Какую страну по доходности с Россией можно сравнить? Если даже там, за кордоном, что и обломится...

И он махнул рукой.

- И то верно, - согласился Савченко. - Не наше это дело. А наше дело простое. Вовремя соскочить.

Он глубоко вдохнул прохладный ночной воздух.

- Хорошо у вас тут... На природе, можно сказать. А у меня - дорога под окнами.

- На Варшавке живёшь? - спросил Комлев. - Квартиру не поменял?

- Нет...

Валерий достал брелок и нажал на кнопку, снимая машину с сигнализации.

- Мне и там хорошо. Двор рядом с домом зелёный, деревьев много. Школа, опять-таки рядом, что для ребёнка очень даже хорошо. И жена недалеко от дома работает. Вот подумал, и решил не переезжать...

- А тебе мотаться? - возразил Комлев.

- Я-то ладно,.. - сонным голосом ответил Валерий. - Переживу... Машин вот там, конечно, много. Но их везде много. Плодятся в Москве машины, размножаются... Года через два Москва, наверное, совсем встанет. Одни пробки будут вокруг.

- На велосипеды пересядем, - сказал Комлев и грустно усмехнулся.

- У нас не Голландия...

Савченко посмотрел на часы.

- Ладно, пора мне, Петрович. Завтра позвони мне, скажи, как там с погрузкой...



Комлев смотрел вслед уезжавшей машине. Смотрел до тех пор, пока красные габаритные огни не скрылись за поворотом.

Потом пошёл обратно, к складу. Услышал, как вдали скрипнули ворота и взревел двигатель набирающей скорость машины.

"Болтает что-то, болтает..."

Слова Савченко не взволновли его и не расстроили. Такие разговоры в последнее время всё чаще велись не только в центральном офисе, но и даже здесь, на складе.

Он уже начал привыкать к этим рассуждениям о скором крахе бизнеса, грядущих массовых увольнениях и близком уже закрытии склада.

Поначалу от таких слов ему и впрямь было не по себе. Но потом... Разговоры не утихали, сплетни и слухи шли по нарастающей, и многие из местных болтунов якобы видели уже явственно приметы подступающего конца прежних сытых времён.

Но... Ничего особенного не происходило. Склад работал как и прежде. Зарплату выдавали исправно. Даже дорогостоящий ремонт - и тот провели по графику и без урезания сметы.

И новых сотрудников принимали на работу.

И намёков даже не было на перемены к худшему.

Жизнь как будто стала стабильней прежнего, и откуда...

Посвежело.

"Откуда бы взяться грозе?"

Комлев остановился, и запрокинул голову, вглядываясь в затянутое облаками ночное небо.

Фонари подсвечивали небо и края облаков, оранжево-розовые, казались лёгкими и пушисто-ватными.

"Откуда?"

Комлев поёжился от прохладного ночного ветра и быстрям шагом пошёл вперёд, стараясь поскорее вернуться в комнату.

"Домой пора... Жене позвонить? Да, надо бы. А то опять нервничать начнёт, выговаривать будет. Всё непонятно ей, чего на работе допоздна..."

Но всё-таки... Что он там наболтал о новых аппаратах?



16.

"Третий справа, тёмно-синий пиджак. Трётся возле стола... Проверь!"

"Вторая камера, третий стол. Плохо вижу, отрегилируй".

Овчинин задвигал джойстиком, переводя камеру на стол, возле которого столпилась толпа игроков, напряжённо, не отрывая глаз, смотревших на быстро вращающуюся рулетку.

"Резкость..."

Зазвонил телефон.

Овчинин снял трубко и бросил отрывисто:

- Третий пост, видеконтроль.

И услышал в трубке голос Карева, начальника охраны казино:

- Дима, из зала сообщение. Клиент из "чёрного списка", трётся у стола.

- А чего его твои ребята на входе пропустили? - недовольным тоном спросил Овчинин.

"Разгильдяи... Теперь вот на меня всё свалят".

Очень хотелось пить. Жар шёл от мониторов, видеомагнитофонов, компьютеров.

Маленькая комнатка поста видеоконтроля едва ли не потолка была заставлена разогревшимися от многочасовой непрерывной работы металлическими ящиками с разъёмами, индикаторами и торчащими из гнёзд коннекторов разноцветными жгутами проводов.

Слабенькая вытяжка еле затягивала в узкий ствол вентиляции плотный, горячий, застоявшийся воздух.

Овчинин сглотнул превратившуюся в солоноватое желе слюну и посмотрел на часы.

"Полночь почти... Здорово смена начинается!"

- Он с Кармановым пришёл. Карманов с думцами проблемы разруливает, хороший друг. Решили на входе не тормозить. А этот гад буквально за рукав Карманову зацепился.

- А чего на парковке не оттёрли? - продолжал допытываться Овчинин.

В принципе, не его это было дело, такие подробности выяснять. Но уж очень ему стало обидно, что такого вот стрёмного клиента пропустили (пусть даже и в обнимку с "хорошим другом" Кармановым), а теперь CCTV будет его "пасти".

- Пусть его второй пост ведёт, - предложил Овчинин.

- Второй пост сектор с аппаратами отслеживает, твои камеры тут больше пригодятся, - ответил Карев. - Отследи его... Он, сволочь, от Карманова ни на шаг не отходит. Может, его фишки и прихватит. "Флажок" дай, когда зафиксируешь!

Овчинин твёрдо усвоил главное правило службы безопасности: в казино таких вот жуликов надо либо не пропускать, либо, если уж "стрёмный" каким-то образом смог просочиться, то брать немедленно и тихо.

Очень тихо.

Шум в казино недопустим. И скандал - тоже.

Значит, ребята из службы безопасности будут потихоньку оттирать шпану от Карманова...

Интересно, как жулик его обработал и уговорил непременно в казино зайти? Ай, Карманов, а, вроде, умный мужик - и такие глупости творишь!

...а его, Овчинина, задача - подловить "стрёмного" на краже, зафиксировать на видео и дать сигнал.

"Флажок".

"Третья камера, стол крупным планом. Слева восемь фишек по тысяче. Мелочь... У блондинки рядом покрупнее игра, тысяч на двести - двести пятьдесят. Карманов тоже пошёл в игру по-крупному... Клиент задвигался, дай увеличение!"

Овчинин поправил бело-синий бейджик на груди.

"Овчинин Дмитрий Семёнович.

Специалист CCTV".

"Вот именно... На то я и специалист".

Теперь надо была очень внимательно следить за клиентом.

Похоже, он начал работать.



Виктор чувствовал: сегодня повезёт. Должно повезти! Рот сводило волчьей судорой от предчувствия большой добычи.

Такую толстую пачку купюр... Ему, обязательно скоро протянут! Главное - не спешить, не спешить.

Он знал прекрасно, что под наблюдением. Он знал, что наверняка уже в большинстве московских казино (а в этом-то - тем более!) заведено на него досье с описанием (возможно, и подробным) его подвигов. Он знал, что имя его занесено в "чёрный список", негласно ведущийся службами безопасности игровых компаний. И членство в этом далеко не почтном списке навсегда закрывает ему дорогу в игровые залы, за исключением разве что маленьких зальчиков на три аппарата, расположенных где-нибудь в спальных окраинах Москвы.

Но ему-то нужно сюда, в центр, в средоточие, в воронку денежного водоворота! В свет, в музыку, в самую запретную для него зону, где крутятся, крутятся барабаны судьбы, где ежевечерне открывают свои двери сверкающие храмы Фортуны и Маммоны, где в фанатичном исступлении молятся на многоцветные экраны божественных мониторов верующие в благое провидение, где жертвенным даром бросают фишки на разлинованное сукно, выпрашивая милость великого бога Азарта.

Сюда! Только сюда!

Здесь его мир. Здесь от волнения сохнет в горле и сердце бьётся у самого горла. Здесь кровь попеременно холодеет и вскипает, притекает к вискам и отступает обратно. Здесь дыхание замирает, а потом становится учащённым. Здесь его жизнь.

И его игра!

Его двойной, тройной азарт! Рулетка и покер - только часть игры. Вторая игра - фишки и наличные. Математический расчёт, реакция и ловкость рук.

Всё это одновременно. Выиграть за столом, сорвать банк в игре - и почистить портмоне очередного олуха.

Оказаться сильнее его - вот главное. Подмять под себя, одурачить, выпотрошить очередного олуха - вот особый приз.

И ещё одна сторона игры: "чёрный список" и наблюдение.

Он под наблюдением - и это уже тройная игра.

Выиграть у Фортуны, выиграть у жертвы, выиграть у казино - и всё это под наблюдением видеокамер.

Навязать всем свою игру! Вот он - то особое, щекочущее нервы удовольствие, недоступное всем остальным посетителям казино.

Доступное лишь ему.

"Я сильнее вас, сильнее!"

Всего за полтора часа он раскрутил этого толстомордого идиота (Карманов, кажется, его фамилия) на совершенно незапланированный господином юрисконсультом визит в казино. А Карманов, наверное, до сих пор уверен, что это его идея: привести нового знакомого (которого, как он думает, ему порекомендовали очень надёжные люди) в хорошо знакомый ему зал.

А почему бы и нет!

Блондинка, что сидела слева от Виктора, как-то суетливо задёргалась и что-то прошептала в ухо своему спутнику.

Виктор уловил только обрывок фразы: "...поднимать... сейчас".

"Ставку поднимать будете?" подумал Виктор. "Это хорошо, это дельная мысль. Это мы очень даже одобряем! И побольше фишек на стол, побольше!"

Он играл уже больше двадцати минут, стараясь делать средние ставки. Не слишком маленькие, не слишком большие. Пока удавалось отыгрываться. Он не хотел слишком быстро выходить из игры: нужно было не только изучить игроков и внимательно осмотреть стол, но и дождаться чьего-нибудь крупного выигрыша. Желательно хотя бы у пары игроков.

Тогда можно "снять" со стола больше фишек и хотя бы минут на пять избежать ненужного внимания со стороны "клиентов". Когда "снимаешь" фишки у двух или трёх игроков - доход в цуелом выше, а у каждого "клиента" в отдельности потеря меньше, и он, как правило, не сразу её замечает.

Главное - сработать быстро.

- И коктейль мне... лайм, тоник...

Так, блондинку замучила жажда. Да, она тяжело дышит. А спутник её сейчас ненадолго отлучится.

- О, везёт вам! - радостно кричит Карманов.

Да и у него самого горка фишек скопилась.

Виктор умел очень быстро определять и подсчитывать выигрыш. Ему достаточно было хотя бы секунды на две задержать взгляд на разноцветных столбиках пластиковых кругляшков и он мог уже (конечно, не всегда с точность до рубля... но до сотни - точно) определить, сколько "клиент" выиграл, и какую сумму с него можно относительно безболезненно снять.

И ещё Виктор мог точно опеределить, насколько созрел "клиент" для того, чтобы поделиться "урожаем", и как быстро он обнаружит потерю, и какой именно шум поднимет ("шумы" тоже разные бывают, на иные жалобы охрана не сразу внимание обращает), и каким именно способом постарается вернуть потерю (сразу будет охрану звать или, скажем, для начала минуты две себя по карманам будет хлопать или соседям по столу глупые вопросы задавать... а ведь чем глупее поведение "клиента" - тем больше времени на обналичку и безопасный отход).

Самый скверный "клиент": очкастый бухгалтер-крысёныш, неизвестно каким ветром занесённый в казино. Его лучше стороной обходить: играет, как правило, по мелочи, столбики с фишками выстраивает строго по цвету и самым тщательным образом ведёт их учёт. "Обуть" такого, в принципе, не проблема, но много с него не получишь, да и пропажу он быстро, максимум в течение минуты, обнаружит, и непременно поднимет шум. И шум будет самый опасный - с немедленным вызовом охраны. Тогда и кассу заблокируют, и из казино просто так не выйдешь.

Нет, ну его, крысёныша! Такие, по счастью, очень редко попадаются.

Второй по стрёмности вариант: трезвый бугай с криминальным прошлым. Трезвый - значит, тоже пропажу быстро обнаружит, а тяжёлый и многообразный жизненный опыт сразу подскажет ему, кто мог приделать ноги к драгоценным его фишкам.

От такого уйти трудно, он ведь и догнать может. А там уж, изрядно набитым в отнюдь не пионерских лагерях кулаком, так может раскрошить физиономию, что месяц в палате пластической хирургии придётся в порядок её приводить.

А то и убьёт сдуру. А что? Бывали случаи, бывали.

Бандюки - что с них взять? Никакого воспитания, сплошной моветон.

Когда же они переведутся-то?

Единственная радость: недолго бугай остаётся трезвым. Уже через час, как правило, на ногах еле держится.

Тогда и на него можно внимание обратить.

Вернее, можно было бы...

Если бы не этот проклятый "чёрный список"!

Он, Виктор Елисеев, под наблюдением. Они наверняка натыкали везде свои чёртовы видеокамеры, расставили охрану.

И не все охранники в форме, не все! Ему-то это хорошо известно: охранники могут быть и среди посетителей. Они могут работать в зале. Они могут выглядеть как самые обычные игроки... со стороны...

Разве только не делают ставок.

Но ведь нельзя же следить за игрой всех посетителей. Зал большой, и игроков много...

И кто знает, что за тип сейчас стоит у него за спиной. Просто любитель подсматривать за чужой игрой, или работающий в зале сотрудник службы безопасности, который непременно постарается под любым предлогом отвести его в сторону от стола, оттащить подальше от невольно прикрывающего его Карманова, а там, с помощью шкафоподобных ребят из охраны, завести в ту самую комнату для тихих, задушевных бесед, из которой, собственно, выхода только два: либо на улицу, либо сначала на улицу, а потом в отделение милиции.

И - прощай фишки! А то и наличные (за невызов милиции и уничтожение видеозаписи охрана наверняка всю наличность из портмоне выгребет).

А это будет означать выигрыш казино. И его - провал, проигрыш!

Но не будет. Будет по-другому.

"Будет по-моему... Здесь моя игра!"

Только бы Денис не подвёл...

Да, надо спешить. Охранники явно засуетились, рации все дружно похватали. И к столу потихонечку подтягиваются. Незаметно, конечно... Но он-то всё видит! Он эти хитрости видит прекрасно.

Наверняка ориентировку на него в зал передали.

Значит, минут в пять надо уложиться. Больше ему не дадут, любым способом из зала выведут. В крайнем случае официанта пустят, который его метко обольёт шампанским. Конечно, сразу все засуетятся, забегают, запричитают, и начнут извиняться, громко и совершенно искренне сожалеть.

"Ах, какой растяпа! Непременно компенсируем, почистим, погладим, просушим... Да, да, прямо сейчас! И небольшой утешительный приз от администрации казино..."

И - пройдёмте, пройдёмте. Пожалте в комнату для бесед!

Знаем, у вас сотни приёмов есть, чтобы меня от стола оторвать.

Но пяти минут я вам не дам. Вы ничего не успеете сделать!

Знаю, знаю, вы и камеры свои настроили. Стол этот, небось, крупным планом и как минимум с трёх ракурсов снимаете. Всё пишите, всё фиксируете...

А знаете, какой самый большой кайф в нашем деле?

Обчистить "клиента" прямо у вас на глазах, прямо под объективами ваших камер, прямо под взглядами ваших охранников.

Вот это трюк!

Вот это особое удовольствие!

Поиметь вас, вместе со всеми вашими камерами, микрофонами, рациями, рамками металлоискателей, всей вашей безопасностью и прикормленной милицией!

И отправиться домой - спать. Спокойно спать.

После такого выигранного боя сон будет особенно крепок.

Представляю, как вытянутся ваши морды у мониторов, когда я помашу вам ручкой на прощанье откуда-нибудь с дальнего угла парковки.

И как вы будете беситься и кусать локотки, когда прозревший и, быть может даже, протрезвевший от шока клиент начнёт ставить вас на бабки из-за украденных фишек.

С клиентом-то вы, может, и справитесь, но что вы со стыдом своим сделаете, его куда прогоните и где спрячете?

Себе что вы скажите, когда поймёте, что эта игра была - моя?!

- А Коля-то ваш пропал, одну вас бросил...

Виктор услышал голос Карманова. Тот явно положил глаз на оставленную мужем блондинку и она его ухаживаний, похоже, не отвергала.

- Он часто так... Отправлю его в бар - он пропадёт...

- Ну ты, Оля, со мной не пропадёшь! Не бойся, Вова Карманов никого не подводит!

"Карманов на блондинку запал" отметил мысленно Виктор. "Флиртует напропалую, придурок! Давайте, голубки, давайте... Не стесняйтесь. Удача-то какая!"

Вот он, шанс!

Они смотрят друг на друга. Блондинка положила руку Карманову на плечо. Он сел вполоборота к ней. Наклонил голову.

Она что-то шепчет ему. Он прикрыл глаза. Всего на мгновение.

Всё, ребята, вы мои!

Виктор привстал, перегнулся через край стола, протянул вперёд правую руку, ставя фишки на игровое поле. Полы пиджака на долю секунды закрыли часть стола.

Левой рукой он как будто опирается на край стола. Как будто - но так достоверно!

А на самом деле эта рука быстро проходит по рядам фишек. Одним движением.

Он заранее наметил, какие кругляшки надо "снять".

Виктор как будто слегка покачнулся. Но удержал равновесие.

В этом спектакле главное - всё сделать достоверно. Каждое движение должно быть естественным.

Так... Вот и правая рука сняла "навар".

А как ловко - хоть в шаге от стола стой, хоть в упор смотри, а ничего не заметишь.

Любой фокусник позавидует!

Всё, теперь передать фишки Денису. И ходу отсюда, ходу!

Он едва не уронил бокал...

- Чёрт, вот ведь неуклюжий я... Извините!

Никто, похоже не обратил внимания.

Кроме Дениса. Он сигнал заметил. Да, заметил!

Он идёт к столу. Примерно секунд через десять пройдёт мимо...

Лишь бы не сорвалось!



"Виктор Иванович Елисеев, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, безработный, зарегистрированное место жительства: город Москва, проспект Мира...

Рост сто семьдесят семь сантиметров, плотного телосложения, тёмные волосы, глаза карие, крупный подбородок, широкие плечи. Меняет внешность, может носить усы или бороду. Зрение нормальное, но может носить очки (варианты изменённой внешности прилагаются в файле с фотографиями).

В прошлом - профессиональный карточный шулер, в настоящее время, по оперативным данным, занимается кражами фишек и наличных денег в казино и игровых залах.

Возможно так же, что Елисеев замешан в кражах кредитных карт и передаче данных кардерам (задержания по Елисеева по данному направлению не проводились, информация косвенная и получена из оперативных источников, проверка по данной теме не проводилась).

Задержания, отмеченные службой безопасности холдинга:

15 декабря 2006 года - игровой зал "Золотой лимон", охраной предотвращена попытка хищения денег у посетителя, деньги возвращены владельцу, Елисеев отпущен после уплаты штрафа и проведения профилактической беседы

20 февраля 2007 года - казино "Шамбала", попытка обмена фальшивых игровых фишек; Елисееву удалось избавиться от улик до вызова дежурного охранника, после профилактической беседы - Елисеев выдворен из казино

15 июня 2007 года - игровой зал "Остров удачи", Сухаревская...

Особые приметы: на ладони правой руки небольшой шрам, от указательного пальца к центру ладони.

Характер..."



- Что-то я не понимаю,.. - задумчиво произнёс Карев, проглядывая распечатку с досье на Елисеева, переданную ему охранником. - Чудны дела твои, господи... Здесь не все его подвиги описаны, как я вижу.

- Это только то, что наша службы безопасности отметила, - пояснил охранник. - Распечатка из общего файла клиентов, занесённых в "чёрный список". Может, есть ещё какой-то конфиденциальный файл, закрытый, так сказать. Но нам для доступа разрешение Гонеева потребуется...

- Да нет, это ни к чему, - сказал Карев. - Конечно, у него больше задержаний было. Тут и гадать нечего. Я другое не могу понять: почему его ни разу милиционерам не сдали? Конечно, в зал людей в форме никто не любит пускать. У многих клиентов настроение от милицейских погон портится. Но этого субъекта едва ли не за руку ловили, и потом отпускали. Почему?

И Карев испытующе посмотрел на охранника, словно именно сейчас, непременно сейчас хотел получить ответ на свой вопрос.

Охранник пожал плечами.

- Наши его уже задерживали, но улик не было,.. - пробормотал он.

- И видеозаписи не было, и улик не было?! - с искренним удивлением воскликнул Карев. - И денег похищенных не было?

Охранник опустил голову и недовольно засопел.

"Чего ко мне-то пристал?.."

- Не понимаю, - задумчиво произнёс Карев. - Или он какой-то необыкновенный ловкач с гипнотическими способностями, способный любую охрану одурачить. Или...

Карев положил распечатку на стол. Потеребил в задумчивости кончик носа.

Охранник попоравил пояс с закреплённой рацией и молчал, терпеливо ожидая указаний.

- Или стоит за ним кто-то? - тихо спросил Карев.

Так тихо, словно спросил сам себя.

- Так брать? - не выдержал затянувшегося ожидания охранник. - Дождёмся, что свалит гад...

Карев усмехнулся и развёл руками.

- А как же! Возьмём, только он пустой наверняка будет.

- Как - пустой? - удивился охранник.

- Так! - ответил Карев.

Он схватил со стола рация и крикнул:

- Третий пост, Овчинин!

- Третий на связи, - прошипела рация.

- Третий, у нашего подопечного наверняка сообщник в зале. Как понял? У него сообщник в зале! Следи за теми, кто подходит. Следи...

- Есть "флажок"! - радостно ответила рация. - Как слышите? Даю отмашку! Клиент по фишкам отработал. Только что отработал!

- Следи за всеми, кто мимо него пройдёт! - крикнул в ответ Карев.

Потом подошёл к охраннику и медленно произнёс:

- Если этот гад в "чёрном списке", то фишки он обменивать точно не пойдёт. Сам он у кассы никогда не появится. Значит, в зале у него сообщник. Который нам совершенно не известен. А при известной ловкости рук, клиент наш своему дружку фишки скинет в полсекунды. И сам чистенький пойдёт на задержание. Фишек мы у него не найдём, и придётся отпустить с извинениями. А дружка если и задержим, то будут фишки, но не будет видеозаписи, подтверждающей, что именно он их украл. Его тоже придётся отпустить. Улавливаешь всю прелесть комбинации?

- Что же делать? - упавшим голосом спросил охранник.

"Всё на нас свалят, всё свалят!"

- Два варианта, - ответил Карев. - Либо ловить их на обмене, а это очень сложно. Либо идём на скандал и берём Елисеева прямо у стола. Но он наверняка шум поднимет, вопль будет до небес. А когда Карманов спьяну кинется дружка выручать - будет ещё и вонь великая, и жалоба руководству. Фишки спасём, но репутацию зала подорвём наверняка. А у нас не забегаловка какая-нибудь возле метро, к нам уважаемые и очень богатые люди ходят. Их нельзя беспокоить!

- Так это,.. - охранник зачем-то огляделся по сторонам, словно хотел убедиться в отсутствии тайных соглядатаев.

А потом предложил:

- А, может, ну его? Пусть валит, а? Много ли он в кармане унесёт...

Карев усмехнулся наивности охранника.

- Это смотря какие фишки он прихватил, и сколько. Может, и много. Дело в другом...

Карев сжал кулак и потряс им, словно заранее угрожая невзятому пока жулику.

- Не иначе, как он специально поиздеваться над нами решил. Знает же, что его рожа в любом приличном зале известна, и лезет сюда, лезет! Не в забегаловки какие-нибудь, где нет никаких списков и охранник с кассиром - одно лицо. Где всем на него наплевать и можно хоть каждый день там светиться. Нет, он сюда, в казино лезет! Зачем? Куш сорвать, нас позлить, доказать, что он крутой, а мы - так, дилетанты, мелочь, дурачьё несчастное. Вот что ему нужно! И ты думаешь, я его просто так выпущу? Чтобы он вконец обнаглел и сюда как на работу начал ходить?

Карев подошёл к столу и все ещё сжатым кулаком ударил в раздражении по жалобно скрипнувшей столешнице. Рация подпрыгнула и что-то невнятное захрипела в ответ.

Охранник испуганно попятился назад.

- Подтягивай ребят к столу, бери этого гада! - крикнул охраннику Карев.

Охранник спиной открыл дверь, выскочил в коридор и побежал к лестнице, ведущей в игровой зал.

Карев потянулся за мобильным. И замер.

"А, может, и в самом деле кто-то его прикрывает?" подумал он.

И замотал головой.

"Глупость! Никто! Никого за ним нет. Просто наглая сволочь он, и ничего больше!"

И набрал на мобильном номер Гонеева.



Денис в двух шагах. Сейчас, сейчас... Всего полсекунды хватит.

Похоже, пока безопасно всё, всё тихо, всё спокойно.

Не надо тянуть, быстрее! Сейчас начнут делать ставки, Карманов отвернётся от блондинки, потянется к столу.

Не сразу, конечно, но может хватиться.

Быстрее, Ден!

Всё, он рядом.

"Внимание, у стола... Комаров, Воронов, не крутитесь там!"

"От Карева команда..."

- Так, смотрю, у тебя уже кавалер нашёлся...

Виктор услышал голос спутника блондинки, что вернулся, наконец, к столу.

Он приблизился к Карманову и самым громким шёпотом, на который только был способен, произнёс:

- Карманыч, хватит эту дуру клеить! Вот, мужик её нарисовался...

Карманов посмотрел на него с отвисшим от удивления ртом, не в силах что-либо вымолвить, в шоке от подобной, совсем не ожидаемой им фразы.

- Да ладно тебе! - и Виктор фамильярно хлопнул Карманова по плечу. - Куш свой сейчас сорвёшь, найдём мы тебе поприличней...

- Гад! - взвизгнула истерично блондинка. - Коля, что он говорит?! Да что это такое! Нет, ты только послушай...

"Давай, родная, не стесняйся!" мысленно подбодрил её Виктор. "а твой кавалер сейчас в драку полезет. Ой, полезет! Это же просто песня для души!"

И он, повернувшись к побагровевшему Коле, левую руку одновременно отвёл чуть назад, чтобы вовремя высыпать фишки в карман Денису...

- Ты что несёшь! - подал голос Коля. - Ты чего тут... вообще... Обнаглел? Кто тут клеил?!

- А что? - спокойно-нагловатым голосом спросил Виктор, правой рукой похлодпывая по плечу вконец ошалевшего от такого развития событий Карманова. - Друг у меня - человек увлекающийся...

И разжал было пальцы левой руки... Но кто-то, быстро и незаметно подошедший со спины, быстро перехватил его руку, взяв за кисть и больно сдавив её при этом. И, одновременно, прижал его пальцы сверху ладонью, не давая выпустить фишки.

Кровь притекла к лицу, щёки отяжелели и стали горячими. В висках застучали упругие жилки, и туман, дурной серый туман поплыл перед глазами.

И одна отчаянная мысль мелькнула в голове:

"Сорвалось..."

Виктор словно во сне, сквозь мутную дымку увидел, как мимо, на ходу пробормотав невнятно какое-то ругательство, прошёл белый от напряжения Денис. Прошёл и скрылся где-то среди стоявших у покерных столов игроков.

Видел, как аккуратно взяли под локти разбушевавшегося Коля и его подругу и отвели куда-то в сторону.

И как удивлённый Карманов пытается достать мобильный телефон, и кто-то зовёт его... кажется, просит подойти к стойке бара.

"Чушь... Неправильно, нехорошо это..."

И он услышал тихий, но внятный и вполне отчётливо произносящий фразы голос. Голос человека, что стоял у него за спиной и продолжал незаметно для всех прочих посетителей казино удерживать его руку.

- Фишки аккуратно кладём в карман. Сюда, в карман пиджака. И не дёргайтесь, Елисеев, сканадл вам не поможет.

Виктор не дёргался. Он покорно высыпал фишки в карман.

И пересохшими от волнения губами прошептал:

- Парень, не дави. Всё понимаю... Пойдём сейчас, пойдём. Только без ментов!

- Не тебе решать, - ответил стоявший за спиной.

- Мне, - возразил Виктор. - У меня номер в адресной книге мобильного... Звоните или дайте мне позвонить...

И, чувствуя, что аргументы его не слишком-то действуют на продолжавшего удерживать его локоть охранника, поспешно добавил:

- Ваш старший должен быть в курсе... Илья Петрович... Я ему всё объясню. Вызовите его, я всё объясню! Всё уладим, всё компенсируем. Всё будет хорошо...

"Взгреют меня за такую защиту" подумал Виктор.

Раскрыть карты Гонееву - значит, косвенно подставить ребят из конторы. Гонеев в их схемах не участвует. Он, по сути, посторонний.

Но иного выхода, похоже, уже не было.

Попасть к ментам - это сильно увеличить стоимость решения вопроса. Ментов словами не разведёшь, придётся основательно раскошелиться.

Один путь - решать вопрос на месте, с охраной.

- Хорошо, - согласился охранник. - Сейчас вызовем. А вы, Елисеев, подождёте его здесь. В служебном помещении.

По всей видимости, упоминание Виктором имени начальника службы безопасности (да ещё и с отчеством) произвело на охранника некоторое впечатление.

Впрочем, не слишком сильное. Локоть Виктора он так и не выпустил.

Они так и пошли вместе, словно два давних приятеля, в обнимку.

И, уже выходя из зала, услышал Виктор голос Карманова:

- ...Я вам лицензию помог продлить, и мне же теперь задержаться надо? Да кто позволил!..

- Дамы и господа, продолжаем игру! - громким и хорошо поставленным голосом произнёс крупье. - Небольшая ссора, дамы и господа, прошу не обращать внимания. Индицент исчерпан. Продолжаем игру, дамы и господа!

"Продолжаем" согласился мысленно Виктор. "Вечер ещё не закончен. Игра продолжается..."

И ещё он подумал, что Гонееву, пожалуй, всё знать не следует. О конфискате можно рассказать, о контрольных закупках тоже... Это он, наверное, и так знает.

А вот об обысках...

- Да иду я, иду! И не надо меня подталкивать!



В половине второго ночи закончилась их беседа.

Гонеев, сонный и уставший, слушал Виктора, лишь изредка прерывая его рассказ короткими замечаниями и уточняющими вопросами.

Выслушав ответ, делал какие-то пометки в блокноте, потом несколько секунд сидел в задумчивости - и просил продолжать.

"И Тарик вам известен?"

"А как же!" с готовностью отвечал Виктор. "Мы вместе работали на одной частной квартире, пока..."

"Продолжайте" прерывал его Гонеев и снова что-то писал в блокноте.

И вот Виктор произнёс последнюю фразу:

- Эти люди - хорошие знакомые Павла Владимировича. Вы, безусловно, понимаете, о ком я говорю.

- Понимаю, - подтвердил Гонеев. - Так вы что, Елисеев, полагаете, я вам на слово поверю?

Виктор вскочил возбуждённо (и куда только подевалась его прежняя апатия) и прошёлся от стола к двери и обратно.

Остановился и с явным удивлением посмотрел на Гонеева.

- Чего запрыгали? - с усмешкой спросил его Гонеев. - К двери подбираетесь? Напрасно. Там охранник в коридоре дежурит, результатов нашего разговора дожидается. И в зале крепкие ребята стоят, и у всех входов. В приличном казино - как в правительственном бункере, мышь без контроля не проскочит.

Виктор присел на стул и искоса посмотрел на Гонеева.

- А если по нужде? Тоже с охраной в сортир поведёте?

- В наш роскошный туалет непременно пойдёте с сопровождением, - заверил его Гонеев. - И, кстати, не надо его сортиром называть. Обидно, честное слово! Над его интерьером, между прочим, работали дизайнеры из Италии.

- Ну да, конечно, - иронично заметил Виктор. - А над камерами в унитазах - дизайнеры из вашей службы безопасности?

Гонеев недоумённо покрутил головой и удивлённо ответил:

- О каких это камерах вы говорите? Прямо удивительно! Что за гнусные намёки?

- Мне ли не знать, - спокойно возразил Виктор. - Помнится, по молодости лет именно в одном таком крутом... сортире... я колоду карт проверил и перетасовал. Хорошо карты расположились, удачно. А вот на выходе меня уже поджидали такие вот, как вы выражаетесь, крепкие ребята. И отобрали любимую мою колоду! Знаете, до сих пор я жалею об этой утрате. Мне ведь её под заказ напечатали, с особой, знаете ли, "рубашкой". Рифлёным таким рисуночком, с вензелями. Один к одному, как в том казино. Я ведь заранее знал, какая колода карт на стол пойдёт. Так могла игра получиться, могла! И всё, понимаете ли, сорвалось. Жалко! Десять лет уже прошло, а до сих пор жалею!

И Виктор тяжело вздохнул. Потом взял со стола оставленную кем-то из охранников зажигалку и машинально начал очень ловко жонглировать ей, быстро перебирая пальцами и какими-то незаметными и отточенными движениями плавно прокатывая по ладони.

"Профи!" с невольным уважением подумал Гонеев.

Потом встал, захлопнул блокнот и сказал:

- Сочувствую, Елисеев. Что ж, по молодости, как говорится, и шулер глупости творит.

- Я не шулер, - возразил Виктор. - Я игрок.

- Все мы игроки, - согласился Гонеев. - У нас вся страна играет: в стабилизацию, в сытую жизнь, в процветание, в политику, и в хрен его знает что ещё. Даже в дружбу и любовь играют. Заигрались уже! А время, однако, идёт. Этак скоро и ночь закончится...

- Это вы к чему? - спросил Виктор.

И зажигалка замерла у него на ладони.

- На часы вот посмотрел, - пояснил Гонеев. - Скоро два часа. А в пять, глядишь, и рассвет придёт... Так что делать-то мне? Как ваши слова проверить? Свечину среди ночи звонить? Дескать, не ваш ли жулик, который буржуев под конфискат подводит, заодно и нашу контору облапошить попытался? Вот так, разбудить и спросить...

- Нет, конечно, - возразил Виктор. - Я вам дам телефон моего куратора...

Гонеев скептически усмехнулся.

- Подождите улыбаться, - поспешно сказал Виктор. - Телефон, конечно, какой угодно можно дать. Но этот человек вам должен быть известен. Он из ОБЭПа, центральный округ. Он и ваши заведения курирует...

- Это не ему ты помогал коммерсантов вычислять, которые аппараты за наличную валюту продают? - всё с той же недоверчивой улыбкой уточнил Гонеев.

- Это без комментариев, - ответил Виктор. - Просто позвоните...

И он продиктовал номер.



Через три минуты, завершив телефонный разговор, Илья Петрович вышел в коридор и подозвал охранника.

- Карева сюда попроси.

- Он у покерных столов,.. - начал было охранник.

- Немедленно! - оборвал его Гонеев. - Зайдёт в комнату. Мы его подождём. Но только пусть не мешкает.

Охранник быстрым шагом удалился.

Гонеев вернулся в комнату. Он остановился у двери, прислонившись спиной к стене, и каким-то странным, остановившимся, гипнотическим взглядом смотрел на Виктора.

Взгляд Гонеева был таким холодным, остранённым и безжизненным, что Виктор невольно поёжился и втянул голову в плечи.

Однако уже через полминуты прежняя привычка к развязному и фамильярному поведению взяла верх и Виктор панибратски подмигнул начальнику службы безопасности.

- Убедились?

- А ты, оказывется, фрукт, - задумчиво протянул Гонеев. - Манго-рамбутан, понимаете ли...

- Скорее, дуриан, - возразил Виктор и встал из-за стола. - Запах ужасный, вид - так себе, а вот вкус - ничего. Если распробовать! Так, может, я уже пойду? А то курить хочется, пи-пи хочется, воздуха свежего глотнуть - тоже хочется. Масса желаний, и ни одно из них в вашем богоугодном заведении не удовлетворишь. Так что...

- Подожди, - остановил его Гонеев. - Ты же у нас особый гость, охрана тебя так просто не выпустит. А мне тебя провожать, откровенно говоря, противно...

- Ну вот! - и Виктор с наигранным удивлением развёл руками. - Что ж так?

- Противно! - повторил Гонеев. - Ты ведь, гад, обэповцев и на наших партнёров наводишь. Так что не взыщи, противен ты мне.

- А мы уже на "ты" перешли? - уточнил Виктор и достал из кармана пачку сигарет. - Хорошо, хорошо... Вас ведь и так органы прессом давят, все соки выжимают. И выжмут, до упора выжмут! А ты, Илья Петрович, на меня обижаешься. Да таких, как я, у ментов по Москве, может, сотня наберётся. Или поболее. Липовые понятые, липовые покупатели, липовые клиенты. Сам, что ли, не знаешь? Закурить можно?

- Нельзя! - отрезал Гонеев. - И ты мне не "тыкай"! Ровню нашёл, тоже мне...

Дверь немного приоткрылась и Карев заглянул в комнату.

- Вызывали, Илья Петрович?

Гонеев кивнул и снова вышел в коридор.

- Вот что,.. - немного смущённо пробормотал он, стараясь не смотреть в лицо Кареву. - Этого... клиента... В общем, жулика этого тихо, по служебным помещениям и через запасной выход, выводишь на улицу.

- Как?! - ахнул Карев. - Мы же его в прямом смысле слова за руку поймали. Видеозапись имеется, Карманова уговорили заявление написать. Он, кстати, Елисеева этого и не знает толком, даже не помнит как познакомились. Так что с его стороны всё будет в ажуре. Милицию вызовем...

- Кого мы вызовем?! - с покрасневшим лицом выкрикнул Гонеев. - Этот гадёныш у милиции на подхвате работает.

- Кем? - севшим от разочарования голосом спросил Карев.

"А ведь догадывался... были мысли такие..."

- Козлом-провокатором, - ответил Гонеев. - Не далее как вчера какой-то идиот менеджер из нашего отдела продаж скинул ему оферту по продаже обезличенных аппаратов. Елисеев ему, видите ли, покупателем представился, причём выступил от лица одной компании... нашего партнёра... В общем, с ними, похоже, такая или подобная сделка обсуждалась. И каким-то образом информацию утекла от нас прямиком в милицейские структуры. А Елисеев, оказывается, не только по рулетке специалист. Он и с ОБЭПом такие вот дела крутит. Информацию, сволочь, проверяет!

- Значит, отпускаем? - переспросил Карев.

Гонеев кивнул.

Потом сказал:

- Вот что... Видеозапись похождений этого жулика скопируй мне на диск. Прямо сейчас! Я на парковке буду, у своей машины. Передай с одним из охранников. Если разговор с Кармановым записан...

- Записан! - поспешно подтвердил Карев.

- Тоже мне передай. Если места хватит - скинь на тот же диск. А у себя все записи уничтожь. От греха подальше...

Гонеев повернулся, и пошёл было к выходу. Но потом неожиданно остановился, развернулся и спросил:

- Я тебе тут человечка одного рекомендовал. Воронов его фамилия. Как, с работой справляется?

- А как же! - и Карев радостно заулыбался. - Отличный парень. Талант, в своём роде. Сегодня вот как раз в задержании участвовал...

- Сегодня его смена? - уточнил Гонеев.

И в задумчивости потёр указательным пальцем кончик носа.

"Надо же!.."

- Он сейчас на месте?

- Конечно! - подтвердил Карев. - До самого утра на месте будет.

- Вот с ним диск и передай, - распорядился Гонеев. - Сообщи ему номер машины и пусть подходит на парковку. А этого...

Гонеев поморщился.

- ...Елисеева - лично проводи. Лично!

- Есть лично, - ответил Карев.

"Как же мы раньше этого Елисеева не раскусили!" с досадой подумал Гонеев, выходя из казино. "Ведь под носом у нас шмыгал, задерживался ведь уже, и не раз. Правда, до милиции тогда дело не доходило, и доказательств у нас не было таких, какие были сейчас. Потому он с нами и не откровенничал. Но ведь... Обидно! Какая же подстава... обидная!"

Впрочем, он понимал, что и без Елисеева у милиции есть масса возможностей проверить всю их коммерцию, просветить рентгеном.

Вопрос в другом: как именно и через кого уходит информация?

И второй вопрос, не менее важный: почему Свечин его, Гонеева, фирме устраивает такие вот провокации?

К чему это всё?

Что он задумал?

"Мало тебе отстёгиваем, сволочь?!" со злостью подумал Гонеев.



Воронов подошёл к машине минут через десять.

Илья Петрович устал его ждать, изрядно притомился и от скуки даже принялся разговаривать с какой-то бродячей собакой, грустной дворнягой, невесть какими путями забредшей на парковку возле казино.

- Как дела, бродяга? - грустным голосом спросил её Гонеев.

И, высунув руку из машины, сделал вид, будто пытается её погладить. Конечно, лишь делал вид - он вовсе не собирался прикасаться к грязной, чёрно-рыжей, свалявшейся шерсти.

Собаке, впрочем, и такого внимания было достаточно. Она присела у машины, радостно высунула мокрый розовый язык, и, задрав морду, деловито тявкнула на декорированный под ярко-жёлтый лимон фонарь, что освещал парковку.

- Ты не хулигань! - внушительно заметил ей Гонеев. - А то мои молодцы быстро тебя вычислят. И выгонят. Точно выгонят, не сомневайся.

Собака кивнула в ответ, будто и впрямь соглашаясь с его словами. И протянула лапу к машине.

- А нечем мне тебя покормить, - с искренним сожалением ответил Гонеев.

Почему-то сейчас ему стало жалко того, что не прихватил он с собой хотя бы пару самых простеньких бутербродов для этой вот дворняги. Он и сам не мог понять, отчего вдруг приключился с ним этот нежданный приступ печальной сентиментальности, отчего вдруг захотелось непременно накормить эту совсем незнакомую и ненужную ему бродячую собаку, отчего вдруг захотелось хотя бы ей, глупой дворняжке, сказать что-нибудь доброе.

Что-то перевернулось внутри. Что-то произошло. Вот здесь, в этом казино, и именно этой ночью произошло что-то нехорошее, выбившее его из колеи, лишившее его былой уверенности в своих силах и в своём влиянии.

Быть может, это была только минутная слабость, смена настроения.

Или общение с провокатором Витей забрало так много энергии.

"Вампир энергетический" подумал Гонеев.

Он знал, что среди подобного сброда есть людишки, умеющие не только чистить карманы, но и выкачивать энергию из душ всех, кто имеет несчастье с ними соприкасаться.

Двух минут общения с подобными "вампирами" достаточно, чтобы воля человека ослабела и сознание стало бы мутиться от приступов депрессии и слезливой тоски.

Но... Едва ли этот тип был из такой вот, самой опасной категории жуликов. Просто вор и провокатор. Шулер Витя...

Тогда почему ему так грустно? Подлость Свечина так подействовала на него? Но он, Гонеев, и без того хорошо знает нравы милицейской и чекистской среды.

Его ли расстроит лицемерие людей в погонах? Он и сам в былые времена ловушки устраивал, в том числе и коллегам по той ещё, прежней, работе. И на его плечах тогда были погоны, и они ничуть не мешали ему гонять чаи где-нибудь на конспиративной квартире с такими вот елисеевыми, инструктируя их перед очередным "спецзаданием", и точно зная при том, что контингент этот уголовный при случае вполне может козырнуть своими связями с компетентными органами и со всеми своими тёмными делишками спрятаться за его, Гонеева, служебную корочку. И приходилось ведь таких вот елисеевых и против своих же коллег использовать, и утешать себя мыслью, что для грязной работы только такие вот грязные типы и годны, и должен кто-то и это делать, и...

- Свинство всё это, - сказал Гонеев дворняге. - Не поверишь, самому противно!

Дворняга чихнула, опустив морду к пыльному асфальту, потом встала и побежала не спеша вдоль ряда припаркованных машин.

- О, вот вы где! - услашал Гонеев голос Воронова.

Гонеев вышел из машины и потянулся, поглаживая ладонями заболевшую поясницу.

- Устал тебя ждать, - недовольно сказал он подошедшему охраннику.

Белая рубашка на Воронове взмокла от пота и покрылась желтовато-серыми пятнами, чёрны галстук был ослаблен и узел болтался где-то у второй пуговицы.

- И вид у тебя...

- Работы много, Илья Петрович, - ответил Воронов.

Он тяжело дышал и тыльной стороной ладони вытирал пот со лба.

- Пока копировали, пока я вас нашёл...

Он протянул Гонеев пластиковый футляр с диском.

Гонеев положил диск на пассажирское сиденье и, повернувшись к охраннику, спросил:

- А что это собака тут у вас бегает?

- Какая?

Воронов удивлённо посмотрел по сторонам.

Гонеев почувствовал, что охватившая его было депрессия проходит и он снова становится прежним, жёстким, уверенным в себе - начальником.

- Такая! - издевательским тоном бросил Гонеев. - Бродячая и вшивая! Сюда ВИПы приезжают, тузы козырные, уважаемые люди. Карманов вон на следующей неделе пару депутатов обещал в гости зазвать. А у вас бродяжки бегают! Может, ещё и пара бомжей где-нибудь тут, на парковке, обитает? Вы за ситуацией вообще следите?!

Воронов вытянул руки по швам и виновато захлопал глазами.

- Забежала, с улицы, наверное... прошмыгнула, где-нибудь... Трудно уследить.

- Чтобы завтра же, - заявил Гонеев, - всю территорию от всей этой живности очистить! От собак, кошек и прочих тварей. Не дай бог, она на чей-нибудь "Лексус" лапу задерёт! С диспетчера на парковке и с наружной охраны шкуру спущу! Так им и передай.

- Непременно, - ответил Воронов. - Обязательно. С утра и займёмся...

Гонеев поставил ногу на порог машины и замер на секунду, словно раздумая, ехать уже или ещё что-нибудь спросить, а заодно и лишнюю трёпку протеже устроить, чтобы о службе не забывал.

И решил спросить.

- Есть что-нибудь интересное?

Воронов встрепенулся и, приблизившись к Гонееву, тихо произнёс:

- Романов к Левковскому зачастил. То они в зале сидели, обсуждали что-то, а вчера и в кабинете директорском почти два часа пробыли.

Гонеев внимательно посмотрел на простодушное лицо Воронова, положил руку ему на плечо и тихим, задушевным голосом спросил:

- И что же они обсуждают?

- Мне не слышно было, - признался охранник.

"Обсуждают!.."

Всё, теперь уже Илья Петрович почувствовал, что берёт, опытной гончей хваткой, собачьим нюхом берёт верный след. Какая уж там депрессия - теперь возбуждение, охотничий азарт охватил его.

"Нет, не напрасно я Воронова сюда пристроил, не напрасно!"

- Неправда, - спокойно возразил Гонеев. - Не прибедняйся, не скромничай. Ты парень умный, толковый. Раз обратил внимание на его визиты, значит, постарался и информацией кой-какой разжиться. Иначе вообще бы не упоминал до поры до времени об этих визитах.

И убрал руку с плеча охранника.

- Ну?

- Да так, - и Воронов приложил палец к губам. - Не информация, так... Слышал краем уха. Они о Ставицком говорили.

"Горячо, горячо!" мысленно подбадривал охранника Гонеев. "Давай, парень, продолжай! Ты и сам не знаешь, какой счастливый билет сейчас вытягиваешь".

- Будто он как-то...

Воронов замялся на секунды, потом набрал воздуха в лёгкие и выпалил:

- В общем, неэффективно управляет.

- Поди ж ты! - притворног удивился Гонеев. - А почему ж так происходит? Об этом они не говорили?

- Я до конца не понял, о чём речь шла, - признался Воронов. - Я в этих делах вообще мало что смыслю.

- А ты и не смысли, - заметил Гонеев. - Ты - как передатчик. Просто слушай и передавай. Мне передавай.

Воронов задумался на мгновение и произнёс неуверенно:

- Что-то говорили о сокращении числа залов. Ставицкий сворачивает залы, общая доходность, кажется, падает...

И замолчал.

- Понял, - ответил Гонеев.

"Ай, спасибо! Ай, молодец!"

- Хорошо. Ещё что-то было интересное? Встречи, люди?

Воронов покачал головой.

- Да, вроде бы нет... Всё как обычно. Из налогой поиграть захаживали...

- Ладно, - прервал его Гонеев. - Это мне и так известно. Ну, что ж, раз более ничего интересного не было, то я, пожалуй, поеду. Засиделся я тут у вас, заработался. Домой пора, доедать остывший ужин. Так что...

И Гонеев протянул охраннику руку.

Тот пожал её, но как-то вяло и механический. Глаза его были пусты, взгляд отсутствующий. Он как-будто отчаянно пытался вспомнить что-то очень важное, то, что непременно хотел упомянуть во время этой беседы. Непременно хотел упомянуть, да вот незадача - как раз теперь вот и забыл.

Мысль его явно двигалась в заданном Гонеевым направлении: встречи, люди... Интересное, что-то интересное.

И, когда Гонеев садился уже в машину и собирался захлопнуть дверь, Воронов радостно хлопнул себя по лбу и, сунув голову в салон, выпалил едва ли не в лицо Гонееву:

- А Романов раза три сюда не один приезжал. В сопровождении, так сказать. С ним в машине женщина была...

"Любовница?" с усталым безразличием отметил Гонеев.

Нет, по сравнению с предыдущей новостью это было не так интересно.

- Хорошо, хорошо...

И Гонеев снова попытался захлопнуть дверь.

Но охранника так просто было уже не остановить.

- Это... Лариса Ставицкая была. Да, точно!

Воронов улыбался, довольный цепкостью своей памяти.

- Лариса?!

Гонеев замер.

"Опа... Вот дела... Они же не работают вместе. Практически не пересекаются. Три раза? Сюда, к Левковскому? Вот как..."

- Откуда ты знаешь, что это Лариса Ставицкая была?

- Я многих знаю, - уверенно ответил Воронов. - Я же в главном офисе работал. И руководство, и родственники... В общем, всех кого надо - помнил и помню до сих пор. Мы же и базы данных изучали, и фотографии...

Гонеев посмотрел на охранника изучающим взглядом.

- А скажи-ка друг любезный, - спросил Гонеев, - премии ты у нас получал?

- Нет, - удивлённо ответил Воронов. - Я ведь не так давно работаю.

Гонеев покровительственно похлопал его по плечу.

- Наблюдательный ты малый, как я смотрю. Не ошибся я в тебе, не ошибся! Думаю, к сентябрю мы тебе что-нибудь выпишем. Бонус, я имею в виду. На пару месячных зарплат. Устроит?

Воронов улыбнулся и приложил ладонь к груди.

- Илья Петрович, я!.. Конечно...

- Значит, устроит, - сказал Гонеев. - Это хорошо. В общем, давай, старайся. Работай, Воронов, наблюдай. Я в долгу не останусь. Пока!

Воронов минут пять ещё стоял на парковке, глядя вслед уехавшей машине.

Он чувствовал, что произошло с ним сейчас что-то очень хорошее и радостное, от чего произойти могут самые благоприятные перемены в его судьбе.

И произошло это потому, что смог он передать начальству какую-то очень важную и весьма полезную для руководящей деятельности информацию. Воронов и сам до конца не мог понять, что же такого важного он сейчас нарассказывал, но, судя по реакции Ильи Петровича, попал он в самую что ни на есть точку.

И при благоприятном раскладе... А почему бы ему не быть благоприятным?.. Быть ему...

"Начальником смены?"

Воронов размечтался было, зажмурился сладко, но треск и хрип ожившей рации вернул его к реальности.

"Пятый, куда пропал? Пятый?!"

"На парковке" ответил Воронов. "Подойду сейчас".

Он посмотрел на часы.

Два часа до конца смены.



17.

"Фуру остановили, проблемы с документами. Нет, я сам не знаю. Так говорят".

"Откуда узнали?"

"Позвонил водитель. Нет, мобильный не отобрали. Пока всё спокойно. Изучают..."

"Бумаги?"

"Именно. Аппараты, как я понимаю, без номеров. Но это же не криминал".

"Главное, не волноваться. С документами всё в порядке, Савченко лично проверял".

"Вопрос не в бумажках, Сергей. Вопрос в отношении к нашим грузам. Докопаться, как известно, можно и до телеграфного столба. При известном желании..."

"Ваня, пока шефу не звони. Думаю, всё решим сами. Где груз?"

"Таможенники выгрузили. Машину отпустили. Полагаю, теперь они ждут нашего визита".

"Решим, всё решим..."

"За какие деньги? Груз двести тысяч стоит. С нашими затратами да с их запросами вся перевозка нас в минус загонит. Денисенко задним числом мы цену набивать не будем, он и так фактически по предоплате берёт".

"Решим, решим... Ваня, придержи следующую отправку. Позвони Комлеву. Пока ничего не отгружаем. Ждём..."

- Заметались, сволочи, задёргались, - с удовлетворением отметил Свечин, дослушав запись разговора. - По мобильным, небось, языками чесали?

- Так точно, - подтвердил оперативник. - Открытым текстом, под протокол, так сказать.

- Как дети, честное слово! - и Свечин радостно рассмеялся. - Расслабились, с нашей-то защитой, распустились. Ничего, мы их немного потрясём. Пусть на границу съездят, проветрятся. На терминал приграничный нос сунут. С местной публикой познакомятся.

- А потом? - уточнил оперативник, закрывая ноутбук.

Свечин пожал плечами.

- Мы не варвары, курицу-то резать...

- Какую курицу? - удивился оперативник.

- Да всё ту же, - ответил Свечин. - Из старой детской сказки. Которая яички золотые несёт. Этой курице ещё два года жизни доктор прописал. Так что пусть и дальше... Понял?

Оперативник кивнул в ответ.

- Учёт и контроль, - добавил Свечин. - Это самое главное! Контроль! Дело надо поставить так, чтобы ситуация постоянно была под контролем и мы смогли бы вовремя бульон из этой курицы сварить. А до той поры мы ей дадим немного... покудахатать. Вот таким путём... Так, что ещё интересного?

Оперативник передал ему папку с документами.

- Отчёт по реализации конфиската. За июнь и первую половину июля.

- Интересно, - отметил Свечин.

И, просматривая бумаги, повторил ещё раз:

- Интересно...



Тихий семейный вечер.

Ей хотелось, чтобы вечер был именно таким. Только бы уговорить себя, заставить вести себя так, будто ничего не произошло, ничего не изменилось.

Всё осталось по-прежнему.

И не было этой ненужной, лишней в её жизни, этой неожиданной, этой...

"А чего ты хотела? Для тебя это новсть? Наверное, за спиной у тебя такие разговоры ведутся, такие сплетни распускают. Ему-то что... Он просто отмахнётся, отвернётся, забудет. А ты будешь это слушать. Будешь, потому что до твоего слуха сплетни непременно дойдут. Уж об этом-то подруги позаботятся! И ты будешь молчать. Конечно... Вот сейчас ты хочешь быть примерной женой. Тихой, безвольной, домашней".

Она посмотрела в зеркало.

Звонок.

"Получится? Хватит сил? Сохранить то, что есть... Вот теперь мне приходится спасать семью".

Она улыбнулась грустно своему отражению.

"Мне... А я ведь сама её разрушаю. Странно..."

Лариса открыла дверь.

И краем глаза посмотрела на стоявшие в коридоре напольные часы.

- Коля, молодец! Как раз к ужину.

Муж вернулся с работы на удивление рано: не было ещё и девяти.

Обычно Николай задерживался на работе часов до одиннадцати, иногда и до полуночи. Приходил усталый и вымотанный, торопливо ужинал, тратя на трапезу не более пятнадцати-двадцати минут, потом ещё примерно полчаса сидел в полудрёме перед телевизором; потом, разбуженный супругой, брёл в домашний спортзал, и некоторое время пытался там передвигать рычаги тренажёров, поддерживая тонус вконец размякших к концу дня мышц, а потом принимал душ (ванны, особенно джакузи, Николай в вечернюю пору принимать не любил, видно - боялся ненароком заснуть), и после - шёл спать.

И так - изо дня в день, по одному и тому же опостылевшему ей кругу.

Но сегодня, похоже, было бы у них время и для беседы.

Было бы... Если бы не молчание Николая, тягостное и казавшееся уже просто невыносимым.

Он молча сидел за столом, молча ел, медленно пережёвывая приготовленные сегодня приходящей домработницей его любимые спагетти-карбонара. Смотрел куда-то в сторону, словно избегал взгляда жены.

Лариса терпела минут пять. А потом не выдержала и нарушила молчание.

- Вкусно хоть? - с некоторой иронией спросила она.

Николай кивнул в ответ. И добавил в тарелку грибной соус.

- Да... Хорошо, постаралась она...

- Она! - воскликнула Лариса.

И, встав из-за стола, подошла к приоткрытому окну.

- Она, - повторила Лариса. - Надо так понимать, что это не мне благодарность.

- Конечно, не тебе, - подтвердил Николай.

И, не дав ей ответить, тут же спросил:

- Ларис, а винца у нас не найдётся? Как раз бутолочка итальянского в баре была. Принеси, а? Я и тебе спасибо скажу...

- Очень надо! - раздражённо ответила Лариса.

Но вино принесла. И один бокал.

- А ты не будешь? - с некоторым удивлением спросил Николай.

- Ты же любишь расслабляться, - сказала Лариса. - Это у тебя нервы, напряжение. Вечно занят, устал, не до меня... Так ты уж один... как-нибудь...

- Один так один. Уговорила, - Николай наполнил бокал. - Как раз для спагетии подходит. По моему... Я в винах не слишком разбираюсь. Ну что, Лара, за что выпьем?

И Николай картинно поднял бокал.

- Предлагай тост.

Его запоздалая любезность уже не могла смгячить сердце Ларисы, да и настроение её было испорчено напрочь.

"Вот ведь хотела спокойно поговорить!.. Просто поговорить! Нет, обязательно надо было так себя вести! Именно так, как обычно, по-свински!"

- Не знаю... Ничего не хочу.

Она почувствовала, что раздражение стихает и сменяется апатией. Прежним, много раз уже испытанным, надоевшим, бесчувственным равнодушием.

- Ничего.

- Тогда я предложу, - заявил Николай. - С позволения дамы, так сказать...

"Клоун" подумала Лариса. "Как же он невыносим иногда! Особенно в те, редкие по счасть, моменты жизни, когда пытается быть остроумным. Как же он глупо выглядит!"

- За мир и покой в семье!

И картинно же поднеся бокал к губам, осушил его одним глотком.

- Да, приятное винцо, приятное. А если бы его ещё и охладить.

И Николай зажмурился, представив кисловато-терпкий вкус холодного вина, с искрами рубина, поданного в запотевшем бокале.

- Да, хорошо бы было...

Лариса посмотрела на мужа и произнесла задумчиво:

- Не нравится мне слово "покой". В твоих устах эоно звучит как-то... Будто мы семью поминаем.

"Ну да, и не чокаемся" мысленно добавил Николай.

А вслух сказал:

- Извини, конечно, Ларис, но типун тебе на язык. Ну что у тебя за настроение сегодня такое? Агрессивное, какое-то. К чему бы это?

Лариса ничего не ответила. Она отвернулась и смотрела в окно. Смотрела неотрывно, в странной рассеянной задумчивости, рисуя на стекле видимые лишь ей узоры.

Николай не выдержал долгого молчания. В раздражении он резко отолдвинул, почти оттолкнул от себя тарелку, встал и подошлё к жене.

- Я вопрос между прочим задал, - произнёс он едва ли не в ухо Ларисе хриплым, каким-то полузадушенным шёпотом. - На вопросы отвечать надо!

Лариса повернулась к нему. Теперь глаза мужа были совсем близко от её глаз, и она видела, как расширяются от нарастающего гнева, темнеют его зрачки.

И видела другое: взгляд его неспокоен. Не от агрессии, нет. От глубоко скрываемого осознания собственной неправоты. От спрятанной, но неукрывшейся от её лжи. Ложь блудливыми искорками металась в его глазах.

"Чего я хочу от него? Я ведь и сама - не ангел..."

Или сказать себе, что он первый начал?

"Мы оба лжём друг другу. От семьи остаётся только ложь. Убери её - и семьи не будет".

Лариса грустно покачала головой.

- Конечно, - с иронией ответила она. - Ты же директор. Генеральный! Руководитель холдинга...

- Замолчи! - крикнул Николай. - Хоть дома можешь мне не напоминать?!

Он придвинулся ближе к ней и это жвижение показалось ей угрожающим. Она оступила на полшага и край подоконника деревянной гранью впился ей в поясницу.

- Очередная сцена, - с горькой улыбкой заметила Лариса. - Хорошо, посторонних в доме нет.

- А мне наплевать! - запальчиво выкрикнул Николай.

- А мне вот - нет, - возразила Лариса. - Спрашиваешь, почему настроение у меня такое? Да потому оно и такое, что мне... не всё равно. Совсем не всё равно, что у нас в семье творится.

- Ах, вот ты о чём...

Николай перевёл дыхание. И неожиданно попытался обнять жену, но она оттолкнула его руки.

Ставицкий отвернулся. И отступил от Ларисы. На пару шагов.

И смотрел на неё так, будто мерял противника взглядом.

- У нас всё хорошо было, - медленно произнёс Николай. - До тех пор, пока ты этот разговор не начала. У нас вообще всё хорошо, когда ты молчишь. Молчишь и сидишь тихо. И будет всё хорошо, если ты поймёшь одну простую вещь: у нас семья, а в кждой нормальной...

Лариса подняла руку в умоляющем жесте.

- Нет, послушай! - продолжал Николай. - В каждой нормальной семье есть глава. Понимаешь? Глава семьи. И как-то так жизнь складывается, что глава семьи - это муж. Он отвечает за семью, он защищает семью, он зарабатывает деньги и содержит семью. Он обеспечивает семье нормальные, человеческие условия существования. В нашей семье муж, представь себе, я. И. по моему, со своими обязанностями я справляюсь. У нас двер квартиры в Москве и одну мы на Кипре прикупили. У нас хороший загородный дом. Три машины на семью. Отдыхаем не на бабкином огороде, где ты половину своего детства босоногого провела, а в очень даже экзотических странах, и останавливаемся на отдых в роскошных отелях.

Лариса попыталась что-то ответить, но Николай прервал её.

- Нет уж, слушай теперь! Сама начала разговор! Я ведь просто хотел добраться до дома, пожрать спокойно и выспаться. И всё! Что, такие вот у меня невыполнимые желания и невероятные потребности? Трудно было посидеть спокойно? Помолчать?! В офисе меня дёргают каждые две минуты, и дома покоя не дают...

Лариса провела ладонью по глазам. Словно вытирая что-то...

И, дав мужу выговорится, тихо спросила:

- Для чего я тебе, Николай?

- Что? - удивлённо переспросил муж.

- Для чего? - повторила Лариса. - Тебе и на работе есть на кого кричать, на ком злость скрывать и кому своё превосходство показывать. Весь холдинг к твоим услугам! Давай, показывай свой крутой нрав... А я тебе зачем? Тихо сидеть в углу и не мешать тебе? Это даже... не мебель... Это хуже, Коля! Кресла вон твои и шкафы - бесчувственные. Им не больно, когда их задевают или о них ударяются. Им всё равно, если на них не обращают внимания. Им совершенно не важно, любят их или нет. А мне вот...

Лариса всхлипнула и присела на стул.

Вытирая слёзы, сказала:

- Мне не всё равно. Мне хотелось быть нужной. Мне хотелось, чтобы меня любили. И самой хотелось любить. Я думала... как-то иначе будет... Думала, что могу что-то изменить к лучшему в твоей жизни... А тебе от меня ничего не надо было! Тебе, видно, уже и постель не нужна. Когда мы с тобой вместе в последний раз были? Конечно... Только и слышу: "пожрать", "выспаться"... А ещё: "уйди!", "замолчи!" "не твоё дело!"

И Лариса, не выдержав, зарыдала.

Некоторое время Николай сидел тихо, в смущении, изредка вздыхая и искоса поглядывая на жену.

Он надеялся, что Лариса, отплакав, успокоится. Так прежде уже бывало, и жена после ссор успокаивалась, становилась прежней - домашней и тихой.

Но теперь случилось иное.

Лариса неожиданно выбежала из комнаты. Она долго искала что-то в спальне (судя по доносишемуся шуму, перетряхивала какие-то сумки или пакеты, высыпая их содержимое прямо на кровать).

- Лариса, - позвал жену Ставицкий.

Выждал полминуты, и, не получив ответа, позвал снова:

- Лара, может, хватит уже? Что ты мне доказать пытаешься? Что ты несчастная страдалица, а я тиран домашний? Довольно, доказала...

"...принесу сейчас" услышал он обрывок её ответа.

- Что ты принесёшь?

Беспокойство стало нарастать в его душе. Он почувствовал, что это не та, прежняя, дежурная (как казалось ему) и неизбежная в семейной жизни (да ещё и при такой нагрузке на работе) ссора.

Что-то случилось с женой. Она изменилась, стала нетерпимой к его... Не слабостям, нет. Нетерпимой... к нему самому.

"Какие там слабости? Пусть ещё найдёт такого мужа! Да что она там ищет?"

Кольнуло сердце.

Николаю стало не по себе. Он уже знал, что холодная тонкая игла в груди - не к добру. Короткая боль эта, что пришла и ушла в один миг, лишь предвестник другой боли - долгой, тянущей, надоедливой, неотвязной боли в груди и под лопаткой.

Левая рука стала тяжёлой. Она словно наливалась тяжким, больным свинцом.

- Лара!

"Господи, да что у меня со здоровьем творится? Эскулапы чёртовы! Такие деньги им платим по страховке, диспансеризации понимаете ли... техника, аппаратура, кардиограмма... А ничего определённого сказать не могут! Что же это?"

Стало трудно дышать. Ком подкатил к горлу. Резиновый непрглатываемый ком.

Николай захрипел и закашлял, выбрасывая капли густой слюны на скатерть.

- Дура, - в ярости прошептал он. - Довела скандалами своими... Я помру - станет тебе легче? Из грязи её вытащил, такую жизнь ей устроил... Не давлю ведь на психику, не давлю. Веду себя тихо...

Он встал. С трудом, покачиваясь, вышел в коридор.

Ему захотелось прямо сейчас, немедленно, в домашнем халате, в тапочках, как есть, как получится, как возможно, как выйдет - выбраться из квартиры, из ловушки бетонных сжимающихся стен, из дома...

"Пропади он пропадом со своей элитностью!"

...из кондиционированного, но всё-таки душного, мёртвого и мертвящего воздуха, вырваться - и уйти, убежать. Куда-нибудь, прочь!

"Не могу здесь!"

Николай прислонился спиной к стене. Огненно-красные точки поплыли у него перед глазами.

Он протянул руки вперёд, словно пытался поймать что-то невидимое, проплывшее перед ним в коридоре, или опереться на что-то...

Опоры не было.

Николай медленно сполз вниз. Схватился за грудь и побелевшими пальцами сжал в складки кожу, словно пытаясь прихватить и раздавить терзавшую его боль.

И услышал голос подошедшей Ларисы.

- Вот, посмотри...

Она протянула ему губную помаду.

Дешёвую губную помаду в чёрном платиковом футляре.

- Я ведь такой не пользуюсь. Но ведь нахожу, нахожу!..

Лариса, раскрасневшаяся, стояла перед, кричала что-то... Она словно не видела, что происходит с ним.

- Такую жизнь ты мне устроил? Да, такая вот хорошая семья у нас получилась. И ведь не первый это случай, не первый!

И вдруг она замолчала. Пальцы её разжались и помада с глухим стуком упала на пол.

- Коля, ты что?

Ставицкий поманил её, слабо взмахнув рукой.

- Что? Что с тобой?

- Плохо, - прошептал Николай. - Опять вот... схватило.

- Боже мой! - воскликнула Лариса.

"Теперь хоть... опомнилась..."

Мысли стали неровными, мутными; рвались на куски, расползались - трудно были собрать их. Сознание уходило прочь.

- Помоги...

Лариса взяла его под локоть. Помогла встать.

- Куда? - спросила она.

Николай пробормотал что-то неопределённое в ответ.

- Лечь хочешь?

Николай кивнул.

- Давай ближе к балкону, - сказала Лариса.

И, поддерживая мужа под локоть, повела его в гостиную.

- Сюда, на диван. Здесь кондиционер. Или его выключить? Дверь на балконе открыть?

Николай отрицательно помотал головой.

- Главное, - прошептал он. - Ларис... "Скорую" пока не вызывай. Не надо. Ни к чему... Заберут ещё, а у меня завтра совещание важное. Всех замов... собираю. Такая ерунда с отправкой на Украину получилась...

- Помолчи немного, - ответила Лариса. - Дошли, всё... Ложись.

Она помогла мужу лечь. Подложила подушку ему под голову.

- Отпустит, - прошептал Николай.

И с неожиданным ожесточением добавил:

- Дура ты всё-таки! Дура!

И ударил кулаком по спинке дивана.



"Валерий Владимирович, вы бы мне денег выслали? Я тут завис, сам не знаю насколько..."

"Ты же говорил, что тебя выгрузили! Чего не уехал?"

"Так мне паспорт до сих пор не вернули. Разбираются до сих пор. Аж из Выборга таможня приехала, какой-то там протокол составляют..."

"Дело заводят?"

"Не знаю, Валерий Владимирович. Я акт подписал по выгрузке, аппараты у них на складе остались. Уезжать хотел - а мне документы не возвращают. Такое закрутили, чуть ли не из ФСБ грозят архаровцев прислать! А я что? От вас человек нужен".

"Не волнуйся, приедет. Завтра будет от нас человек. Без нас никакие протоколы не подписывай! Не вздумай!"

"Да мне что...Я бы дождался, да деньги кончаются. Я вам факсы с пограничного терминала отправлял, так чуть ли не полтинник баксов содрали. А кушать надо, заправляться надо..."

"Мы сколько за перевозку твоему шефу платим? Чего он тебе грошовые командировочные выписывает?"

"Валерий Владимирович!.."

"Хорошо, попросим питерцев помочь. У них партнёры в Финляндии, склад в Котке. Может, они тебе с оказией баксов двести на границу передадут".

"Вот выручили! Я тут..."

"Не подписывай! И болтай там поменьше! Будет от нас человек. Всё разрулим, не дёргайся".



18.

Собрание решили провести в три часа, сразу после обеда.

Против обыкновения, заместители в кабинете Ставицкого появились рано, за десять минут до начала собрания и раньше, чем подошёл единственный приглашённый директором менеджер, лигистик Савченко.

Впрочем, эти десять минут и Краснов, и Романов, и Гонеев сидели тихо, лишь изредка негромко переговариваясь, не отрывая генерального от какого-то важного и чрезмерно затянувшегося телефонного разговора.

Ставицкий же, искоса и недобро посматривая на замов, приглушённым, хриплым голосом разговаривал с кем-то по громкой связи, доказывая собеседнику необходимость срочного выезда в Москву...

"С Денисенко беседует?" подумал Романов.

...для обсуждения и подписания крайне важного дополнения к контракту.

Без двух минут три в кабинете появился Савченко.

Ему явно было не по себе и он откровенно терялся в присутствии такого количества начальников (обычно с ним встречался, и то изредка, Краснов, а уж о встрече с главным Валерий боялся даже подумать), заметно нервничал и постоянно безо всякой причина поправлял тугой узел галстука.

Признаться, галстуки Савченко откровенно не любил. Да и не нужны они были ему, при его-то работе. Не на складах же и таможенных терминалах красоваться. Но...

С недавних пор Ставицкий буквально помешался на дресс-коде и какой-то там корпоративной этике, и постоянно делал замечания сотрудникам, избегавшим в летнюю пору стягивать шеи офисными удавками.

Правда, по кабинетам Ставицкий не ходил и специально за соблюдением дресс-кода не следил, но тут, на таком собрании, да ещё и по такому поводу...

В общем, Валерий решил, что в футболке в такой день к генеральному лучше не приходить.

К тому же, Савченко догадывался, что при неблагоприятном развитии событий по касательной ему непременно достанется за срыв вывоза аппаратов из России. Хоть, рассуждая объективно, в задержании партии аппаратов вины его не было, но под горячую руку директора он попадёт непременно. И будет наказан. Пусть символически и для острастки (а, точнее, для выхода накопившегося начальственного гнева), но - будет. А потому надо заранее позаботиться о смягчении возможного наказания, и всем видом своим демонстрировать смирение, покаяние и покорность высшей начальственной воле.

Краснов, завидев логистика, улыбнулся тому ободряюще и украдкой протянул ему вырванный из блокнота листок.

"КРЫША - НЕ НАША ЗАБОТА, ВАЛИ НА ИЛЬЮ" прочитал Савченко.

Быстро перехватил грозный взгляд Гонеева, скомкал листов и сунул в карман брюк.

И сел, на всякий случай, поближе к Краснову.

Ставицкий, завершив разговор, отключил громкую связь и, придвинув ноутбук, с полминуты допечатывал ответ на письмо Романова по графику подготовки к открытию залов в Италии.

- Я тебе ответил, - пробормотал Ставицкий, не поднимая головы.

Романов и Краснов переглянулись.

- Кому? - уточнил Романов.

- От меня три письма было, - напомнил Краснов.

- На твои - позже отвечу, - сказал Ставицкий. - Для нас сейчас приоритет - зарубежные проекты, а их Иван курирует. Я тебе, Иван, и по Неаполю ответил, и по Милану. По римскому казино... Тут подумать надо. Завтра утром ответ направлю.

- А в целом как? - спросил Романов.

- В целом хорошо, но медленно...

Ставицкий налил в стакан минеральной воды и медленно, с наслаждением, выпил (Савченко заметно сглотнул слюну).

Потом с пульта настроил бодро загудевший кондиционер. И с победным видом хлопнул ладонью по столу.

- Быстрее надо, быстрее!

- С итальянцами быстро не получается, - возразил Романов. - Металитет такой. Вон, Пьетро согласование на парковку третью неделю получает. А мы вообще чужаки пока на этом рынке. Но к осени, думаю...

- Быстрее! - повторил Ставицкий.

И снова посмотрел на часы.

- Так, с этими делами потом... Пока вывоз наш многострадальный обсудим. Сергей, ты сам мне в деталях доложишь, или подчинённого на амбразуру бросишь?

Савченко сжался, сгорбился и почувствовал, как по коленям его волной прошла мелкая дрожь.

Краснов перехватил его умоляющий взгляд и великодушно согласился амбразуру взять на себя.

- Сам расскажу. Я полностью в курсе... Ну, в случае чего, Валера мне поможет.

Савченко мысленно перекрестился.

- Ситуация простая, - начал было Краснов.

- Нет! - резко оборвал его Ставицкий. - Это тебе кажется, что она простая.

На минуту воцарилась тишина.

- Могу я продолжать? - осторожно спросил Краснов.

- Валяй, - ответил Ставицкий. - Но не говори, пожалуйста, что ситуация простая. Ещё раз услышу!..

И он выразительно стукнул пальцем по краю стола.

"Зол Коля сегодня, и горяч - прямо шипит!" отметил Романов. "Ничего, скоро остынет..."

- Так вот, ситуация...

Краснов закашлялся, платком вытер губы и, помедлив немного, перевёл дыхание и продолжил:

-...Следующая. Трейлер с партией аппаратов для Денисенко задержан на погранпереходе...

- Уточни-ка, - прервал его Ставицкий. - Чего вот тут я не понял! О каком переходе речь?

- Граница с Украиной, - подсказал Романов.

И Савченко, подтверждая, кивнул в ответ.

- Граница с Украиной, - повторил в задумчивости Ставицкий. - Я, конечно, понимаю, что с Украиной. Экспортёр кто? Какая компания?

- Гибралтарская контора, - подтвердил Краснов. - С главбухом согласовали...

Ставицкий снял трубку телефона и набрал номер.

- Катерина, - сказал он, дождавшись ответа, - а скажи мне, пожалуйста, ты не палёную ли контору для вывоза аппаратов подбирала? Она у нас ранее не светилась нигде?

Он помолчал немного, выслушивая объяснения бухгалтера, а потом, повысив голос, продолжил:

- Ты не оправдывайся, Боровикова! Я тебя пока ни в чём не обвиняю...

"Пока!" мысленно отметил Гонеев.

-...Спрашиваю только! Причём, заметь - спокойно спрашиваю, в порядке, так сказать, рабочего обсуждения вопроса. Что значит: "стрелки переводят"?! Ты это брось! Отвечай коротко и чётко: использовалась эта контора ранее для каких-нибудь левых отправок или нет?

Выслушал Бровикову, пробормотав что-то в ответ, бросил трубку.

- Да нет, - задумчиво, словно говоря сам с собой, произнёс Стивицкий, - в "серых" делах эту фирму не использовали. То есть на таможне она точно засветиться не могла, в обэповские разработки, скорее всего, не попадала.

Тряхнув головой, словно отбрасывая какие-то неведомые для остальных участников совещания проблемы, Николай продолжил:

- Значит, на складе вы документы для ввоза в Украину подготовили... А из России, надеюсь, не в "чёрную" тащили?

- Боже упаси! - и Краснов даже замахал руками. - Нет, конечно. Валера...

Он повернулся к Савченко.

- Надеюсь, твои брокеры экспортный контракт грамотно закрыли?

- Как обычно, - с некоторой настороженностью ответил Савченко. - Экспортёр, конечно, та ещё контора, "ёжик" проще говоря, но по-другому аппараты не вывезти. Мы же наши документы показывать не будем...

- Это понятно! - с досадой прервал его Краснов.

"Вот ведь дурак наивный!" подумал с тревогой Сергей. "Чего в рассуждения полез? И так всем понятно, как и что из страны вывозится. Коротко ответь - и прикуси язык! Вот ведь выручай болтуна такого..."

- Ты скажи - канал обычный? - продолжал Краснов. - Самодеятельности никакой не было?

Тут Валерий, видимо, уловил, наконец, намёк и понял, какой ответ нужен начальнику.

- Корпоративный канал, - с готовностью подтвердил Савченко. - Наш постоянный перевозчик.

И победно глянул на Краснова.

"Молодец!" мысленно подбодрил его Сергей. "В правильном направлении двигаешься!"

- Корпоративный канал перевозки у нас согласован со службой безопасности, - напомнил Романов. - Насколько я помню, вплоть до "окон" на границе, погранпереходов и транзитных складов.

Гонеев засопел недовольно и нервно дёрнул плечом.

- Да, да, - подтвердил Краснов. - Мы с Иваном в своё время специально Илью Петровича на совещания приглашали, все необходимые вопросы с ним согласовывали. Это ещё весной было, до того, как Ивана на зарубежные проекты перебросили. Илья всю процедуру с нашими кураторами из силовых структур согласовывал...

Ставицкий, услышав о "кураторах", горько усмехнулся. И, подняв руку, ребром ладони стукнул себя по шее.

- Вот они! - резко выдохнул он. - Вот они у меня где, эти кураторы! Жульё в погонах! Весь их капитал - это ксивы и лампасы, а пусти их в бизнес, так они без "крыш" своих силовых и ларёк рыночный содержать не смогут. Присосались как пиявки, и тянут, тянут, тянут деньги из дела. А что взамен?

И он недобро, исподлобья, глянул на Гонеева.

- Что взамен?! - громче повторил Ставицкий. - Защита? Безопасность? Предсказуемость? Стабильность для бизнеса? Помощь хоть какая-нибудь?!

Ставицкий откинулся на спинку кресла и показал присутствующим кукиш. Держал сложенные пальцы перед собой долго, словно давая возможность участникам совещания получше рассмотреть нехитрую эту фигуру.

- Вот что мы от них получаем. Только это - и всё! Новое дворянство, мать их!..

Гонеев демонстративно отвернулся и стал пристально рассматривать картину на стене: старинный фрегат с растрёпанными, разорванными в клочья парусами, плывущий по океуну в синей предураганной мгле.

"Романтично, чёрт возьми!" прошептал Гонеев.

- А мы кто? - продолжал Ставицкий.

И махнул рукой.

- Ты, Илья, комедию тут не ломай, - обратился он к Гонееву. - Картинку эту ты на каждом совещании рассматриваешь. Особенно, если мои слова тебе не нравятся. Ты меня не проведёшь! Обиделся, Петрович?

Гонеев пожал плечами и, повернувшись к директору, с улыбкой воскликнул:

- Николай, да я с тобой полностью согласен! И с коллегами тоже... в общем... Согласен, конечно! Обычная процедура, что там говорить. Переоформление документов, вывоз в Украину. Всё по плану было, всё согласовывали.

- А какого хрена, - снова завёлся Ставицкий, - всю эту согласованную процедуру нам порушили?! Какого?! Нет, помолчи! Послушай! Я не дурак, Илья, совсем не дурак, и никогда не поверю, что таможенники сами, по своему усмотрению нам обрубили канал доставки. Мне, в конце концов, наплевать было бы на эти аппараты. Это хлам, отработанный материал. Мы их по любому бы списали, не сейчас - так через полгода. В России они уже не играют. И до две тысячи девятого года не дожили бы, это точно! Не в аппаратах дело, не в деньгах! Списал бы я эти аппараты и забыл. В другом дело. Мне не понятно, почему, на каком основании работавшие ранее каналы доставки перестают работать. Почему наши...

Ставицкий поморщился.

-..."кураторы" не выполняют условия соглашений? Почему они откровенно начинают давить и гнобить наш бизнес?! Или они решили, что настало время шкуру с нас содрать? Так, по-моему, они ошибаются. Сильно ошибаются. Время это ещё не настало. И нескоро ещё настанет. Мы ещё вполне жизнеспособны. А, может...

Николай нахмурился.

- ...Может, им кто подбросил эту мыслишку? Напел в уши, что фирма не сегодня, так завтра накроется. А топ-менеджмент растворится, так сказать, в синих далях. А?

И он внимательно, подчёркнуто внимательно и подозрительно оглядел собеседников. Более всего под давящим взглядом его сжался Савченко, хотя его подозрения эти в принципе не могли касаться и как-либо затрагивать. Не по причине особого доверия со стороны Ставицкого, а просто потому, что копоративный логистик при таких раскладах - сошка явно мелкая.

- Николай, - поспешно возразил Романов, предчувствуя, что разговор начинает приобретать неприятный оборот, - мы сейчас слишком далеко зайдём со всеми этими... предположениями.

"Домыслами" мысленно добавил Краснов.

- Не в том дело, что там думают наши "кураторы", - продолжал Романов. - В конец концов, и на таможне ситуация нестабильна... Вон, риски по аппаратам как резво меняют. Были ведь времена, когда иные импортёры их по мизерной стоимости тащили тащили, уж не буду говорить - по какой, и ведь проходило это. Бились заявленные цены с таможенными базами данных. Декларации закрывались, всё прекрасно оформлялось. В две тысячи шестом лавочку прикрыли. Тогда, насколько я помню, по шестьдесят пять долларов за килограмм только пропускали, не меньше. Если аппарат сотню килограмм весит, его дешевле шести тысяч пятисот никто уже не показывал. Ну, может, и находились отморозки, кто дешевле делал, но в приличных брокерских конторах никто уже не рисковал. Потом ещё гайки завинтили... Валер, какие риски сейчас?

- Семьдесят семь, - глухим, потухшим голосом ответил Савченко.

- Вот! - воскликнул Романов. - Дальше гайки винтят. Это же общая политика и, уверяю тебя, никакие "кураторы" тут ни при чём. Это уж...

Романов показал на потолок.

- Оттуда идёт, с самого верха. Мало ли, что сейчас могло измениться. Аппараты в любом случае - товар рискованный. Могли пройти какие-то распоряжения по таможне...

- Почему мы об этом не знаем?! - крикнул Ставицкий.

И, тяжело выдохнув, помассировал ладонью грудь.

Жест этот не укрылся от Гонеева. Илья Петрович глянул на директора и прошептал что-то вполголоса.

- Илья, тебе вопрос! - снова повысил голос Ставицкий.

- В Москве изменений не было, - ответил Гонеев. - Савченко, были в Москве изменения?

Тот поспешно замотал головой в ответ.

- Не было, - повторил Гонеев. - А региональные приказы и распоряжения мы не можем отслеживать. Если это приказ на уровне начальника поста, то из Москвы его не отследишь.

- А если на уровне Павла Владимировича? - с издевательской улыбкой спросил Ставицкий.

Гонеев не ответил, потупился и обиженно засопел.

- Ладно, народ, хватит сопли распускать, - подвёл черту Ставицкий. - Дело успели завести?

После затянувшегося молчания ответить решился Савченко.

- Заводят вот, решают...

- Тянут кота за органы, - повеселевшим голосом произнёс Ставицкий. - Значит, в угол нас загонять они пока не собираются. Ну что, игорный народ, какие предложения будут?

Романов, оташлявшись, сказал:

- Так вот думаю...

И подмигнул Гонееву.

- Илья надо с генералами своими встречаться. Объясниться со служивыми в неформальной обстановке.

- Повод-то какой-то копеечный, - с сомнением произнёс Гонеев. - Сами же говорите - "хлам". Из-за задержанного на границе хлама хороших людей от работы отвлекать?

- Отвлекать! - поддержал Ивана Ставицкий. - Ни черта ты, Илья, не понял! Объясняю я тут, распинаюсь, по полочкам раскладываю, а ты всё свою линию гнёшь. Отвлекать, видите ли, не хочется! Ты знаешь, сколько аппаратов к вывозу готовится? Сотни надо вывозить, сотни! И что, каждый раз вот так вот собираться будем? И гадать, почему очередную фуру тормознули? Мы тысячи аппаратов в Россию завезли, запчасти тоннами завозили. И ни разу проколов не было! А тут по отработанному каналу везём - и проблемы. Ты считаешь, что это не повод для беседы?

Гонеев пожал плечами.

- Может, и повод, - неуверенно ответил он. - Надо прощупать ситуацию...

- Вот и щупай! - обрубил Ставицкий. - И побыстрее! Два дня тебе даю. Максимум!

- Да где ж я за два дня цельного генерала выловлю! - воскликнул Гонеев. - Генерал - не шлюха, по звонку не приедет.

- Эти генералы берут столько, - возразил Ставицкий, - что на эти деньги бордель можно содержать. С саунами, бассейном и венерическим диспансером впридачу. Так что уж постарайся. Кстати...

И Николай хлопнул себя по лбу.

- Хорошо, что вспомнил... Вот там ты с друзями нашими, так называемыми, и пересечёшься. У вас же по четвергам клуб, собрание целое!

- В диспансере? - сострил Краснов.

- Хуже, в Солоухино, - ответил Ставицкий. - По четвергам у Ильи сауна с генералом. За городом. Как там ваш спецобъект называется? Охотхозяйство закрытого типа? Вот туда и иди!

- Меня на этот четверг не приглашали, - несколько обиженным голосом ответил Гонеев. - У них свои планы...

- А мне наплевать! - ответил Ставицкий. - Делай что хочешь, но в два дня уложись. Времени у нас нет! Так, с этим решили...

И он показал пальцем на Савченко.

- Валера, теперь твоя очередь отдуваться. Быстро созванивайся со своми брокерами и дуй на границу, на переход. Пока тихо сиди на границе и будь на связи с Сергеем.

- А что делать-то? - удивлённо спросил Савченко.

- Сидеть, поджав хвост! - громко и отчётливо произнёс Ставицкий. - До поры, до времени... Понял?

Савченко растерянно посмотрел на Краснова.

- Поясняю, - сказал Николай. - Краснов будет на связи с Ильёй. Как только ситуация прояснится...

И он выразительно, с плохо скрываемым сарказмом, посмотрел на Гонеева.

- ...И будет понятно, как нам действовать, ты на своём уровне решаешь с брокерами оперативные вопросы. Возможно, придётся переоформить документы, написать пару писем, изменить инвойс. И я хочу, чтобы ты позагорал немного на границе, и был при этом всё время на связи с брокерами, чтобы, в случае чего, лично, обязательно лично мог проконтролировать решение этих вопросов. Потому как...

Ставицкий достал платок. Высморкался. И снова помассировал грудь.

- ...Не хочу, чтобы из-за какого-нибудь прокола брокеров или элементарного недопонимания с их стороны аппараты снова зависли. Заметь, про злой умысел я ничего не сказал!

Савченко обречённо кивнул и поправил сбившийся набок узел галстука.

- Конечно... Сегодня же...



Гонеев после совещания позвонил жене.

- Всё, солнце. Кажется, вне графика придётся на природу съездить, с друзями старыми пообщаться.

Жена промолчала в ответ.

- Ну, ты только не обижайся, - поспешно добавил Илья Петрович. - Сама понимать должна, работа такая. Оля, чего молчишь?

- Да вот, думаю всё, - ответила жена. - Понять хочу, когда же ты на ужин вовремя приходить станешь. Когда, наконец, жизнь у нас спокойная начнётся. Вот когда ты со службы увольнялся, я... Вот честно скажу - я радовалась. Всё надеялась, что хоть теперь-то заживём по-людски. И что за талант у тебя такой, Илюша, должности такие находить, на которых не с девяти до шести работаешь, а сутками напролёт? Горе с тобой, ей-богу!

- Ничего, - ответил Гонеев. - Терпи, солнце моё, терпи! Недолго осталось...

- Ты всегда так говоришь... И когда тебя к ночи ждать?

- Сегодня - как штык! - бодро отрапортовал Гонеев. - Не позже восьми буду. А вот завтра...

- Понятно...

Жена вздохнула и повесила трубку.

"Терпи, терпи..."

Теперь Гонеев и впрямь был уверен, что терпеть осталось недолго.

"Сломается, Николай, сломается скоро..."

В адресной книге моблильного он нашёл телефонный номер медицинского центра.

Набрал и, дождавшись ответа, подчёркнуто сухим и официальным голосом произнёс:

- Добрый день! Это фирма "Голд Слот", заместитель генерального директора вас беспокоит. Да, договор по медицинскому страхованию... По какому вопросу? Да вот, к кардиологу хотел бы на приём записаться. Да, знаете ли, ничего серьёзного, но боли иногда в груди. ВИП-сервис, говорите? Очень хорошо. А то платим деньги за обслуживание, переводим регулярно, так вот и сервис хотелось бы соответствующий получить... Когда сможет принять? Да, могу и сегодня подъехать. Через полтора часа. Адрес напомните, пожалуйста...

Записав адрес, Гонеев отключил трубку. Достал второй телефон и набрал короткий номер.

- Семён, у тебя полчаса. Быстро нарой мне по твоим базам данных всё по кардиотделу в нашем медицинской центре. Главное - счета, которые нам выставлялись за обслуживание сотрудников. Кого лечили, от чего именно и... Я понимаю. Что доступа к медицинским файлам у тебя нет. Но счета подними. И если там пользовали нашего директора... Да, Николая... Сообщи мне, кто именно из врачей им занимался. В счетах они указывают имя лечащего врача. Подними бумаги, найди его. Сообщи мне! И потом свяжись с конторой. С Ивановским и его ребятами. Я объясню, зачем...

Отключил второй телефон. Подошёл к открытому окну и долго стоял, глядя вниз. Прямо под его окном, на закрытой парковке, стояла с утра машина Ставицкого.

Гонеев смотрел на серебристую крышу "Вольво", долго смотрел, словно белое от полдневного солнца серебро не отпускало его взгляд.

"Доездился, директор" думал Ставицкий.

И сам удивлялся тому, как легко и радостно на душе становится от этой мысли.

"Доездился..."

Водитель директора подошёл к машине. Достал из кармана брюк носовой платок и протёр боковые зеркала, предварительно подышав на них.

"Старайся, давай!" подбодрил его Гонеев. "Ставицкий оценит, он хорошую работу всегда ценит. Глядишь, премию через месяц тебе подбросит".

Гонеев включил вентилятор, постоял немного под струёй разогретого воздуха и, убедившись, что от крутилки этой пластмассовой толку мало, вернулся к столу.

По офисному телефону набрал номер дежурного охранника.

- Это Гонеев...

- Слушаю, Илья Петрович!

Гонееву показалось, что охранник отвечает каким-то испуганным голосом.

"И что они все выслуживаются, остолопы?" с искренним удивлением подумал Илья Петрович. "Было бы ради чего..."

- Распечатку с точным временем выхода из офиса всех начальников отделом и заместителей директора! - отчеканил Гонеев. - Выборка с двенадцати часов и до конца дня. Чтобы завтра с утра у меня на столе была.

- Будет! - пообещал дежурный.

Гонеев повесил трубку и пальцами отбарабанил по столу победный марш.

"Попались, попались, голубчики! Все вы у меня теперь... в одном месте будете!"



19.

- Ничего не хочу! Ничего!

Таблетки рассыпаны по ковру, белые крупинки на красно-жёлтом узорном, шерстяном лугу.

- Не хочу...

- Я ужин приготовил, - повторил Владимир.

Он сел в кресло. Нажав на кнопку пульта, включил телевизор.

Софья стояла у порога, вцепившись в дверной косяк.

- Сегодня день...

Пальцы её свело судорогой.

- Ты не думай... Я могу без этих дурацких таблеток. Мне врач прописал. Это от бессоницы... Володя, ты худой стал совсем. Совсем ничего не ешь... Это потому, что я ничего не готовлю. И за домом не смотрю. Плохая жена, Володя?

- Хорошая, - ответил Владимир.

Он не повернул голову. Не посмотрел на неё. Он боялся её глаз: белых, жалких, влажных от слёз.

И, в то же время, в любое мгновение готовых вспыхнуть яростным, безумным огнём.

Он старался вести себя подчёркнуто спокойно.

- У меня тоже сегодня как-то всё не клеится. Партию стройматериалов привезли... Ну, знаешь, такой особый лак для дерева. На водяной основе. В офисе ремонт затеяли. Надо было строителей дождаться. Так нет же, наши знатоки сами товар приняли, и даже не проверили толком. До этого поставщик никогда не подводил, всё привозил точно по графику и в полном соответствии...

Софья подошла к нему. Села рядом, на краешек широкого кресла. Закрыла глаза и положила голову ему на плечо.

- ...С заказом, - тихим голосом продолжил Владимир. - А вот на этот раз - прямо беда какая-то. Взял и напутал. Одну банку открыли... Ты спишь?

- Что? - спросила Софья.

Она открыла глаза. Приподняла голову и откинула со лба прядь волос.

- Нет, что ты... Тебя слушаю.

- Тебе интересно?

- Продолжай...

Она снова закрыла глаза.

- Мне всё равно. Лишь бы тебя слушать. Всё равно... Только слушать твой голос. Он, знаешь... Он успокаивает. Ты только тихо говори. Что-то про краску...

- Лак, - поправил её Владимир. - Привезли лак. Банку открыли, а оттуда запашок... Ну, явно смесь ацетона с ещё каким-то растворителем. Разве можно такую адскую смесь в помещении использовать, да ещё и в офисном? А накладные уже подписаны, поставщик знать ничего не знает. Дескать, что заказывали, то и получили... Вот теперь думаем... Кстати!

Владимир перешёл на шёпот.

- Ризотто я сам готовил. И мясо потушил. Как в умной книге было написано.

- А почему шёпотом? - удивлённо спросила Софья. - Тайна?

- Великая!

Владимир приложил палец к губам.

- Никому... Это мой первый опыт. Нет, не то, чтобы совсем первый... Скажем, яичницу я и раньше готовил. Но так, чтобы что-то серьёзное...

Софья улыбнулась и зевнула расслабленно.

- Лучше тебе? - спросил Владимир.

Она встала. Медленно, через силу.

- Что-то слабею я...

И покачнулась.

Владимир, вскочив, успел подхватить жену.

Мимо него, едва не задев ноги, взъерошенным шерстяным комком пронеслась испуганная кошка.

- А Люся где-то рядом с нами пригрелась, - сказал Владимир.

И обнял жену. Крепко, словно боялся... Не отпустить даже - выронить.

Или потерять?

- Ты знаешь, почему я таблетки эти купила?

- Нет, - ответил Владимир. - И знать не хочу!

Софья вздохнула. Положила руки ему на плечи.

Он только сейчас заметил, насколько же истончились её руки, и как едва не до полупрозрачности побелела кожа на запястьях.

"Как же она переживает..."

- Я не жалею, Володя...

- Молчи! Молчи, я прошу!

- Нет, не жалею. Я правильно поступила. Сделала тогда...

- Не надо снова!

- Сделала тогда аборт...

Она прижалась щекой к его груди.

- Я ведь здорового ребёночка не смогла бы родить. Правда, чистая правда. Доктор сказал...

- Он не говорил этого, - возразил Владимир.

Но Софья уже не слушала его. Дурманный, тяжёлый, душный полусон охватывал её.

И в этом полусне она продолжала говорить, сама уже едва улавливая смысл произнесённых слов:

- Такая патология, не родится здоровый... А ведь бывает, что рождается? Я вот послушала... Сделала... А ты не отговорил. Теперь снится иногда. Я сначала думала - девочка. Нет, мальчик снится. У меня сломалось что-то внутри. Вот там...

Ладонью она провела по животу.

- ...Там ничего уже нет. А в снах - есть. Мальчишка... Представляешь, он уже ходить начал!

Владимир слушал её и отчего-то кащалось ему, что там, где-то далеко... Быть может, у каких-то далёких и полузабытых родственников, на родственном их попечении, живёт этот самый мальчишка. Тот весёлый, бойкий и непоседливый парень, мальчик с большими, умными, светло-серыми (в папу!) глазами, его сын.

Не родившийся... Да, так. Но ведь она видит его. Может быть, он всё-таки жив... где-то. Ведь не мог же вот так - взять и исчезнуть. Исчезнуть просто потому, что испугались.

"А если бы мёртвым родился? Ведь врачи предупреждали. Все эти патологии... Я толком ничего не понял, но они говорили что-то о девяносто пяти процентах... каких-то случаев... И для матерей такие роды - испытание. И с ними... Нет, я не пережил бы! А его потерял, мальчишку потерял. Но если бы не спас Софью... Ведь и её мог потерять!"

Он зажмурил глаза, будто увидел что-то неприятное, пугающее... Страшное. На мгновение мелькнувшее перед ним, не тенью, не темнотой. Светом, ярким, пронзающим глаза светом, навылет проходящим сквозь студенистые комочки глаз - в глубь, в мозг, в затаившуюся, тихую до времени память.

И от света этого душа его замерла испуганно. На миг.

Он зажмурил глаза. И услышал голос жены:

- Ты не слушаешь меня? Ты словно спишь...

Владимир открыл глаза. Влага в уголках...

- Ты не обращай внимания. Вова, это просто слабость... Со временем всё это проходит. Становится легче. Мне уже сейчас легко. Это поначалу я плакала, даже истерики устраивала. Помнишь? Я знаю, это не ты придумал. Это тебе доктор посоветовал чем-нибудь меня отвлечь. Отвлечь...

"Вот тогда и началась... игра".

- Вот я и отвлеклась... А осенью мы обязательно куда-нибудь поедем. Или зимой? Поедем на лыжах кататься в Австрию? Или в Прагу на Рождество?

- Поедем, -согласился Владимир. - Конечно... Как скажешь...

"Отвлечь?"

Быть может, в этом причина? Она давно уже не играла. Когда-то он и привёл её в казино...

Он вспомнил слова доктора.

Доктора, который спас Софью, когда она...

"Это, друг мой, теория замещения... Спорная, надо сказать теория, но в вашем случае работает. Обилие эмоций, выброс адреналина, обретение некоего, пусть даже иллюзорного, смысла существования - всё это вполне может положительно сказаться на психологимческом состоянии вашей супруги. Хотя следует учитывать и то, что замещение - это, в конечном итоге, бегство. Ну, скажем более мягко, отступление от реальности. И злоупотребление этим средством может привести к весьма печальным последствиям. С другой стороны, и выбор у вас невелик. Либо перманентный кризис с явной и весьма неприятной перспективой развития суицидальных... да, именно так!.. комплексов, либо - кратковременный курс такой вот заместительной терапии. А под ней я понимаю любую деятельность, которая могла бы дать вашей супруге гарантированную эмоциональную разрядку. Ну там, игры... Да, именно азартные. Либо экстремальные виды спорта, но это уже слишком опасно. Тем более, что физически она очень слаба. Так что рекомендую риск и азарт. Но, учтите, ваше присутствие при этом строго обязательно! Не оставляйте её одну! В гоороде же есть безопаснрые места для игр? Вот хотя бы казино... И, ради бога, будьте всё время рядом. Надеюсь, что уже недели через две все её негативные эмоции будут канализированы и направлены в безопасное, так сказать, русло. А потом предложите ей романтическое путешествие, поцелуй под Мостом Вздохов или что-то ещё в этом роде... И всё, я надеюсь, придёт в норму. Вы уж поймите меня правильно... Я отнюдь не с лёгким сердцем даю вам такие рекомендации. Это ведь похоже на лечение с помощью... Не знаю, наркотика, что ли... Но ведь, в конце концов, боль когда-то облегчали морфием. Вопрос только в дозировке и в своевременном прекращении подобного лечения. А вот тут-то, друг мой, чёрт и спрятался! Так что - осторожней. Вы уж поймите правильно, ничего другого придумать не могу, я уже трижды вашу супругу откачивал..."

- Зайчонок...

- Что, Володя?

Продержались две недели. Теория замещения, будь она проклята!

- Может, погулять нам? Развеяться? Не сейчас, конечно, попозже. Вот полежишь несколько дней дома, окрепнешь, в себя придёшь... А в офис тебе позвоним, обязательно позвоним. Скажем, что ты болеешь. Нам добрый доктор больничный выпишет, непременно выпишет!

- Ты со мной разговариваешь, как с маленькой...

Он подхватил её, поднял. Взял на руки - и впрямь как ребёнку.

Как глупую девочку.

- А потом...

Она обняла его за шею.

- Люблю тебя, Вовка... Люблю...

Он прижался губами к её щеке. И на миг ему показалось, что кожа её пахнет молоком. Сладким, тёплым молоком.



20.

"Мне нужно с тобой встретиться. Нам надо поговорить..."

"Знаешь, занят сейчас..."

"Перезвонить?"

"Нет, на надо. Я сейчас... Да, на подпись... Нет, это не тебе. Когда?"

"Что?"

"Когда ты хотела бы встретиться?"

"Сейчас... Сегодня. Сегодня, если можно".

"Ты знаешь... Подожди секунду, я выйду в коридор".

"Ваня, мне очень нужно с тобой поговорить!"

"Понял, да... Вот, здесь удобней. Ларис, ты же знаешь, у меня семья. Так быстро, с ходу всё решить... Звонок неожиданный... Ну, сама пойми!"

"Это недолго".

"Дело не во времени. Нужно же какое-то место... Спокойное, тихое... Чёрт, вечно всё на ходу приходится придумывать!"

"Я перезвоню".

"Нет, сейчас... Сейчас решу. Хорошо! Ты номер моей машины помнишь? Помнишь, как она выглядит?"

"Конечно, Вань. Мы же столько раз..."

"Хорошо. Сегодня в шесть вечера, на остановке у Политехнического. Это недалеко от офиса. Я подъеду, заберу тебя. Что с тобой, Ларис?"

"Я расскажу тебе всё, объясню".

"Что случилось?"

"Ничего... Ничего особенного. Но мне нужно, нужно встретиться!"

"Хорошо, конечно... Не волнуйся. Обязательно встретимся. До вечера, хорошая моя!"



Узкая дорога петляла по полям, обходя длинными зигзагами заброшенные деревни с деревянными покосившимися домиками и полуразваленные коровники давно почивших колхозов. Местность казалась глухой, необжитой и безлюдной.

Из-пол колёс летела тяжёлая пыль коричнево-кофейного цвета, густым облаком поднималась вверх и и так долго ещё, сколько можно было видеть в боковое зеркало, стояла в воздухе тёмным, непроглядным столбом.

Качались рогатые головы репейника на заросших полях, и жёлтая, выгоревшая на солнце трава качалась под ветром, прокатывая длинные, медленные волны до синего горизонта.

Воздух с медово-пряным запахом тёк сквозь окна с опущенными стёклами, вытесняя городские запахи из салона автомобиля. И примешивался к нему горьковатый привкус пыли, и горький запах пустырной полыни.

- Хорошо, воздух свежий...

Илья Петрович достал платок и медленно провёл им по лицу, вытирая пот.

- Хорошо!

- Окошко прикрыть? - спросил водитель. - Грязновато тут... бывает. Испачкаетесь ещё!

- Нет, - ответил Гонеев. - Пускай... Ничего, эту грязь ветер назад относит. А мне подышать хочется. Вот таким вот воздухом...

- Понимаю, - признался водитель. - Самому нравится. Вот так вечером, сразу после заката, выедешь на эту дорогу, стёкла все опустишь, втопишь километров этак под восемьдесят... Нет, под сто не рискую! Тут дорога плохая, под сто газовать стрёмно как-то... Так вот, педальку, стало быть, в пол - и пошёл, пошёл по полям! Ветер в лицо бьёт, машина по ухабам прыгает, а ты знай себе едешь. Травами пахнет, прохлада от земли, туман поднимается. Лёгкий такой туман, дымка - а как освежает! Честное слово, будто душ принял. Или это... Как эти называются, целебные?

- Источники, - подсказал Гонеев.

- Наверное, - не очень уверенно согласился водитель.

Потом задумался на мгновение, словно пытался вспомнить ещё что-то очень интересное, что непременно надо добавить к короткому своему рассказу о вечерних поездках, да так ничего особенного и не вспомнил. Или не решился рассказать.

- Хорошо, в общем, - так завершил водитель историю.

- А останавливаться не пробовал? - неожиданно спросил Гонеев.

- Это как это? - удивился водитель.

Гонеев показал на поле.

- Вот так... Остановиться, из машины выйти, на траву упасть... Не пробовал?

Водитель подумал немного, и ответил нерешительно:

- Да нет... Вроде, не было таких мыслей.

- "Вроде... не было", - передразнил его Гонеев.

И засмеялся.

- Эх, брат! Мысли, может, и были, да ты об этом мне не скажешь. Небось, думаешь, генералу под рюмочку сболтну, что его водитель вот так жизнью наслаждается. Так думаешь?

Водитель пожал плечами.

- Нет... Чего так думать... Я вас много раз возил, и разговоры у нас разные были. Чего вам про меня рассказывать?

Гонеев двольно потёр ладони и потянулся к фляжке с коньяком.

- Извини, что тебе не предлагаю. Сам понимаешь...

- Понимаю, - сказал водитель. - У меня сегодня до полуночи сплошные разъезды.

- Много гостей у генерала? - уточнил Гонеев, залпом отпивая изрядную порцию коньяку.

Пил он смело - при его-то массе (да и опыте употребления) алкоголь действовал на него разве что начиная со второй бутылки (а во фляжек грамм триста, не больше), и служебный опыт давно уж научил Илью Петровича в любом состоянии присматривть за собой, в особенности - за своим языком.

А разговор со Свечиным предстоял тяжёлый и долгий, так что расслабление некоторое в пути было не лишним.

- Много! - охотно подтвердил водитель. - И никто ведь на своих машинах не едет!

- Конечно!

Гонеев хлопнул себя по коленке.

- Пьянка ж намечается, мать моя женщина! Вот так-то... Никто за руль и не сядет! Так что, умотали тебя?

- Не то слово, - сказал водитель.

И вздохнул грустно.

- Вас вот... да, третьего гостя уже привожу. А ведь в город мотаться - это ж не ближний свет. За один такой день могу километров четыреста накрутить. Туда, сюда...

- Ладно... Эх, бедолага!

Гонеев убрал фляжку во внутренний карман пиджака. И, развалившись в широком, велюровом автомобильном кресле, с довольным, расслабленным, полусонным прищуром глаз смотрел на мелькавшие за полями берёзовые перелески.

- Да...

Он повернулся к водителю.

- А я бы вот не удержался. Ей-богу, не удержался бы! Остановил бы машину, упал в высоченную эту траву, и лежал бы, лежал. И в небо смотрел...

- Тут вечером-то опасно останавливаться, - заметил водитель. - Места, честно говоря, глухие. Сами видите... В деревнях ещё в девяностые народ спился. Кто помер, кто в город подался. Может, пара старух и уцелели невесть как, а в общем... Заколочено всё. Если, не дай бог, случится чего, так хоть кричи, хоть не кричи... И поля сто лет не паханы, заросли все бурьяном. Говорят, грузунов много стало в полях, за ними птицы потянулись. Я тут на днях какую-то птицу увидал на поле. Здоровая, хищная! Крылья расправила - ну метра полтора у ней будет, в размахе-то. И что за пакость в этих зарослях водится - чёрт её разберёт. И что за народ по этим пустырям по вечерам ходит - тоже никто не знает. Тут же... Дикость одна! Ехать-то приятно, но останавливаться... Нет, не стал бы! Это ж... Африка, одним словом.

- Африка, говоришь? - переспросил Гонеев.

И, отвернувшись, молчал минуты две.

- Африка, - задумчиво повторил Илья Петрович. - Да был я в этой Африке! На сафари ездил... Может, и к нам когда-нибудь, лет этак через десять, богатые иностранцы на сафари будут приезжать? А мы будем встречать их... в набедренных повязках. Хочешь, Василий, в набедренной повязке ходить?

Водитель усмехнулся.

- А то! Зимой только холодно будет.

- А мы тебе повязку с мехом соорудим, - пообещал Гонеев. - Утеплённую...

И добавил с горьким... Хотя нет, горечь была наигранной и вздохнул Гонеев с наигранной, дешёвой театральностью.

- Довели суки страну!

На страну с дикими полями Илье Петровичу, честно говоря, давно уже было наплевать.

Разве приятно было всплакнуть вот так вот... С полупьяной слезой. Чтобы лишний раз признаться глупому, заросшему бурьяном, бестолковому отечеству в давно уже ушедшей... а, может, и никогда не существовавшей любви.

- А я ведь сам-то из деревни. Выбился вот... а вот хочется иногда...

"Заткнись!" мысленно он оборвал сам себя. "Ничего тебе не хочется! Ты и боишься больше всего именно этой вот исконной своей, родимой глуши. Боишься, что хозяева твои дорогие смотаются потихоньку в тёплые страны, со всеми денежками своими смотаются, а тебя как раз и оставят наедине с разваленными коровниками, бурьяном, заколоченными домами и одичавшим народом, который быстро пузу твоему жирному липосакцию сделает. Прав, прав водитель! Нельзя останавливать машину, нельзя!"

- Скоро будем-то? - спросил он Василия.

- Полчаса ещё, - ответил водитель.

Гонеев снова потянулся к фляжке.



Генерал встречал их у ворот.

Едва их глухие металлические серые створки закрылись, он подошлё к машине и, наклонившись к задремавшему было Гонееву, тихо, но отчётливо произнёс:

- Давненько сюда не заезжал, Илья Петрович. С прибытием, гость дорогой.

Гонеев с трудом разлепил отяжелевшие от сна веки, секунду с некоторым недоумением смотрел на Свечина, будто не узнавая давнего знакомого, а потом быстрым движением не вышел, а, скорее, выскочил из машины (так быстро, что генерал еле успел на шаг отойти в сторону).

Илья Петрович долго тряс генеральскую руку и благодарил за приглашение.

- Хватит, Илья!

Свечин махнул рукой в сторону ближайшего к ним, двухэтажного дома красного кирпича, чьи высокие и узкие, по псевдоготической моде вытянутые окна с золотистым тонированным стеклом поблёскивали на предзакатном солнце сквозь густую листву высаженных в ряд вдоль дороги канадских клёнов.

- Пойдём в гостевой дом. Отдохнёшь с дороги, расслабишься. Остынешь перед банькой, а то, сам понимаешь, с жары такой да в нашу купель...

Банной купелью генерал особенно гордился и поминал её при каждом случае.

Купель та и впрямь была особенной: в неё подавали воду прямиком из лесного родника по специальному, только лишь для наполнения купели проложженному водопроводу.

Зимой же, во избежании замерзания трубы, водопровод тот немного подогревали, для чего к водопроводу на всём его протяжении (почти полкилометра, не шутка) подведена изолированная проводка, соединённая с датчиками температуры и встроенные в водопровод тэнами.

Уникальным этим водопроводом генерал гордился не меньше, чем купелью.

И тоже, при случае, вспоминал.

- Главная, чтобы вода свежесть ледяную сохраняла. Зимой этого добиться бывает трудно... Вот, помню...

Да, любил он об этом поговорить.

- Гостевой домик? - с некоторым недоверием спросил Гонеев. - И много гостей в том домике?

Он, конечно, помнил слова водителя о большом количестве приглашённых, но, по старой своей привычке, несколько преувеличил свою неосведомлённость.

- Гостей-то?

Свечин хитро улыбнулся.

- Да хватает... Полный сбор сегодня, можно сказать. Даже из прокуратуры пара человек имеется. В кои-то веки заглянули, на огонёк.

После таких слов Гонеев ожидал увидеть в доме множество людей. Не толпу, конечно, но уж, по крайней мере, десятка полтора, не меньше (обычно подъезжали на такие банные собрания: человека три из РУБОПа, из УБЭПа - не меньше трёх-четырёх, из собственной безопасности... ну, там по разному, в зависимости от обстановки, и - таких вот, как он, "отставников" из коммерческих структур - трое-четверо, да теперь вот прокурорские пожаловали...).

Ни увидел он лишь пару крепких ребят в спортивных костюмах (явно из обслуги), что скучали в холле, вяло гоняя "тетрис" на мобильниках.

Завидев Свечина, ребята поспешно вскочили, попрятали телефоны, и вытянулись во фрунт.

- Вольно, Коля. Хватит тут старание показывать...

Свечин подошёл к ним ближе и сказал им что-то негромко. Едва ли не шёпотом, глянув при этом искоса на Гонеева.

Илья Петрович смог разобрать лишь: "...на полчаса позже... предупреди...".

"Пусто здесь, в доме-то" догадался Гонеев.

Будь здесь гости - он бы непременно услышал шум, смех, обрывки разговоров. Но было тихо.

Слышно было лишь слабое журчание фонтана в холле, долетали откуда-то дальние, приглушённые звуки шагов, и слышен был Гонееву всё тот же негромкий разговор генерала с обслугой.

И более ничего.

"Куда же все делись?"

На душе у Ильи Петровича отчего-то стало тревожно. Не любил он такие вот... пустые дома.

Особенно на спецобъектах МВД.

Нет, конечно, не боялся он каких-то... силовых ходов. Нет, не такие времена были, и люди были не той породы, чтобы вот так, по-пацански, вопросы решать.

Другого он сейчас опасался. Разговора.

Неприятного, тяжёлого разговора с генералом.

И, судя по всему, именно такой вот разговор с генералом ему предстоял.

Потому Свечин и привёл его в этот дом, потому и не спешит знакомить с гостями. Потому эти холуи в спортивных костюмах тут и пасутся: следят за тем, чтобы кто из посторонних как-нибудь ненароком в дом не забрёл.

Гостевой дом - он ведь только для особых гостей.

И тяжёлый этот разговор, конечно, не об аппаратах будет. Не эти копеечные вопросы Свечин обсуждать собрался. Тут, судя по всему, что-то крупное назревает.

И, похоже, собрался Свечин откровенно поговорить о новых перспективах... для милицейского своего бизнеса.

- Пойдём! - сказал Свечин, завершив разговор со спортивными ребятами и повернувшись к Гонееву.

Он быстрым шагом двинулся вглубь здания.

Илья Петрович последовал за ним.

Они прошли по коридору, свернули направо и здесь, на небольшой площадке перед зарешеченной дверью, остановились.

- Пострелять хочешь, Петрович? - несколько фамильярным тоном спросил Свечин.

И вынул связку ключей из кармана.

- У тебя тир тут? - без особого удивления спросил Гонеев.

Он слышал об увлечении генерала спортивной стрельбой, видел и прекрасно оборудованное открытое стрельбище на одной из ведомственных баз отдыха, куда привозили его ещё весной "кураторы" из генеральской конторы, стрелял он когда-то по "тарелочкам" в одном из опекаемых генералом спортклубов, охотился и здесь, в Солоухино, прошлой осенью (то, конечно, охота, не спортивная стрельба, но тоже ведь - пороховая забава), но, признаться, не слышал ничего о тире в Солоухино, да ещё и расположенном в гостевом доме.

Впрочем, это охотхозяйство Илья Петрович знал плохо, даже путался до сих пор в расположении охотничьих домиков.

- А как же! - с гордостью подтвердил генерал и, погремев ключами, открыл решётку, а потом и саму тяжёлую дверь.

На первый взгляд дверь эта выглядела деревянной, но с торца видно было, что изготовлена она из прочного металла (похоже, стали), толстые листы которого прочно соединены сваркой с металлической же, широкого профиля рамой. А снаружи солидная эта конструкция закрыта была деревянными панелями, нарочито небрежно выкрашенными светло-серой краской тоскливого казённого колера.

Генерал сделал шаг вперёд, нащупал выключатель на стене, повернул ручку - и вперед загорелся белый, неприятно, мертвенно белый свет.

Гонеев подошлё ближе к входу в загадочный этот тир и замер на секунду от удивления. Сразу за порогом куда-то вниз, в глубину уходила освещённая вмонтированными в стену лампами узкая лестница. Лестница была столь длинна, что последние ступени её, несмотря на яркий свет, терялись в полумраке. А бетонные ступени её поверх основы выложены были ровными плитками какого-то мягкого, пористого материала, похожего на каучук.

- Вот здесь, прямо, можно сказать, под ногами отдыхающих...

Генерал начал осторожно, медленно спускаться по лестнице.

- Петрович, ты там не стой. Иди за мной. А то дверку за нами прикроют, а ты как раз возле неё стоишь.

Гонеев пошёл вслед за генералом, спускаясь при этом почему-то боком, словно шёл он не по лестнице, а по крутому, сколькому склону горы.

Отметил он при этом, что ступеньки сделаны с умом и на совесть: на них, пожалуй, просто невозможно было подскользнуться. Даже, пожалуй, в мокрых ботинках... или охотничьих сапогах...

"И лоб об плитки эти не расшибёшь" с удовлетворением ответил Гонеев. "Если спьяну..."

- А кто дверь тут закрывать будет? - неожиданно задал он генералу наивный (с его-то опытом!) вопрос. - Вроде, пусто, нет тут никого...

- Эх, Петрович! - со вздохом ответил генерал.

И снова загремел ключами.

- Затупилась твоя соображаловка в общении с коммерсантами. А камеры наблюдения для чего? Эта дверка, чтоб ты знал, под круглосуточным контролем! Вот, слушай...

Свечин остановился. Гонеев по его примеру так же замер, и услашал тут же тихий шелест шагов и лязг закрываемой двери.

Свечин посмотрел на часы.

- Минута, - отметил генерал.

И тут сухо щёлкнул замок.

- Закрыли нас? - с некоторой опаской спросил Гонеев.

"Вот придумали, сволочи!" тут же выругался он мысленно. "Прямо мышеловка какая-то! Бункер рейхсканцелярии, чёрт бы его драл!"

- Как выходить-то будем?!

- Не боись, Петрович! - весело воскликнул генерал. - Всё для нашего же блага делается. Для спокойного отдыха! Не волнуйся, выпустят. Тут система связи как часы работает.

Спустившись вниз, генерал открыл ещё одну дверь, тоже металлическую, но покрашенную в чёрный, даже без канцелярских изысков, цвет.

В лицо Гонееву пахнуло запахом срого бетона и тяжёлого, спёртого, мёртвого подземного воздуха.

"А вентиляция тут..."

И, словно угадав его мысли, Свечин зашёл внутрь и нажал на какую-то кнопку (Гонеев услышал тихий щелчок), и где-то далеко, в темноте подвала загудели, всё быстрее крутя лопастями, вентиляторы и Илья Петрович почувствовал, как по ногам потянуло лёгким сквозняком.

- Сейчас легче станет дышать...

Голос генерала почему-то зазвучал глухо, словно долетал сквозь слой ваты.

- ...Давно не проветривали. Да заходи уже, не копайся!

Гонеев зашёл в освещённый всё теми же белыми лампами подвал. И тут со струями поднятого вентиляторами лёгкого ветра долетел до него давно знакомый (хотя за последнее время изрядно подзабытый) запах оружейной комнаты: смазка для затворов, впитавшийся в стены пороховой дымок, ружейное масло и кисловатый вкус металла с окалиной.

Гонеев закрутил головой, оглядываясь по сторонам.

"Да, размах впечатляет..."

Подвал, бетонный параллепипед, вытянулся метров на двадцать в длину, в ширину же был метров пять, не меньше. Бетонный пол был идеально выровнен и покрашен (похоже, слоя в три, а то и больше) тёмно-серой краской. Стены обклеены были толстой пробковой плиткой...

"Так вот почему все звуки здесь такие приглушённые!" догадался Гонеев.

...покрытой мутным, полупрозрачным лаком. Местами плитка успела икрошиться, видно - пули рикошетом попадали и по ней, и потрескавшийся от ударов лак осыпался с неё белой пылью.

Вмонтированные в потолок светильники защищены были полусферическими колпаками из толстого, особого прочного стекла.

Треть подвала отделена была высоким деревянным барьером. Барьер начинался от левой (если стоять лицом к мишеням) стены, и примерно метр не доходил до правой. И рядом с этим проходом к мишеням стоял широкий металлический шкаф образцово-армейского, тёмно-зелёного цвета.

- Ну, каково? - с нескрываемой гордостью спросил генерал, прохаживаясь перед огневым рубежом. - Барьер, кстати, демонтируется. Это если захочешь из положения лёжа пострелять.

- Масштабно, - отметил Гонеев. - На совесть сделано, ничего не скажешь. А демонтаж... Да нет, не надо. Я уж так, из положения стоя...

Свечин с той же связкой ключей подошёл к шкафу, открыл его и, оступив на шаг, поманил Гонеева.

- Что выбирать будем?

В шкафу в нижнем отделении, но не как в привычной оружейной пирамиде, а по-особому, в специальных деревянных отсеках с запорными стальными вставками и замками стояли: два автомата АКС-74, два РПК, американская автоматическая винтовка М-16 и ещё пулемёт незнакомой Гонееву системы.

А в верхнем отделении выстроились в ряд пистолеты (Гонеев успел разглядеть три "Макаровых", один "Глок" и, похоже, была там ещё "Беретта").

А на полке посередине сложены были аккуратно разноцветные пластиковые коробки с патронами.

- Что из этого, Петрович, тебе по душе?

- Да что попроще, - скромно сказал Гонеев. - От автоматов этих шуму много, и отдача, опять же.... Плечо ещё отобьют, ну их к лешему! "Макарычем" побалуюсь, по старой памяти...

- Хорошо! - согласился генерал. - "Макарычем" - так "Макарычем"! Я тогда тоже, за компанию... Погоди маленько, я тут подготовлю... Три обоймы нам хватит?

Гонеев пожал плечами.

- Да я, честно говоря, не то, чтобы любитель...

- А вот любитель, - заметил Свечин, набивая обоймы патронами. - Люблю пострелять... Знаешь, некоторые водочкой стресс снимают. Ларичев, знакомый мой... Встречался с ним?

- Не припомню, - ответил Гонеев.

- В ГУВД дела разруливает, - продолжил Свечин. - Не встречался? Ну, ничего, познакомишься. В хорошем смысле, конечно... Так вот, кто чего, а я вот люблю в тир зайти. Такой вот отдых... А ведь охоту ты любишь, Петрович?

И генерал протянул Гонееву пистолет и три снаряженные обоймы.

- Ну, это же другое дело. Костёр там, природа...

- Это тоже природа, - возразил Свечин. - То, что внутри нас.

Гонеев держал в руках оружие и смотрел на генерала немного растерянно.

"Отвык ты от серьёзного дела, Илья, отвык" подумал генерал.

- Это ведь природная, естественная страсть! Истинно мужская страсть - к оружию, к его силе. К власти, которое это оружие даёт. Не пейнтбол какой-нибудь для офисных людишек. Не красочкой друг друга мазать... Нет, серьёзное дело! Настоящее дело для настоящих мужиков. Это ведь...

Генерал в задумчивости осмотрел чёрный ряд стволов.

- ...Это смерть, Петрович. Вот так она выглядит. Впечатляет?

"Типун тебе на язык!" мысленно выругался Гонеев. "Чего тебя занесло? Нашёл, чем хвалиться!"

- Ну что, на огневой рубеж?

Свечин сунул пистолет в кобуру на поясе (Гонеев только теперь заметил её под генеральской курткой), закрыл шкаф и подошёл к барьеру.

- Подходи, Петрович.

Подойдя к барьеру, Гонеев выложил обоймы на узкую и длинную деревянную полку, проходившую по верху барьера. Затем одну обойму...

- Только будь добр, ствол на меня не направляй, - меланхолично заметил генерал.

...вставил в пистолет, снял "Макаров" с предохранителя и передёрнул затвор.

- Как говорится, к стрельбе готов.

- Вот и ладненько, - ответил Свечин. - Ну, какую мишень выбираешь? Смотри, тут с фантазией подобрано...

Гонеев присмотрелся, и тут только, в ярком свете закреплённого под потолком прожектора, увидел вырезанные из картона фигуры в человеческий рост, небрежно, будто в нарочитом беспорядке, расставленные между обычных, чёрно-белых, круговых мишеней.

И заметил он, что на картонные головы наклеены фотографии.

Лица! Чёрно-белые и цветные, серьёзные и смеющиеся, лица пожилых людей и людей помоложе, в морщинах и с гладкой кожей, контрастно и чётко прорисованные и мутные, смазанные, будто изначально вырезанные из газеты и переснятые на копире с увеличением.

Но главное - чьи это были лица!

- Ну ты даёшь! - выдохнул Гонеев.

Если бы, скажем. Илья Петрович увидел изображения вольнодумствующих журналистов (таковых, вроде, с осени прошлого года и не осталось почти, но кое-кого можно было для такой галереи найти), оппозиционеров или каких-нибудь (не к ночи будь помянуты!) "оранжевых"...

Нет! Ни одного из пёстрой этой братии!

Совсем другие люди стояли в картонном расстрельном ряду.

Три крупных чина из ФСБ, один из наркоконтроля, один прокурорский туда затесался, да ещё, кажется, из администрации...

Самого?!

"Да, серьёзная подборка... Неужели генерал и впрямь мне доверяет, если сюда привёл?"

- Нравится? - спросил Свечин. - Хороший выбор. Лучшие люди России, мать их!.. Ты стреляй, не стесняйся. Этих порешишь, мы ещё расставим. У нас, как сказал один весьма неглупый человек, незаменимых людей нет.

- Чего ты их так... сюда определил? - спросил ошалевший от открывшейся картины Гонеев. - И этого, с Лубянки... Его-то чего сюда?

- А ты кого ожидал увидеть? - с усмешкой спросил генерал. - Берёзу лондонскую? Или интеллигентишку-диссидента, пугало очкастое, что про нас в каком-нибудь сетевом журнале гадости пишет? Тоже мне, нашёл супостатов... Нет, друже, вреда от них нашему делу не больше, чем от пацана прыщавого, который три буквы на заборе пишет. Этих пускай чекисты и отлавливают, звёздочки себе зарабатывают. К нашему кошельку эта шелупонь диссидентская лапки не протянет никогда! А вот эти...

И он стволом показал на картонных феэсбешников.

- ...Вот эти здорово подвинули нас в своё время. И по таможне потеснили, и по торговым делам. И людей, наших людей, очень хороших людей - за Можай свой лубянский загнали. И в твой...

Генерал поднял оружие чуть выше и прицелился.

Выстрел.

- ...В твой бизнес фапсишники, к примеру, залезть хотели. Помнишь? Очень они рвались проверять программное обеспечение аппаратов на предмет скрытых...

Выстрел. На пол посыпались растрёпанные картонные ошмётки от пробитой мишени.

- ...Скрытых возможностей. И это ведь цветочки! И чекисты к вам подбирались...

- Думаешь, не проболтаюсь? - спросил Гонеев. - О развлечениях твоих?

Свечин с безразличным видом пожал плечами.

- Да мне наплевать! В чекистском тире, небось...

Два выстрела подряд. Дымящиеся гильзы со звоном покатились по полу.

- ...Наши портреты висят. Ничего! Переживём мы это, переживём. Со следующего года, может, другие расклады будут. Тогда и посмотрим, кто кого подвинет. Стреляй, Петрович, не стесняйся!

Гонеев почти без перерыва, одну за другой, выпустил три обоймы. По обычным мишеням. Даже здесь, в закрытом, отделённом от мира метровыми бетонными перекрытями, защищённом, сверхнадёжном генеральском тире не решился Илья Петрович поднять руку... На таких людей!

И неуместной ему казалась генеральская эта бравада.

"Крутость свою решил показать?"

Отстрелявшись, Гонеев дважды передёрнул затвор, нажал на спусковой крючок, после щелчка - поставил пистолет на предохранитель.

От грохота выстрелов в голове шумело, и от отдачи пальцы слегка подрагивали.

И слегка поташнивало от порохового дыма, синеватые струйки которого ещё с полминуты затягивало в вентиляторы.

- Ну что, пойдём достижения твои посмотрим? - предложил генерал.

Они зашли за барьер, и подошли к мишеням.

- Да, не кучно легли... "Двойка", три "тройки", одна "пятёрка" и одна "семёрка", - сказал генерал, посчитав пулевые отверстия. - Остальное, похоже, в "молоко" ушло... Смотрю, Петрович, на эти достижения, и думаю, что упражнятся тебе надо. Потерял форму, вояка, потерял!

- Не стрелял давно, - смущённо ответил Гонеев. - Я уж столько лет на канцелярской работе! Ты бы ещё меня на марш-бросок потащил...

Генерал подвёл Гонеева к пробитым его пулями картонным фигурам.

- Не скажи, не скажи... Я вот и для канцелярии время нахожу, и про спорт не забываю. Грудь, голова... Всё, как положено!

Гонеев с минуту смотрел на дыры в картоне, а потом сказал:

- Ты ведь, похоже, поговорить со мной хотел. Да и у меня к тебе... пара вопросов.

- Хотел, - согласился генерал. - Разговор серьёзный будет, обстоятельный. Ты прежде скажи, что у меня хотел узнать. Тебя ведь шеф твой на беседу отправил?

"Донесли уже?" отметил Гонеев. "Когда успели? И как? Быстро справились, ничего не скажешь!"

Отрицать и отговариваться было бесполезно.

И Илья Петрович подтвердил:

- Да, тут на днях...

- Позавчера, - поправил его генерал. - Знаю, было у вас совещание. И Ставицкий твой задание тебе дал. Сказать, какое?

Гонеев подошёл к барьеру. Вытер со лба проступивший пот и, помедлив, повернулся к генералу.

- Ну не мог ты нас прослушивать! - уверенно сказал Илья Петрович. - У нас на этом этаже "глушилки" стоят.

- Откуда уверенность такая?

Свечин рассмеялся, и с выражением крайнего довольства хлопнул себя по круглому животу.

- Эх, коммерция! Люблю вас за глупую вашу самоуверенность! На ней-то вы и попадаетесь, родимые! Котята слепые, право слово...

Он подошёл к Гонееву и аккуратно взял у него из рук неостывший ещё после выстрелов пистолет.

- Может, ещё по кругу постреляем? Я тебе "Беретту" дам, хорошая штука!

Гонеев, немного выпятив губу, секунды две изображал раздумье.

"Чего же он к нам прицепился?"

Потом ответил:

- Давай чуть попозже. Передохнуть надо. В ушах звенит с непривычки. А почему наушников тут нет? Так ведь на перепонки давит...

- Ладно, попозже, - согласился генерал. - А на уши давит... Так это ведь точно с непривычки. Я наушники беру, только если из автомата или винтовки пострелять хочется. Автоматный патрон или винтовочный - от них действительно, много шума. А "Макарыч", да в наших пробковых стенах - это ерунда. Две минуты позвенит в ушах, и пройдёт. А наушники... Ну их, только общаться мешают!

Он подошёл к шкафу и положил пистолеты на полку. Закрыл дверцы.

Потом нагнулся и поднял с пола стреляную гильзу.

Закрыл глаза, носом медленно, словно смакуя, втянул воздух с кислым запахом пороха, и снова бросил гильзу на пол.

Она упала с глухим, отрывистым звоном - и покатилась к барьеру.

Генерал выпрямился осторожно и не спеша, стараясь держать спину прямо, поглаживая ладонью больную поясницу.

- Радикулит замучал! В прошлом месяце схватило так, что полдня на диване пролежал. Я ведь раньше любил утречком на берегу с удочкой посидеть. Так, в тумане, на заре - тихо, спокойно. Вода - как зеркало. А сейчас вон... Народ-то на реке собрался, столы фуршетные накрыли. Гуляют... А я вот к воде и подойти боюсь. У меня от сырости болезнь обостряется, сразу в поясницу... как будто гвоздь вбили. Ничего, Петрович, не волнуйся! На ужин мы успеем.

Генерал снов начал массировать поясницу. Лицо его скривила гримаса боли.

- Вот и сейчас... покалывает, зараза!

Гонеев понимал, что надо сейчас сказать какие-нибудь ободряющие слова о том, что болезнь непременно пройдёт, или, по крайне мере, надолго оступит. Особенно, если найти время и съездить куда-нибудь к морю, и поваляться там хотя бы неделю на горячем песке.

Или хотя бы посочувствовать, а заодно и пожаловаться мимоходом на свои болячки.

Понимал, но... Именно это говорить он не хотел.

Слишком уж неприятен ему был сейчас Свечин. Настолько, что и всей чиновничьей многолетней натренированности едва хватало для того, чтобы скрыть эут неприязнь.

Поэтому продолжил он, без лишних политесов, допытываться у генерала:

- Так что с машиной?

- Какой? - с некоторым недоумением спросил Свечин.

- Паша, ты не хуже меня знаешь, какой, - твёрдым тоном произнёс Илья Петрович. - Той, что на границе задержали. Не иначе, как твои люди сработали...

Свечин пренебрежительно махнул рукой.

- Знаешь, сколько в нашей системе терминалов работает, в том числе и пограничных? Что я, каждую машину буду помнить?

- Но ведь это твоя установка - гнобить нас? - упорствовал Гонеев.

- Не вас, - поправил его Свечин.

Он подошёл к Гонееву и, глядя ему в глаза, медленно произнёс:

- Не вас, Илья, а шефа твоего пустоголового. Он что думает, мы не знаем и не видим, как он в европы свои и америки лыжи вострит? Как бизнес потихоньку сворачивает и денежки перекачивает за кордон? Знаем, Илья, прекрасно знаем. Вас и прослушивать специально не надо, ваши болтуны по телефонам своим всё, что хочешь расскажут. А мы - запишем и отметим. Но только напрасно Ставицкий думает, что мы его просто так за границу выпустим. С пустыми карманами - отпустим. Когда станет голодранцем, то пусть валит хоть в Штаты, хоть во Францию свою любезную, хоть на Вирджинские острова, офшорки свои инспектировать. Но бизнес...

Свечин поднял вверх указательный палец и потряс им внушительно перед носом Гонеева.

- ...Бизнес должен остаться здесь! А деньги если и будут идти за границу, то только в контролируемых нами направлениях. В наши банки, по нашим схемам! А колёсики крутиться будут здесь!

- Бизнес, что ли, отнять хотите? - задумчиво спросил Гонеев. - А смысл? Жить этому бизнесу в России недолго осталось. Две тысячи девятый не за горами, и игорные зоны эти...

- Плюнь ты на эти зоны! - оборвал его Свечин. - Не для игорных зон закон принимали. И бизнес никуда не денется, не сдохнет. Поменяются хозяева, сменятся вывески - и только. А борьба с "однорукими бандитами", ссылка в зоны... Ты-то хоть на туфту эту не ведись!

- Туфту? - с откровенной иронией, граничащей с издёвкой, спросил Гонеев. - А Владимир Владимирович так красиво выступал!

Свечин покачал головой.

- Не шути, Петрович. Ни к чему это... В Казахстане игорный бизнес вообще запретили. Помер он? Нет! Жив - живёхонек! Вот только - стал нелегальным. А, стало быть, облагаемым не налогами, а данью. Почувствуй разницу! И главный получатель доходов от дани этой - не государство какое-то, а правоохранительные органы. Вот так надо действовать! Пойми, наш, милицейский, принцип простой: если хочешь получить бизнес - сделай его нелегальным. И тогда он твой.

Свечин усмехнулся и похлопал Гонеева по плечу.

- А ты, дурья башка, заладил: "помрёт, сдохнет..." Для государства, может, и помрёт. А для нас - будет жить. И самое интересное тогда только начнётся. Когда все действующие игровые залы и казино враз станут подпольными - их владельцы к нам на коленях приползут. И согласятся на любые наши условия. При условии, конечно, что мы не дадим им, как твоему боссу, аппараты слить, а денежки у нас из-под носа вытащить. Особо ерепенистых мы просто выдоим и прикроем. Ну, а кто докажет свою полезность для органов - будет жить.

Гонеев молчал минуту, обдумывая сказанное генералом.

Ставицкого он не жалел и прикрывать не собирался. И тонуть с ним за компанию, конечно же, не хотел.

Но и отойти в сторону генерал ему вряд ли теперь позволит. Не для того Свечин ему всё это наговорил, чтобы отпустить с миром.

- Ну, а моя роль во всём этом какая? - спросил Гонеев.

Теперь он решил спросить напрямую.

И получил такой же прямой ответ:

- Помочь нам. Попробуй перехватить контроль, Петрович.

- Не выйдет!

Гонеев замотал головой.

- Как? За кого ты принимаешь меня, скажи пожалуйста? Это же нереально, невозможно! Паша, меня тут один замдиректора вохровцем называет. Вохра, надзиратель... За глаза, конечно, называет, но я-то в курсе. Обидно, но доля правды в этом есть. Я же, по сути, охранник, только с очень широкими полномочиями. Я прикрываю бизнес, обеспечиваю его безопасность, но к управлению компании и, тем более, к кассе доступа у меня нет. И никогда к бизнесу меня не подпустят. Отодвинуть кого-то из руководства? Можно было бы попробовать, но возможности у меня ограничены. Да и кого отодвигать? Ставицкий - наёмник, наёмный менеджер, а не собственник. Собственник - за рубежом, и прямых выходов на него у меня нет. Как я смогу вам помочь?

Свечин подошёл к барьеру. Стоял некоторое время, прислонившись к нему спиной. Стоял, прикрыв глаза. Будто был в полусне.

Потом прошептал что-то неразборчиво, а вслух сказал:

- Думай, Илья! Думай сам. Найди союзника, найди выходы. Сам предложи вариант. Мы тебя подстрахуем. Ты можешь здорово по деньгам подняться, Илья, если сработаешь правильно. Так что...

- А с машиной-то как? - напомнил Гонеев. - Решим вопрос?

Свечин отмахнулся с явной досадой.

- Не забивай себе голову! Это так, урок твоему Ставицкому. Чтобы понял, за какое место мы его держим и кто в доме хозяин. Выпустят твою машину. Сегодня и отпустят. А ты, Илья, к шефу победителем вернёшься. Но ты-то знай и помни: пока нам бизнес не сдадут - уроки будут продолжаться. Будем учить, пока не поумнеют! А ты думай, Илья, думай... Попробуй по-тихому да по-доброму сработать. Пока мы фирму твою в жёсткий оборот не взяли!



ОКОНЧАНИЕ  РОМАНА




© Александр Уваров, 2007-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.




Словесность