среди деревьев стынет вода -
кровь нашего города - наша кровь - в копытцах.
этому не сбыться
никогда,
никогда
не повториться, сказала -
предощущенье финала.
в москве - ленинградский, в ленинграде - московский
вокзалы,
странно, сказала, смотри -
схемы метро на стенах вагона -
как венки под кожей, правда, похоже?
венки, киваю, венки,
кровь, как вода - не смыть,
москва не умрет, если нашей не будет -
останется стыть
в заливных лесах сестрорецка
слезами в копытцах,
отречься
от тоски
слепого аккордеониста, жестокий романс,
реанимация юности, станс-
Ы -
страшная буква, сказала,
предощущенье финала
полумесяц лимона,
как медленный поезд вползает в железные недра вокзала,
сползает по стенке стакана
за подстаканника
ковкую вязь, на дно.
я знала - это оно
смывать себя утренним душем,
казаться естественным, выходя навстречу гостям,
путать губы,
не сами губы - свое отношение к ним, закрывая глаза -
с кем я, где я...
путать себя
с кем-то, зарывающимся в безличные тины стоячих вод
ночь входит в нас сквозь окна
в отсутствии штор...
наутилус, проглоченный рыбой,
перевернутый мир отражений,
растворенье друг друга в другом,
закрывающем веки, глаза
закрывающем, чтобы
быть
с кем-то...
не различать,
не разлучаться,
нечистой кровью погружаться
в талые воды весны,
кровавые воды
люди молчат, когда говорить
незачем - рыбы молчат - не о чем,
кто мы, когда молчим
перед всевидящим оком?
заметно лишь со стороны,
лишь в зеркале горящих изнутри
окон,
когда погружаются в ночь
бедные рыбы
мы даже не шевелим губами
проплывая мимо друг друга
упражнение на публичное одиночество
лодки на привязи скользкими бортами лениво трутся о вечные камни причала
невозвратность начала
до слез -
горьких капель
присыхающих к горлу чешуек
мы глубинные рыбы
мы пожалуй могли бы
взмыть наверх
изнутри разорвет
надо в жизни испытать
и любовь, и муку,
надо все от жизни брать -
встречи и разлуку,
надо жить, как понесет,
не боясь увечий,
жизнь, она ведь не убьет,
только покалечит,
жизнь, она ведь от любви,
а любовь - от жизни,
стоит только надавить -
она горлом брызнет
молчанье начала и молчанье конца -
два возраста лица
две стороны листа
два рыбьих глаза
эволюция нашей любви - перерождение в рыбу,
мутация молчанья под воздействием времени
защита от коррозии - панцирь отточенного ритуала -
нарощение слоев памяти об откровении,
обретении себя в другом,
добровольное превращение в рыбу,
материализованное молчанье конца,
состоящее из двух половинок,
глядящих в разные окна
навсегда как рыбы не в силах
как в комнате без штор включили свет -
и стали видимы - нагие без чешуек
друг другу по ту сторону окна
когда молчаливое эссе
памяти провинциального аккордеониста
будет почти готово -
свежие свежие гранки (или как их там)
ожидают своего часа (или даже минуты) -
ощущение пустоты, потеки на немытом с зимы стекле,
банка с окурками, сурик сурик далекого неба едва едва
а у меня уже аллергия
на цветенье деревьев и трав,
на горячие жадные губы - весна, брат, весна -
задыхаешься шепчешь
когда техника изображенья пейзажа
дошла до ручки,
свелась к сюжету для небольшого рассказа,
к пьесе для автора и бас-балалайки -
стоят на платформе как голые дети,
прижавшись друг к другу - смычок и дека
у автора идет горлом кровь -
у него аллергия, астма, чахотка, туберкулез...
но все понимают, что это сон,
ведь не может же он быть одновременно
в двух разных местах -
аккордеон падает в миску для податей,
смычок царапает деку,
ты просыпаешься с болью в груди
внизу живота
пустота
хочется кофе курить
звенящая мелочь из миски
и аккордеон
вдруг затихнув лежит как разъятый рояль
пахнет чернилами кофе
на свежеоттиснутых листьях
ох горе мое горюшко
есть такая рыбка - корюшка
раз в год - весной - на нерест
мы едем в Комарово
и ждем пришествия второго
горе мое горюшко
в сеть попала корюшка
в сеть искусного ловца
в сеть великого отца
пела песню Орюшка
про любовь, про горюшко:
пусть лишь раз весной одной
попадем мы в сеть с тобой
я любил тебя, как мог -
за стихи,
за тоску, за холодок
между ног
за глупый смех,
за мудрое молчанье,
за молодость
за молодость любил
как ре... реанимированный циник,
как ре... ребенок - мать,
отец - ребенка,
как дочку
дочку,
горсточку тепла,
как несмышленыша,
как птичку-горемычку,
за стук в груди,
за страхи и грехи...
тебя ли я любил, свои стихи?...
как сумеречно, девочка,
как млечно,
как буднично, в конце концов,
и вечно
что мне эта мутная вода
арок коммуналок ок-
он быстрое мельканье
где плавает платье весны
кто соткал из-подольда прошлогодних листьев -
чешуек серо-красных рыб
кромешных глаз
из нас
ни роз в бутылке лепестки,
ни торопливые стихи,
а горький тополя настой
на талых водах, и пустой
стоит аквариум и рыб
ждет новых, тех, в которых спит
тоской стеклянной желтых глаз
весна,
съедающая нас
ох, Орюшка, Орина,
слаба на передок,
снесла Орина сына
весною во лесок,
снесла сыночка Якова,
а от кого тот сын -
жалела она всякого,
кто только не просил,
жалела, не любила,
любила - в лес снесла,
и горюшкою в воду
кровавую вплыла
почему-то мне не дает покоя эта вода
и рыбка эта странная, корюшка эта...
эта темная вода, где как допотопные рыбы в толще янтарных струй,
завязли, слились, стали дном серые,
на глубоководных же рыб и похожие, листья,
где мы завязли со своей маятой и жаждой,
тоской по откровению, которую мы не выпускаем наружу,
на поверхность каменеющих тел, закрывая глаза...
когда сливаясь, мы еще не проходили сквозь друг друга,
как сквозь студень стоячих вод...
мы плаваем в них, как в глазах,
отраженья друг друга, в аквариумах тел,
не выпуская, не отпуская наружу,
в одиночестве тычась в стеклянные стенки
(оболочки друг друга) осознать вдруг
себя внутри, внутри аквариума,
когда за стеклами ночь, ночь,
которая замыкает тебя внутри глаза, внутри
всевидящего ока, которое смотрит
в окно погасить свет и выйти наружу -
мы глубинные рыбы - мы пожалуй могли бы
он простился с ней в метро,
помахав рукой;
она осталась одна, когда захлопнулись двери,
стиснутая толпой,
и там, где так недавно были его руки, возможно губы -
такие чужие спины, животы, руки возможно...
как это странно
она сразу постарела - синяки под глазами, морщины,
для мужа ужин, ребенка к школе...
она не видела, как гасла улыбка на его лице,
когда вагоны засасывала в туннель
червячная передача времени,
как сползала с него надежда,
быть может так ее и звали,
и эта случайная плюха - не плюха,
а начав освобождаться от нее в постели
(она льнула к нему, как сентиментальная шлюха),
он освободился только сейчас,
в том смысле, что семья, работа, в одиннадцать совещанье
заслонило собою детскую радость объятий,
невинное бесстыдство соитий -
все неправда, как в забытьи,
скрылось в тоннеле, засосало, корова слизала
языком ее бредить, губами...
они в годах, продолженья не будет,
она, как дура, станет рыдать под фальшивую песню,
сама для себя превратив ее в знак уходящей любви, которой
они недостойны, нервно курить
он будет, вспоминая ее,
на себя злясь, на познакомившего их Пашку,
на то, что не получилось, не удержали друг друга
когда вот только?
на платформе расставшись, оставшись
каждый со своим быть может
да бог с ними совсем...
на хрена только мне это все?
почему рыба? почему не птица не мясо
красным вином густым кровь стекает
на камень в бороздки в бороду времени
бродом не перейти не найти утонченья -
того места где песочная струйка перетекает
из завтра в вчера
почему запнулся? портрет твой кровью
высохшей выступившей солью
кровавым потом гор что были дном
реки тех птиц что были рыбами едва ли
их крылья так напоминали б плавники
когда б не так и было
почему молчанье?
кричит ли рыба появляется на свет
как человек кричит молчит не умер
но изначально знает наперед
что этот зуммер - смертен смертен смертен -
что он не наш что наш черед уже -
молчать молчать и двигаться вперед
во времени не чувствуя пространства
застыв в нем как в желе своей любовью
со всей своей любовью -
глупой рыбой
мне желтоглазая покоя не дает
в сетях играющая рыбка...
вот подает мезе официант -
не та ли, с бельмами, зажаренная, глаз, не та ли?..
а в сестрорецке лед не тает,
и подо льдом на блюде ночи
цветет безумия цветочек
шаги человека по гулкой воде
далекое эхо эпох мы нигде
не останавливались дольше чем на миг
чем мог как мох впитать податливый наш мозг
наш рыбий глаз зрачком вращая укрощая
пространство-временную связь
и кто теперь избавит нас от нас
от наших снов текучих как стекло
от пекла слов от тел тех что свело
в непроговариваемое нечто
камень
дно
шаги
нечеловечие какие-то
круги
как не крути идут из эпицентра
от слез из глаз
которым есть до нас
так думала наверно и она
моя в сетях играющая рыбка
на небо из глубин (шел дождь слепой) смотря казалось
что кто-то ходит плача по воде
нигде
не останавливаясь
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
