Словесность: Кибература:
Василий Логинов: Все бывшее сбудется



Первое утро

- Ну, здравствуй.

- Ох, хо-хо! Что-то я сегодня плохо себя чувствую.

- Не мудрено. Наше с тобой неважное самочувствие лишь отражение влияния Космоса на Землю. Где-то во Вселенной происходят магнитные бури, планета Земля на них реагирует - погода портится, меняется давление, идут дожди, дуют ветры, а мы с тобой мучаемся головными болями.

- Опять эти твои вечные теоретизирования, от которых никогда не становится легче. Лучше расскажи что-нибудь попроще, а я попробую отдохнуть.

- Я тебе все время рассказываю, а ты больше молчишь. Хотя знаешь и помнишь не меньше моего. Кстати, почему ты здесь оказалась? Помнишь ли ты это?

- Конечно. Такое не забывается... А ты, между прочим, иногда бываешь грубая и нелюбезная со мной.

- Уж, какая есть! Другой тебе подруги здесь все равно нет. Мы вынуждены терпеть друг друга. Долго, очень долго... А потом, на самом-то деле, ты, слушая мои истории, не сможешь отдохнуть. Впрочем, как и я. С этим вымыслом, мечтаньем, сонной мысли колыханьем1 отдохнем мы лишь тогда, когда вместе его завершим.

- Конечно, одна я не отдохну, но вместе с тобой хоть отвлекусь от физической боли... Послушай, я почему-то сейчас вспомнила, что попала сюда из-за клетчатого вальдшнепа.

- Значит из-за птички? Из-за охотничьей дичи?

- Да. Простой вальдшнеп - благородная и ценная дичь. Но наш клетчатый вальдшнеп - это немного другое... Зачем, зачем? Зачем опять переживать все заново? Ох, как болит голова!

- Ладно, не буду тебя мучить. А пока отвлекайся под вымысел и бред. Вместе будет легче. Что же ты хочешь услышать сначала?

- Опять что-нибудь о нас с тобой...

- Как всегда... Хорошо... Итак, меркнут знаки Зодиака над постройками села, спит животное Собака, дремлет рыба Камбала. Колотушка тук-тук-тук2 ...

- Постой.

- Ну, что опять?

- Это какие-то необычные знаки Зодиака.

- Ха! Ты опять решила поиграть со мной?

- Да. Но ведь эта игра, без которой мы не можем существовать.

- Действительно. Наша игра циклична, а в этих циклах и заключено наше бытие.

- Вернемся лучше к знакам Зодиака.

- Хорошо. Это и вправду непростые знаки Зодиака.

- Знак странной Собаки, знак плоской Рыбы, но почему-то нет знака Птицы.

- Как же так? Как же будет осуществляться преемственность между старыми и новыми знаками Зодиака? Без летающего знака это невозможно.

- Погоди, погоди... Теперь я понимаю, почему необычные знаки Зодиака не спят, а всего лишь дремлют. Они накапливают силу и ждут, когда наступит время летающего знака, чтобы проявиться в полной мере.

- А летающий знак - он наш. Знак Вальдшнепа.

- И колотушка постоянно напоминает нам об этом. И о нашей миссии.

- Конечно. Это колотушка напоминаний. И работает она специально для нас с тобой.

- Значит, уже настала пора воспоминаний?

- Да. Слушай же...



Куратор полета




Второе утро

- Доброе утро!

- Привет, привет!

- Ну, сегодня у нас значительно лучше настроение! Глаза вон веселые, блестят.

- Да. Я сегодня чувствую себя значительно лучше.

- Это потому, что мы, несмотря на боль, все-таки начали новый цикл.

- Может быть. Мы все время поддерживаем друг друга. И от наших совместных усилий колотушка напоминаний начинает звучать музыкальнее.

- Слушай, а ты никогда на задумывалось, кто по национальности Альмо Мюррин?

- Космополит... Шутка. А если серьезно, то очень на финское имя похоже. Ты знаешь, с помощью сочетания букв можно дать определенный эмоциональный настрой. Например, Аль-мо Мюр-рин - как бы сочувствующий и доброжелательный.

- Правда? Что-то я пока не заметила... Ну, ладно. А ты помнишь, как называлась та космическая станция?

- Конечно. Она называлась Клетчатый Вальдшнеп.

- Вот здорово! Молодец!

- А еще я помню, что космическая станция Клетчатый Вальдшнеп была экспериментальная. Первая из нового поколения. Многоразовая, то есть могла сама возвращаться на Землю. Целиком. И никаких спускаемых аппаратов и челночных кораблей. Очень долго думали, как ее сделать, и в конце концов собрали в виде птицы.

- В виде вальдшнепа?

- Ага. Вальдшнеп, лесной куличок, у него тельце маленькое, головка аккуратненькая, клюв длинный, хвостик небольшой. Этот куличок очень быстро летает и, самое главное, легко маневрирует. Ученые и техники долго изучали его биологию и дали заключение, что для задач, решаемых с помощью многоразовой космической станции, конструкция в виде вальдшнепа, будет почти идеальной. Ведь станции надо было придать максимальную степень маневренности как в космосе, так и в атмосфере Земли.

- Зачем?

- Ну, прямо, как на экзамене! Все выспрашиваешь...

- Но я же должна знать, в каком состоянии ты сегодня находишься? Как проходит восстановление твоей памяти? Ведь прежде, чем наступает наша очередь в этом бесконечном цикле метаморфоз, мы пребываем в небытии, наш с тобой общий разум А после пробуждения я каждый раз беспокоюсь о тебе.

- Хорошо, хорошо... У станции Клетчатый Вальдшнеп особое задание было. Но об этом потом... А когда проект станции утверждали, то Главный Конструктор предложил направленную антенну собрать в виде клюва, новейшей конструкции усиленные солнечные батареи сделать скошенными с острыми краями, как бы крылья, но, конечно, ими махать нельзя было, только планировать, в голове - командный отсек, на месте хвостика - мощные двигательные установки, а в якобы тельце жилые помещения и приборы, приборы, приборы...

- Да-да, там внутри было достаточно тесно для четырех человек.

- Не перебивай. Главный Конструктор, генерал военно-космических сил, он, кстати, потом стал Куратором первого полета, приказал сделать все из особых сверхсекретных сплавов. Это были продукты новейших технологий. Снаружи станция была покрыта особыми плитками, способными многократно отражать тепло при частых вхождениях в плотные слои атмосферы. Тепло, но не радиацию... Плитки те были квадратные, как будто все искусственное птичье тело клеточками украшено. Вот и получилось "Клетчатый Вальдшнеп". Рабочие во время сборки очень удивлялись такой фантазии конструкторов. И даже сомневались, что станция взлетит. Но она все-таки взлетела! И вышла на орбиту, а экипаж приступил к выполнению программы полета.

- Так в чем же она заключалась? Программа полета?

- Клетчатый Вальдшнеп должен был служить базовым орбитальным координатором при сборке гигантского корабля для полета на Марс. Планировалось, что станция будет облетать при монтаже огромные конструкции, а экипаж осуществлять контроль сборки. В первом полете надо было проверить сначала способность станции маневрировать на орбите, а потом работу двигателей в разных режимах и проверить прочность конструкции при посадке. Но последствия того испытательного полета Клетчатого Вальдшнепа с четырьмя космонавтами на борту оказались общепланетарного масштаба...

- Подожди. Не торопись. Об этом потом. Ведь мы еще ничего не знаем о самом экипаже Клетчатого Вальдшнепа.

- Действительно.

- Давай начнем с командира корабля. Ведь он был кадровым военным, с высшим техническим образованием?

- Да. Его выбрал сам генерал. Ну, Куратор полета. Случайное совпадение сыграло решающую роль при выборе командира из шести претендентов. Все шестеро были молодыми полковниками военно-космических сил. Но лишь один из них был, как и генерал, заядлым охотником. Правда, генерал любил охотиться в компаниях на крупного зверя, а будущий командир Клетчатого Вальдшнепа предпочитал в одиночестве бродить по лесам и полям в поисках пернатой дичи. Такой уж склад характера у него был. Но все равно, генерал почему-то решил, что охотничьи навыки необходимы для первого полета новой станции, настоял на своем решении, и Главная Комиссия утвердила Дюка Автонома в качестве командира Клетчатого Вальдшнепа.




Третье утро

- Ох, хо-хо! Все-таки я очень устаю от вечерних процедур.

- Что ж делать! Хорошо, что с утра нас не мучают, и мы можем спокойно побеседовать.

- Зачем? Зачем мы с тобой здесь? К чему все эти ежевечерние истязания?

- Хочешь знать? Изволь. Все дело в том, что человек сам не может определить, где граница между светом и тенью, между правым и левым, между растительным и животным существованием. Впрочем, это банальные истины...

- Ну и что? Иногда без банальности нельзя обойтись. Банальность может рассматриваться и как первый, начальный, уровень познания истины. Так что продолжай.

- Хорошо. Человек субъективен. В этом и его счастье, и его беда... Часто поступая так-то, он думает, что прав, что свободен и своим поступком лишь увеличивает свою природой дарованную свободу, и человек спокоен, доволен собой и своей жизнью. Он погружается в комфортную повседневность. Но вдруг, в какой-то момент человек резко прозревает. И что же он видит?

- Да-да, что же?

- Оказывается, что он, на самом-то деле, давно бултыхается в бездне безвыходности и выкарабкаться оттуда совсем нет никакой возможности.

- Неожиданное прозрение? Неужели никогда для него не будет избавления? Выхода?

- Он попался в лукавую ловушку того, кто выше, того, кто всего лишь более объективен. А ловушка эта - тяжкие вериги на чувствах и побуждениях. Вокруг несчастного человека лишь стены духовного каземата! А какой может быть выход из такой ловушки? Лишь единственный - искупление. Вот мы с тобой и есть то самое искупление. Универсальное искупление для всех.

- Значит, смысл нашего существования - это искупление? Подожди-ка... Ты отвлеклась. А как же те, которые нас каждый вечер исследуют?

- Они-то как раз и не подозревают ничего! Но очень хотят узнать: для чего мы с тобой предназначены? Составить схему нашего предназначения. Вывести какой-нибудь новый закон. Но им невдомек, что наше существование - это проявление промежуточного состояния всего человечества. Очень скоро наступят перемены в жизни людей. Может быть, незаметные признаки этих перемен уже проявляются в сегодняшней жизни.

- Я поняла. Они, ну, те, которые мучают нас процедурами, хотят понять свое место в новом мире. Но не смогут, потому что нельзя подобным понять подобное. Нельзя с помощью головного мозга понять работу другого головного мозга.

- Возможно. Но не забывай, что наше с тобой искупление, которое проявляется существованием в таком промежуточном состоянии, - аккумулятор и катализатор будущего преображения человечества. Поэтому мы и попали сюда, и вынуждены здесь пребывать, и обязаны мириться с новым существованием, и нести тяжкое бремя искупления за всех. Правда, приняли мы эту ношу не по своей воле, просто так сложилось, или некто так сложил и составил обстоятельства. Но от этого не легче...

- Да, конечно. Даже если наше совместное сверхлогическое построение и верно, то все равно тяжко. Так тяжко, что сил нет...

- Ладно, давай вернемся к нашей колотушке напоминаний. Послушай, Иосиф такой простой. И волчья лапа его симпатичная. А еще он такой... такой праздничный. Слушай, а не жених ли он?

- Жених? Чей жених?

- Ну, не знаю. В конце концов, может быть, и твой, и мой.

- Наш будущий общий муж - полуволк! Поздравляю!

- Успокойся. Ты же отлично знаешь, что это еще не все наши родственные связи...

- Хорошо. Я спокойна.

- Там, у нас впервые зашла речь о Златокосой. Она ведь то же самое, что и Вила?

- Да.

- Вила... Она... С ней многое связано в истории Клетчатого Вальдшнепа. Ты помнишь?

- Конечно. И про ее сопряженность с космической станцией, и с вальдшнепом-птицей, и с нами, и с командиром станции... А кстати, ты-то помнишь почему командира звали Дюк Автоном?

- Это такая кличка, ставшая потом полетными позывными. Он на самом деле не Дюк, а Женя. Просто гордый такой, независимый, что подступиться к нему трудно. Вечно замкнутый, неразговорчивый без надобности, с виду надменный, как персона голубых кровей. Ну, вот поэтому и Дюк, то есть герцог по-нашему. Так его прозвали в Военно-воздушной Академии. А фамилия его Автономов.

- Странная какая-то.

- А что тут странного? Например, каких только фамилий нет в списках абитуриентов! Такие списки приемные комиссии ВУЗов вывешивают. Сейчас вспомню какую-нибудь... Вот, Пындыкова. Вдумайся, кому может принадлежать такая фамилия?

- Ну, не знаю. Какая-нибудь несчастная двоечница.

- Два ужасающих "ы", и "пын", и "дык"! Кошмар какой-то! Я, например, за этими буквенными сочетаниями сразу увидела долговязую девицу, неуступчивую, несговорчивую, в очках с розовой пластмассовой оправой, джинсах, белой блузке и томиком "Русские классики 19-го века". А по ночам, эта же девица, близоруко хлопая веками, в замятой до пояса ночнушке, с фонарем, накрывшись с головой одеялом запоем читает Мопассана...

- По-моему ты отвлеклась от нашей истории.

- Отнюдь нет. Во всем есть своя предопределенность. Имена членов экипажа Клетчатого Вальдшнепа тоже несут определенную смысловую нагрузку. Ну, конечно, не такую, как эта Пындыкова.

- А какую?

- Пока лишь ясно, что имена членов экипажа складываются в какую-то систему. Четыре космонавта - две составляющие креста, а в середине, где их пересечение, теперь находимся мы с тобой. И мы теперь не отделимы от членов экипажа Клетчатого Вальдшнепа, а они от нас. Но кто предопределил эту систему? И зачем?

- Ну и воображение! Какое-то даже болезненное...

- Мы с тобой очень похожи бываем! Но вернемся к экипажу космической станции. Ведь кроме командира, был еще и навигатор, и...

- Да, конечно, я это помню. Навигатором был специалист по компьютерам. Очень хороший специалист. Почти гений в программировании... Ты знаешь, когда я думаю о нем, то вспоминаю своего первого мальчика, с которым гуляла в пятнадцать лет. Я ему тоже кличку придумала. Про себя Принцем называла. Всего полтора месяца мы с ним проходили, а потом он попросил меня не звонить. Видно, другую девушку завел. Я тогда так плакала... Ну, ладно. Так вот, мы с Принцем всего лишь вечерами по улицам гуляли. Просто молчали и ходили, ничего такого не было, даже поцеловались от силы пару раз, а воспоминания остались на всю жизнь. Все время мысленно к нему возвращалась. И все это помимо моей воли происходило. Сравнивала, оценивала: а как бы Принц, проклятущий мой, поступил?

- Ну и что?

- А то, что нет никого похожего на него!

- Неужели?

- Да, представь. Не встретила я достойного! Всего полтора месяца с ним пообщалась, узнать поближе не успела, а всю жизнь избавиться не могу! В общем-то, дура дурой.

- Бывает.

- Я даже дополнила его кличку еще одним словом "Перкеле". Это как бы принципиальный, но проклятый. Принц Перкеле. Принципиальный, потому что принципы своей жизни с ним сравнивала. А проклятый из-за того, что никак избавиться от него не могу. И, представляешь, "Перкеле" оказались позывными специалиста по компьютерам, навигатора с Клетчатого Вальдшнепа! А мне казалось, что это слово такое мое личное...

- Здорово. Любопытное совпадение. И Принц, и Перкеле! Сочетание зависимого личного и независимого внешнего - это очень интересно! Хотя, быть может, это не совпадение, а опять какая-то закономерность... Слушай, а ты что-нибудь о судьбе своего Принца знаешь?

- Как тебе сказать? Вроде бы и знаю, а с другой стороны уверенности нет. Они для меня спутались оба. Компьютерный навигатор и мой милый мальчик. Это как во сне, когда отчетливо видишь одного человека, а поступки его совершенно не соответствуют тому, что ждешь... Но я твердо знаю, что хочу чтобы Принц хотя бы раз испытал мою боль.

- Откуда ты знаешь, может быть, ему бывает гораздо больнее, чем тебе?

- Может быть. Но должна быть уверенность... А еще я хочу, очень хочу, чтобы все бывшее еще раз сбылось. Но сбылось так, чтобы было совсем не больно. Не так, как в прошлый раз.

- А это возможно?

- Не знаю, но... Согласна даже, чтобы это было во сне.



- Очень все запутано получается! Во снах Принца Перкеле столько всяких ассоциаций, столько пересечений с литературой и живописью! Сложно, непонятно...

- Но именно таким, совсем не простым в чувствах и побуждениях, я и вижу его.

- Да уж. И Сальвадор Дали, и шмель, и жасмин, и тигры...

- Но, между прочим, цикл нашего искупления начинается тоже не с простых вещей. Вспомни, в этот раз для нас импульсом послужили строчки Заболоцкого. Его колотушка напоминаний.

- Да. У Заболоцкого также, как и у Дали, все детали разбросаны во времени и пространстве. Поначалу непонятно, как их все собрать. Как бы первичный бульон, в котором варятся отдельные составляющие картины мира по Заболоцкому и Дали. А потом, когда все проварится, чуть-чуть соли и перца, и появляется готовое произведение.

- Но есть и различия. У Заболоцкого в конце концов все детали встают на свои места, на свои обычные места, помнишь: "леший вытащил полешко из косматой бороды"? Создается пусть необычная, но вполне логически объясняемая картина. И эта картина-образ всегда композиционно пропорциональна. А у Дали уж такое изменение формы, такое... такое, что появляются новые места для старых деталей, а А потом, в отличие от Заболоцкого у Дали сами обыденные предметы становятся другими, приобретают иные, новые, качества, зачастую мешающие им собраться в старую композицию.

- Но это новое из старых, но обновленных деталей, с пластичными пропорциями часто красиво до жути.

- Да, точно. Это происходит из-за того, что в картинах Дали меняется не только пространство, но и Получается динамическая картина. А в стихах почему-то, как ни странно, всегда застывшая статика времени.

- Даже в любовной лирике?

- Ну, в ней вообще консервированное чувство времени. Иногда при прочтении складывается такое впечатление, что опускаешься в какую-то банку, сверху тебя закрывают крышкой, а вокруг лишь засахаренные фрукты, приторные такие. Простора нет, размах отсутствует... Но вернемся к экипажу Клетчатого Вальдшнепа. Как ты думаешь, было ли взаимное влияние членов экипажа друг на друга до аварии?

- Конечно. Ведь в сночувствиях явно прослеживается духовная связь Принца Перкеле с кем-то, находящимся вне событийных пределов.

- Действительно, он как бы с кем-то сверяет свои поступки. Скажи-ка, кто эта ядом проскальзывающая в тексте единственная?

- Пока еще трудно утверждать с уверенностью. Но по косвенным признакам так может проявляться незримое влияние Вилы.

- В общем, все спуталось. Где ты, где я, а где Вила, уже очень трудно разобрать! Тесно, как экипажу на борту Клетчатого Вальдшнепа! Тесно всем!

- Кому всем?

- Всем нам.



- Принц Перкеле все время сопоставляет то, что с ним происходит, с какими-то произведениями искусства.

- А как же иначе? Ведь он специалист по компьютерам. А это совсем не созидательная, а, скорее, сопоставительная область человеческой деятельности. Берется какой-то эталон, на его основе выстраивается алгоритм, программа действий, а затем уже все события сопоставляются с этим алгоритмом. В зависимости от соответствия эталону производится оценка. И оценка выводится в качестве итога. Вот, в сущности, принцип работы компьютера.

- Но Принц Перкеле все-таки живой! А не какой-то электронный прибор!

- Да, конечно. Именно поэтому за эталон он берет не сухой математический закон, а стихотворение или картину. Но компьютерные программы и прекрасное знание литературы, музыки и живописи - все перемешалось в нем. Любые взаимоотношения рано или поздно достигают высшей степени, проявляющейся универсальным взаимозаменяемым проникновением. Возникает нечто новое, еще не до конца осознанное в своей новизне. Например, живой компьютер, действующий в соответствии с эталонами живописи и литературы.

- Очень сложно. Давай-ка попробую упростить. Итак, я это понимаю следующим образом: где кончается истинно твое, и где начинается опосредованно твое, а именно Принц Перкеле со своими картинами, в конце концов будет трудно разобрать?

- Да. Такова наша общая судьба. И, в конце концов, не я мучаю тебя сложной философией, а ты меня. Ведь я люблю Принца. Просто моя любовь странная в своем проявлении. Это и любовь к самой себе, и в то же время к прошлому, к будущему...

- Да, действительно, некая любовь явно прослеживается во всем этом... Как бы помягче сказать? Скажем так: экзерсисе3 . Скажи, а ты не ревнуешь к Надин?

- Ах, Надин! Странноватая Надин! Как и моя любовь! Мне иногда очень хочется быть на месте Надин. Она и близка мне, и, в то же время, так далека и недоступна.

- Ну, ладно, ладно! Не волнуйся так. Полежи, расслабься. Иначе последствия...

- Нет. Обратной дороги нет. Единожды начавшись, наш с тобой общий цикл не может приостановиться. И я, следовательно, не могу угомониться и прерваться.

- Ха! А я? Я тоже включена в систему нашего существования, полную метаморфоз, сбывшихся снов и вымыслов, произрастающих на ниве колебаний сонной мысли...

- Да. Мы вместе, и только вместе, движемся с этим локомотивом воспоминаний. А он, используя энергию всего бывшего с нами, выдыхает дымные клубы сбывшегося, скрипит колесами истины по ржавым рельсам существования, а подцепленные четыре вагона судеб экипажа Клетчатого Вальдшнепа, дрожа и вибрируя, продвигаются вперед. Но обязательно в пути будут остановки...

- А какая следующая?

- Сенеценсе Принца Перкеле.

- Что это "сенеценсе"?

- Узнаешь позже.

- Так это все еще прелюдия?

- Скорее цветочки. Ягодки будем собирать позже и по очереди. Ты, а потом я, потом опять ты...

- Нет, уж! Пока еще Принцу принцево, а Дюку дюково! Пока они еще в разных вагонах нашего состава! До Воссоединения еще далеко!

- Но недолго осталось ждать.




Четвертое утро

- Ты уже проснулась?

- Да.

- Почему здесь нет зеркала? Ну, почему? Я не видела своего лица вот уже сколько времени!

- Сколько? Какая ты все-таки быстрая и резкая! Сколько?

- Столько, сколько мы с тобой здесь находимся! Я хочу видеть свое лицо! Я забыла собственные глаза, рот и нос! А какие у меня скулы? А? Какие? Я не могу ничего вспомнить! Вокруг одни белые стены! И эта подушка! Вечно продавленная, в центре словно кем-то яма выкопана. В нее каждый раз проваливаешься как навсегда!

- Подушка, как подушка. Конечно, не пуховая, не блеск - вата комком, но отдыхать можно. Дальше: сейчас глаза у тебя карие, веки слегка припухшие, рот чувственный, нос курносый, кожа в меру увядшая. Все в норме, обыкновенно.

- Ха! Откуда ты знаешь?

- Знаю и все. А зеркала здесь нет, наверное, потому, что ты очень ревнива...

- Ха! Ну и логика у тебя! При чем здесь ревность?

- Не перебивай. Дай договорить. Вот ты всегда так - полмысли услышишь и сразу выводы делаешь. И при этом, собственные твои мысли, как горох по полированной поверхности, раскатываются. Попробуй-ка собрать!

- Злая. Обижаешь.

- Ну, выслушай же до конца. Так вот, ты просто ревнуешь своего Принца Перкеле. Ревнуешь к его, неизвестной тебе, жизни, в которой есть Надин и Ёжка. А ты хочешь, чтобы он был лишь с тобой. Вечный разрыв с Принцем, вечное стремление к Воссоединению с ним - ты слишком много думаешь об этом.

- Как это много? Не понимаю.

- Ты когда-нибудь слышала о персонификации Зла?

- Нет.

- Ладно, давай по порядку. Как известно, семена Зла рассеяны равномерно по всему миру.

- Ну, вот опять! Семена, потом цветы Зла. При чем здесь Бодлер? Опять художественный эталон компьютерного Принца Перкеле?

- Погоди. Дослушай. Бодлер действительно ни при чем... С самим Злом очень трудно бороться - оно везде, оно всепроницающее, оно заключено буквально во всех предметах, поступках и побуждениях. Оно аморфно в своем ожидании, и хищно подстерегает людей на каждом шагу, ждет любого подходящего момента для проявления своей сущности... Итак, бороться со всеобщим Злом и сложно, и трудно. И было бы практически невозможно, если бы люди не изобрели некий странный способ. Способ этот заключается в создании реальных персонажей, олицетворяющих некоторые черты Зла. И вот появились в фольклоре оборотни и вампиры, ведьмы и колдуны, лешие и демоны...

- А еще наш общий муж - Иосиф с волчьей лапой...

- Он-то пока еще не определил свою полярность. И, может быть, никогда не определит, поскольку функция его связана с границей плюса и минуса. То есть с нулем. С началом координат... Не перебивай, а то я отвлекаюсь. Ну, в общем, возникают всяческие символы, персонифицированные носители и хранители Зла. Заметь, что каждый из них обязательно наделен индивидуальными чертами, приближающими их к людскому миру. Тем самым задача борьбы со Злом была значительно облегчена. Можно было свободно использовать очень простые способы: осиновый кол, серебряная пуля, особый очищающий огонь. Но, в сущности, это всего лишь очередной людской самообман. Само по себе Зло неистребимо. Ох, слаб был человечишка! Прежний человечишка!

- Ишь, куда тебя занесло! Спиноза в юбке какая-то! Образованная!

- Где ты видишь юбку?

- Ну, в халате или пижаме. Что, в общем-то, еще хуже. Все равно, опять такая сложная философия. Я-то здесь причем? Утро-то у нас началось с отсутствия зеркала. Я помню.

- В твоем случае налицо попытка объяснить твое сегодняшнее положение. И ты пытаешься персонифицировать, переложить ответственность за все произошедшее с нами на Принца Перкеле, на его Надин и Ёжку.

- А-а, теперь понятно, к чему ты клонишь.

- И кажется тебе, что будь он сейчас с нами, все было бы не так, все было бы прекрасно и красиво. Не было бы никаких проблем. И ты начинаешь злиться и возмущаться. "Ну, почему, почему он сейчас не со мной? Как обидно!" Так думаешь ты. И опять начинаешь обижаться на него, и раздражаться. А тут уже до ревности один шаг. Ведь тебе не известно, где и с кем он сейчас? Может с Надин? А может с Ёжкой? Точит, точит изнутри тебя червяк, и при этом, как отражение глубоких тревог, снаружи ты делаешься некрасива, бранчлива и спесива. Становишься особой с очень капризным характером, то есть. А капризной особе зеркало во вред, поскольку оно лишь увеличивает степень недовольства окружающим миром. Лучше уж смириться и с Надин, и с Ёжкой.

- Ловко. Почти как кубик Рубика. Вроде ничего не совпадает, но последние два поворота и - хоп! Все грани своего цвета! Высшая степень ловкости. А ведь ты всего-навсего пытаешься скрыть свой вечный разлад с командиром Дюком. Вот только непонятно: временный это срыв отношений или же вечный разрыв?

- А ты, между прочим, груба и нелюбезна.

- А я все-таки не считаю себя капризной. Понятно? Пусть я ревнива, но именно поэтому в моем навигаторе Принце гораздо больше чувства, чем в командире Клетчатого Вальдшнепа. Я, кстати, до сих пор не уверена: по отдельности они с Перкеле или вместе?

- Правда? Ты это серьезно?

- Да.

- Но Клетчатый Вальдшнеп и мы уже давно единое целое. По сути своей разрыв с Принцем и Дюком носит условный характер. Этот разрыв существует пока Клетчатый Вальдшнеп еще не проявил свою знаковую сущность, пока он эмбрион знака. Только-только начал развиваться, и как всякий эмбрион должен пройти в своем развитии определенные стадии, для чего, собственно говоря, и нужен наш с тобой цикл. Ну, там, стадию беспозвоночного, потом рыбы, потом земноводного, и только потом стать настоящей птицей. Не буквально, конечно, а в переносном смысле. Это циклическая эволюция. Без промежуточные перескоков, которые всегда вносят сумятицу и беспорядок в естественный ход событий...

- По-твоему получается, что все происходит очень плавно, мягко и непрерывно. Но ведь это не так! Мне кажется, что и время, и чувства прерывисты, в виде пунктира. Они дискретны. И когда черточка времени совпадает с черточкой чувства, то тогда наступает высший момент торжества духа над телом.

- Ну, а Течет сквозь живописные и литературные образы. Как у компьютерного оболочечника Принца Перкеле?

- Кто знает... Может быть, это появление чего-то нового, какого-то неизведанного ранее чувства.

- Но тогда... Тогда необходим и какой-то новый орган чувств.

- Ну, ладно, ладно. Мне кажется, мы начинаем путаться, забегать вперед, пытаясь ускорить наш цикл, при этом логика событий теряется. Может быть, ты права. Мне лучше попробовать смириться. Ну, хотя бы, с Надин. И с ее Черной Тамарой.




Пятое утро

- А теперь, скажи-ка мне, не приходилось ли тебе самой пробовать кофе от Черной Тамары?

- Да, наверное. Хотя, это было бы самое легкое объяснение. В духе персонификации борьбы со Злом.

- Раз - налила, два - подняла чашку, три - пригубила напиток, и все - Принц Перкеле навсегда твой. А остальное просто: жене надо не слишком любить мужа. Кстати, а ты сама состояла в браке?

- К чему этот вопрос? Ты отлично знаешь, что я была... а была ли? Ну, в общем, дважды пребывала в замужнем состоянии.

- Серьезно? Как же ты не сгорела внутренним огнем от острого отравления чувством одиночества? Ведь каждое замужество отрицательно действует на голову. В смысле на мыслительные процессы. Нарушаются логические связи. Чем-то оба мужа остались в тебе, ничто не проходит бесследно, где-то там, внутри тебя, хранятся их частички.

- Не забудь, что еще есть у нас общий муж - Иосиф Волчья Лапа...

- Ха-ха! Брось ёрничать! Это несерьезно.

- А что серьезно? Надо же кому-нибудь из нас поддерживать настроение. Быть, так сказать, все время в тонусе.

- Ах, ты так! Ну, ладно... Слушай, хочешь озвучу твой секрет?

- Зачем? Не надо.

- Ага, испугалась! Но мне все равно. Какие-то дурацкие шуточки! Я зла на тебя. Ты мне страшно надоела. А ведь это так приятно произнести вслух нечто тайное, сокровенное, причиняющее боль близкому!

- Я тебя умоляю! Не надо!

- Нет, нет и нет! Слушайте же вы, белые стены нашего вечного каземата: я прекрасно осведомлена, что один ее муж - Принц, а второй - Дюк! Получила?

- Зачем, зачем ты так жестока!

- Это истинная правда. А правда всегда жестока. Ты - двоемужница. Один муж чувственный и рефлектирующий, а другой реалистичен и приземлен. И оба что-то непонятное ищут. Один в своих снах, а другой - на охоте. Ха! Надин и Ёжка в брюках!

- В пижамных.

- Что еще хуже... А не слишком ли шикарно для тебя? Не стоит ли поделиться со мной одним своим мужем? Пусть будет все поровну! Иосиф-то у нас общий! А с ними... Попробуй выбрать, который: небесный проклятый или приземленный избранный? Кто тебе нужней?

- Это какая-то агрессия с твоей стороны. Нельзя быть такой злой и своевольной!

- Я всего лишь часть тебя.

- О, за что же такое наказание? Ведь действительно никуда от тебя не деться! Я вынуждена все это терпеть! Это ты Ёжка, вульгарная Ёжка, ушибленная головой, злая Ёжка!

- Ах, мы хотим остаться в одиночестве! Будем парить как Надин! Ах, девушка будущего! Ах, эфирное создание - Ах, водопады в камине! Ах, ах, ах! Похвально, похвально!

- Да, да, да! Я хочу только так! Хоть ненадолго, но рядом. Пусть одна, но как она, Надин, потому что рядом с ним, с...

- Рядом, рядом... С кем рядом? С которым? А вдруг у одного волчья лапа? Когтистая такая, хрясть по сердцу! А у другого ядовитое шмелиное жало, огромное такое, что запросто, как на шампур, спинной мозг может нанизать! Тук-тук-тук - будут погремушками звучать пустые позвонки! Вот она ужасная колотушка напоминаний! Отнимут! Общее сердце и общий спинной мозг отнимут! Завладеют навсегда!

- Тьфу на тебя, натуралистка!

- Я и это стерплю от тебя. Да... Слушай, а, может быть, предмета для нашего спора вовсе нет? Может быть, внутри каждой Надин есть своя меченая Ёжка?

- Я подозреваю, что не Надин ты имеешь в виду, а кого-то из здесь присутствующих.

- Возможно... Может быть, Ёжка внутри Надин сначала совсем маленькая, крохотулька такая, красненькая новорожденная, но по мере плавления времени она растет, захватывает свою колыбель и покрывается настоящей плотной кожей. Все обращается, возникает перевертыш. И в какой-то момент оказывается, что под новой оболочкой Ёжки заключена бывшая Надин. И вот это-то, такая обращенная метаморфоза женщин, в порядке мирового положения вещей, так и должно быть...

- Я знаю.

- Что-что-что? О чем ты?

- Я знаю, кто пометил Ёжку.

- Кто?

- Ты, ты, ты! Ты её специально пометила! Это ты её мне подсунула! Это из-за тебя все! Надо было её утопить в детстве! В том самом озере-пруде! Эту ушибленную девку! Ненавижу! И чтобы тритоны выпили ее мертвые глаза! А в мохрящихся ноздрях поселились юркие мелкие рыбки! Корюшки!

- Фу, как некрасиво! Причем здесь несчастные корюшки? И вообще, не кричи на меня. В конце концов, Ёжка не такая уж и плохая. И по-русски знает, и по-французски сносно разговаривает. Умная, образованная. А ты попросту запуталась, и от этого твое раздражение.

- Да? Тогда попробуй меня распутать, раз ты такая умная!

- Хорошо. А пока угомонись и послушай.

- Про бывшее, которое будет?

- Да. Почти. Про давно обещанное сенеценсе.



- Наконец-то! Наконец-то появился Альмо Мюррин! Живой компьютер Принц Перкеле пересекся с Альмо Мюррином! Пересекся до полета на Клетчатом Вальдшнепе!

- Что это ты разбушевалась?

- Но ведь Альмо Мюррин! Помнишь? С ним столько всего связано в истории о Клетчатом Вальдшнепе!

- Ну и что? Я забывать ничего бывшего не собираюсь. Готова с тобой вечно делится этим самым бывшим. И Альмо, и даже Волчьей Лапой...

- Спасибо! Вечно-то как раз не надо! Все-таки я надеюсь, что когда-нибудь наши болезненные метаморфозы закончатся.

- Кто знает... Хотя, командир Дюк ведь первым из бывшего начал сбываться. И мне кажется, что от цикла к циклу он сближается с Принцем Перкеле. То есть происходит некоторое изменение нашего состояния. Пусть постепенно, но все-таки...

- Так ты это тоже почувствовала?

- Еще бы. Совершенно явно одно начинает перетекать в другое. А это хороший признак для нас с тобой.

- Дюк и Принц, Принц и Дюк... Они как две половинки целого. Есть какая-то непонятная симметрия. Нет, не геометрическая, а... ну, как будто бы смотришь в зеркало.

- Господи, здесь же нет никакого зеркала! Опять ты за свое!

- Ты не поняла. Здесь нет обыкновенного зеркала, обык-но-вен-ного, поняла? А между нами, Дюком и Принцем как бы кривое зеркало. Как бы кривое, поняла? Условная кривизна эта совсем не для принуждения к смеху. Так спереди, перед поверхностью стекла, размер полковничьей фуражки Дюка маленький, а за амальгамой ее отражение огромно. И там эта фуражка уже принадлежит не только командиру Дюку, а всем нам. И Принцу, и тебе, и мне. И очень трудно решить, кому из нас эта форменная фуражка нужней в данный момент времени?

- Теперь поняла. Мне кажется, что именно такое зеркало на картине Там изображены мужчина и женщина, молодожены, держащиеся за руки. А за ними маленькое круглое зеркало, такое глянцевое, блестящее. И молодожены отражаются искаженные и уменьшенные, словно в линзе. А в нашем случае на переднем плане стоим мы обе, а сзади в виде отражения с искаженными пропорциями Дюк и Принц. У нас получается зеркало, в котором можно видеть себя сзади...

- Да, я хорошо помню эту картину. В том зеркале ван Эйка есть еще третья непонятная фигура. Считается, что это сам художник. А в нашем с тобой зеркале кто бы это мог быть?

- Иосиф с волчьей лапой. А, быть может, и кто-то другой. Альмо, скажем, или... Наши вечные друзья или бессмертные враги? Ты или я? Принц или Дюк? Я или ты? И примеряем, и примеряем командирскую фуражку... Послушай, а, быть может, это мы с тобой зеркало? Или оба наших друга-врага, от которых нам никогда не избавиться? Или зеркало образуется всеми нами вместе?

- Такое уж наше с тобой теперешнее существование. И нам нельзя нарушать равновесие этого странного бытия. Мы должны лишь придерживаться размера и пропорции, диктуемых нашим циклом...



Альмо Мюррин оказался симпатичным старичком в халате....

- Это была единственная встреча Альмо и Принца?

- Да.

- Но она привела к переменам в жизни Принца Перкеле. Ведь верно?

- Да, так оно и было. Вот мы и дошли наконец-то до того момента, когда в жизни Принца Перкеле проявилось влияние Вилы.



- И все?

- Да.

- Как же так? Вот так и все?

- Да.

- Ты просто устала от воспоминаний. Давай, я попробую тебе помочь, а?

- Хорошо.

- Итак, Принц Перкеле стал существовать в двух измерениях. В первом это был талантливый компьютерщик, которому предложили готовиться по секретной программе к полету на Клетчатом Вальдшнепе.

- А во втором измерении?

- Это было существо, полностью преданное Златокосой Виле.

- Тем самым Вила могла контролировать подготовку к полету? Но зачем ей это было нужно?

- Здесь мы опять сталкиваемся с роковой предопределенностью всего произошедшего с этой космической станцией. Ведь в конце концов Вила встретилась и с будущим командиром станции.

- С Дюком Автономом?

- Да.




Шестое утро

- Навигатор, ты здесь?

- Да. Ведь Земля перешла в зону нового знака Зодиака. И мы пробудились.

- Скажи мне, а каково быть сенелайкой?

- Тоска. Чувствуешь только тоску от бессилия. Как будто попал в капкан. Как будто надо сделать что-то решающее, что-то очень и очень необходимое, без чего существовать просто невозможно. Но сделать это нельзя. Воля Вилы, она... она как бы обволакивает тебя, и ты физически чувствуешь себя в этом состоянии, как в теплом, температуры тела, снегу. Этот снег - сенелайкина оболочка, она очень плотная. Все попытки подвигать руками или ногами бесполезны, шевелятся лишь собачьи лапы, и все. Зато внутри этой шкуры образуется свободное пространство с экраном, на котором возникают разные картины, где краски ярче, чем в оригинале, их появление не зависит от внешнего воздействия Вилы. Картины образуют бесконечный ряд, и каждая плавно перетекает в другую, сплавляясь и сливаясь сначала цветом, а потом изображением. Такая получается палитра, где присутствуют все вообразимые краски и все вообразимые детали предметов. И звучит музыка, такая странная, как бы тоже цветная, с рваным ритмом, напоминающая почему-то картины Сальвадора Дали...

- А сенелайка красивая! Такая беленькая, низенькая, носик розовый, ушки треугольные торчком. И внимательные желтые глаза.

- У Иосифа Волчьей Лапы тоже желтые глаза.

- Как ты думаешь, почему?

- О, я это очень хорошо знаю! Желтые глаза являются признаком половинчатого состояния тела. Иосиф, также как и сенелайка, находится на границе "того" и "этого" миров. Они как бы метки переходного состояния, те участки где возможно проявление сначала созданной, а потом успешно забытой людьми мифоматерии. Проявление в каком-то новом качестве.

- Тогда и Клетчатый Вальдшнеп...

- Да, вот именно. Наша станция была связующим эволюционным звеном между остатками мифического и реальным мирами. Созданная совсем для другого, она стала сочетать в себе необходимые признаки для осуществления перехода одного вида материи в другой.

- Как же это получилось?

- Возможно, вмешался Зодчий. Хотелось бы думать, что он, а не Князь.

- Мне кажется, навигатор, ты несправедлив к Князю.

- Не знаю почему, но мне больше хочется, чтобы в создании Клетчатого Вальдшнепа основная роль принадлежала Зодчему. Хотя, в общем-то, я понимаю, что на наше метастабильное существование оказывают влияние факторы, зависимые и от Князя. Может быть даже, что Князь и Зодчий объединились для достижения общей цели.

- Навигатор, все происходящее с нами напоминает мне движения каких-то гигантских весов. Весов с переменными плечами. Они все время меняют свою длину. И движения от этого получаются какие-то неравномерные, дерганные.

- Командир, а весы, в сущности, похожи на зеркало. Правда? И то, и другое служит для сопоставления, сравнения и оценки. Но вопрос заключается в том, где наше с тобой место в этой зеркально-весовой системе?

- У весов то одно плечо опустится вниз, то другое. Мы же с тобой вынуждены бесконечно искать точку вселенского равновесия. Или центр зеркальной симметрии. Или равновесие зеркального симметричного перехода. А это и есть центр равновесия наших циклов и наших поисков.

- Мне кажется, командир, что когда мы найдем эту знаменательную точку, то миссия нашего искупления закончится. Начнется новая история.

- А пока мы в поиске, то вокруг нас нет стабильности, все зыбко, неясно, неконкретно, то есть находится в переходном состоянии.

- Похоже, это тот план, который Зодчий и Князь стали осуществлять с помощью Клетчатого Вальдшнепа. Они решили создать универсальное переходное существо и возложить на него миссию перехода к новой истории. Существо-мостик, аккумулятор и индуктор нового. Ну, как Клетчатый Вальдшнеп был мостиком для перехода мифоматерии. Возможно, в этом-то и заключена роковая предопределенность.

- Следовательно, мы не в силах остановить наш цикл?

- Да. Мы можем только продолжать.



- Загадочная.

- Что или кто?

- Волынка эта.

- Но я, навигатор, искал тогда, сам не зная зачем, лишь интуитивно осознавая необходимость этого поиска, не что-нибудь, а часть мифоматерии, которая каким-то образом попала в наш мир. Уже тогда я чувствовал, что каким-то образом Иосиф связан с будущим полетом, а Вила близка женщинами, бывшим на борту Клетчатого Вальдшнепа.

- Командир, а ведь Вила и женщины из экипажа оказались предтечами.

- Да. Предтечами перехода.

- Тогда понятно. С помощью странной волынки Иосиф подталкивал тебя в нужном направлении, осуществляя как бы мягкий, ненавязчивый контроль за твоими поступками для того, чтобы в конце концов экипаж Клетчатого Вальдшнепа вовремя попал в нужное место. Но почему все-таки волынка? Непонятно.

- Ну, видишь ли, это была не совсем волынка. Иосиф всего лишь проводник. Ему был дарован звуко-знаковый мостик туда, откуда Вила родом. Дарован, понимаешь? Я думаю, если бы его спросить о внутреннем устройстве этой "волынки", то он ничего бы не смог объяснить. Этот дар управлял им, а не наоборот. Поэтому Волчья Лапа действовал скорее бессознательно, чем сознательно.

- Ну да, вещать начинал... А где это место? Ну, откуда появилась Вила?

- Там, где мы с тобой побывали. Там, где прошла космическая станция Клетчатый Вальдшнеп.

- А ведь Виле, ну, земной ее части, наверное, очень трудно было существовать в нашем мире?

- Отчего же? Она сумела быстро приспособиться.



- Вила-то и не думала прятаться от охотника.

- До тех пор, пока полностью не завершилась подготовка к полету, она все-таки скрывалась. Она всего лишь выполняла свою миссию. Только выполняла, и все ее действия подчинялись основной цели. Разбуженная вабой первомелодия Златокосой стала Вилой и оказалась в этом мире. Но поначалу энергетика ее была мала. Так мала, что физическое тело Вилы отличалось небольшой стабильностью и стремилось вернуться в первозданный Хаос.

- И поэтому пришлось зарядиться посредством сенеценсе?

- Точно, навигатор. Ты и сенелайка Принцесса - это аккумуляторы Вилы, необходимые для существования. Но стабильное физическое тело - был лишь первый шаг, прелюдия к активным действиям.

- Первый шаг, совпадающий с последним этапом эволюции Клетчатого Вальдшнепа.

- Да, навигатор. Подготовка завершилась. Клетчатый Вальдшнеп уже стоял на стапелях, готовый к старту. Экипаж был укомплектован и ждал команды к началу полета. Но что это был за экипаж? Все космонавты оказались овеществленными духовными изомерами. И это сделали Иосиф и Вила. Они незаметно создали несколько рядов духовных изомеров, которые могли параллельно действовать на Земле и в Космосе. И одновременно произошло рождение птички - клетчатого вальдшнепа.

- Похоже у Вилы было две подвижные управляемые части: сенелайка и вальдшнеп. Навигатор и командир. А еще, благодаря Принцу Перкеле, Вила сама похожа одновременно и на Ёжку, и на Надин. А ведь Надин и Ёжка... В общем, эта станция стала уже не "Клетчатым", а "Вилиным" Вальдшнепом.

- И вот космическая станция с овеществленными духовными изомерами отправилась на орбиту. С момента запуска события на Земле стали зависеть от происходящего в Космосе. Но, конечно, люди этого еще пока не чувствовали... Итак, пока один духовный изомер руководил экипажем, другой сел на поезд и отправился в...




Седьмое утро

- Командир, а тебе не бывает совестно? Не бывает жалко тех, кто каждый вечер тщетно пытается найти закономерности в нашем с тобой существовании? Тех, кто тщетно изучает нас? Мы-то с тобой уже знаем ответ на многие вопросы. А они, вот уже сколько лет, мучаются в исследовательском поиске.

- Что это ты, навигатор, сегодня о жалости заговорил?

- Нет, не о жалости. Скорее, о вине.

- О вине за что?

- Ведь именно мы с тобой явились инициаторами всего, что произошло. Именно на нас была направлена энергия Иосифа и Вилы, через нас овеществились духовные изомеры и изменена цель полета Клетчатого Вальдшнепа.

- Видишь ли, навигатор, о вине можно говорить тогда, когда причинен вред. Разве есть какой-то вред во всем этом?

- Пожалуй, что нет.

- Более того, в нашем случае речь идет скорее о лечении.

- Как это?

- В конце двадцатого века техническое развитие цивилизации на Земле стало опережать культурный уровень человечества. Между техникой и культурой образовал гигантский разрыв, диспропорция. Технические усовершенствования стали самоцелью человечества. Развитие культуры и искусства не успевали за научным прогрессом, направленным исключительно на улучшение бытовых сторон жизни людей. Цивилизация приобрела узкоспециализированный техногенный характер. В какой-то момент распространение таких следов деятельности человечества на поверхности планеты, как бесконечные производства, заводы, фабрики, загрязнение воздуха, почв и вод, стали напоминать меланому.

- Командир, что такое "меланома"?

- Рак кожи.

- То есть, человечество стало опухолью на теле Земли? Стало паразитировать на родной планете?

- На поверхности планеты, навигатор. Если не опухолью, то какой-то нехорошей болезнью, проявлением которой стало извращение нормального сосуществования природы и человека. Так уж случилось к концу двадцатого века. А болезнь надо обязательно лечить, иначе...

- Возможно, ты и прав, командир. Я, например, еще тогда, ну, до старта Клетчатого Вальдшнепа, понял, что в искусстве происходит распад. Как расщепление атома - целое во многих произведениях конца двадцатого века распадалось на мелкие составляющие, которые разлетались в разные стороны. Читаешь что-нибудь или смотришь на картину того времени, и вдруг возникает ощущение единовременного освобождения неуправляемой энергии. И эта энергия крушит все вокруг, не созидая ничего нового. Вокруг остаются лишь руины, развалины и несущие смерть радиоактивные осколки...

- Да, навигатор. Это значило, что внутренний мир каждого индивидуума приобрела мозаичную структуру. Детали перестали складываться в целое, а разбегались, рассеивались во Вселенной. Вот оно - следствие той самой всеобщей болезни. Необходимо было срочно исправлять положение, то есть лечить...

- Но как? Как лечить?

- Настал момент, когда человеку понадобился централизующий орган, который бы координировал работу его чувств. Это должен был быть орган, способный из бессистемной мозаики создать единое целое.

- Вумер-назальный орган Вилы?

- Да, навигатор. Но у Вилы деятельность этого органа было направлено на музыку. В общем же случае, вумер-назальный орган должен быть универсальным для всех видов искусства... А мы с тобой как инкубатор для равномерного и равнозначного созревания функций вумер-назального органа. В этих бесконечных циклах метаморфоз происходит его становление, постепенное приспособление к человеческому организму. И в конце концов настанет час, когда вумер-назальный орган проявится в каждом человеке! И это будет новый человек! А пока... Пока мы с тобой, навигатор, находимся здесь, в этой ужасной палате, и терпим мучения вот уже столько лет.

- Ох, эти мучительные метаморфозы! Командир, неужели без них нельзя? Эти ужасающие циклы: часть бывшего - часть сбывшегося! Не колотушки, а молоты, тяжелые кузнечные молоты напоминаний! Уж лучше бы люди выиграли себе этот лечебный орган!

- Ха! Любопытно, навигатор. Интересно, как ты себе это представляешь? Лотерея?

- Нет. Игра. Честная победа в умной игре. Ну, скажем... шахматы. Особые шахматы.




Восьмое утро

- Значит, навигатор, ты считаешь, что вот так запросто можно выиграть вумер-назальный орган?

- Ничего себе запросто! Попробуй-ка, командир, сам найти партнера для игры в эллиптические шахматы!

- Но Жора...

- Что Жора? Неприкаянного, коматозного Жору нашел представитель Князя, воспользовавшись его пограничным состоянием между "тем" и "этим" светом. А потом, командир... Ведь художник выиграл только стимул для образования вумер-назального органа. В данном случае, поставив на кон совершенные копии старого, он выиграл потенциальную возможность раскрыть в себе зачаток нового. А этот зачаток есть у каждого. Проблема только раскрыть его.

- Да, навигатор, недаром ты считался одним из лучших компьютерщиков. Очень интересно...

- Спасибо, командир... Так вот. Продолжаю о зачатке вумер-назального органа. Ничто в природе не возникает из ничего. Вумер-назальный орган, точнее его аналог, был заложен у многих представителей животного мира. Например, волк и собака издавно использовали аналог этого органа.

- Для чего?

- Для охоты. Именно с его помощью собака и волк способны добывать дичь. У волка и собаки зачаток вумер-назального органа управляет всеми органами чувств, как бы централизует их работу, синхронизирует и координирует. Тем самым эффективность охоты повышается.

- Но, навигатор, человек ведь не собака! Неужели, вумер-назальный орган человека будет предназначен всего лишь для добывания пищи?

- Командир, а ты никогда не задумывался, что искусствовед очень похож на охотника? На охотника за душевной пищей? То же и критик...

- Ты это серьезно? Хотя, если подумать, то в твоих словах есть какой-то смысл. Послушай, навигатор, а как же художник, демиург, создатель нового и прекрасного?

- Вот-вот! В этом-то все и дело! У человека-художника и должен сначала проявиться в новом качестве вумер-назальный орган. Настоящий художник является одновременно и охотником, и дичью. У него вумер-назальный орган будет координировать восприятие прекрасного и зрением, и слухом, и обонянием, и осязанием, в общем, всеми органами чувств...

- Так. Выходит, что твои сночувствия на основе картин Дали, были обусловленны просыпающимся вумер-назальным органом?

- Нет, командир, не мои. Все-таки я и Принц Перкеле различаемся. Это были сночувствия только Принца. Именно у него начал проявляться вумер-назальный орган. Впрочем, лучше всего это прочувствовала Вила, которая выбрала его для овеществления.

- Многое теперь проясняется... Послушай, навигатор, а не кажется ли тебе, что все это достаточно материалистическая попытка объяснения произошедшего? Даже вульгарно-материалистическая.

- Нет, это скорее рационалистическое объяснение нашего положения.

- Навигатор, а ведь эта история не про художника Жору, а про форму и содержание... Что ж это получается? Вумер-назальный орган позволяет всего лишь гармонично соразмерять форму и содержание?

- В данном конкретном случае это так. Ты, командир, правильно подметил. Но часто надо быть очень осторожным, затрагивая определенную форму. Ведь конструкторы Клетчатого Вальдшнепа совсем не предполагали тех последствий, к которым приведет простое копирование птичьей формы. А если бы у них уже был вумер-назальный орган при создании космической станции? Кто знает, как все сложилось бы.

- Да, навигатор. Этот вумер-назальный орган очень сложный, со множеством плоскостей-проявлений, как тот самый искрящийся гиперболоид. И при этом совершенно непонятно, зачем об этом знать духовному изомеру Дюка? Зачем приземленному охотнику знать о каких-то сложностях искусства, да еще сопряженных с человеческой физиологией?

- Он должен быть готов к тому, что его ждет на Суехре. Что клетчатый вальдшнеп стимулирует вумер-назальный орган, и что этот орган многогранен по своей сути и многолик в своих проявлениях. Что Дюку Автоному предстоит Воссоединение. Что, в конце концов, именно охотничьему изомеру придется взять на себя ответственность за решающий шаг...

- Да, навигатор, как командир Клетчатого Вальдшнепа, я понимаю тебя. Однако опять эта роковая предопределенность...

- Но ясно, что без вмешательства Зодчего и Князя то самое лечение человечества, о котором мы с тобой не так давно говорили, не может быть успешным.

- Помню, помню. Этот сокологоловый партнер Жоры... Ты все говоришь о лечении человечества, о высших силах и мифоматерии, а, между прочим, мы с тобой сами как бы на лечении. Вот палата, вот койка, вокруг белые стены.

- Нет, нет и нет! Наше с тобой существование по сути является неким лекарством. Странным лекарством, рожденным Воссоединением духовных изомеров.



- Так вот, как мой навигатор представляет собой эволюцию!

- Да, командир. Не может быть эволюции человечества без эволюции искусства.

- Твоя компьютерная эволюция выглядит так: от древних членистоногих водолюбок через картины Сальвадора Дали к современным космическим станциям. Но ведь должно же быть хоть какое-то организующее начало в этой эволюции!

- Конечно, командир. Это новые знаки Зодиака.

- Которые также управляют нашими мучительными циклами?

- Да. Стержень эволюции таков: от переходного знака Водолея к объединяющему знаку Вальдшнепа.

- Твои заумные теории, навигатор, становятся мне немного ясней... Кстати, а почему станция Клетчатый Вальдшнеп светилась?

- Так ведь радиация. Не забывай, что она же прибыла из радиационных поясов.

- Да уж, этого не забудешь! Послушай, а где был в это время путешествующий изомер Дюка Автонома?

- Он уже совсем близок к воротам Суехры.



- Вот так, значит, и померкли старые знаки Зодиака?

- Да, командир. Но взамен появились новые.

- Какое-то уж очень материалистическое Воссоединение духовных изомеров.

- Но это не все.

- А что еще?

- При воссоединение произошла также консервация вумер-назального органа, перенос его в инкубационные условия. И перемена состояния мифоматерии.

- Какая еще перемена, навигатор?

- Было пассивное состояние, а стало активное.

- Послушай, я все время повторяю за тобой "мифоматерия, мифоматерия", а что это такое на самом деле?

- Командир, мифоматерия - это то, что было создано человечеством в духовной сфере. И то, что не исчезает в забвении. Любое произведение навсегда остается.

- Что где-то есть своеобразный архив мифоматерии?

- Конечно. В этом архиве хранятся духовные копии всего, что было рассказано и написано. Ну, конечно, за исключением всякой чуши и мусора.

- И где же, навигатор, этот архив находится?

- Там, куда после аварии попала станция Клетчатый Вальдшнеп.

- Интересно было бы узнать, как выглядит эта мифоматерия?

- А ведь ты когда-то это уже видел!

- Иногда я не могу вспомнить что-то важное. И это происходит со мной все чаще и чаще... Хорошо, что у меня всегда есть ты, мой верный компьютерный навигатор!

- Ха! Не расстраивайся, командир! Никто на самом деле не знает всего. Все лишь пытаются убедить других, что знают все. Но мы отличаемся от них.

- Чем же, навигатор?

- Мы способны не только предложить, но и сами пережить версию событий. В этом-то и заключается одна из особенностей нашего сосуществования. Наша память живая в прямом, а не в переносном смысле. Но часто все это сопряжено с такой болью...

- А вот этого нам сейчас не надо. Терпи, навигатор. Лучше скажи, есть ли у тебя версия того, что представляет из себя мифоматерия?

- Да, конечно.

- А почему я до сих пор ее не знаю? Эту нашу общую версию? Попробуй-ка, компьютерный навигатор, убедить в нашем всезнании меня, своего вечного командира.

- Хорошо.




Девятое утро

- Навигатор!

- У-уу! Ав-ав!

- Навигатор! Перестань завывать как волк и лаять собакой! Навигатор, проснись! Уже давно поднялся наш знак Зодиака!

- У-уу-а-аа... Да, командир! Я здесь.

- Что-то странное происходит с циклом. Нарушается ритмичность. Последнее время все труднее и труднее беседовать. Смысл теряется. Я уже не так уверен в тебе. Да и в себе тоже. Такое впечатление, что граница между всеми нами размывается.

- Конечно, командир. Ведь на Суехре Воссоединение только началось, а продолжается оно здесь, сейчас, внутри нас. Происходит как бы уравновешивание всех начал, составляющих нас.

- О, компьютерный навигатор! Ты неисправим! Опять зеркально-весовая система симметрии, в которой мы существуем?

- В общем-то, да. Послушай, командир, есть с одним и тем же названием "Меланхолия". Создавались они в разные времена совершенно непохожими друг на друга художниками.

- Погоди-ка, навигатор... Это же Альбрехт Дюрер и Сальвадор Дали. Так?

- Точно.

- Ты опять строишь какой-то компьютерный алгоритм? Наподобие компьютера Альтернаки...

- Конечно. Я так устроен, по-другому не могу... Так вот, когда смотришь на черно-белую гравюру Дюрера, то невольно концентрируешься на отдельных сверхчетких деталях. Помнишь, что там изображено?

- Сейчас, навигатор, сейчас... Ага, там сидит усталая женщина, есть книга, животное, похожее на овцу...

- А может это волк в овечьей шкуре?

- Или преображенная собака... Еще там изображены странный многогранник и шар...

- Командир, а не Земля ли это? Тогда многогранник всего лишь одна из фигур, рожденных при игре в эллиптические шахматы. Но не забудь и про большой циркуль, который там присутствует.

- Да-да, конечно. Неужели это и есть циркуль Иосифа?

- Ничего тебе это все не напоминает?

- О, Зодчий! Ведь на этой гравюре изображено все, что произошло с Клетчатым Вальдшнепом!

- Конечно, командир, все сбывшееся с Клетчатым Вальдшнепом - это бывшее, размеченное деталями на гравюре Дюрера. А замечал ли ты, что при достаточно долгом разглядывании всех предметов, при попытках вникнуть, осмыслить их значение, филигранные штрихи и линии мастера Дюрера начинают накладываться друг на друга, путаться, и теряется всякое логическое соответствие?

- Да-да, я всегда обращал внимание, что при внимательном рассматривании репродукции все предметы начинают медленно двигаться, сближаются и в какой-то момент проникают друг в друга. И при этом у меня всегда как бы наступал паралич мыслительных процессов, словно мозг мой превращался в какое-то желе, теряет способность анализировать окружающий мир и наваливалась такая тоска...

- Эта твоя тоска, командир, есть не что иное, как меланхолия разума.

- Возможно... Но причем здесь картина твоего любимого Сальвадора Дали?

- Командир! Сальвадор Дали для меня такой же, как и все остальные художники. Ничуть не любимый... Просто образы на его картинах - готовые полуфабрикаты компьютерных алгоритмов. Там такая продуманность деталей, такое четкое соблюдение механических пропорций, что любая точная наука позавидует! А какие яркие цвета! Вспомни, командир, какая безграничная игра цветового пространства в той же "Меланхолии" по Дали. И вместе с тем, там все очень просто, то есть нет никаких загадочных оживающих предметов Дюрера. Изображено лишь что-то напоминающее стол, на нем раскрытый свиток, чуть сзади женское лицо...

- Кстати, мне кажется, что то лицо Дали сделал очень похожим на лицо усталой женщины с гравюры Дюрера.

- Конечно, командир! Это та же самая женщина! Та, из-за которой все произошло, Златокосая посланница мифоматерии!

- А еще на картине Дали меня всегда поражала иллюзия опоры на пустое пространство. Ведь совсем нет предметной насыщенности, вроде бы пустота, голубое небо и все, но закрываешь глаза, и кажется, что летишь, и твердь неба тебя толкает вперед все быстрее и быстрее!

- Это время, командир. Дали удалось разместить на картинах время. Оно у него всегда выступает в качестве физического носителя смысла.

- Но, вместе с тем, я всегда чувствовал у его картин одиночество...

- Это твое, командир, одиночество во времени. А в общем-то, это та же самая меланхолия. Но меланхолия эмоциональная, а не разумная, как у Дюрера.

- Может быть... Но тогда получается, что меланхолия может быть разной?

- Конечно. Экипаж Клетчатого Вальдшнепа состоял из мужчин и женщин. Мужская его часть - проявление меланхолии разума, а женская часть - эмоциональная меланхолия. Среда существования одной половины экипажа изображена на гравюре Дюрера, а другая половина комфортнее всего себя чувствует в мире, созданном Дали. И обе меланхолии уравновешивают друг друга за счет присутствия Златокосой...

- Это твоя новая компьютерная разработка, навигатор?

- Да, командир.

- Тогда каков ее основной итог?

- Сформированная таким образом живая конструкция проявляет почти идеальные способности к универсальному бытию.

- А как же память, навигатор? Что же это получается? Ради универсальности бытия надо забыть все бывшее?

- Нет, командир. Ты все опять упростил... Послушай, чем ярче впечатления, оставшиеся в памяти, тем целостней картина прошлого. Прошлое наиболее эмоционально. А граница между прошлым и будущим, то есть настоящее, поставщик таких впечатлений. Настоящее наиболее рациональное проявление времени. Будущее же наиболее парадоксально. Парадокс этот заключается в том, что лишь в будущем проявляется прошлое. Вот такая схема проявления времени при универсальности бытия.

- Подожди-ка, навигатор... Каково наше с тобой положение в этой схеме?

- Мы с тобой находимся в части сбывшегося. В разумной и рациональной, но не в эмоциональной части цикла.

- Верно, навигатор. Время есть время. Цикл есть цикл. И именно цикл времени управляет нами, а не мы им. Главное правильно определить свое местоположение.

- А еще, командир, непрерывность времени заставляет нас продолжать наш вечный цикл.


1997-2000