Тяжёлый вечер. Бунт бород.
Едва сдвигаем бутерброды.
Но самый чёрный бутерброд
Я вынимаю из комода.
Гудит осколок у виска.
Я наклоняюсь, стонут зубы.
Король, король! - ревёт толпа.
Я избран королевой Кубы.
В Тноч-Конге жил,
Учился в лунном свете.
Блипобу ел, срывал в бреду цветы.
Затем платок, оставленный в карете,
Вопрос, терзанья, слёзы и усы.
Потом опять всё тихо. Блёпстрокека.
Пять лет - лишь тонкий, приглушённый гром.
И вот огромной синею аптекой
Стоит передо мной отцовский дом.
Витые кольца, тени, балюстрады,
Кривые вишни, чёрные цветы.
Как много здесь таинственного хлада
Вдыхал я грудью с чувством правоты!
Но вот шаги: огромный глаз лоснится
Сквозь мрак очков соляной кислотой.
Рука в перстнях дрожит и суетится,
И слов глухих многообразный рой.
Здорова батя! Блопликс крамонеде.
Стубобр гонфето. Боноб китовоз.
Нет, Сонечка в бубосбо не приедет.
Она стубоншоб в институте роз.
Кумбайн палладиевым зубом
Грызёт прозрачный лёд хлебов.
Земля вращающимся кубом
Летит из-под его винтов.
Нам остаётся только ровно,
Одновременно с трёх сторон
От центра тяжести условно
Кувалдой скалывать радон.
Пнеб отревел колбасным снизу.
Теперь вступили скрипачи.
Сбивало с ног дыханье бриза.
Остались только силачи.
Рождает вихри в нервных струнах
Усильем пальцев музыкант.
Они вращаются понуро
Среди мелькающих фаланг.
А пнеб ревел, раскрыв натужно
Отростки бицепсов и жил,
Стремясь сквозь иней к ноте нужной.
Из всех своих фламандских сил.
Блёб - одна из каменных деталей,
Беспрекекос в основном из стали.
Лишь задвинь иголку поплотней:
Стон, рывок, и тонны плоскостей
Накренятся, фибрами наружу.
Кто ещё тебе такую службу
Доведёт до спазмов микропор?
Да ещё фарфоровый мотор
Загудит протонами на взлёте.
Мигом в Будапешт перемахнёте.
И взрыхлите мощною кормой
Уличный асфальт перед собой.
Сквозь известковый камень слёз,
Скажи, ты веришь в купорос?
В его слепую власть над миром,
В его инкропудоп с отливом?
В его каминные часы
И чёрно-белые усы?
Что он в цилиндре ходит влажном,
Ест в ресторане эпатажном,
В подполье картами скрипит.
А ночью, - сонный полукит,
Лежит в колеблющейся ванной.
Волною тридцатидвугранной
Он омываем с трёх сторон.
О, выйди, дуплекс, на балкон!
Балкон трёхкамерный, животный,
Чтоб сразу спазм забился рвотный
И в небо выстрелил тобой.
Дудит под окнами гобой.
Я запущу в него ботинком.
Итак, свежайшая грудинка
Распалась в прах передо мной.
Что в самом деле!? Кто такой?
Наглец! Отдать к чертям в солдаты!
Нет, вон тот дядька бородатый
Умеет прыгать сквозь забор.
Он долго жил в ущельях гор.
А здесь ступает словно пава
В тени прохладныя дубравы,
Храня искусственный наклон,
Стубог Мюнхгаузен. Батон.
А здесь и чтобуд мод и под.
Хранит бисквадурский сапог.
В прыжке над бипобсом холодным.
Но механизмом поворотным
Вращает в небе Авербах.
И цель седая в головах,
Уже готовая родиться
Вдруг гаснет. Еле ухватиться
Он успевает за поддон.
А там Мюнхгаузен, барон,
Стоит в отцовской полуюбке,
Долбит, сгорая, что-то в ступке
И исчезает впопыхах.
Осталась баба на весах,
И говорит: "смотри мне в почку.
Там снег лежит, но и цветочки.
А здесь оторван барабан.
Спляшу-ка я тебе канкан,
Мясник мой ласковый, жестокий,
Мой прикабондус волоокий.
От этих гаснущих очей
Я становлюсь совсем ничьей,
Простою крондом, обороткой,
Бесбелод, сабелькой короткой.
О, прикоснись ко мне в часах
Со сладкой кровью на губах!"
Рыдая, Монрепус уходит.
По Солнцу долго камнем водит
Наш луноликий царь-отец.
Бешплодушвакорд. Всё, конец.
Он плавил лёд в Хаты-Биборксе,
Кноп аволечнорст в Костроме.
Долбил кайлом громаду кокса.
Ходил по Северной Двине.
Теперь атробльстпоркст потомод.
Троболникапокчикст игод.
Субраборст куп, даруб баруб.
Улбос вот опрст, обрст полукуб.
Где царь-Кащей? - Порублен в колбасу.
Остался винт, галоши и будильник.
И снова сабли в воздухе растут.
А кажется, что целый холодильник.
Шаг в сторону. Предплечья уберечь
От сонма неожиданных инерций.
Сгибает рёбра мощь неровных плеч.
Ах, Боже Святый! Вывалилось сердце!
Во львов тяжёлых мясо затолкать
Поверх копыт брыкающейся зебры.
Затем вскочить на холку и стегать
Свои непромокаемые гетры.
Упасть уж там, вдали, за контрабасом,
Черкнув ботинком воздух голубой.
И наблюдать, как тень, поздней на фазу,
Ползёт, ревя протонами, за мной.
Барон цеплялся мощными глотками
За чёрный воздух, терпкий как вино.
"Чумная ночь насыщена парами"
- записывал профессор Колобко.
Взорвался сбоку чайник с протоплазмой.
Профессор в угол рухнул умирать.
И сразу марша траурного спазмы
Скрутили оркестрантов. Жаль помять
Давненько струны им не приходилось.
Пластинка Брамса медленно крутилась.
Себе певица выстрелила в рот.
Все умерли. И сломанный фагот
Скатился вниз по мраморным ступеням.
Он, притворясь сандаловым поленом,
Мирьяды лет лежал в коре земной,
Пока в бокале с кромкой золотой
Не заиграл на солнце пузырьками.
И чей-то князь, с победными словами
Поднявшись над столом в расцвете сил,
Его под крики "Браво!" проглотил.
Где мысль застыла в воздухе дремотном,
Где стукнулся о стену соловей,
Ты перстень мне дарила инородный,
Забыв про современных королей.
А я спускался ниже по тропинке,
Лишь пригубив у шеи дурноту.
Твои слова стучали мне по спинке
И умирали, корчась, на полу.
Мягкие ружья сплетём в боевой миномёт.
Ветки берёз и медовые венчики трав.
Бродим по полю, серебряный взяв пулемёт,
Чёрные мины к груди на мгновенье прижав.
Летние грозы бегут далеко впереди,
Грозы орудий степных, перевитых плющём.
Лишь ветер дремотный качает стальные стволы,
Стволы разрушительной силы, плюющей огнём.
Батарея вянет, питая воздух
тонким ароматом сухой травы.
Бесконечные стволы орудий
покрываются древесной корой,
дают побеги и тянутся к небу,
сплетаясь меж собой
своими молоденькими веточками.
Торжество молекул безгранично.
Победа воздуха сказывается во всём.
Власть любви склеила солдатам
их кровавые руки.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
