[Оглавление]




ДУХ  И  ВЕРЕВОЧКА



Все семейства - и счастливые, и несчастливые - иногда посещает простая, нехитрая печаль. Вот, в одной семье пропало колечко, не Бог весть, какое ценное, но все же память.

Обыскали все углы, перерыли комод за комодом, заглянули под старые половицы - пусто! Нет колечка.

Тогда бабушка, с годами скорая все на большую и большую блажь, серьезно зашамкала:

- Это, не иначе, домовой утащил. Надо обвязать ножку стола веревочкой или тряпочкой - вещь сразу и найдется.

От нее отмахнулись, не веря ни в Бога, ни в дьявола, хотя квартиру, едва в нее въехали, обрызгали святой водой. И еще запустили первым котенка, дали ему на счастье лапами по столу постучать.

Но бабушка - даром, что старенькая вчистую - проявила упрямство характера: взяла, да без спроса и обмотала столовую ногу лохматым куском бельевой веревки.

Митя первым заметил, поднял ее на смех; старушка лишь выпучивала глаза и цыкала на внучка, грозя ему мелко дрожащим пальцем. И тронуть веревочку никому не давала, никого к ней не подпускала близко и даже обедать уселась с того угла, где хворая, перебинтованная нога получала лечение.

Колечко нашлось очень быстро. Оно обнаружилось в свежевыстиранном носке, когда папа стал совать туда ногу и в пылу одевания окольцевался очень туго. Палец у папы был еще тот, не из мелких. Никто не сумел объяснить, как кольцо угодило в носок.

Пошутили, поругались, позабыли; бабушка, шевеля губами, отвязала веревочку и спрятала в карман фланелевого халата.

- Ты смотри, домовой, не шали! - суровым голосом сказала мама, обращаясь к мебели, стенам, потолку и рассохшемуся паркету.

В общем, все развлеклись. Не надолго.

Пока не сгинули папашины часы: "командирские", предмет необоснованной гордости, поскольку папа никем не командовал. Но тем ужаснее утрата!

Поиски начали с ванной, затем переместили в кухню, перевернули все вверх дном - с нулевым результатом, а бабушка уж шаркала, кралась, пряча руку в кармане халата.

- Небось, был выпивши и не заметил, как отстегнулись, - брякнула мама: не ко двору, папа выпивал очень редко. И зыркнул на нее так, что та укрылась в буфете - стала, якобы, чашки и стаканы проверять.

- Может, Каринка заиграла? - Митя перевел командирские стрелки на трехлетнюю сестренку.

- Карина! ! - приступили к той, возбуждая ответный рев.

Тем временем бабушка, тишком да молчком, ни с кем не делясь намерениями, заползла под стол и бережно перевязала ножку. Часа не прошло, как часы объявились. Они, как ни в чем не бывало, мирно лежали в выдвижном ящике комода. Семья клялась и божилась, что в ящике уже искали и не было в нем ровным счетом ничего командирского.

Бабушка победно поджала лиловые, впалые губы, и рот ее сделался похож на тараканью щель.

С третьей пропажей, навесной сортирной ручкой, случилась та же история. Вообще, ее частенько крали подгулявшие гости: легко снимается, изящной работы, да и просто остроумно, но тут никаких гостей не созывали. Веревочка помогла, и веревочку зауважали; что до бабушки - ее не слушали, ибо сочли известный ей магический прием отголоском старины, в которую та, быть может, в чем-то и разбиралась, но теперь ей, спустившейся к очевидному слабоумию, доступна лишь мелкая практика, и никакой теории.

Митя все-таки сделал попытку докопаться до правды.

- Ба, а ба?

- Чего тебе, Митюнечка?

- А зачем духу веревочка?

- Кто ж его знает, зачем. Может, играется с нею...Или понюхает, пожует. Похвалится перед кем.

Видя, что многого от бабушки не добьешься, Митя отошел. Целый вечер ходил он и думал, а поздней уже ночью, когда все спали крепким сном, стащил с подзеркальника мамину брошь и спрятал ее с буквально дьявольской хитростью.

Никто особенно не огорчился: приладили веревочку и стали ждать - занялись, то есть, обычными делами. Однако время шло, а пропажа оставалась пропажей. Мама встревожилась: брошь была дорогая. Бабушка тоже пребывала в растерянности. Качая седой головой и пожимая плечами, она препоясала другой предмет: кресло, за креслом последовали стулья и табуретки. Как ни грустно признать, дальнейшие старания тоже закончились пшиком.

Каринка, чувствуя, что дело для нее опять запахло керосином, сама, без напоминания прибежала из детской и, прижимая ручонки к груди, стала пищать:

- Не я! Это не я взяла, мамочка!

- Конечно, не ты, солнышко, - успокоила ее мама и косо посмотрела на вконец расстроенную свекровь.

- Конечно! - хмыкнул доселе молчавший Митя. - Что ему веревочка? Поиграл и надоело. Может быть, ему подложить куда-нибудь монетку?

- Монетку? - к удивлению и радости Мити бабушка просияла. - Надо попробовать!

И положили монетку - под батарею парового отопления, пять рублей.

А следующим утром видят: брошка лежит себе, сверкает на оттоманке, а пятерку - словно слизнула языком потусторонняя всеядная корова.

- Надо же! - радовалась семья. - Ты у нас, Митька, просто умник!

- Умник, - проворчал призадумавшийся папа. - Если он... этот... войдет во вкус...

А взрослые, приходится признать, частенько оказываются правы. Аппетиты призрака росли, да и вещи-то начали пропадать все дороже и дороже. Про бабушкину веревочку никто уже не вспоминал, и Митя лично спалил эту ветошь на газовой конфорке. Разумеется, семья не разорилась и даже близко не стояла к подобному бедствию. Домовой не зарывался, он честно брал то десяточку, то двадцатку - ну, не свыше полтинника, но зато исправно, не пропуская ни дня. Звали, конечно, батюшек и мамушек; некий лозоносец пообещал квартире скорый распад на молекулы, но денежки капали. Митя богател.

В одну прекрасную ночь он проснулся от того, что кто-то легонько трогал его за плечо. Митя приподнялся на локте и увидел, что в изголовье стоит с насупленным лицом дедушка ростом сантиметров в пятьдесят, с белой бородой и в тельняшке до полу.

- Отдай веревочку, - потребовал старичок.

Митя зажмурил глаза, перекатился на другой бок и натянул на голову одеяло.

- Отдай веревочку, - пробухтело над самым его ухом. Цепкая ручонка схватила край одеяла и оголила Митю полностью. - Отдай, тебе сказано.

- Зачем она вам, - пискнул Митя, не пытаясь даже выяснить, с кем же таким он ведет разговор. Он не успел выйти из возраста, в котором верят всему увиденному и услышанному.

- Нужна, - ответил дедушка упрямо.

- Зачем нужна?

- Нужна, и все. Не твоего ума дела, - дедушка сердился все пуще и пуще.- Твоими монетками да бумажками не удавишься!

Митя, забившись в угол кровати, не сводил с него глаз. Уголки его губ быстро подрагивали.

- Так вам веревочка удавиться нужна? - спросил он шепотом.

- Удавиться. Привалишься спиной, подсунешь голову, потянешься к свету - хр-ррр! ... - Старичок, вспоминая доброе, огладил бороду, заулыбался.

- А..а дальше?

- Экий дурной! Дальше - снова живу, понял?

- Так, - Митя стиснул кулаки, решая, звать ли на помощь.

- Не зови, - посоветовал дедуля. - Ты же спишь. Давай веревочку.

- Веревочку... так вон, в шкафу... их там много! Возьми, сколько хочешь!

Старик в исступлении плюнул, растер лаптем дымящийся плевок.

- Хитер ты, а глуп. Мне та, та веревочка нужна! Какая была! У меня с ней хрящи горловые сроднились.

- Но... дедушка, ту веревочку я сжег. На плите. Извините меня, пожалуйста. Я не нарочно. Вы бы мне раньше сказали...

Седая борода дедули сама собой распалась надвое, отчего дохнул наевшийся праха рот.

- Твоя забота, отродье. Буду прятать. Покуда не отыщешь, буду прятать.

- Так сгорела же...

Но старичок пропал. Мите хотелось зайти на кухню, попить воды, но он не мог пошевелиться - так и просидел, не шелохнувшись и глядя перед собой, до самого рассвета. И дальше сидел: с петухами в его семье не вставали.

Утром же выяснилось, что бабушка куда-то ушла. Приперла ивовым прутиком входную дверь, замок не защелкнула, и ушла - в чем была, в ночной рубахе, латаной-перелатаной. Потом семье объясняли, что у слишком старых людей такое случается и называется дромоманией, склонностью к бродяжничеству. Походит, поищет в лесах травки, покушает грибков с черникой - глядишь, и вернется. Но в розыск, раз такое дело, заявили. А в розыске, естественно, выслушали.

- Наверно, наша бабушка была колдунья, - серьезно шепнула Мите Каринка. - Смотри: ушла - и больше ничего не пропадает.

- Да ну тебя, - огрызнулся Митя, думая про себя, что в словах сестренки что-то есть. Бабушка, судя по всему, притягивала к дому всякие неприятные вещи. Они словно чувствовали в ней нечто родственное.

Каринка надулась.

- Тогда давай в прятки играть, - сказала она строго. - А то я папочке скажу, что ты со мной грубо разговариваешь.

Митя закатил глаза и глубоко вздохнул. Бог с ней, как-никак - старший брат, да и от невеселых мыслей отвлечемся.

- Чур, я первая! - завизжала Карина. - Не подглядывай!

- Добро, - кивнул Митя солидно. Как будто он не знал, где искать.

Он вышел в прихожую, уткнулся в стену и начал отсчет:

- Десять...девять...

- Так нечестно, - послышался из комнаты голос. - Я не успею. Давай с тридцати.

- Тридцать...- послушно забубнил Митя. - Двадцать девять... двадцать восемь...двадцать семь...- Считая, он прислушивался к стихающему шебуршанию.

- Готово! - донесся голос Каринки на тринадцати.

- Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать, кто не спрятался - я не виноват, - выдал Митя скороговорку и отправился на поиски.

"В шкаф залезла, - подумал он сходу. - Вон, сопит оттуда. Ну, ладно, помурыжим".

- Та-ак, - изрек он вслух. - Под столом ее нет. Удивительно. И под диваном нет. Невероятно. И за занавесками - просто сказка! Куда же она подевалась? А-а-а!

И он торжественно распахнул дверцы шкафа. В шкафу Каринки тоже не было. Ни в ванной. Ни в уборной. Ни на балконе. Ни под пледом. Нигде.

Не было смысла выходить на лестницу - Каринка не умела отпирать сложный замок. Окна закрыты наглухо. Пусто.

Нет, кто-то идет, в дверном замке провернулся ключ. Митя рванулся в прихожую, где встретил маму, нагруженную пакетами, истошным воплем:

- Мама! Мама! Каринка куда-то пропала!

- Как это пропала? - та, отдуваясь, положила ношу на столик.

- Мы в прятки играли! И она куда-то залезла! И молчит! Я зову, а она не отвечает! Она обычно всегда отвечает, не выдерживает!

- Успокойся, - мама быстро прошла в гостиную, огляделась. - Карина, вылезай!

Не дождавшись ответа, она повернулась к Мите:

- А что - у папы ты спросить не мог? Почему такая паника?

- У папы? У какого папы?

- У твоего! .. Он сегодня выходной, спит без задних ног в спальне.

Митя попятился.

- В спальне папы нет.

- Как это - нет? Полчаса назад храпел, как сорок паровозов, и здрасте - нет!

Мама распахнула дверь в спальню и на пороге остановилась при виде аккуратно застеленной кровати и очков, лежавших на тумбочке в изголовье.

- Черт знает, что такое, - пробормотала она. - Погоди, в туалет схожу, а то не выдержу. А после разберемся.

Она заперлась на задвижку, зашуршала бумагой. Зашумела вода.

Митя без дела и мыслей слонялся из комнаты в комнату. Часы пробили полдень. Он прислушался: вода слилась вторично, потом еще.

- Мам, ну вылезай ты, наконец! - взмолился он жалобно.

Вода продолжала шуметь остаточным шумом.

- Мама! - позвал Митя.

Ему ответила мертвая тишина. Он взглянул на столик, заваленный продуктами и газетами.

- Мама! ! - заорал он, приседая на корточки и тут же опрокидываясь на пол. Ни звука, ни шороха. Ушла? Ключи на столике, там же, среди сумок.

- Слышишь? - прошелестело у него над ухом.

Он кивнул, не оборачиваясь, пуская слюну. Издалека долетали дикие, исступленные вопли.

- Им там ох как несладко, - сказал ночной голос. - Понимаешь? Там очень жарко. Неслыханно жарко. Но там же веревочка! Огонь к огню. Ведь ты ее сжег. И все они ищут веревочку. Она горит, они ищут, и будут искать, пока не найдут. И им будет гораздо, несравнимо жарче, чем какой-то веревочке.

- Так выпусти их, она все равно сгорела, - отозвался Митя почти неслышно.

- Ну, нет, чем больше людей участвует в поисках, тем скорее найдут. Да что ты сидишь! Пошли! Ведь жег-то ты! Ты спалил! На тебя вся надежда! Давай, утри сопли, и отправляйся со мной...С тобой-то мы их быстро вызволим... Ты у нас голова...наша опора...Сейчас прямо и найдем...Давай, паря, вставай-ка, тебя ищут и ждут... Даже потеха: он их - здесь, а они его - там! Рукавицы искали, а те - за поясом. Шевелись, шевелись, поторапливайся!

июнь 2000 



© Алексей Смирнов, 2000-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.





Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]