ЧЕТЫРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
* * *
Мне маки в зеркало, любовь - ушли-глаза.
Привет, болезнь, сезонная удача.
Моя пчелой-пчела. Цветы-гроза.
Гроза-цветы. - Сверкает, а не плачет.
Моя любезно-синяя-очей.
Не глубже слёз, не меньше слёз, не меньше,
А больше слёз, на озеро-ручей.
Заря, как хоровод из жёлтых женщин.
Моя улыбка, радость - не твоя.
Мой милый, я тебя, не знаю - плакать,
Иль деревом свои качать дрова,
Иль шастать, как песчаная собака.
Мой человек, мой ум, печали друг,
А радости любовник, темноока.
Сераль, сарай, сурьма, соринка, круг-
Звезда, печаль-мечта, восток востока.
Пчела пчелы, мак, бедная губа.
Цветы цветов. Гроза - по дома стенке,
По дома стенке. А сверкает - вся в тебя,
Пока ты - солнце. Я - гуляю на коленках.
_^_
* * *
за калужской заставой на траур вороны седы.
витрины дворов, где мольеры включают дрова.
там каждую ночь смерть стоит, продавая цветы,
ведь кто-то, играя, роняет под ноги слова.
он знает доходную волю ворон и бродяг.
он шлёпает по утрамбованным тропкам, где яма
полна фонарей и скулу подперевших собак.
и думает он описать похожденья своей Рамаяны.
он даже придумал все эти слога для богов,
лишённых того, что раздельно на члены и ропщет.
бог слогом любым над отсутствием бога хохочет.
но он их придумал, и кинул их в кучу стихов.
он стал человеком, сознал, что есть смерть и цветы,
и глупая жизнь. эта улица ниточкой рвётся.
и больше не в мочь. здесь уже ничему не живётся.
у праха домов лёгкий воздух рассыпался в дым.
_^_
* * *
Нужда знать меру да моря.
Любовь и пламя. Лоб-любовь
Як синева, гляни-горят
Седые горы облаков.
Как будто синий-синий храм.
Светлеет. Жаркий плавит шар
На скользком противне куски,
А те растаять не спешат.
Серп бледный, месяц - хрусталя.
Миг махом сам его смахнул.
Дом - многоглазая скала,
Где ветер синий и слепой
На крыше дёргает струну.
Где боги с проводов толпой
Глядят в послушную страну,
Где капли брошенным гвоздям
Подобны, врезавшись в песок.
И крепким словом по ногам
Ползёт ручей лучей ожог.
А под ногами спит листва.
На камне косточка взойдёт.
Иуда, синь да голова.
Лишь синий ветер, небосвод.
Кто нас, конечно, наебёт,
Так грустно грубые слова
Сказав, он только камень бьёт,
И тихнет косточка, жива.
Она - оружие миров.
Вот встретились, разбили чан
Небес. Нас - нет. Не я, не ты,
А этой косточки - свеча.
Судьба наелась вечным днём.
Я тучи вечера встречал.
Они присели над окном,
Нарост их целый вдаль умчал.
Нет, ветер, я не твой пастух.
Свободный карусельный вождь,
Дожди срывающий в цвету,
Впираясь в молний хоровод,
Ты за верстой несешь версту.
Седая ель, трамвайный ус.
Хрусталь смуглеющих звонков,
Что бьются в сумеречный куст,
Что плачет восковой горе
О хилой хватке позвонков,
О звёздном волосе в коре.
_^_
* * *
здесь жил паша, здесь боря плавал,
а там всем знакомый гостил всем знакомый.
заботливо лесом баюкала слава,
полями огромного русского дома.
все стали дверями, хрустальною связкой.
на ухо нанизанной сказкой, покоем.
в то время полоски рифмованных знаков,
как шторы, кипели языческим морем.
нет, паша не русский, и боря, в итоге.
как боги они, что поверили в греков,
что саше шептали в деревне, как боги.
а саша - прекраснейший из человеков!
да и поэт он не самый забитый.
ещё есть серёжа и прочих навалом.
а паша и боря за ними убиты
в империи мрачной, красивой подвалах.
_^_
|
