Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




Повесть  о  настоящей  женщине  2


Аня знала почти наверняка, что родилась из пены в пивной кружке своего отца, которую тот любил медленно и с наслаждением опустошать в ларьке за углом. Она вынырнула оттуда при полном параде - в коротенькой кружевной сорочке, привезённой дядей из поездки в Болгарию, с неровно наманикюренными пальчиками, благоухающая бабушкиной "Красной Москвой", липкая и немного пьяная от породившей её жидкости.

Однако сам папа не признавал эту легенду. У него было намного более приземлённое объяснение тому, откуда берутся на свет маленькие девочки. Их покупают в магазине! Аню это открытие немного смутило. Ведь кто может вырасти из продажной девочки? Только настоящая продажная женщина!

- А вы не продадите меня больше никому? - осторожно поинтересовалась Аня.

- Смотря как ты себя будешь вести.

- Буду вести себя хорошо! - пообещала Анюта. - А то ведь не купят!

Впрочем, Аня понимала, что хорошее поведение ещё отнюдь не гарантирует прямого попадания в руки покупателя. Вот в Детском Мире, к примеру, все куклы стоят на полках смирно, как рабыни на торжественной линейке, а достать оттуда хочется далеко не каждую. Тут играют роль другие критерии - мягкость во взгляде, пушистость ресниц, складность фигуры и ещё что-то такое смутное, иррациональное, отдающееся в животе заглядевшегося на неё посетителя мечтательным "Хочу..."

- Хочу! - сходу показала Аня в универмаге на задумчивую импортную куклу с высокой аристократической причёской.

Бабушка с видом святой мученицы расстегнула кошелёк и побрела к кассе.

Подтянувшись на цыпочках к прилавку, Аня отдала продавщице чек и заключила в объятия красотку, источающую пряные фабричные ароматы. На ярлыке, прикреплённом к миниатюрному кукольному передничку, было написано: "Иветта".

- Назову её Зина! - решила Аня, по-хозяйски оборвав этикетку.

Дома она устроила своей новой воспитаннице первую настоящую сцену.

- Ненавижу тебя! - крикнула Аня, швыряя о стенку окрещённую Зиной иностранку. - Наглая, глупая, бесстыжая баба!

Лишив Зину трусов и до неузнаваемости изуродовав её изысканную причёску, Аня немного успокоилась и пошла на кухню пить чай с лимонными конфетами.

В здании напротив, за обнажёнными от пола до потолка окнами спортзала резвились каратисты. С вдохновенными, как у поэтов, лицами они проворно летали с мата на мат. Аня знала, что их тренировка никогда не прекращается, просто время от времени в зале выключают свет, и тогда эти белые, ангелоподобные существа отрабатывают свои приёмы в одиночестве, отгородившись темнотой от её откровенно карих глаз.

Каратисты были для неё островком покоя и стабильности в этом расшатанном, расходящимся по всем швам мире... Вот и сейчас дом вместе со столом, за которым сидела Аня, и чашкой, по которой она задумчиво постукивала зубами, изо всех сил затрясся от проехавшего мимо трамвая. А чему тут удивляться? Мир изначально построен на шаткой, недолговечной основе!

- Папа, как устроена наша планета? - полюбопытствовала Аня пару дней назад.

- Ну, раньше люди думали, что Земля плоская и стоит на большой черепахе, которая лежит на ките, а кит... - папа заметил в "Крокодиле" какую-то интересную статью и, не закончив своей познавательной лекции, с головой ушёл в мир юмора и сатиры.

Но Аня и так уже узнала слишком много. Мир, построенный на черепахах, - такое надо для начала как следует обдумать! У её лучшей подружки Маши жила дома черепаха, правда, не большая, а, напротив, очень маленькая, но по ней вполне можно было судить о надёжности фундамента, на котором держится наша планета. Черепашка вела себя крайне непредсказуемо: то упрямо приклеивалась к паркету и замирала, как под гипнозом, то наоборот - пыталась куда-то ползти, а то и вовсе валилась на спину прямо в процессе дрессировки, которой ежедневно подвергала её требовательная Маша, и гордо перебирала пухлыми лапками.

А ещё у Маши был хомячок, но его Аня практически ни разу как следует не видела: он всё время пугливо закапывался рыжей мордочкой в набросанную у него в коробке вату.

Аня не хотела жить в мире, стоящем на черепахах и хомячках. Но другого выбора у неё не было!..

Допив чай, Анюта решила немного попутешествовать. Вчера им в садике загадали загадку: "Что на свете может развивать самую высокую скорость?" "Самолёт!", "Ракета!", "Милицейская машина!" - гадали дети. Но правильный ответ был - "Мечта"... "Мечта в считанные секунды перенесёт вас туда, куда вы захотите", - пообещала воспитательница с рекламными интонациями в голосе и с почти отрешённым выражением лица, говорившем о том, что её собственная мечта стремительно уносит её в этот момент куда-то очень далеко.

Вот и Аня решила теперь попробовать. Положив голову на обеденный стол и прикрыв глаза, она для начала испытала силу своей мечты на ближних расстояниях, в мгновение ока переместившись на несколько этажей вниз, в длинную, тёмную подворотню их дома, куда в реальной жизни ни за что не решилась бы заглянуть одна. Когда этот эксперимент удался, Анина мечта на всех парах понеслась в Америку, где Анюте уже давно безумно хотелось побывать. На первый взгляд, ничего вокруг не изменилось: в своём воображении она так и продолжала стоять в той же самой подворотне. Однако надписи на стенах стали чуть ярче и складывались они теперь исключительно из иностранных букв. Аня поняла, что попала куда надо, и облегчённо вздохнула. Её уверенность ещё сильнее окрепла, когда в американскую подворотню заглянули два негра и, повиливая обтянутыми в тесные фирменные джинсы задами, прошли в самый тёмный угол.

- Эх, девочку бы сейчас! - шепнул один негр другому, почти касаясь губами мочки уха своего товарища.

- Я здесь, - Аня смело сделала шаг вперёд.

Но негры не замечали её, словно она была прозрачная, как пустая упаковка от шампуня. Они достали из нарядных полиэтиленовых мешков грампластинки и, сладострастно поглаживая длинными чёрными пальцами светящиеся фосфором обложки, начали бережно передавать их друг другу, сдержанно постанывая от эстетического удовольствия...

Неизвестно, до чего домечталась бы в этот вечер Аня, если бы в комнату не ввалился папа с кинопроектором в руках, а за ним мама - с театральным укором в глазах.

- Ты уверен, что тебе необходима такая огромная штуковина? - спросила мама, осторожно щипая проектор за кабель.

- Чем больше аппарат, тем он лучше работает! - заявил папа, с гордостью поглаживая пластмассовый корпус. - Ради тебя ведь стараюсь! Чтобы ты удовольствие получала! Поняла?

В ответ на это мама обиженно сунула в рот конфетку и присела на стул в ожидании сеанса.

Первыми на подвешенный поверх анемичных обоев экран выкатились кубарем заяц и волк из "Ну, погоди!". Мультик был захватывающим, как галлюцинация. Насыщенные ядовитые цвета приятно щекотали сетчатку и абстрактное воображение. Аня сама не заметила, как её тело вдруг напряглось и, выйдя из-под контроля, изогнулось в почти болезненной судороге смеха. Запрокинув голову назад, она извивалась теперь на табуретке, будто ей одну за другой давали звонкие пощёчины. Хохот постепенно переходил в стон, а стон - в визг. Не удержав равновесия, Аня полетела на пол, но не нашла покоя и там, продолжая визжать - не то по инерции, не то от боли в ушибленных коленках. Не в силах подняться, она поползла к экрану, но тут же снова распласталась на линолеуме, сражённая очередной выходкой волка в аляповатых семейных трусах. Больше она уже ничего не видела, а только дёргалась и каталась по полу, размазывая вдоль щёк едкие слёзы.

Когда Анюта пришла в себя, экран уже был пуст. Только мокрые трусы и небольшая лужица под ними напоминали о минувшем наслаждении. Гордо, как раненый солдат после боя, встала она на ещё дрожащие ноги и, придерживаясь за попадающиеся на пути предметы, побрела за мамой, которая уже готовила ей чистое бельё.

Переодевшись, Аня сразу же в изнеможении рухнула на постель и уснула. Ей снилось что-то приключенческое на тему "Ну, погоди!" Только вместо волка и зайца в её грёзах друг за другом гонялись два пятна - жёлтое и фиолетовое...

Под утро они неожиданно слились в раздутый до предела розовый шарик, который хмуро покачивался под потолком средней группы детского сада.

- Дети, все смотрим на этот шар! - потребовала воспитательница. - Давайте вместе подумаем о том, какой он большой и красивый!

Но никто не хотел об этом думать. Никто даже не смотрел на шарик, кроме самой Ани, которая ещё не совсем отошла от сновидений минувшей ночи и с трудом верила в реальность происходящего. Пролетавший мимо пластмассовый кубик, проехавшись по Аниной макушке, окончательно вернул её в повседневность. Воспитательница тем временем уже бодро шагала по группе, кидая, как милостыню, на низенькие спрессованные из опилков столики соблазнительно белые листы бумаги, готовые к любому надругательству. Начиналось занятие по рисованию.

Аня никак не могла понять, почему в садике никогда не разрешают рисовать то, что хочется больше всего. А больше всего ей, конечно, хотелось рисовать женщин, настоящих женщин, которыми дома были заполнены все её альбомы. Этих женщин Аня не раз видела в передаче "В гостях у сказки". Они отзывались на титул принцесс и щеголяли в пышных платьях до пят. Тщательному вырисовыванию деталей их запутанных туалетов Аня уделяла особенно много внимания. Чем больше бантиков, брошек, подвесок выводил на бумаге её фломастер, тем живее она представляла себе ужас и стыд своих барышень, когда их тяжёлые наряды будут отброшены в сторону, как конфетные фантики. Но пока что ещё не время - размышляла Аня каждый раз, задумчиво поворачивая карандаш в точилке, - пока что не пришли те богатыри, которые отважатся разорвать на тряпки эти многослойные юбки. По крайней мере, тётя Валя никогда не показывала их в своей программе, кормя детишек исключительно галантными принцами в беретах. Но Анюта знала наверняка, что принцессами интересуются и другие мужчины. Они как фантомы - у них нет ни лица, ни фигуры, ни характера. Есть только голос, чтобы приказывать, и руки, чтобы наказывать. Аня кристально ясно видела в своём воображении, как эти руки притянут к себе за волосы тонущих в оборках леди и аккуратно застегнут на их шее шероховатый собачий ошейник. Отныне бедным царевнам волей-неволей придётся стать Несмеянами и сменить дворцовые интерьеры на скромный уют маленькой деревянной будки. Поначалу они будут вырываться, неприлично скуля и возмущённо утыкаясь красивыми лицами в песок. Но цепь и терпение хозяина способны выдержать любое напряжение, так что через некоторое время принцессы сами успокоятся и, преодолев отвращение, заинтересованно заглянут в жестяную миску, где для них приготовлены затвердевшие остатки холодца. Аня знала, что именно такой обед получает по выходным и праздничным дням сторожевая овчарка соседей по даче. Она всегда радуется и виляет хвостом, но у принцесс свои капризы - они не спешат набрасываться на новое блюдо, а сначала только робко проводят несколько раз языком по скользкой поверхности непривычного лакомства. Но потом голод берёт своё или просто принцессы входят в азарт и, потеряв остатки стыда, окунают свои легкомысленные, забитые любовными четверостишиями головы в проржавевшую миску. Причмокивая и всхлипывая от избытка вкусовых ощущений, они жадно опустошают незатейливую посудину и прилежно вылизывают расцарапанное дно. Стыдливый румянец разливается по их липким от недавней трапезы щекам, и губы, на которых ещё поблёскивают прозрачные остатки холодца, шепчут слова благодарности.

После этого благородных некогда девиц выводят на вечернюю прогулку. У них уже загораются глаза, они ожидают, что их всемогущие кавалеры пригласят своих дам в кино, в театр или даже в цирк, на выступление труппы Куклачёва. Но не тут-то было! Им предстоит поход в общественную баню!

Аня не знала более мрачного и таинственного места, чем баня на Васильевском острове, куда они каждую неделю ходили с мамой. Там, в полумраке проходов между душами, на скользком плиточном полу, в окружении голых, чистых тел, было где разгуляться грязным фантазиям. Прекрасная атмосфера для развлечений с ручными принцессами!

Да, конечно, Аня знала, что мужчинам на женскую территорию бани вход строго воспрещён. Но ведь суровым рыцарям жестокого образа свойственно преступать все законы. Они даже не будут заботиться о том, чтобы дисциплинированно наколоть шершавый чек на иглу у входа в предбанник. Они просто спокойно проведут свою напуганную спутницу мимо женщин, задумчиво стягивающих с себя трусы на скамеечках, устланных полинявшей клеёнкой. Здесь им незачем делать остановку - принцессе предстоит прежде всего внутреннее очищение, так что в том, чтобы скидывать с себя так заботливо нарисованные Аней дворцовые туалеты, нет никакой необходимости. Путаясь в полах собственного платья, принцесса успевает прихватить на ходу позеленевший от сырости тазик и, подчиняясь приказу повелителя, с трудом отворяет тяжёлую дверь в парилку. Женщины, растянувшиеся на полках, не обращают на неё никакого внимания. Их расслабленные, отяжелевшие тела напоминают таблицу разделки мяса в гастрономе. Принцессе становится страшно. От жара подгибаются ноги, кружится голова, взмокшее платье липнет к коже. Она оседает на пол и, с трудом пробиваясь сквозь пар, ползёт назад, к выходу.

Там её уже ждёт строгий хозяин. Он тащит принцессу под душ и со всей силы намыливает ей голову, следя при этом, чтобы как можно больше мыла попадало в глаза. Она извивается, умоляя о пощаде, но жестокие руки надёжно удерживают её под струёй воды до тех пор, пока стекающая вниз мыльная пена окончательно не превращает роскошное в прошлом платье в растерзанные куски материи...

Аня с удовольствием нарисовала бы эту картинку в альбоме, но её фломастер был бессилен сложить такое количество эмоций в цельную панораму. Поэтому принцессы на Аниных рисунках всегда оставались нарядными, гордыми и одинокими. Только чёрная полоска ошейника, аккуратно выведенная напоследок, напоминала об их захватывающем дух предназначении.

Но на занятиях в садике даже на такие невинные картинки было наложено строгое табу. Рисовать разрешалось только на заданную воспитательницей тему. А она, как назло, недолюбливала принцесс, предпочитая им пограничников в гимнастёрках, первомайские флажки, цветочные орнаменты и прочие, совершенно посторонние Аниным фантазиям предметы. Вот и сегодня детишки, высунув от напряжения языки, страдали над осенними пейзажами.

Воспитательница подошла к сидевшей справа от Ани Оле Озимовой, волевым движением пухлой руки окунающей кисть в баночку из-под майонеза, внутри которой плескался грязный акварельный компот.

- Что это такое? - воспитательница, скорчив экзотическую гримасу, выхватила у Оли из-под носа неоконченный эскиз.

- Деревья, - объяснила Оля свой творческий замысел, продолжая купать кисточку в банке.

- Больше похоже на скелеты от селёдок! - безжалостно констатировала воспитательница. - Я не пойму - у тебя что-то с руками или с головой?

Оля терпеливо подождала, пока рисунок снова вернётся на её столик, и невозмутимо продолжала работу. Аня всегда восхищалась Олиным спокойствием и способностью, не моргнув глазом, переносить любые оскорбления. Ей тоже хотелось, чтобы обиды отскакивали от неё, как керамические бусинки от паркетного пола. Но из этого ничего не выходило. Аня была слишком чувствительна к внешним воздействиям - к обидам, к боли, к любви. Всё, что прикасалось к ней, не испарялось бесследно, а оставляло в душе сиреневые кровоподтёки и малиновые засосы, которые ныли и чесались ещё недели спустя...

Наконец занятие по рисованию закончилось, и детишки бодро повскакивали со своих фанерных стульчиков, украшенных затёртыми аппликациями, чтобы под руководством воспитательницы поиграть в "Море волнуется раз". На счёт "два" на Аню, как большая разнузданная волна, налетела Маша и вкрадчиво шепнула:

- Давай поженимся?

В этот момент экстатическая морская пляска на пару мгновений прекратилась и вся группа резко замерла, с трудом удерживая равновесие на пухлых ножках в приспущенных трикотажных колготках, так что Аня получила прекрасную возможность подумать над этим завлекательным предложением.

В общем-то, они знали друг друга уже достаточно давно. У Маши не было от неё никаких секретов, кроме того, который она закопала пару дней назад у себя перед домом. Они прекрасно понимали друг друга, несмотря на то, что Маша до сих пор не выговаривала половины букв. Иногда слова им были и вовсе ни к чему. Однажды, в гостях у Маши, родители, разговорившись на кухне, забыли их вдвоём на диване перед телевизором. Вернее, их посадили туда в ожидании мультфильма, но то ли в программке случилась опечатка, то ли канал был настроен не тот... В общем, вместо мультиков начался бесконечный документальный фильм про камни, найденные кем-то в геологической экспедиции. Под лирическую музыку камера объезжала каждый камень по несколько раз, демонстрируя его во всех доступных ракурсах. Чёрно-белый экран лишал камни почти всех индивидуальных признаков, и вскоре подружки окончательно потеряли счёт времени и камням, просмотренным за этот вечер. И тем не менее, они не шли играть, сидели смирно, как заколдованные, сцепившись мокрыми ладошками и прислушиваясь к тёплому дыханию друг дружки... Да, безусловно, они могли бы стать образцовой супружеской парой!

Однако такая гармония царила между ними далеко не всегда. Особенно разъединяюще действовали на девочек азартные игры. Когда Маша доставала из серванта побрякивающий шашками клетчатый ящичек, Аня уже чувствовала во всём теле лёгкое томление, будто у неё поднимается температура. Сдувая со лба надоедливую чёлку, она сосредоточенно склонялась над доской. Некоторое время в комнате не было слышно ничего, кроме вздохов игроков и топота поедающих друг друга дамок. И вот, когда в Аню неожиданно начинала вселяться уверенность в победе, случалось неизбежное - Маша резко вскакивала с места, стряхивая фигуры прямо в разгорячённое партией лицо партнёрши и, скорчившись, будто в приступе острой боли, кричала:

- Ты играешь нечестно! Я видела! Это обман!

Аня чувствовала, как у неё от ярости замирает дух и сбивается дыхание, будто кто-то раскручивает её на карусели. Чтобы усилить захватывающее ощущение, она опускала глаза и лепетала, синхронно размазывая слёзы по обеим щекам:

- Это несправедливо! Маша, как ты можешь?

Но Маша уже попирала ногой неугодную ей чёрно-белую доску.

- Я скажу всем в садике, чтобы не дружили с тобой! - угрожала она. - Ты поплатишься за своё коварство!

- Я ничего не делала! - кротко повторяла Аня, утирая бурные ручейки слёз подолом фланелевого платья. - Нельзя просто так, ни с того, ни с сего обвинять человека! Нужно сначала разобраться!

- Хорошо, разберёмся! - свирепо заявляла Маша, с шумом придвигаясь к ней на табуретке.

И начинался долгий, изматывающий нервы и притупляющий волю разговор, не упускающий ни одной скандальной или позорной детали их биографии. Когда он становился почти невыносимым, Маша обычно эффектно доставала свой главный козырь.

- Скоро, между прочим, начнётся война, - чётко произносила она, невозмутимо фиксируя жёлтые глаза прямо на бантике у Аниного воротничка. - Атомная!

- Нет, нет! - Аня бледнела от ужаса. - Не говори так!

- "Сегодня в мире" смотреть надо! - безжалостно усмехалась Маша, почти сладострастно наблюдая за тем, как её подруга заходится в рыданиях...

"Нет, пожалуй, у нас не сложится нормальная семейная жизнь", - с горечью подумала Аня.

Но тут же ей вспомнилась другая сцена, тронувшая её в своё время почти до лёгкого озноба.

- Когда ты умрёшь, - сказала ей Маша в один изумительный день, - я буду приходить к тебе на могилку и поливать там цветы вот из этой леечки, - она кивнула на грязно-розовую лейку, пылившуюся на подоконнике их группы.

"Да, неплохо всё же иметь близкого человека, который будет заботиться о тебе до самой смерти и даже после", - рассудила про себя Анюта.

Но тут море в очередной раз заволновалось, и Маша унеслась куда-то в противоположный угол, по-видимому напрочь забыв о своём нескромном предложении.

Перед тихим часом в группу заглянула заведующая и что-то шепнула на ушко воспитательнице. Та развернулась на плоских каблуках и, обшарив глазами помещение, призвала к себе Аню. Оказалось, что в вестибюле её ждёт бабушка. Как же Аня могла забыть? Бабушка ведь собиралась забрать её сегодня в середине дня и увезти к себе на выходные! Это открытие почти вытеснило отвратительный привкус тушёной капусты с сардельками, который досаждал ей после обеда. Рискуя поскользнуться на намытом до луж линолеуме, Аня со всех ног помчалась по вытянутому в длину коридору навстречу неожиданной свободе.

Бабушка жила на другом конце города. Чтобы добраться до её района, надо было долго-долго ехать в метро. Сладкая дремота задурманила Аню в полупустом вагоне где-то на середине пути. Или это была не дремота? Ведь она продолжала прекрасно воспринимать окружающую действительность. Даже отражение в противоположном окне никуда не исчезло. Только поверх него забегали мультипликационные жирафы и слоны, чередуясь между собой, как элементы орнамента. Аня слышала, что в туннелях японского метро такими анимированными картинками развлекают скучающих пассажиров. Ну что ж, вполне возможно, что поезд немного заплутал и в данный момент как раз проезжает через Японию.

Но вскоре экзотические животные исчезли, и на их месте появились пейзажи, интерьеры, тела, лица, буквы, складывающиеся в сложносоставные слова и губы, слипающиеся в многосерийные поцелуи... Постепенно Аня начала постигать: это были сцены из её собственной жизни. Из будущей, из той, в путешествие по которой она хотела отправиться как можно скорее. Аня старалась не пропустить ни одной картинки. Но они вспыхивали всё ярче и двигались всё быстрее, так что следить за ними в конце концов стало почти невозможно. И вдруг всё перекрыла детсадовская считалка, которую кто-то невидимый зачитывал звонким, нахальным голосом: "Шла по полю витамина и тихонько говорила: "Чаю-чаю-чаю-чаю - я тебя выключаю... " На этом месте Аня действительно послушно выключилась и, возможно, не скоро бы ещё включилась, если бы бабушка не вытянула её из параллельных измерений за рукав вязаной кофты. Не раскрывая глаз, она дала вывести себя из поезда, чувствуя как чужие тёплые куртки прижимаются к ней спереди и сзади.

- Уже приехали? - спросила Анюта машинально.

- Нет, - терпеливо объяснила бабушка, - сейчас будем делать пересадку.

И тут Аня поняла, что они никогда не приедут, потому что им, на самом деле, никуда и не надо. Они просто катаются в своё удовольствие от одной станции к другой, меняя поезда, как аттракционы в луна-парке. А значит, впереди её ждёт ещё миллион триллионов пересадок плюс бессчётное количество прожорливых людоедов-туннелей и флегматичных истуканов-колонн. Но и позади не было ничего другого, если не считать тех забавных картинок, которые иногда высвечивались за стёклами вагона, создавая иллюзию, будто на свете существует какая-то другая реальность, кроме реальности поездки в метро...

Аня не успела додумать эту мысль до конца, потому что заметила, что за ней строго наблюдает двухметровый лик Маяковского, выложенный мозаикой в кроваво-красной стене одноимённой станции. Анюта гордо задрала подбородок и сделала вид, будто они незнакомы, хотя только на прошлой неделе сама, за бабушкиной спиной долго целовала его на французский манер, с наслаждением исследуя языком гладкие, как леденцы, камешки в районе губ революционного поэта. Но теперь их недолгий роман был окончен. К чему вспоминать прошлое? Пусть Маяковский ищет себе новую подружку! А ей пора дальше, на следующую станцию, к другим мужчинам. Совсем, совсем другим!




© Екатерина Васильева-Островская, 2002-2024.
© Сетевая Словесность, 2003-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Андрей Бычков. Я же здесь [Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...] Ольга Суханова. Софьина башня [Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...] Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки" [Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...] Надежда Жандр. Театр бессонниц [На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...] Никита Пирогов. Песни солнца [Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...] Ольга Андреева. Свято место [Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...] Игорь Муханов. Тениада [Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...] Елена Севрюгина. Когда приходит речь [Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...] Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике [Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...] Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса... [У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...] Лана Юрина. С изнанки сна [Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]
Словесность