БАКУ – ЗУРБАГАН
Часть I
БАКУ – ЗУРБАГАН
Однажды мне приснился сон... На железнодорожной станции города Баку стоит огромный пассажирский поезд, на каждом вагоне которого имеется табличка с удивительной надписью: "Баку – Зурбаган". Тысячи людей заходят в него с вокзальной платформы, рассаживаются согласно местам в своих билетах. Наконец, поезд трогается с места, набирает ход... и медленно исчезает в дали.
В Санкт-Петербурге на улице Декабристов находится дом №11, на котором с 1986 года установлена высеченная из гранита мемориальная доска, гласящая: "В этом доме в 1921-22 годах жил и работал известный советский писатель Александр Грин".
Когда-то до войны моя мама жила в Ленинграде, потом оказалась в блокаде, после первой блокадной зимы ей с сёстрами и её мамой удалось выехать оттуда по Ладожскому озеру. Она была пятилетним ребёнком и, естественно, адреса своего дома помнить не могла. Но существует документ – запрос её отца, моего деда Хасяна Юсуповича Улубикова, в военкомат Дзержинского района Ленинграда о судьбе его сына, моего дяди-партизана, не вернувшегося с войны. На всяком официальном запросе должен стоять обратный адрес того, кто запрашивает. На дедовом он тоже есть: "улица Декабристов, дом 11". Тот самый – с мемориальной доской о Грине...
"В Баку я сошёл на пристань, не зная, что делать... я работал недели две на забивании свай для вдающейся в море пристани; я очень жалел, что эта работа кончилась.
На настиле, проложенном по концам уже вбитых в дно моря свай, стояло сооружение из двух вертикально поставленных брёвен; между ними на канате поднимался ручным воротом массивный кусок чугуна. Когда этот груз поднимали к самому верху брёвен, он срывался и бил тяжестью сорока пудов по концу вбиваемой сваи, отчего та сразу понижалась на вершок и более.
Я вместе с другими крутил ворот. Плата была восемьдесят копеек в день, расчёт по субботам. Подрядчик приносил деньги и четверть водки; мы выпивали по стакану водки и расходились.
Работать у воды было очень приятно, не так жарко и, главное, работа была тихая, механическая и однообразная. День проходил незаметно."
Это отрывок из автобиографической повести Александра Грина "Баку".
Сегодня, прогуливаясь по прекрасному бакинскому бульвару с гостями города, я непременно рассказываю им о том, что одни из первых свай в основании бакинского бульвара имеют прямое отношение к автору "Алых парусов". И если однажды на рассвете прекрасный корабль мечты с алыми парусами появится не только на Неве для выпускников питерских школ, но и в бакинской бухте, то это будет более чем уместно и справедливо. В основание бакинского бульвара вложена частичка труда Александра Степановича Грина (Гриневского), автора самых романтичных в мире повестей о человеческой мечте, создателя блистающего мира, в котором есть Лисс и Зурбаган, и капитан Грей, и, конечно, юная Ассоль...
С июля 1898 года до начала 1901-го молодой Саша Грин жил и работал в Баку. В ту пору, когда он прибыл в город Ветров на Земле Огней, будущему писателю было всего 18 лет.
"Зурбаган – выдуманный приморский город, который фигурирует во многих произведениях Александра Грина, долгое время жившего в Крыму". Так сообщается в Википедии... Откуда взялось это слово у Грина? Что такое "Зур" в переводе с татарского? "Большой". Согласно "Энциклопедическому словарю топонимов Азербайджана", топоним "Зангезур" произошёл от древнеперсидского слова "занг" (камень, скала) и слова "зур" (длинный, сильный, большой), и означает "большая скала, сильный камень". В персидском источнике "зур", как и в удинском (кавказском), означает "сила". В целом татарский, удинский и персидский языки пересеклись в одной географической точке – в Баку, и именно в период нефтяного бума, того самого времени, когда в Баку жил и работал молодой Александр Грин, будущий создатель Зурбагана. Наиболее раннее название города Баку встречается в источниках V – VIII вв. в виде Багаван, Атли (Атши) Багаван и Атши (Атеши) Багуан. Топоним "Багаван" состоит из корня "бага", означающего во многих индоевропейских языках "бог", "солнце". В начале XIX в. востоковед М. Ж. СэнМартэн указывал, что упоминаемый в источниках V – VII вв. Багаван и есть древнее название Баку. Итак, слово "Зурбаган" состоит из двух частей: "зур", означающей нечто большое или сильное, и "баган" или "багуан", "багаван". Зурбаган – "Большой Баку", древний город Бога. Город сильного солнца. Прообраз древнего приморского города Зурбагана из гриновских романов и рассказов...
ВЕСЕННИЙ ТУМАН
В Баку совершенно потрясающие морские туманы. В весенних сумерках на город, клубясь, надвигается жемчужная стена влажного, пахнущего морской солью, тумана. Ночные городские фонари мерцают сквозь него, создавая совершенно невероятную ауру сказочного нереального мира. В благодатном и таинственном весеннем тумане рождается первая листва: нежная и лёгкая, словно вуаль на кокетливой женской шляпке...
ТАЙНЫ ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛИ
Есть в Бакинской бухте, там, где ныне плещутся волны Каспийского моря, место, на котором когда-то стоял средневековый замок Са-Баил. В 1231 году замок выдержал осаду непобедимого монгольского войска, а в 1306 году – был разрушен землетрясением, и вскоре на многие века ушёл под воду... В 350 метрах от этого места на маленьком полуострове, именуемом во времена моего детства Баиловым, когда-то родился я, как и многие бакинцы, в том числе те, которые заслуженно известны несравнимо большему числу людей в этом мире, чем ваш рассказчик.
Когда-то мой добрый знакомый Фарид Алиев убедил меня своими пламенными речами в том, что весь Апшеронский полуостров был создан стараниями рыбы кутум, обитавшей с незапамятных времён в океане Тетис и питавшейся исключительно моллюсками. Кутум сотни миллионов лет разгрызала раковины моллюсков, осыпавшиеся на океанское дно. И, в конце концов, этих огрызков набралось столько, что со дна океана поднялась наша земля, состоящая из окаменевших останков ракушек. Если приглядеться к каменным кубикам, из которых здесь построено всё, то можно убедиться, что так оно и есть: все эти кубики – спрессованные миллионами лет остатки ракушек. Я тоже вырос в доме из них.
Дом мой стоял (и стоит, слава Аллаху, доныне) на небольшой возвышенности над бухтой, в детские мои годы пафосно именовавшейся "Шмидтовские горы" в честь лейтенанта Шмидта (Помните роман "Золотой телёнок"? В честь того самого героя революции), потому как никакие это, конечно, не горы, но всё-таки возвышенность. По ней испокон веков проходила дорога, которую с конца ХIX века местные называли "Балаханское шоссе", поскольку вела она от города к посёлку Балаханы, воспетому поэтом Есениным, и далее – к приморским посёлкам северного побережья Апшерона, где Сергей Александрович отдыхал на бывшей даче филантропа и нефтяного миллионера Муртузы Мухтарова, разумеется, отобранной у его семьи Советской властью. Миллионер покончил с собой 28 апреля 1920 года, сразу же, как только 11-ая Красная армия захватила Баку...
Изначально земли, на которых возник пригородный посёлок, ставший позднее городским районом, где доныне стоит дом моих родителей, принадлежали сардару Ашур-Хану Афшару после того, как были дарованы ему в 1743 году Надир-шахом за боевые заслуги. Сардар – титул командующего армией, ведшего боевые действия. Ашур-Хану были пожалованы деревни Забрат, Сабунчи и Кешля. С пустошью, где позднее возник посёлок Монтино, граничит именно та самая Кешля, которая существует и сейчас...
Посёлок Монтино получил своё наименование от большевиков в честь погибшего в годы первой русской революции молодого рабочего-революционера 23-хлетнего парня Петра Монтина. Поскольку он пал жертвой борьбы с царским режимом, его имя следовало географически закрепить и увековечить, что и было сделано в первые же годы Советской власти. Так часть Кешля стала Монтиным.
Как говорится, шли годы, менялись власти... Со временем фамилия жертвы царского режима и наименование местоположения городского посёлка обрели... разный смысл. Слово "Монтино" зажило собственной жизнью, и даже когда новая власть официально лишила этот район города старого названия... слово продолжило свою жизнь в названиях ресторанов, маркетов, кафе и прочих заведений района. Почему? На мой взгляд, покойный бедолага Пётр здесь уже совсем ни при чём. А вот его фамилия – да, при чём. Монт ин. Или инн. Гора. Возвышенность. Во многих западных языках – Монт. "Монтино" – возвышенная местность. Даже торговая марка возникла – с ударением на итальянский манер – "МонтИно".
Чтобы завершить с дореволюционным прошлым Монтино, следует упомянуть о школе №66, в которой я лично в школьные годы проходил уроки труда по овладению рабочей профессией электромонтажника второго разряда. Только недавно мне стало известно о том, что школа была основана в начале ХХ века братьями Нобелями, теми самыми, один из которых, а именно – Альфред, основал когда-то самую знаменитую в мире премию. Так что школа №66 имеет право носить гордое именование "нобелевской". Это правда.
Там же, в Монтино, на месте завода имени того же лейтенанта Шмидта, ныне гордо возвышается диковинной белой горой волнообразное тело детища гениальной иракской женщины-архитектора Захи Хадид: Центр имени Гейдара Алиева. Много лет я чувствовал, что в формах этого всемирно известного, выдающегося во всех смыслах здания сокрыта некая историческая информация о прошлом моей малой родины – посёлка Монтино.
Так оно и есть! Недавно мне на глаза попалась старая фотография времён второй мировой войны. На ней – жизнерадостный лётный экипаж, а на заднем плане – передняя часть самолёта и... ангар, чем-то сильно напоминающий творение (или часть творения) Захи Хадид! На территории, прилегающей к селению Кешля, с 30-х годов прошлого века по начало 50-х находился бакинский аэродром! Дворец культуры возле Багировского моста изначально назывался Дворцом Авиаторов, а дома на противоположной стороне Балаханского шоссе – были домами военных лётчиков. В 1942 году немецкие самолёты-разведчики всё это прекрасно зафиксировали.
Так что в форме необыкновенного здания Захи Хадид зафиксирована близость этого места к Небу. К великому Тенгри древних тюркских народов.
СТРАННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Ну вот, как всегда! Едва лишь автор решит, что тема завершена, как тема тут же поворачивается к нему другой стороной и выясняется, что на самом деле, как оно там всё было... никто ничего достоверного сказать не может. Есть повод продолжить разговор о Муртузе Мухтарове. Он был упомянут мной в отрывке, связанном с рассуждениями о дороге, именуемой "Балаханским шоссе": "... поскольку вела она от города к посёлку Балаханы, воспетому поэтом Есениным, и далее – к приморским посёлкам северного побережья Апшерона, где Сергей Александрович отдыхал на бывшей даче филантропа и нефтяного миллионера Муртузы Мухтарова, разумеется, отобранной у его семьи Советской властью. Миллионер покончил с собой 28 апреля 1920 года, сразу же, как только 11-ая Красная армия захватила Баку..." Только я разместил статью, как тут же получил уточнение относительно господина миллионера: "Хочется добавить, что Муртузу Мухтарова убили, когда он застрелил одного из конных красноармейцев, ворвавшихся в его дом, в здание, где ныне располагается Президиум Академии наук". Покончил с собой или убили – результат вроде бы одинаковый, но отношение к покойнику традиционно разное. Самоубийца или жертва убийства? Самоубийц не то чтобы в храмах, но и на кладбищах как бы хоронить не принято. Не так ли? При этом, как известно, могила Муртузы Мухтарова находится во дворе мечети, построенной на его средства в родном Амираджане.
Версия номер один: Мухтаров сам застрелился. Неправда. Самоубийц не хоронят в Храмах.
Версия номер два. Мухтаров скончался в здании, в котором сейчас располагается Академия наук. Сомнительно. Академия наук никогда не находилась во Дворце бракосочетаний.
Версия номер три. Во дворец Мухтарова ворвались большевики. Один из них был на коне. Мухтаров не выдержал такого варварства и застрелил несколько человек. Нереально. Мухтаров в 63 года не был боевым стрелком, а пистолет – не то оружие, из которого можно подряд застрелить нескольких вооружённых (!!!) солдат. Как минимум, должна была начаться перестрелка! Но о ней нигде нет ни слова.
Версия номер четыре. Во двор дворца Мухтарова въехали конные красноармейцы с постановлением об аресте хозяина и его семьи. Услыхав шум, хозяин вышел на балкон. Возмутившись наглостью конных визитёров, он спросил их, как они осмелились въехать на лошадях во двор, устланный дорогим итальянским мрамором? Услышав вместо ответа мат, Муртуза достал револьвер и расстрелял визитёров, оставив последнюю пулю для себя. Однако последняя пуля попала неудачно, и Муртуза перед смертью мучился ещё два дня, истекая кровью.
И у этого свидетельства есть множество слабых мест: во-первых, сходу перебить всех, не будучи киношным Чингачгуком, очень сомнительно. Во-вторых, кто бы из красноармейцев оставил умирать врага на двое суток, не добив его штыком и не разрубив сердобольной шашкой? Никто. В-третьих, полагать, что за двое суток обстрелянным классовым врагом красноармейцам подмога не пришла – вообще глупо. В-четвёртых, так же глупо полагать, что его жену не только не арестовали, но в итоге оставили жить в том же дворце, пусть даже и в подвале. А её оставили! В-пятых, даже если истекающего кровью Мухтарова за двое суток не догадались добить, то почему никто не вызвал ему врача и не перевязал герою раны? Ответ один: потому что всё было не так.
Скорее всего Муртуза Мухтаров был убит, по крайней мере можно достаточно твёрдо сказать только одно: ни в каком смысле сам себя он не убивал. И да: с приходом большевиков Мухтарова не стало. Это правда.
Кстати, перед самой сдачей дворца, который Муртуза подарил своей супруге вскоре после свадьбы, с лесов, с самого верха, сорвался подрядчик и разбился насмерть. Его молодая жена, узнав об этом, с горя покончила с собой. А поселившийся летом 1925 года на его даче поэт Сергей Есенин чуть позже в декабре при странных обстоятельствах был найден мёртвым в питерской гостинице... И про него тоже сказали, что он сам себя, несмотря на то, что следы на теле были такими, которые сам себе человек не в состоянии нанести.
Но, как всегда, власть заявила то, что ей было выгодней сказать.
ТАЙНА ХАМСЕ
Поговорим о самом простом, о том, о чём каждый из нас полагает, что знает всё или почти всё. О словах. У каждого слова, как у драгоценного камня, есть своя глубина преломления света. Достаточно небольшого поворота во времени и свет начинает отражать явления этого мира иначе, по-другому. И тогда меняется многое, меняемся мы сами, меняется само время, меняется пространство, и вселенная живёт уже по иным законам. И тогда на смену геометрии Евклида приходит геометрия Лобачевского, а на смену механики Ньютона – квантовая механика. К чему это приводит? Это приводит к тому, что если вчера мы могли через отдельно расположенную точку провести только одну линию, параллельную другой, то теперь через эту же точку мы в состоянии провести бесконечное количество параллельных линий. Точно так же, если вчера наша бесконечно малая частица могла находиться в одно и то же время в одном единственном месте, то теперь наша частица может одновременно находиться в двух и более разных местах, и мы не сможем определить её точного положения, потому что она везде! Такова суть теории вибраций, по которой наш мир состоит не из точек, находящихся во времени, а из множества локальных вибраций, не имеющих определённых границ и координат. Наш мир вибрирует во времени и одномоментно находится в разных точках. Именно это свойство и позволяет ему существовать!
Особенно чётко подобное явление прослеживается в художественной литературе и в живой, непосредственной речи. Достаточно лишь немного изменить направленность сюжета или смысл речи и в итоге мы получим совершенно иной мир восприятий! Парадокс? Нет. Вселенский закон гармонии.
Подтвердить эту идею нам поможет обращение к богатейшему наследию гениального поэта и мыслителя XII века Низами Гянджеви.
Низами известен как автор пяти эпических поэм, дошедших до наших дней под общим названием "Хамсе" ("Пятерица"), куда входят следующие поэмы: "Сокровищница тайн", "Хосров и Ширин", "Лейли и Меджнун", "Семь красавиц" и "Искендер-наме".
Остановимся на первом же слове, с которого открывается сокровищница поэзии Низами. Почему Великий Мастер назвал детище всей своей творческой жизни этим вроде бы таким простым словом? Что мы знаем о хамсе? Через несколько минут вы все убедитесь в том, что мы не знаем и тысячной доли того смысла этого слова, который был известен Низами и который он использовал, называя именно им собрание своих поэм!
Что же такое "хамса"? Этим словом на Востоке с древнейших времён именовался защитный амулет в форме открытой ладони с пятью пальцами. Мусульмане называют этот символ "рукой Фатимы", а иудеи – "рукой Мириам". Как правило, хамса бывает симметричной, с большими пальцами с двух сторон, а не копирует анатомическую форму ладони. Мусульманская хамса содержит образ глаза, а иудейская – звезду Давида или букву "ха".
Археологические раскопки свидетельствуют о том, что направленная вниз хамса использовалась на всём Ближнем Востоке как защитный амулет ещё задолго до его использования приверженцами монотеистических религий. Их попросту ещё не существовало, а хамса уже была! Универсальный знак защиты, образ открытой правой ладони виден ещё в месопотамских амулетах "рука Инанны" (или "рука богини Иштар").
Амулет Mano Pantea, известный в Древнем Египте, Абхаямудра Будды – раскрытая ладонь правой руки, индийские учения защиты (Джармачакра-мудра) – все они имеют явную логическую связь с происхождением хамсы. Кстати, за пределами ближневосточного региона символ хамсы встречается в Индии, где в джайнизме означает сознательный отказ от насилия.
В исламе пять пальцев на руке символизировали семейство пророка Мухаммеда: сам Пророк, его дочь Фатима, зять – Имам Али и внуки Имам Хусейн и Имам Хасан. Также амулет хамса символизирует пять столпов ислама: вера, пост, хадж, молитва и благотворительность. Второе название талисмана хамса связано с легендой о дочери пророка Мухаммада, которая якобы начала перемешивать кипящую халву ладонью, узнав, что её муж Имам Али привёл в дом новую жену. На самом деле эта легенда не соответствует историческим фактам, так как Али не женился ни на каких других женщинах, пока была жива Фатима.
Хамса была чрезвычайно популярна в Испании до тех пор, пока Епископальный комитет, созванный императором Карлом V в 1526 году, не издал указ, вводящий запрет на "Руку Фатимы", а также все амулеты в виде открытой правой руки.
В Африке хамса была так популярна среди берберов, что ввиду её значимости для берберской и арабской культур она вошла в состав герба Алжира!
Путь хамсы в еврейской культуре и её популярность, особенно в еврейских общинах сефардов и мизрахим, можно проследить благодаря её использованию в исламе. Хамса была принята и используется евреями, живущими в исламском мире. В иудаизме хамса также известна как "Яд ха-хамеш" ("Рука пяти") или "Рука Мириам", по имени сестры Моисея и Аарона – Мириам. Хамсу также связывают с пятью книгами иудейской Торы. Евреи используют хамсу как защитный амулет против сглаза. Её можно найти у входа в иудейский дом, в машине, брелоках, на браслетах и в виде кулонов. Часто в центре хамсы помещаются другие символы, защищающие от сглаза, – изображение рыб, глаз или Звезда Давида. Считается, что синий, а особенно голубой цвет, также защищает от дурного глаза, и мы часто видим хамсы такого цвета или украшенные полудрагоценными камнями разных оттенков от синего до бирюзового. В иудаизме хамсы часто украшают молитвами для защиты, такими как "Шма Исраэль" ("Слушай, Израиль" – одна из главнейших молитв), "Биркат ха-Баит" (благословение жилища), "Тфилат ха-Дерех" (молитва путешествующих) и другие...
Зная всё это, мы не сомневаемся в том, что великий Низами Гянджеви выбрал для общего именования пяти своих бессмертных поэм слово "хамса" отнюдь не случайно. Зная о многозначности, глубокой древней истории и силе слова, мы уже иначе воспринимаем текст произведений великого поэта! На наш взгляд об истинной силе произнесённого или написанного слова говорит и знаменитая бессмертная строка другого азербайджанского поэта – Имадеддина Насими, родившегося спустя 200 лет: "В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь..." О влиянии "Хамсы" Низами на мировую литературу и культуру, о немеркнущем свете поэзии Низами в прошлом, настоящем и будущем человечества, безусловно, можно и нужно регулярно напоминать и нынешнему, и грядущим поколениям. Кстати, почти через триста лет после Низами (1483 – 1485 гг.) другой великий поэт Востока Алишер Навои написал на чагатайском языке свою "Хамса" – пять поэм, перекликающихся с поэмами Низами. Воистину, великие творения побуждают к великому!
Кстати, несколько слов о том, кем был Низами Гянджеви по происхождению: существует широко распространённое ошибочное мнение о том, что Низами был персидским поэтом, и вообще в Гяндже основным населением в то время были персы, а значит, не было никакого азербайджанского города Гянджа, это был персидский город. На каком же основании утверждается, что Гянджеви был персом? Представьте себе: на том основании, что он писал на фарси. Давайте обратимся к логике: в России существует множество народов, общающихся между собой на русском языке. Значит ли это, что все люди в России, говорящие и пишущие на русском языке, являются русскими? Разумеется, нет. Язык фарси, так же, как и арабский, английский, испанский, китайский, французский и немецкий, для многих людей являлся в средние века не родным языком, а языком межнационального общения! Татарин, пишущий на русском, русским от этого не становится, он остаётся татарином. Еврей, говорящий по-немецки, согласитесь, всё-таки еврей, а не немец. Или не так? Или всё-таки уже немец, раз говорит по-немецки? Нет, конечно.
Всемирно известный английский писатель Джозеф Конрад на самом деле родился на Украине от родителей-поляков и до двадцати лет ни слова по-английски не знал. И поляки по праву гордятся им, хотя, если следовать логике некоторых больших специалистов по якобы персидскому поэту Низами, Конрад никак не мог быть поляком: родился не в Польше, писал на английском, умер в Англии. Ну какой он поляк? А он – поляк. Настоящий поляк! Юзеф Теодор Конрад Коженёвский, вот его настоящее имя. И этого никто в мире не оспаривает и у Конрада не отнимает!
Да, Низами пользовался персидской письменностью, но делать на этом основании вывод о том, что он был не азербайджанцем, а персом, крайне ошибочно. Действительно, во времена жизни Низами процесс формирования азербайджанского народа ещё не завершился, но те племена и народности, которые составили эту нацию, уже присутствовали всюду на территории, прилегающей к Гяндже и в ней самой. Азербайджанцы относятся к каспийскому типу европеоидной расы. По данным археологии, каспийский подтип является одним из древнейших антропологических типов на Кавказе. Распространён на территории Закавказья, к этому типу относятся азербайджанцы, курды, таты-мусульмане, цахуры, талыши, кумыки и белуджи. Большая российская энциклопедия субэтнической группой азербайджанцев называет айрумов, отмечая близость к ним афшаров, баятов, карадагцев, карапапахов, падаров, шахсевенов и др. К субэтническим группам относятся также каджары, терекеме и другие группы этносов, из которых теперь сложена азербайджанская нация. Низами жил в городе, находившемся посреди земель, на которых существовал этот прото-азербайджанский союз тюркоязычных племён, не имевший в те времена собственной письменности. Однако делает ли кто-то из учёных на этом основании скоропалительный вывод о том, что они были персами? Никто.
Впрочем, титаны поэтической мысли, подобные Низами Гянджеви, мыслящие масштабами Вселенной, являются достоянием не одного племени, народа или нации, а всего человечества. Смеем предположить, что если по теории Большого Взрыва весь наш физический мир возник из бесконечно малой виртуальной точки, а значит, первоначальный источник нашего существования – та самая виртуальная (воображаемая) точка, то причиной её собственного возникновения должно быть явилась некая поэтическая мысль, ибо над мыслями не властны никакое время и никакое пространство!
Все мы – люди, любящие свои семьи, свою землю, свою историю, свой народ. Но территория любой страны является лишь частью территории планеты Земля. Любая история народа и любой народ на Земле принадлежат всей нашей планете. Суть поэзии, суть художественной литературы в целом – это любовь. Любовь к Земле через конкретную её часть, к человечеству через каждый из составляющих его народов. Именно об этом постоянно говорят и пишут поэты и писатели. Давно настала пора прислушаться к их мнению.
ОДНАЖДЫ, МНОГО ЛЕТ СПУСТЯ
Эта история началась 87 лет назад. Осенью 1937 года Хасян Юсупович Улубиков, работавший ранее в родном селе Усть-Уза Шемышейского района Пензенской области сначала председателем сельсовета (1928-29 гг..), а в 1935 году там же – председателем колхоза "Заря", забрал семью и увёз всех домочадцев в Ленинград. Моей маме в ту пору было несколько дней от роду. К началу войны семья Хасяна Юсуповича Улубикова состояла из супруги (моей бабушки) Афифи Айнетдиновны Улубиковой (в девичестве Яфаровой) 1904 г.р., старшего сына Ханяфи Хасяновича (Фёдора Васильевича) Улубикова 1924 г.р., дочери Мушвики Хасяновны (в русской среде – Нина Васильевна) 1926 г.р., дочери Закии Хасяновны (Зоя Васильевна) 1929 г.р., дочери Сании Хасяновны (Александра Васильевна) 1937 г.р. и младшего сына Хариса Хасяновича 1941 г.р. Сания Хасяновна – моя будущая мать. Адрес, указанный дедом в анкете как место проживания – Ленинград, улица Декабристов, дом 11, квартира 11.
Там и застала их война, нанёсшая огромный урон всей моей татарской родне. Сестра деда Зайняб Юсуповна и пятеро её детей умерли от голода и похоронены на Пискарёвском кладбище в братской могиле. Умер от голода и младший братишка моей матери Харис Юсупович. А старший – по совсем недавно полученным мною сведениям погиб 6 марта 1945 года в бою с фашистами на территории Латвии... Призван он был Дзержинским РВК города Ленинграда.
Детская память избирательна и запоминает в основном самые яркие моменты, казавшиеся наиболее значительными ребёнку. Мама запомнила огромный овальный стол в их квартире, за которым нередко собиралась их ленинградская родня. Так из Гатчины, где проживал с семьёй младший брат Хасяна Мирза Юсупович с женой Марией Исмайловной и сыном, они по-семейному приезжали к ним на улицу Декабристов. А однажды старшие мамины сёстры отправились без ведома родителей в гости к дяде Мирзе. Мама запомнила, сколько было дома переживаний у взрослых до того, как "пропажи" нашлись. Мирзаджон ( так звал его старший брат Хасян) служил командиром танка и убыл на фронт буквально через несколько дней после начала войны. Жили они с Марией Исмайловной перед войной в Гатчине, именовавшейся в те годы Красногвардейском, по адресу Малая Заводная Кольцевая, дом 38.
Там же, в Ленинграде, жили (да и сейчас живут ) Мартыновы – двоюродные Хасяна Юсуповича по его матери, урождённой Мартыновой Халими Арифулловны. Дети её младшего брата Абдуллы Арифулловича Равиль и Гельжиган тоже умерли в блокадном городе, выжил один лишь Энвер Абдуллович, он вырос и стал отцом Равиля Мартынова – выдающегося советского и российского дирижёра, основателя и первого руководителя Санкт-Петербургского государственного симфонического оркестра. Ныне его нет среди живых, но остался его сын, выдающийся трубач оркестра Мариинского театра оперы и балета под управлением Валерия Гергиева – Тимур Равильевич Мартынов. Мы с ним знакомы: виделись и у него в Санкт-Петербурге, и у меня в Красноярске.
Кстати, мама помнит, что до войны у её мамы, то есть у моей бабушки, в гардеробе были специальные театральные туфельки. Наверняка они с дедом посещали Мариинский театр ( тогда имени С. М. Кирова), благо он находился совсем рядом, в нескольких кварталах от дома. Ещё один яркий момент детской маминой памяти – говорящий попугай, которого принёс однажды с птичьего рынка папа Хасян Юсупович. Попугай был не только говорящим, а ещё и пожилым плюс не в меру наблюдательным, что очень не нравилось маминой сестре Зое (Закие), в ту пору ученице младших классов. Она бросала в него подушку-думку, а он в панике летал по квартире и орал: "Горрродовой! Горродовой!" Видимо, помнил про блюстителей порядка царских времён.
Не стану пересказывать все ужасы войны и блокады. Слава Богу, я знаю о них только по книгам, фильмам, воспоминаниям тех, кого уже нет, и по тому, о чём рассказывала мама...
В 1957 году она приехала в Баку в гости к двоюродной сестре, жившей в посёлке "Восьмой километр", устроилась на фабрику, а в 1959 вышла замуж за моего отца. Вся её бакинская жизнь – это и моя жизнь тоже, я родился в 1960. В День Победы мы поминали маминых и папиных близких, которых унесла с собой огненная река войны. Впрочем, они незримо всегда оставались рядом с нами: мамины братья Ханяфи и маленький Харис, папин брат Алибала, брат деда – тот самый Мирзаджон и его жена Мария, муж папиной сестры Азизбеим, мамина тётя Зайняб и все её дети, мамин двоюродный брат Али и ещё, ещё, ещё... бесконечный ряд родных, навсегда исчезнувших, но не забытых имён...
В последние годы ленинградской маминой странице жизни стали уделять больше внимания. В январе этого года, в канун 80-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, небольшой видеосюжет о ней попал в передачу о юбилейной дате новостного агентства Sputnik – Азербайджан.
2 апреля 2024 года мама была приглашена на встречу с губернатором Санкт-Петербурга Александром Дмитриевичем Бегловым, находившимся в Баку с официальным визитом. До наших дней в городе дожили всего несколько блокадниц. Александр Дмитриевич уделил внимание каждой из них, а моей матери вручил награду правительства Санкт-Петербурга: почётный знак – медаль "В честь 80-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады".
А 24 июня сего года в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, основанной игуменом и чудотворцем всея Руси Сéргием Рáдонежским, состоялась церемония награждения победителей Второго международного марафона чтецов "Чтобы помнили дети", посвящённого событиям и участникам Великой Отечественной войны. И первое место было присуждено юноше, прочитавшему мой рассказ о маме "Война кончилась", – Александру Борукову из города Сергиев Посад. Участниками проекта были тысячи юных чтецов из множества регионов России, а также из других стран-участниц второй мировой войны...
И там, перед всем миром, в самом сердце России – в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, на большом экране просторного зала Московской духовной академии я увидел твоё лицо, мама, святое лицо той маленькой ленинградской девочки, которая пережила блокаду и выстояла вместе со всем народом, выстояла, не взирая ни на что...
Я горжусь тобой, мама.
УЛАДЖАЛИНСКИЙ ОСЁТР
Было в древние незапамятные времена такое племя – Уладж, по крайней мере в исторических источниках подобное наименование среди тюркских племён можно найти. И вот уже сотни лет стоит на берегу Куры крупное богатое село Уладжалы, то есть в переводе – место, принадлежащее племени Уладжей. Нередко берега буйной при разливах Куры меняли свои очертания, река оставляла после себя плодороднейший слой почвы, щедрую на урожай землю. И село процветало. В этом селе когда-то родился мой отец Алихас, там жила семья моего деда Аббас-Гулу.
Генетические исследования последнего десятилетия на уровне ДНК крови показали, что по мужской линии у азербайджанцев преобладают гаплогруппы, подтверждающие гипотезу о значительной роли автохтонного кавказского субстрата в генофонде этого народа, свыше половины азербайджанцев являются носителями Y-гаплогрупп переднеазиатского происхождения, что хорошо согласуется с теорией заселения Закавказья в мезо- и неолитическую эпоху племенами из зоны "Плодородного полумесяца".
Восточноевропейские субклады Y-гаплогруппы и гаплогруппы центральноазиатского происхождения вкупе охватывают свыше трети исследованных и свидетельствуют о миграциях с восточных и северо-восточных географических плацдармов. Остальные миграции хотя и присутствуют, но в столь незначительных количествах, что говорить о каком-то влиянии на формирование нации не имеет смысла.
Однако происхождение слова "уладж" оставалось для меня загадкой потому, что сведения, связанные с его историей, на первый взгляд откровенно противоречили друг другу! Судите сами...
В первой половине 19-го века подполковник русской армии П. П. Львов составляет весьма ценные военно-топографические обозрения относительно Сирии, в которых им упоминается в том числе следующее: "...к стороне степей Дамаска начинаются кочевые племена Арабов, Вегаби и потом Муали, Хайдади, Гияур, Абу-лель, Хайдефи, Уладж, Абу-али, Бокгары, Испехат, Гюмляд и ещё многих названий, которые выражают различные поколения этих многочисленных семейств пастырей (пастухов. – И. С.), разбросанных на обширном объёме степной полосы Сирии от Дамаска до Алепа". Итак, среди перечисляемых арабских племён упоминается и племя Уладж. Что здесь не так? Всё не так. Во-первых, наименования большей части племён явно не арабского происхождения, а тюркского.
Для уха европейского военного, может быть, никакой разницы и нет – Восток, он как бы везде Восток, –– но для моего уха разница есть, потому что тюрки – не арабы, а арабы – не тюрки. В упоминаемые времена Сирия являлась территорией Османской империи, и кочевые тюркские племена на её территории безусловно преобладали над арабскими, у которых тогда никакой самостоятельной государственности не было – ни в Сирии, ни в Египте, ни в Палестине, ни в Аравии.
Ранее, в одной из своих работ, я уже упоминал о том, что по мнению востоковеда, ираниста С. М. Алиева ядром азербайджанцев, как тюркской народности, явились ведущие огузотюркские племена: байат, йива, афшар, бегдили, а также каджары, халаджи, кыпчаки и другие. Одним из племён, вошедших в состав азербайджанского народа, стали карапапахи, которые делятся на племена теркавюн или борчалы, которые считаются "ханским племенем" и распространяют свою власть на другие племена: в том числе на сарал, араплы, джан-ахмеди, чахарлы и уладжлы... Вроде бы, на этом можно было как-то и успокоиться. Если бы не одно большое "но"!
У вас хорошее воображение? Да? Вы так уверены? Ну, что ж... Сейчас проверим... На самом дальнем Дальнем Востоке в Приморском крае обитает маленький народ – тазы. Среди тридцати наиболее популярных фамилий этой народности Коцунэ, Кынцын, Мамчан, Пифалун, Уболин, Улайси, Утайсин, Уладжи... Вы улыбнётесь мне и с мудрым видом сообщите о том, что это простое звуковое совпадение, не более того.
Приморье. Девственная тайга. Амурские тигры. Женьшень. Экспедиции Арсеньева. Дерсу Узала. Последний из удэге... Кстати, самый знаменитый участник экспедиций В. К. Арсеньева удэгейцем никогда не был, он был нанайцем. Но дело не в этом, а в том, что по мнению учёных в этногенезе тазов Приморского края принял участие удэгейский род У, что нашло отражение в образовании фамилий Утайсин, Уболин, Улайси и Уладжи (Улажи).
С подробностями можно ознакомиться в книгах:
– "История и культура тазов: историко-этнографические очерки" (вторая половина XIX – начало XXI вв..), Владивосток, Дальнаука, 2019 год;
– "Некоторые аспекты проблемы этногенеза удэгейцев", доктор исторических наук Анатолий Фёдорович Старцев;
– "Этноатлас Приморского края", Владивосток, 2019 год.
И это всё? Нет, не всё. Открываем страницы журнала "Сибирские огни" (Иркутск, 1926 г.) со статьёй Елпифидора Титова и читаем о тунгусах: "...Как видно, детали этой одежды совсем не приспособлены к холодному климату. Фасон её переживается как южное наследство..." И там же далее: "уладжи" – обувь для ходьбы на лыжах: меховые сапожки с кисточкой на носке..."
То есть, у слова "уладжи" имеется вполне бытовой прикладной смысл – род обуви для ходьбы на лыжах! Понимаю, что на первый взгляд это никак не вяжется с образом тюркского племени, кочующего по степям Закавказья. Но не будем торопиться с выводами, почитаем ещё что-нибудь.
Как зовут богатыря из калмыцких народных сказок? Догадались? Правильно: его зовут Уладжи, а точнее Уладжи Мерген. В книге М. Монраева "Калмыцкие личные имена" (семантика) в табличной форме среди других имён указывается: "Ула, Уладжи от Улан +".
Что такое? Причём тут калмыки, которые живут в калмыцких степях Заволжья, а не в Приморье, не в тунгусской тайге и не в степях Азербайджана или сирийских пустынях? Стоп. Это сейчас они там живут, а раньше? Монраев в своей книге пишет: "... многие загадки связаны с прежней родиной: Китдин орнас кир уга цаасн нисч, доел. Из Китая прилетела чистая бумага. Щасн – снег). А о том, что предки волжских калмыков часто бывали в Лхасе, свидетельствуют загадки: Уунэс ниссн ввен Зу уд курч, – Трава, улетевшая отсюда, достигла Зу у (Лхаса, Тибет). Часто в пословицах упоминается прародина ойратов –– Алтай..." Ойратами в данном случае автор книги называет калмыков до их переселения с Алтая в калмыцкие степи.
Так в чём же такая универсальность этого слова, что встречается оно у множества народов от Приморья до сирийских пустынь? А общее, оказывается, есть. Корейцы, татары, узбеки, азербайджанцы, чуваши, башкиры, киргизы, казахи, якуты, тувинцы, кумыки, алтайцы, хакасы, туркмены, гагаузы, уйгуры, турки, ногайцы, карачаевцы, балкарцы, шорцы, кумандинцы, буряты, калмыки, удэгейцы, нанайцы, тазы, эвенки, эвены, ульчи, орочи, японцы – все они принадлежат единой алтайской языковой семье! А в семье – все родные. Кто дальний родственник, как тунгусо-манчжурская группа алтайской языковой семьи, кто ближний, как тюркская группа, но в целом – все они родственны друг другу, все – из одной семьи.
И тут вспомнился мне один уладжалинский осётр. Выловили этого гиганта в буйной Куре возле села и привезли в Баку специально для меня. Было мне в ту пору около пяти лет. В некоторых мусульманских странах слово "суннет" используется в значении обряда обрезания – "хитан". Этот древний обряд принято отмечать юному мужчине так же, как свадьбу. Вот и привезли наши сельские родственники речного гиганта на мой первый в жизни древний праздник.
Выловили его и тут же повезли в город, доставили в квартиру, наполнили водой ванну и опустили в неё осетра, длина у ванной метр восемьдесят. Рыбина в неё целиком не влезла. Хвост торчал наружу. После нескольких часов езды в автотранспорте осётр, опущенный, хоть и частично, в воду, ожил и через час уже никого к себе не подпускал, лихо отмахиваясь хвостом от взрослых мужчин, пытавшихся начать его разделку. Кто-то получил от осетра такую увесистую затрещину, что пришлось человека приводить в чувство. Что делать?
Позвали муллу. Опытный человек. Обрезание мне делал: может, и с осетром договорится? Мулла в ванну знакомиться с осетром не полез: встал возле открытой двери и начал читать молитву по-арабски. Долго читал. Наверное, около часа. Затих осётр. Подпустил к себе людей. Есть общий язык у всех живых существ. Не обязательно на них кричать или бросаться с ножом.
Бога все понимают. Даже уладжалинские осетры.
ПРОШЛОЕ ВСЕГДА РЯДОМ
Однажды вечером мне поступило сообщение через скайп от незнакомого человека: "Добрый день, Эльдар. Беспокоит Вас Алексей Пермитин из Москвы в связи с памятью об Игоре Копейко. Свяжитесь со мной, пожалуйста". Дальше был указан номер мобильного телефона.
Я давно уже не реагирую на послания от незнакомых людей... Но в данном случае слова об Игоре, которого нет на Земле вот уже 26 лет, заставили меня отклониться от шаблонной реакции. Нет, я не вспомнил о чём-то из прошлого, нет, не вспомнил, потому что не забывал о своём самом близком друге. Ни на один день, ни на один час, ни на одну минуту, ни на один миг.
Баку. Лето. Южная звёздная ночь. Второй концерт Рахманинова. Лёгкий ветерок в такт музыке волнует занавеси перед раскрытой балконной дверью.
Я сижу на диване у себя дома уже несколько часов в одной и той же позе, обложенный подушками на всякий случай, чтобы случайно не сдвинуться. В нескольких шагах напротив меня над холстом, установленным на мольберте, сосредоточенно мастихином и кистями работает мой ровесник, бывший однокурсник и настоящий друг – художник, скульптор, фотограф и просто творческий человечище – Игорь Юрьевич Копейко.
Утомлённый неподвижностью, любопытством и превентивным ожиданием чуда перед заново поставленной пластинкой с тем же концертом, который мы оба любили до изнеможения и могли в ту пору слушать и слушать, не переставая, я позволил себе попросить Игоря показать хотя бы на несколько мгновений то, что у него получалось с моим портретом. Не сразу, но в конце концов я его уговорил и осторожно заглянул через плечо демиурга.
Испытанное в тот момент потрясение не забудется никогда! На холсте был я. В большей степени я, чем тот я, который смотрел на холст! Художнику удалось уловить и передать неуловимое живое – душу человека! На портрете я был совершенно не в том одеянии, в котором позировал, но именно это – подходило к моему внутреннему душевному состоянию гораздо больше, чем случайная домашняя одежда. И фон картины был совершенно иным, чем в действительности. И я понимал, что Игорь рисует не фотографическую реальность, а реальность гораздо более действительную, чем воспринимаемое человеческими органами бытие.
Некоторое время от душевного потрясения я не находил слов для совершившегося на моих глазах чуда. Паузу прервал Игорь. Он попросил меня вернуться на место для того, чтобы нанести мастихином последний штрих и завершить работу. Мне хотелось возразить, что не надо, что всё на своём месте и всё прекрасно... Но я не решился указывать творцу, что и как ему делать с портретом. А зря.
По-видимому, последний штрих никак не хотел удаваться, и завершение портрета заняло ещё несколько часов. На Игоре не было лица. Он вдруг снял портрет с мольберта и направился к балкону. Почуяв неладное, замешкавшись на несколько роковых мгновений, я последовал за другом на балкон. Он выходит у нас в сторону внутреннего двора. На улице было уже светлое раннее утро, то есть, светло, но пусто: все люди ещё спят. Я не успел буквально на долю секунды!
Облитая бензином, пылающая картина, словно огненное крыло, печально пересекая двор, удалялась, опускаясь в сторону баков для мусора... Портрета, подобного тому чуду, у меня больше не будет никогда. Чудо потому и чудо, что оно неповторимо...
Я отправил Алексею сообщение. И он мне перезвонил. Пермитин – друг Игоря со школьной скамьи. Я – со скамьи студенческой. Однажды мы обязательно встретимся.
НОЧНОЙ ГОЛОС
Недавно сестра спросила меня: могут ли птицы петь глубокой ночью? Я поинтересовался, в чём дело. Оказывается, что посреди прошлой ночи, когда она проснулась, ей вдруг послышалось пение птиц. Могло ли такое быть на самом деле? И, если могло, то какие птицы поют по ночам?
Я припомнил слова песни Алексея Фатьянова "Соловьи":
"Не спит солдат, припомнив дом
И сад зелёный над прудом,
Где соловьи всю ночь поют..." –-
и предположил, что сестра слышала пение ночных соловьёв. Она резонно возразила мне, что скорее поверит в пение одичавших зелёных попугаев, которых она, правда, никогда не видела в нашем районе города, но хотя бы наблюдала в губернаторском садике возле крепостных стен в центре Баку, чем в воображаемых мною соловьёв, которых в наших краях вообще сроду не видела. На том наше обсуждение ночных птиц и завершилось.
А сегодня среди ночи наша кошка Муся начала проситься на балкон с такой настойчивостью, что вынудила меня встать с кровати и открыть балконные двери. Я, собственно, воспринял её настойчивость однозначно: на балконе находится кошачье корытце с песочком для известных всем домашним кошкам процедур. Однако я ошибался. Кошку интересовало иное: громкие, чётко различимые близкие звуки птичьего голоса посреди дремлющего ночного города.
И тут меня осенило: птица счастья! Пел же когда-то про неё Николай Гнатюк, исполняя песню Пахмутовой и Добронравова! Может, про неё и другие пели, но позже, а мне запомнилось то, первое исполнение. При лунном свете и полном безветрии я и присевшая на балконные перила кошка долго вслушивались в голос невидимой птицы. Счастье, оно ведь невидимо, ни подержать, ни укусить его невозможно, а вот услышать – иной раз запросто...
ПРОДАЁТСЯ ДАЧА – БЕСПЛАТНО
Никаких покупок делать не собирался. Вообще никаких. Потому что уезжаю отсюда, а главное: потому что денег нет. Тоже никаких. Всё потрачено давно. Осталось только до аэропорта добраться и улететь, а там встретят, до дома довезут на своей машине. Дома еда есть, покормят. Зачем мне деньги?
И вдруг, откуда ни возьмись, объявление в интернете: "Продаётся дача. БЕСПЛАТНО". Думал – опечатка, ошибка, прикол чей-то или замануха? Посмотрел фотографии дачи. Дача как дача. Кусок земли, ограда, дачный дом. Не домище, конечно, но и не сарай на курьих ножках. Море рядом. Написал сестре в ватсап: "Рядом с вами продают дачу. Хочу купить. Цена – написано, что БЕСПЛАТНО. Посмотри, пожалуйста." Сестра мне, как всегда, не поверила. Но к обеду уехала смотреть дачу. Потому что любопытной Варваре на базаре... и так далее. Звонит оттуда, говорит, что я прав: дачу продают, но бесплатно. Почему продают? Потому что дарить нельзя, за дарение деньги платить надо, а за продажу – не надо. Цена договора купли-продажи – ноль. Ноль рублей, юаней, рупий, ноль чего угодно.
Спрашиваю сестру: "Мы не опоздали? Покупателей много?" Отвечает: "Не опоздали. Покупателей никого. Абсолютно никого. Люди не верят объявлению... Короче, мы первые!!!!!"
В общем, я рысью рванулся в дачный посёлок, сестру попросил продавцов дачи попридержать до моего появления. За три часа все бумаги оформили. И теперь дача – моя! Личная! Бесплатная! У моря! И никуда я больше не уезжаю. Чёрт с ним, с билетом, дача ценнее.
ПРИСТУПАЯ К НОВОЙ КНИГЕ
Прошлой зимой, приступая к написанию новой книги, вот что мне думалось о ней в ту пору:
Это будет книга, в которой, как в волшебном зеркале, отразится ожившее в стихах русских поэтов послание всему миру о Баку и Азербайджане в целом, признание в любви к нашей земле и благодарность к её гостеприимным, древним и дружелюбным народам... Ни один настоящий поэт не повторяет другого. У каждого – свой взгляд на мир, своя система образов, своё время и, конечно, свои впечатления. Не прав тот, кто считает, что всё уже пройдено, увидено, сосчитано и взвешено. Ничего подобного! Не прав потому, что у каждого человека свои глаза и каждый в этом мире видит своё, то, что никому другому не дано увидеть.
А поэты – всегда видят нечто своё, неповторимое, даже в том, что тысячи раз видено-перевидено миллионами людей. Поэты странствуют по миру, блуждая во временах и пространствах, открывая то, что могут узреть только дети, ангелы и люди с душами детей или ангелов...
Идею создания этой книги подсказали мне звенящие строки поэтов. Азербайджан, увиденный их глазами, предчувствованный их чувствами и подаренный нам, благодарным читателям и потомкам. На Востоке издревле поэты были приравнены к дервишам, странникам и пилигримам. К ним и к их словам относились с огромным уважением и почитанием. И неважно, во что они были одеты – в золотую парчу и шёлк или в нищенское тряпьё, неважно. Главное, кто они сами...
Поэты – странники, скитальцы, пилигримы, дервиши земных дорог. Творческий труд их сродни труду землепроходцев и первооткрывателей. Они видят то, что сокрыто от многих глаз...
Нет, не напрасно мюриды имама приказывали в бою ни в коем случае не стрелять по Лермонтову, ибо дервишей и ашугов (поэтов) убивать нельзя ("Харам!")...
Ни одна пуля не коснулась поэта в сражениях! Поэта, всем сердцем полюбившего Кавказ: "... право я не берусь объяснить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух – бальзам; хандра к чорту, сердце бьётся, грудь высоко дышит – ничего не надо в эту минуту; так сидел бы да смотрел целую жизнь" (из письма Лермонтова Святославу Раевскому).
С таким же волнением писал когда-то и другой великий русский поэт: "Вот и Арпачай", – сказал мне казак. Арпачай! Наша граница! Это стоило Арарата. Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда ещё не видал я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимою мечтою. Долго вёл я потом жизнь кочующую, скитаясь то по югу, то по северу, и никогда ещё не вырывался из пределов необъятной России. Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег" (Александр Пушкин "Путешествие в Арзрум").
Книга "Там, куда я вернусь..." издана. Что получилось – судить читателю.
Я НЕ ОДИНОК
Иногда я не чувствую себя одним человеком, я чувствую бесконечное море людей за своей спиной... И когда кто-то удивляется моим поступкам, утверждая, что невозможно выполнить такую огромную работу в одиночку, я молча улыбаюсь ему... Я не одинок. Со мной – Бог.
ЕСЛИ КОПАТЬ ГЛУБОКО
Если вы будете копать глубоко, очень глубоко, так глубоко, что глубже уже некуда, потому что насквозь, то там вы увидите солнце. Причём то же самое, что и здесь, у себя над головой. Мало того! Подождите, когда стемнеет. Вы увидите звёздное небо с другими звёздами, но точно такое же громадное, как и здесь. И так будет всюду, где вы захотите основательно копать. Везде то же самое. Поэтому не имеет никакого значения, где копать. Результат один и тот же: солнце и небо над головой. Как жизнь до и после смерти...
ЯСЫН
Сердце Корана – 36-ая сура "Ясин". Читают эту суру по умершим в надежде на то, что те, кого близкие потеряли навсегда, получат божественную благодать. Слово "ясин" произносится на азербайджанском как "ясын".
Был ли я хорошим сыном
Или был плохим?
Подскажи, сосед старинный,
Дядя Ибрагим.
Но молчат в ответ чинары
В голубиной мгле,
Ибрагим совсем не старым
Предан был земле.
Рода камень патриарший –
Али-Магомед,
Подскажи, кузен мой старший,
Знаешь ли ответ?
Тётин сын, отца племянник,
Отзовись, родной!
Плачет ночью ветер-странник
Над твоей плитой,
Одинокий и недужный
Шепчет он впотьмах:
"Где ты, город мой жемчужный
На семи ветрах?"
Годы к лином журавлиным
Длятся в вышине
И молитвенный ясыном
Теплятся во мне.
ДВА АЗЕРБАЙДЖАНЦА
Все знают, что богатство России зиждется во многом на богатствах её недр. В первую очередь на топливно-энергетической составляющей.
Огромную роль в том, что эти богатства открыты, разведаны и имеются у России сейчас в наличии, сыграли два советских азербайджанца. Первооткрывателя тюменской нефти звали Фарман Курбан оглы Салманов, а основателя газовой столицы России – города Новый Уренгой – Сабит Ата оглы Оруджев. Их обоих уже давно нет среди нас, они ушли в бессмертие, но память о них останется с нами навсегда.
В Новом Уренгое стоит памятник Оруджеву, человеку, сказавшему 23 сентября 1973 года в голой тундре: "Здесь будет возведён город строителей и газовиков". А слова Салманова из телеграммы, отправленной в Москву, облетели когда-то всю страну: "В Мегионе на скважине номер один с глубины 2180 метров получен фонтан нефти. Ясно? С уважением, Фарман Салманов".
Получилось так, что своим рабочим местом в "Роспане" я, как и все "роспановцы", обязан воле, таланту и энергии Фармана Курбановича, потому что фактически "Роспан" – это его детище...
Талантливый геолог, учёный, восставший против признанных авторитетов советской поры, своей настойчивостью преодолевший бюрократические препоны, Салманов в условиях нового российского капитализма со всей решительностью взялся за новое дело – разведку и разработку трудноизвлекаемых газоконденсатных залежей ачимовской толщи уникального по объёму запасов Уренгойского месторождения. Новому акционерному обществу "Роспан Интернешнл" для освоения были определены два лицензионных участка – Восточно-Уренгойский и Ново-Уренгойский. Но поиск реальных акционеров оказался непростым.
Многие из ныне работающих в "Роспане" специалистов и сегодня не знают, как возникло их предприятие и его название. Фарман Курбанович так вспоминает о тех временах в своей книге "Жизнь как открытие": "Создали акционерное общество "Роспан". Так назвали потому, что в число учредителей вошла швейцарская фирма "Паноко". Впоследствии она оказалась несостоятельной. Мы приняли вместо неё нового учредителя, но менять название не стали. Было это в 1992 году".
Но как так получилось, что человек, родившийся в Азербайджане, вообще оказался так далеко от родных мест? Начало этой непростой истории можно отнести к трагическим дням второго года Великой Отечественной. В 1942 году фашистские войска устремились к Северному Кавказу и Баку для захвата основных нефтедобывающих районов. Исход войны оказался в прямой зависимости от поставок бакинской нефти.
В ту пору моему земляку, бакинцу Николаю Байбакову, было чуть больше тридцати. Правительство поручило ему ответственное задание – эвакуировать, а при необходимости ликвидировать северокавказские нефтяные месторождения. Альтернатива стояла предельно жёсткая: оставить немцам работающие скважины – расстрел, демонтировать оборудование раньше срока – тоже расстрел. Но Байбаков справился с поставленной задачей. По приказу правительства в связи с тяжелейшей обстановкой на фронте необходимо было срочно начать перебазирование части нефтяных предприятий Баку в Башкирию, Куйбышевскую и Пермскую области.
Под руководством Байбакова в короткие сроки состоялось "великое переселение" бакинских нефтяников. Война выкосила специалистов, поэтому в послевоенные годы командовать приходилось тем, кто был готов взвалить на себя груз ответственности.
Спустя пятнадцать лет молодой начальник Плотниковской и Грязненской нефтегазоразведочных экспедиций Фарман Салманов, трудившийся в Кемеровской и Новосибирской областях, поступил так же решительно, как его земляк Байбаков в годы войны. С помощью барж и буксира он перебазировал по Оби оборудование и людей в район Сургута. И это принесло успех: была открыта тюменская нефть. Немалую роль в судьбе азербайджанского нефтяника сыграл ставший с ноября 1944 года наркомом нефтяной промышленности СССР Николай Константинович Байбаков.
Чтобы получить направление из Баку в Сибирь, Салманов обратился к нему с просьбой о содействии, и Байбаков его поддержал. Положительное решение специальной государственной комиссии во главе с Николаем Байбаковым, приехавшей инспектировать первое нефтяное месторождение, открытое Салмановым, сыграло важнейшее значение в развитии геологоразведки всей страны. Под руководством Салманова, человека-легенды, фактического первооткрывателя сибирской нефти, получили путёвку в жизнь десятки месторождений углеводородов, в том числе и те, что принадлежат "Роспану", первым президентом которого был Герой Социалистического Труда Фарман Курбанович Салманов.
Из прошлого рождается будущее. Подвиг, совершённый нефтяниками в годы войны, стал примером для тех, кто, как Фарман Салманов, продолжил их дело в мирное время.
Недалеко от Кремля, на одной из очень известных московских улиц столицы России установлена памятная доска в честь крупнейшего организатора нефтяной и газовой промышленности Советского Союза, в прошлом министра газовой промышленности СССР Сабита Атаевича Оруджева. Похоронен Оруджев на Новодевичьем кладбище, рядом с самыми уважаемыми и известными деятелями страны. Вечная память и низкий земной поклон этим двум великим людям.
РАДОВАТЬСЯ ЖИЗНИ
Мы вернёмся. Мы обязательно вернёмся. Вы слышите нашу песню?
Не горластые трубы гудят, не лобастые барабаны трещат, а ползут по занесённой снегом, продутой ветром земле железные вездеходы. И воют надсадно натруженные моторы. И грохочут неустанно, словно перемалывая смёрзшееся время, стремительные гусеницы. И пусть вокруг чуть посветлело, но чумазый седой вездеходчик Денис не выключит фар своего "ГАЗона", ибо солнышко не взойдёт над промороженными снегами, не покажется над горизонтом: что впереди, что позади – всюду полярная ночь. И движутся, движутся упрямые машины, оставляя за собой едва различимые издали, снегом переметаемые колеи – следы будущей зимней дороги. И становятся одна за другой на расстоянии усталого водительского взгляда деревянные вехи со светящимися отражённым светом крашеными вершинками.
Вездеходы пересекают широкую реку, скрытую льдом и снегом, и останавливаются на узкой прибрежной террасе перед подъёмом. Вокруг пронизанная ветром сумеречная зона с низкими полупризрачными облаками, а позади дотлевающая, словно Денисова сигарета, узкая полоска горизонта, и рассвет, и закат одновременно. Всю дорогу ветер дул в спину вездеходам и потому весь поднятый гусеницами снег, как пыль на стёклах, налип капитально, дворники не успевают смахивать. Боковые окна и снаружи, и изнутри покрыты толстенным слоем не сдираемого ничем инея. Передние же, обогреваемые водительской печкой, ещё кое-как поддаются. Денис, чертыхаясь, отдирает налипшие и примёрзшие куски.
Спать ложимся вповалку внутри кабины от "ГАЗ-66", установленной на плечах "ГАЗушки". Между правым и левым сиденьями на выдвинутых из них брусьях Гамза и Денис раскладывают заранее припасённые лаги.
Так места хватает для троих. Двигатель на время сна никто, естественно, не глушит: во-первых, тут же выйдет из строя, во-вторых, и без этого потом его никакими силами до самого лета не заведёшь. Просыпаюсь в темноте от лютого мороза, пробравшегося внутрь кабины. Сквозь промороженное заднее окно ничего не видно, но слышно, как кто-то ходит, топчется. Вдруг в кабину начинает идти густой смрадный дым от выхлопной трубы. Дышать невозможно. Глаза открыть тоже – щиплет чертовски. Выскакиваю из кабины наружу. Напротив кабины стоит коренастый, крепкоскулый Эдик Ковалёв, начальник дорожно-строительной группы, и довольно посмеивается. Это он таким образом будил нас: закрыл руками выхлопную трубу, чтобы вонь пошла внутрь... Гамза с Денисом, кашляя и щурясь, вываливаются из кабины следом за мной. Только собрались ехать дальше, как у нашей передней машины перестаёт работать самая мощная "искательская" фара. Денис в зачуханных рукавицах пытается найти место обрыва провода. Рукавицы мешают, и тогда он, невзирая на утренние минус пятьдесят два, скидывает их. Начальник с недовольным видом садится во вторую "ГАЗушку" и захлопывает за собой дверцу. Минут через двадцать фара восстановлена, Денис с обломанным ногтем и почерневшими пальцами берётся за рычаги. Взревел мотор. Мы двинулись дальше. И остальные – за нами. Почему именно эта "ГАЗушка" впереди? Потому что мне её вести по навигационному прибору, а Денис уже ходил здесь со мной дважды в прошлые зимы, в отличие от других водителей, которые здесь впервые, впрочем так же, как и Ковалёв.
Тот уже несколько раз выспрашивал у меня: когда же, наконец, мы доберёмся до нужной скважины? Да оказывается, он не совсем горит желанием нести с нами тяготы пути. Вернее, совсем не... Он здесь только до той самой скважины и ни метром дальше, поскольку, как сам же и сообщает, главный инженер треста дал ему указание возвращаться с этой точки нашего маршрута назад для проезда на другие "особо важные" дороги. Не знаю, был ли он там, но спустя десять дней в той стороне, куда его якобы срочно отправили, я не заметил ни единого гусеничного следа. А я своим глазам в тундре пока что верю больше, чем чужим словам. Были на то причины. И не раз. В общем, свалил начальничек из доблестного отряда первым. Хотя и просили его проехать ещё всего лишь десять вёрст не по целине, как здесь, у реки, нет, а по хорошей накатанной нетерпеливыми буровиками дороге, отстроенной ими между рабочими скважинами правого фланга разведочной площади ещё до нашего появления.
Там, у другой скважины, находилась сейчас основная масса техники, горючего и людей. По-хорошему, можно было бы скоординировать наши действия с ними, договориться о взаимодействии, о взаимопомощи, уточнить, что именно сейчас важнее сделать, кому и для чего: ведь дорогу-то мы для этих людей и строим, а не просто так, покататься. Они, по сути, и есть главные заказчики зимника. Их водителям здесь на нём всю зиму работать. Бесполезно. Глаза в ответ тут же остекленели, а уши не слышат ничего. Мало того, что сам уехал, так ведь уехал-то на вездеходе. И вместо трёх у нас осталось две машины. И ведь ни одного дорожного указателя не догадалось доблестное начальство изготовить заранее. Вроде, тьфу, мелочь какая. А для кого-то из тех, кто тут по зимнику сквозь пургу да метели будет до поздней весны грузы перевозить, дело погибелью обернуться может. Ладно, авось придумаем что-нибудь. Начальство удрало, а работать-то всё равно надо. А то ж ведь это самое начальство потом не с себя, естественно, а с тех, кто остался, не сбежал с ним, ох как строго спросит, последнюю рубаху сдерёт, не пожалеет. Третья машина, шедшая с нами, не наша, подрядчиков. И не "ГАЗушка", а ГТТ – гусеничный транспортёр-тягач. Вроде посолиднее выглядит. Увы, только выглядит. Три десятка лет машине. Всё латаное-перелатаное, меняное-переменяное внутри этой гремящей "консервной банки" на гусеницах... Вешки у нас со второй машины на ходу ставят два молодых, укутанных в тёплое по самые глаза ненца. Всю дорогу мы впереди, а ГТТ постоянно останавливается. Приходится поджидать.
Интересная штука с ней происходит. Остановишься, ждёшь второй вездеход, ждёшь, а его нет и нет. Пару раз по три часа ждали. Потом возвращались. И как только наша "ГАЗушка" появлялась в пределах видимости того вездехода, как он тут же начинал встречное движение. И при встрече с нами дорожный мастер, сидевший в нём, опять бодро объяснял, что они ужасно поломались, долго чинились и только что починились окончательно. Похоже, что ни фига они не ломались, а просто стояли. Пока стоишь, риска ведь никакого нет, другие всё за тебя сделают, а ты потом отважно отрапортуешь начальству о выполненном задании и соврёшь, как храбро подстраховывал первую машину и, конечно, всегда был наготове немедля вытащить её из любой передряги. Только нам без вешек идти вперёд никак нельзя. Потому что путь надо размечать для тех, кто придёт потом. А все вешки там, в ГТТ. Один лишь раз, на хорошем участке дороги, отстроенной до нас буровиками, ГТТ вдруг рванул вперёд с неожиданной скоростью.
"У меня жена на семьдесят третьей поварихой работает!" – донёсся торжествующий удаляющийся голос дорожного мастера.
И больше, пока не добрались до поварихи, мы их догнать не смогли. Нас в машине трое: Денис, Гамза и я. Мы с Денисом впереди, Гамза в кабине. Он помогает Денису в каждом случае, требующем какого-либо ремонта или осмотра нашей боевой техники. Кроме того, Гамза замечательно готовит чай на газовой горелке во время остановок на перекус. Вообще, с ним веселее и Денису, и мне. Гамза и Денис постоянно подтрунивают друг над другом. Ловлю себя на мысли: вот мы – думаем по-русски, говорим между собой на русском, осваиваем Север России. И, по сути, сейчас все трое мы – русские, абсолютно русские, хотя при этом Денис – фактически молдаванин, а я и Гамза – азербайджанцы. Но мы делаем то, что нужно России, потому что наша дорога помогает осваивать богатства этой страны и, по большому счёту, верой и правдой служит её народу.
И не дай бог, чтобы о ком-то из них, делящихся сейчас в лютый мороз посреди неоглядной тундры поровну с товарищами своими куском хлеба и глотком воды, какой-нибудь бездельник в большом суетливом городе завопил вслед: "Эй! Черномазые! Понаехали тут!" Я не знаю, что тогда сделаю, но я что-нибудь сделаю обязательно. Ради них, потому что они оба – настоящие. Во всех смыслах этого слова.
Помимо мороза наши неприятели – глубокие и узкие рвы, овраги, способные объявиться в любой момент, и речной лёд, местами вздутый, мутный, с буграми предательских трещин, под которыми могут оказаться пустоты. Снег цепляется за любые препятствия на ровной поверхности, практически на глазах образуя надувы и сугробы там, где наши следы продавили ровную, почти лишённую снега поверхность тундры. Петляя среди озёрных обрывов, мы приближаемся к тёмным кустам, сквозь которые приходится продираться вслепую. Я знаю, где мы находимся, но что конкретно предстанет перед нами в следующий миг я, конечно, предвидеть не могу. Продвижение вслепую длится бесконечно долго, но всё же и оно когда-нибудь кончается. Перед нами широкая, покрытая бугристым льдом река Нюдаяха.
Берег здесь низкий, зато в свете фар виднеется противоположный – обрывистый. Подходим к нему и начинаем искать место для выезда с реки. К нашему счастью, замечаем небольшую "полочку" среди обрывов и осторожно поднимаемся по ней. В самом верху приходится весьма опасно накрениться, смять несколько кустов и всё-таки выбраться. Теперь впереди практически голое ровное пространство, но там, за ним, через несколько километров серьёзная река – Мессояха. С ней шутки плохи. И вот она, перед нами. Берег обрывистый, здесь нам не спуститься. Начинаем разведку вправо – и снова удача! Метров через двести находим более-менее пологий спуск, съезжаем на реку. С реки выезда нет.
Зато есть какой-то впадающий в неё ручей. Идём по ручью, больше похожему на длиннющий окоп. Ни влево, ни вправо не вылезти. А вот куропаток вокруг – видимо-невидимо. Так и вылетают из-под нашей машины. Наконец, наша "траншея" сужается настолько, что по ней удаётся подняться вверх. Последние два километра – и мы у цели, у металлического репера с названием будущей скважины. Такие реперы я оставлял в тундре прошлым летом, когда размечал места под буровые и вахтовые посёлки при них. Пройдёт немного времени, и сюда по нашим следам придут люди, доберётся техника, закипит жизнь. Радостно вздыхаю, выскакиваю из вездехода и прошу Гамзу сфотографировать репер и меня. Не ради бравады – для дела. Поскольку было время, когда кое-кто из подрядных организаций сомневался в том, что дороги действительно проложены. И только такие вот фотографии, бесстрастно фиксировавшие этот момент, снимали досужие домыслы и подозрения. Оказывается, мало дойти куда-либо, надо ещё уметь доказать, что ты и впрямь был там. Мы торопимся перебраться с восточной дороги на западную, которую ещё только предстоит сделать. Идут уже третьи сутки без сна. Товарищи мои устали, но у нас нет времени отдыхать, зимник должен начать работать как можно раньше. Весной, когда вместе со снегом тает и зимник, каждый час его работы на вес золота. И потому, чем раньше пойдут по нему грузы, тем спокойнее будет весной. Пока мы спешим с восточной ветки к развилке на западную, весть о дороге уже впереди нас. Мы видим, как взбодрился народ в буровых посёлках, как засияли глаза у людей. Ещё бы! Есть дорога – есть связь с Большой землёй. А это здесь для каждого много значит. Мелкий снег крутится и сверкает, играет под фарами. Мы уходим с развилки и рвёмся к реке. До неё четырнадцать километров... двенадцать... девять... шесть... два.
С вездехода во все стороны слетают комья снега. Впереди зеленоватым светом полыхают ночные небеса. И кажется, что там, впереди, действительно край света. И земля обрывается. И нет уже ничего, кроме бездонного сияющего живого неба. А мы едем прямо туда. И доходим до края. Распахиваем люки и спрыгиваем из машины в снег, над которым высоко-высоко шевелится, переливаясь, нечто совершенно волшебное. Вот оно – северное сияние! Мы стоим на краю высоченного обрыва. Внизу сверкает река. Обрыв тянется в обе стороны нескончаемой лентой. Красиво, конечно. Но нам нужен выезд к реке. А вот его здесь не предвидится никак.
Пытаемся из последних сил найти хоть что-то, хоть какой-то намёк на съезд. На это уходит ещё три часа. Бесполезно. Остаётся последнее: вернуться к ближайшей буровой и попросить там бульдозер. Знаю, если есть, не откажут. Денис и Гамза поддерживают идею. Ну что ж, едем назад. Назад всегда легче идти, потому что идёшь по следу. А значит, идёшь уверенней. И это расслабляет – не нужно всматриваться вправо и влево, нужно просто монотонно идти. Но мы измотаны и нестерпимо хочется спать...
Кажется, что след впереди раздваивается, течёт, течёт, расслаивается на ходу. Словно в тёплых волнах едешь и покачиваешься, покачиваешься. А вдали белеют парусники. Ни ветерка, тишина, как хорошо, покойно, безмятежно... Чей-то голос чуть слышен, знакомый, такой родной, это же... Да это же доча моя поёт!
"Радоваться жизни самой! Радоваться вместе с тобой! Я не разучусь, если только рядом, рядом будешь ты!" Ах ты, голубка моя, Ланочка моя, доченька! Где ты сейчас? Где прячешься, пятилетняя моя принцесса? А она всё смеётся и поёт. Ну-ка, выходи! Я улыбаюсь и начинаю искать. Я тянусь руками и... дотрагиваюсь до Дениса. Это был сон. Просто сон. Глаза Дениса закрыты, голова мерно покачивается. Мы едем в вездеходе. Едем под гору. Всё быстрее и быстрее. А водитель спит. И я спал. Куда мы едем?! Там, впереди, огромный овраг! Овраг! Денис! Не спи! Он открывает глаза. И тормозит, тормозит...
Спасены! Девочка моя, доченька, кровиночка моя! Как же ты догадалась? Как? Как смогла прийти во сне и спеть самое главное? Именно то, что папе нужно сейчас: "Радоваться жизни самой! Радоваться вместе с тобой!" Ты ждёшь меня, маленькое моё солнышко. Ты не разучишься радоваться, папа тебе обещает. Я обязательно вернусь, доченька. Я же не хочу, чтобы ты разучилась радоваться, кроха моя родная...
– Денис!
– А!
– У тебя дети есть?
– Есть! У меня уже и внуки есть! Трое пацанов!
– Ты их любишь, Денис?
– Не-а! Не люблю! Я их а-ба-жа-ю! Ты что спрашиваешь? Это же внуки мои – бессмертие моё! Понимаешь?
Я смотрю, как он усиленно трёт глаза грязной от тосола и соляры ладонью, пытается закурить и не может... А мы – едем. Едем.
– Денис! Ты умеешь петь?
– Нет.
– Тогда пой!
– Так я же не умею!
– Всё равно! Главное – пой!
И мы поём, поём всю дорогу, Ланочка. Глупые, смешные дядьки песню поют. Ночью. Далеко-далеко. Среди снегов. В гремящем железном вездеходе. Всю мелодию переврали. "Ра-довать-ся жиз-ни само-о-о-ой! Ра-до-вать-ся вмес-те с та-бо-о-оой!!!"
Мы вернёмся. Мы обязательно вернёмся. Вы слышите нашу песню?
© Эльдар Ахадов, 2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2024.
Орфография и пунктуация авторские.