[Оглавление]




ИСТОРИИ


* * *


Еще что-то писать - это роскошь. Но худого в ней нет. Потому я разменял любовь к недостижимой красоте на заржавленную побрякушку этих историй. Я не знаю, сколько волос на моей голове, но на каждом волосе - по колокольчику.





* * *


Ожог может подарить такое же наслаждение, как поцелуй, если понять, что они разные, а наслаждение одно. Если не требовать у них, что они не могут дать.

Почему же вместо поцелуя мы не привносим пальцы в огонь?





* * *


Утром и днем я весел. Мне есть от чего. Я получаю свое и не требую большего. Я посмотрю на проходящего человека. Я закурю. Я обожгу пальцы о спичку. Я схожу по нужде. Я напишу короткую историю. Хотя бы эту.

Я не требую большего. Во всем есть свое.

Но наступают сумерки. Наступает ночь. Я становлюсь грустен. Мою грудь наполняет, словно моя грудь только озеро, вечернее волнение, и вот его сменяет ночной морок.

Это подобно тому, как если бы сидеть на краю пропасти и смотреть вниз - туда, где ты был не так уже и давно, в необозримо далекое время.





* * *


Листья качаются за окном. Я разложил на столе маленькие бумажки и смотрю, как листья колеблются, как они склоняются вместе с ветками и успокаиваются опять.

Как сказать? Луны не вижу, она выше, чем окно, но знаю, что она есть. И все по-другому. Только представление - и от него смутно и беспокойно. Увидел бы, все стало бы опять по-другому.





* * *


Я разговаривал сам с собой.

- Хорошо. Но посмотри на себя. Ты хотел познавать литературу. И отверг. Потом ты хотел любви. Ты ее долго хотел. И отказался. Еще ты сочинял, выдумывал мир. И это перестало занимать тебя. Еще ты верил в Бога, ты был христианином. И ты получил бы награду. Но тебе напревать. Теперь ничто и ты - слова одного содержания. Оглянись в прошлое.

Что мне было отвечать. Я был и без того счастлив.

Но я опять спросил себя:

- Ну хорошо. Ты счастлив. Ты всегда чем-то был. А что ты теперь?

- Я? Я, если я хочу, атеист и мистик, богатый и нищий, христианин и язычник, богоборец и богохульник, святой и грешник, Бог и дьявол, червяк и будда, и мне все равно, и это все не полно.

- Но как это понимать? - спросил я.

Я не ответил. Я был и без того счастлив.





ЛИЦО


Было так. Я разговаривал с одним человеком. Мы сидели и пили чай из стаканов. Тонкий ободок уже холодного тепла был на стаканах над чаем.

Тот сказал:

- Я никогда не узнавал своего лица. Тот, кого я видел, был совсем другой.

Я не знал и не узнавал его. Это было мучительно и страшно. Но это не всегда продолжалось. Это пришло в некоторый момент.

Я подумал и спросил о том, кто смотрел на него.

- На меня смотрел человек, который был больше меня. Он такой, что я, честно, боюсь его. Боюсь потому, что он больше.

Он засмеялся.

- Может быть, это потому, что я сам себе всегда казался меньшим, чем я есть. А что - я? А что - ты? Но вот надо узнать себя. Тогда я посмотрел на него и только смог, что отодвинуться чуть-чуть подальше.





ВЕЧЕРНИЙ МОРОК


Вся земля может быть обетованной землей. Она надежно укрыта сама в себе. Имущий не войдет в нее. Он не увидит ее. А голому и нищему она открыта всегда.

Но есть в сердце надежный оградитель от нее. Это Бог, творец земли простой и хозяин. Очень малы его небеса, очень мала его земля, ничтожен его предел, но тебе, ушедшему, доступа в его простую землю уже нет. Ведь уходя, ты оставил стремления, желания, чаяния, надежды, мечты, грехи, истины - и его, простого Господа Бога. С этим добром доступа нет. И ты стал равновелик своему простому Богу.

И вот я стою на краю обетованной земли, и Бог стоит за ее краем.

И мы смотрим, смотрим, смотрим...





* * *


- О чем плачешь?

- Борьба в моем сердце печалит меня и заставляет пресмыкаться по земле от боли.

- Хорошо, но не тебе ли принадлежит твое сердце? Тебя, наверно, не было дома, ты забыл о своем сердце, ты допустил ворваться в него двум враждующим разорителям. А теперь ты вернулся - и вот видишь плач, скорбь и ущерб. Освободи свое сердце и радуйся!





ЧЕЛОВЕК


Однажды Будда заснул и ему приснился страшный сон. Но он не проснулся. Ему даже не захотелось проснуться, так крепко он спал.





ИСТИНА


Жил человек. Не то чтобы очень много, но кое-что у него было. Был дом, была любовь, немного денег, немного пахотной земли, немного виноградника, Бог, стремление к Богу и стремление к последней истине.

И вот приходит к нему некто и говорит:

- Что выше истины? Что больше истины? Она все превосходит, будучи самой бесконечностью и даже Бог - только знак.

Человек воспылал. Говорит:

- Хочу истину!

- О! - возражает ему некто, - Ради истины нужно все отдать.

И вот поочередно канули в пропасть дом, любовь, деньги, земля, виноградник, Бог и стремление.

- Еще не все, - возражает ему некто.

И вот канула в пропасть последняя чистота и последняя наполненность души. И она стала подобна пеплу и пресной соли.

- Теперь ты подготовлен, смотри.

И некто поднял с земли горсть потемневших листьев и бросил их по ветру.

А как вы думаете? Истина подобна бесконечности, и Бог только знак.





* * *


Некоторый человек говорил против Бога.

Его спросили:

- Что ты имеешь против Бога? Или ты несчастен? Или ты отчаялся? Или ты потерял веру? Почему ты говоришь?

- Я говорил против Бога? - удивился тот человек, - Мне нечего. Вы, возможно, не понимаете.

Его спросили:

- О чем же ты хотел сказать?

Он ответил:

- О том, что я счастлив.

Его спросили:

- Как же ты достиг?

Тогда человек снова начал говорить против Бога.

- Мы не понимаем тебя. Или ты счастлив в своей ругани?

- Как я могу вам сказать? Как я могу вам сказать? Как я могу вам сказать? - ответил человек и заплакал.





ПРОКАЖЕННЫЙ


Было так. Шел некоторый, все равно какой человек, и встретил прокаженного.

- Подай мне, человек, - сказал прокаженный.

Человек испугался, ударил прокаженного и убил.

Так вот, каждый день прокаженный просит у нас и каждый день мы убиваем прокаженного. У нас ничего нет. Мы ничего не можем дать. Мы можем только убить.

И прокаженный пролежит мертвым час, день, год или вечность - и вот он воскрес. Он выйдет навстречу нам, тебе, мне и скажет:

- Ты воскресил меня. Разочтемся с тобой.





* * *


Случилось, что некоторый человек, живя в обетованной земле, предстал перед Буддой, ее создателем.

- Великое твое дело, Будда, - сказал он, - Эта земля - твоя. Она скрыта в себе самой, как душа в теле. Многие стремятся к ней, и немногие достигают. Только я хочу уйти. Мне нет места здесь.

- Вижу что так. Но куда ты пойдешь? Мир полон страдания и зла.

И нет единого, нет свободы, нет благодати. Пути искажены. Сам простой Бог мира несвободен. Куда уйдешь?

- Да. Все так. Но и ты, Будда, увы, несвободен.

Будда немного склонил голову, слушая.

- Ты не можешь блуждать, заблудиться в блужданиях и расплакаться.

- Иди. В обетованной земле нет кары. В обетованной земле нет двух бичей, справа и слева хлещущих человека. Достигший ее вечен в ней, и она вечна в нем. Где бы ни был, он несет в себе ее свет. Этот свет, это успокоение тебя тяготят, но они тебе и помогают, - так ответил ему Будда.

И человек сердечно простился с ним.





ПОМИНКИ


Было так. Некоторый плотник сорвался с лесов. Он и минуты не прожил, ударившись о землю. Голова его была разбита, брюхо его лопнуло, кости его были переломаны.

Друзья положили плотника в гроб, гроб поставили на стол, принесли бутылки, кувшины с пивом, закуску на тарелках и сели пить и поминать.

Настала ночь. Зажгли вокруг гроба свечи - и продолжили. Пели песни. Ловили девок. И никто не заметил, как плотник вылез из гроба и сел с ними.

Утром все они пошли на леса, качаясь и не видя ни земли, ни неба. И снова один из плотников сорвался вниз.





ССОРА


Случилось, что некоторый человек крепко поссорился с простым Богом.

- История Иова повторяется каждый день и час! Довольно! И над тобой есть Бог! Опомнись, сколько можно крови, сколько можно страданий? Или от сотворения мира их было мало? Тело мое - прах, в прах уйдет, и вот тело связывает счастье и забвение. Вот было дерево - и вот нет его. Вот была возлюбленная - и в небытии, в прошлом уже она. Или мало тебе того, что саму душу, вложенную в этот прах, скребущийся в нее, плача и бредя, и заставляя тем и ее рыдать, ты хочешь обратить при жизни в него же? Я стучал тебе, и ты не открыл мне. Я молил тебя, и ты не услышал меня. Я верил тебе, и ты сам растоптал мою веру. Слышишь, ты, довольно. Теперь я ухожу.

И человек снял с себя тряпье своих надежд, мечтаний и талантов и бросил в гневе и без жалости к ногам простого Бога.

- Бери теперь, как свое, так и нажитое. Ты обещал мне истину и райские двери, а я ухожу в пустоту.

Бог нагнулся и поднял брошенное. Горький упрек и печаль были в движении его руки.





* * *


Два мира, два неба и две земли скрыты одна в другой. Два дерева скрыты в одном дереве. Два цветка скрыты в одном цветке. И в каждой вещи скрыта другая вещь, истинно та же самая.

Это обетованная земля.

Это обетованная трава стелется по земле, скрытая в стелющейся и плетущейся по земле траве.

Вот человек открывается самому себе - и исчезает неоткрытый мир, как сон, как мечта и выдумка, как разошедшийся кругом звук. Обетованные люди в обетованном мире - люди без сокрытости и слепоты.

Но есть иные люди, иное обретение. Есть иное раскрытие, сладчайшее, сокрытое еще тоньше.





* * *


Одних переполняет радость бытия, других переполняет страдание бытия. Но бытие страдает и радуется, и радуясь - страдает, и не страдает и не радуется, и не знает ни радости, ни страдания. И это не все.

А в человеке - как, чтобы страдание переполняла радость и радость страдание? А чтобы не было их? Не быв, будут - или неполон будет мир.





* * *


Учитель спросил:

- Какой смысл имеет все?

- Не нам судить о том.

- А кому? Или ты скажешь, - это дело Бога? Но может ли Бог сказать, каков его смысл? А твой? А моего голоса?

- Значит, все подобно заброшенному полю, которое не пашут, на котором не сеют?

- Где есть смысл, там есть цель, где есть цель, там есть противное цели. Где есть противное цели - там все ущербно. Надо сеять, но можно лежать на спине, вдыхая запах трав и цветов, и смотреть в небеса. Но разве это - смысл? Разве это дело? Работник весь в напряжении, тело его в стремлении, душа в неудовлетворении, мысль в несчастии. Кто счастлив, кто удовлетворен, кроме праздного?

- Значит, Бог дурно сотворил мир.

- Почему? Часы могут отбивать время, вот мы видим движение маятника и следование гирь вверх и вниз, но не могут же они, например, нести яйца. Вот рыба. Как колеблются, широко раскрытые, ее плавники, как плавно плывет она, как быстро и проворно, пока в воде, но стоит извлечь ее - все пропадет. Также и Бог. Не понимаю, что ты от него хочешь?





* * *


Кто выдумал повозку с глубоким дном и на четырех колесах? Кто тот сильный, что нагрузил ее тяжелой кладью? Кто поймал коня для нее? Кто охолостил его? Кто запряг его и заставил тянуть эту кладь и самого седока? Слышите, как поднимается пыль и опускается, свистя, кнут?

- Зачем же ты идешь рядом? Ты не впрягся в нее, но и не едешь, сидя в ней.

- Только чтобы печалиться. Пойми, я радуюсь своему свободному шагу и печалюсь о нарушении закона.

- Печалишься о нарушении закона? Смотри, лошадь знает свое дело, и дома хозяин накормит ее, напоит ее, вымоет и будет хвалить, говоря:

"Хорошая лошадь, добрая, хорошая лошадь". И даст ей долгий отдых в сытости и чистоте. Каков труд, такова и награда. А как наградить тебя, не имеющего дела, праздно ступающего, не имея доброго хозяина?

- Я знаю закон и мне не нужна награда. Радуйся своему свободному шагу, чувствуй, как дышит прах под твоими ступнями - вот закон, вот заповедь, вот награда.

- Тогда почему ты просто идешь? Почему не опрокинешь повозку и не разобьешь ей колеса, не выбросишь скарб в канаву, не распряжешь лошадь?

- Ты не понял. Радуясь, я могу только скорбеть. Подумай, кто я для него и для лошади? Пусть себе едет. Я не ухожу, я иду рядом. Пусть сам бросит поклажу, пусть сам разобьет телегу. Тогда брат вернется в мир, тогда братья обнимутся.





* * *


Что такое труд писателя, это странное занятие, эта флейта, звучащая паузами слов, эта лира перетекающих звуков?

- Это тщение. Это полет без крыл, это шаги без ног, это мечтание бабочки о снеге. Плод наливается соками, слово наливается звуками, цветок раскрывается всеми лепестками, слово раскрывается всеми смыслами. Но даже иссохший сук, облепленный мокрым песком и улегшийся при дороге, больше его. Можно переменить имя, в нем нет смысла, но нельзя делать одной вещью другую. Все в себе, все само от себя. Как если бы ты шел по дороге, а после сказал: "Я был там и там, я видел то и то". Нет, это тщение.

- Но, учитель, вы иногда записываете что-то на маленьком листочке, улыбаясь, и с улыбкой отодвигаете от себя. А перед тем находит на вас грусть, и вы сидите темный и задумчивый, как если бы глухой барабан зазвучал внутри вас.

- Ты прав. Я слушаю голос заблуждения. Неполной будет жизнь, если опять и опять не заблуждаться в том, из чего вышел и в чем заблуждаться уже не можешь. Видел ли ты, как дитя заблуждается в лесу, видимому взрослому человеку от конца до конца? Страшно остаться всегда ребенком. Неполно и горько навсегда вырасти. Можно ли быть и тем и другим вместе? Можно ли плакать в страхе и стоять самому над собой, не понимая, чему плачешь? Подожди, и ты попробуешь этого напитка смешения. И ты узнаешь, как можно рваться к достигнутому, как плакать по не вызывающему слез, как желать полученного, как быть просто каждым простым человеком. И ты еще спрашиваешь, зачем я беру маленький листок бумаги и легко бросаю на него иные слова, иные фразы?





* * *


Почему все земное роднится с грустью, почему грусть роднится со временем, почему чувства, идя от низких к высоким, породнены, как одна семья, как любовные пары - и все грусть, все тоска, все морок и преходящесть?

- Это прах молит душу о любви, обнимая ее колени, в страхе о своей тщетности и ее вечности перед ним. И вот он просит ее, вот он целует ее, вот обнимает ее, и вот уходит его время - и что может душа? Она обнимает его и плачет подобно ему. Радуйся об этой любви, как бы ты выпил чистого напитка. Радуйся об этой грусти, и ты увидишь, что этому нет конца. Любовники плачут, что кончается день, что уходит солнце, что грядет завтра, и соприкосновение исчезает. Но они уснут, во сне изменятся, и в новых формах пройдет новый день. Я не вижу конца. Ведро за ведром черпают из глубокого колодца, но нет иссохновения. Нет и не будет иссохновения радости в этой грусти. Только новый день.





* * *


- Учитель, я хочу спросить вас о серьезном.

- Спрашивай, но что серьезно и что несерьезно? Бездна раскрывается за всем.

- Так, учитель. Но скажите, случалось ли вам чувствовать всю непостижимость божественного милосердия?

- Ты хорошо спросил. Так хорошо, что лучше бы тебе не спрашивать.

- Почему так, учитель?

- Выслушай: ты свободен, я не держу. Нет мира, нет счастья, нет любви, нет Бога. Все проходит, когда отрешаешься от всего.

- Учитель, о чем вы говорите?

- Отойди от меня. Я только вещь среди земли и неба. Я больше Бога для тебя, меньше камня для него, и равен ему для себя. И все ложь. Я вдруг стал подобен опустошению и засухе. Мертвы деревья, и падают их сухие вершины. Гремят друг о друга стебли трав. Земля грозно стучит под ногами, как запертые ворота. Какой стук, какой стук - и никто не слышит его. Какие стоны и какая скорбь - и некому слышать. Все стало подобно скорби, плачу и мертвым воротам. Я уже хоронил самого себя. Ты не знаешь этого. И вот сейчас я хочу вспомнить свои похороны. Как запоздалый путник, лентяй и сновидец, опоздавший даже к кончине мира, так я хочу теперь восскорбеть о них.

Учитель (уже один):

- Увы, и я падал и на коленях прикасался горячим лбом к холодной решетке простого рая. Ее золотой свет в моих глазах. И я готовился нести простому Богу свою повисшую, как мертвый цветок на яблоневой ветке, голову. И снова поднимался, и снова оставленное было ничтожно для меня. Все, кто не слепы, видят, как тяжело мне идти рядом с запряженной лошадью, изнуренной тяжестью клади.




© Ростислав Клубков, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.





Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]