*
* * *
Белый, белый летит снежок
между остовов тополей.
Пьёт ноябрь на посошок,
пьёт и просит: ещё налей.
И на кухне сидит, молчит...
Полуобморок, полубред.
Ветер веткой в окно стучит.
Ветер застит собою свет
белый, белый... В окне бело.
Двери хлопнут в подъезде. Кто?
Кто-то тёмным взмахнёт крылом
и уйдёт, запахнув пальто.
_^_
* * *
Окраина, глухой микрорайон,
под окнами железка, супермаркет.
И с каждым днём всё невесомей звон
прозрачных листьев и воздушней арка
из старых лип. Колотится в окно
два раза в сутки гул от тепловоза.
Я словно рыба залегла на дно
в предчувствии и солнца, и мороза.
От фонарей ни света, ни тепла.
И льётся в жабры медленно и остро
холодной ртутью чёрного стекла
пропитанный тоской тягучий воздух.
Окраина, я загнана тобой.
В разрывах туч беззвёздно и бесслёзно.
И сквозь туман - октябрьски густой -
предутренние вскрики тепловоза.
_^_
* * *
Над отцветшей черёмухою - стрижи.
Над лицом - локон чёрного серебра.
Мне не надо, но ты всё равно пиши,
как идёт к Магомету его гора.
Как над нею отарами тучных овец
облака, тяжелея, едва плывут.
Истончается золото старых колец,
приедается сонный уют.
А стрижи над черёмухой небо кроят,
из распоротых хлябей - то дождь, то ветра.
Магомет смотрит в небо - там овцы парят.
И ни он никуда не идёт, ни гора.
_^_
* * *
Это кукольный театр:
жили-были... сказки, были...
Это ели голубые,
изо рта морозный пар.
Это - маленькая я.
Это - мама молодая.
Я от мамы убегаю,
мы с ней лучшие друзья.
Лето, вечер, школьный бал.
Жизнь как будто понарошку,
черновик. Одна оплошка -
снова всё переписал...
Это - я, уже жена,
но вдали гремят раскаты:
сын заплакал... аты-баты,
на двоих одна война.
На двоих непрочный мир,
дом, семья, любовь, работа.
До зарплаты... до субботы...
Черновик затёрт до дыр...
Это - маленькая ты
(бабушка совсем седая!)
Убегай! Я догоняю!
День пока что не остыл.
_^_
* * *
Площади привокзальной
провинциальный гам.
Туч лиловеет задник -
белое по краям.
В богом забытой глубинке
сумрачно испокон.
Пьяной лесной голубики
цвета речной затон.
Дальний гудок теплохода
ил всколыхнет со дна.
Здесь и во мне порода
сразу на взгляд видна.
Выдернет из дремоты
оклик на мостовых
(Леты холодные броды):
- Знал стариков твоих.
_^_
* * *
вот и кажется - снова по дну, по льду
на осклизлых камнях скользя
отступает вода за лесок, за гряду
оглянуться - нельзя, нельзя
а оглянешься - рыба идёт косяком
плавниками касаясь туч
старый Пётр куда-то бредёт босиком
- что ты ищешь?
- да старенький ключ
обронил не найду...
в броднях ил да шуга
чахнет небо в преддверии стуж
и до врат далеко - берега, берега...
бредень полн неприкаянных душ
_^_
КАЛЕВАЛА
Огненный круг трогает горизонт,
северный день бесконечно елов.
Лённрот бродил (кто его разберёт)
то ли тропою шаманов, то ли волхвов.
Ворон садится на скальный карниз,
смотрит, как в солнечной лаве стволы
плавятся, корчатся, падают вниз.
- Спи, мой малютка, лы-лы.
Это Хозяйка оленей в очаг
бросила хворост.
Хворост трещит.
Тени покинули тёмный овраг,
грозно шипят в расщелинах плит.
- Спи, мой малютка. Звериной тропой
сны пробираются. Стынет зола.
Чёрное солнце встаёт над тайгой.
Ворон роняет перо из крыла.
_^_
* * *
Карусель снегопада в марте...
Карусельщик, похоже, пьян.
Обозначенный точкой на карте,
город - точно врождённый изъян.
Зашиваюсь суровой ниткой,
не уйти ни в себя, ни в запой -
на ладонях его гранитных
никому не найти покой.
В вихре мартовской круговерти
прочь куда-то весь мир несёт.
Эй, ты слышишь - ты тоже смертен!
Начинай свой обратный отсчёт!
Запускай...
Каруселит в марте.
Вектор выбран опять нулевой.
Город мой - только точкой на карте,
точкой маленькой, болевой.
_^_
* * *
А дальше будут только холода,
заплаканные стёкла, шорох капель,
и небо точно блёклая слюда,
и лес расхристан, и весь мир как паперть...
А дальше будет только этот снег,
пугающий своею чистотою,
ложащийся на чёрный глянец рек,
летящий над тобой и надо мною...
А дальше... всё известно наперёд.
Я как во сне твою сжимаю руку,
и вижу ледостав и ледоход,
но кто-то вдруг окошко распахнёт
и душу выпустит,
и кончит эту муку...
_^_
|
