Рассказ американского писателя русского происхождения (увезли из Питера в 12 лет) Гари Штейнгарта (Gary Shteyngart), который я вычитал в "Нью-Йоркере" от 2 сентября 2002 года, привлек меня - как читателя - язвительным выворчиванием наизнанку всех русских и особенно петербургских культурных мифов, а как переводчика - насмешливой стилизацией под язык "великой русской литературы XIX века" (уж не знаю, насколько удачно мне удалось это передать). Но самое главное - не сразу можно сообразить, что этот рассказ есть ни что иное, как приквел к гоголевскому "Портрету" - ведь в нем речь идет о новорусском банкире, которого автор прямо называет "ростовщиком" и который заказывает непризнанному молодому гению свой портрет, чтобы обрести бессмертие - а не об этом ли идет речь у Гоголя? К тому же фамилия художника Чартков, и он, вопреки реальности, придает заказчику еврейские черты (у Гоголя, как мы помним, у старика на портрете тоже "бронзовое лицо" и "азиатское платье").
Дебютный роман Штейнгарта "Записная книжка русского дебютанта" (The Russian Debutante's Handbook) был достаточно заметен в США - про него говорили, (и совершенно правильно говорили), что в нем впервые, вслед за американскими китайцами, индусами, латиноамериканцами итд - обрели свой голос американцы с русским бэкграундом. По-русски он тоже выходил, и я о нем, в ипостаси рецензента, отписался. Но, откровенно говоря, мне кажется, что рассказ ему удался лучше, чем большой роман - в последнем всё-таки слишком много советско-еврейско-американских рефлексий и истерикования.
Как бы там ни было, рассказы Штейнгарта стали печатать в самых престижных американских журналах, а недавно он выпустил свой второй роман - "Абсурдистан", в котором нашел отражение его опыт работы в некоммерческом негосударственном американском фонде в Баку.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
