[Оглавление]



ПРОСНЕШЬСЯ  -  СНЕГ


* для марины
* из скудных наших питерских красот...
* снится заштатный город...
* и каких тут еще стихов...
* и еще
* поздний гость
* песня
* повторяю упрямо на сон грядущий...
 
* рисунок
* В день рождения К.
* Пеппилотта
* стоп-кадр
* Наблюдательное
* снег
* *** (город)
* Приближение к теме



    для марины

    эта штука любовь и она не кончится
    из нее не удастся случайно вырасти
    как из детских прыщавых прекрасных комплексов
    это вроде привета из той песочницы
    где играют в куличики фрейд и юнг

    эта штука любовь и она не лечится
    это вроде удачной атаки вирусом
    как угодно чем хочешь отформатируйся
    остается пометка царапка родинка
    прорастет метастазами и каюк

    по подобиям черствых шаблонных мальчиков
    по подобиям хрупких жеманных девочек
    изучаешь природу таких же в точности
    понимаешь что все примитивно клеточно
    как в учебниках в книгах на все на сто

    все банально все просто сводимо к практике
    торжествует над разумом плоть бескрайняя
    он такой же как все ничего особого
    объясним до последнего но последнее
    замыкаясь выбрасывает виток

    и я прошу мама забери меня в чресла
    дай мне только мужское имя
    дай мне только мужское семя
    толкни карусель
    я хочу родиться в другое время
    обещаю даже не быть геем
    обещаю не смотреть ему в сердце
    обещаю как все

    но по кругу идешь без покрова без кожицы
    эта штука любовь и она не кончится
    это вроде письма и оно без адреса
    это клиника
    ты носитель дефектного гена памяти
    твои дети впитают твою заразу и
    невозможное слаще любого пряника
    ожидание праздника

    _^_




    * * *

    из скудных наших питерских красот -
    рябины гроздь под свежей шапкой снега.
    еще чуть-чуть, и город занесет
    с концами, и останутся одне
    пустыни рек, леса под горизонт,
    суставчатые версты ленэнерго,
    свинцовый слой обветренных высот
    и хрупкое дыхание на дне.

    проснемся утром, руки в рукава,
    и ну давай охлопывать карманы -
    еще ли здесь, еще ли не в пути
    простое счастье: жить - и не в долгу,
    попеременно подбирать слова,
    греть чайник, перекатывать романы
    по памяти, и поле перейти
    в сплошном снегу.

    _^_




    * * *

    снится заштатный город. лето - яма на яме,
    псы отдыхают в тени, раскрыв животы с репьями,
    взвизгнет пила за забором. шмель ударит в висок.
    даже отсюда видно: время течет, как сок, -

    терпкий, тягучий, сладкий... губы скорей утри,
    нет ничего снаружи, нет ничего внутри,
    я никого не помню, слышишь, что говорю?
    разве что так, пунктиром, вскользь по календарю, -

    этим ли, тем ли летом, молнией грозовой,
    будет казаться: где-то ходит, еще живой,
    ходит - меня не помнит; множатся двойники,
    мошки к вечерней лампе, ласточки у реки,

    время течет по капле, крутится колесо,
    шмель, потерявший вектор, шмякается в висок.
    только одна собака - бежевая спина, -
    больше, чем ты, - реальна, лучше, чем ты, - видна,
    перебирает лапами, не покидая сна.

    _^_




    * * *

    и каких тут еще стихов,
    если некого звать по имени -
    подойди ко мне, обними меня,
    говори со мной, будь со мной.
    пары смотрятся, как в кино.
    в сонной карте одни прощания.
    загрудинное обнищание -
    только кажется, что легко.

    только кажется: ничего,
    а зато ты сидишь как будда, и
    все стекает с тебя, как будто
    камень, будто скалы кусок...
    - я живой еще! я живой!
    погодите, не хороните! - но
    ни одной уцелевшей нити
    не проходит сквозь твой висок.

    в черепном коробке пустом,
    в окружении пыльных комнат
    ты паришь, батискаф кусто,
    о котором никто не помнит.
    отражается звук от стен,
    возвращается, передернут.
    не осталось душевных тем,
    и не всплыть до земли, до дерна
    через полночь и два по сто.

    _^_




    и еще

    он пишет. и кажется, можно смотреть и смотреть
    на эти слова, и мужскую горячую твердь,
    зажатую в них - со слепым и упрямым движеньем...
    он делает это, не зная, что будет храним,
    он все забывает, но ты повторяешь за ним,
    зеркально краснея и пряча свои отраженья...

    тем временем он говорит. ты умеешь молчать,
    и спрашивать точные мелочи о мелочах,
    и все принимать, и наверное, больше, чем надо,
    пока эти стайки "я понял теперь, почему..."
    проносятся мимо тебя в сигаретном дыму.
    ты держишь его на крючке напряженного взгляда,

    и сердце разбито на восемь неравных частей,
    семь сразу отправятся в топку грядущих страстей,
    одна будет долго хранить очертанья осколка...
    он дышит в плечо. ты не знаешь длиннее минут,
    и воздух разрежен, и в нем невозможно вздохнуть,
    как будто в трахее застряла тупая иголка,

    но утро расставит тебя и других по местам,
    и жизнь будет так же крутить свой стриптиз у шеста,
    хмельно, разудало, бисируя снова и снова,
    пока не напьется твоей наготой темнота...
    он знает, что ты - это ты. но что ты - это та,
    останется вечно за кадром. вне круга. без слова.

    _^_




    поздний гость

    позднего гостя заманиваешь в тепло,
    мечешься - что приготовить, чем угостить,
    гость начинает рассказывать о делах,
    ты разливаешь чай.

    гость говорит о поездке, положим, в Крым.
    гость достает фотографии, на столе
    перед тобою - Крым. говоришь: ого!
    и подливаешь чай.

    гость повествует о том, как в Крыму тепло,
    гость сожалеет о том, как простыл в пути,
    гость говорит о работе, жене, долгах,
    гость говорит: пора.

    гость говорит: посижу еще пять минут,
    гость говорит: обязательно съезди в Крым.
    делает бутерброд и, с набитым ртом, -
    как у тебя дела?

    а... говоришь. да дела мои... ничего.
    скушай еще бутерброд. да, дела - ништяк...
    слушай, а может, останешься до утра?
    гость понимает не так.

    ой, говоришь и краснеешь во все лицо,
    слушай, мне просто... очень нехорошо,
    тут, понимаешь, друг от меня ушел...
    гость выдает зевок.

    нет, не любовник - а друг, понимаешь? друг,
    долго... дружил, а теперь вот ушел к другой,
    ты понимаешь? гость говорит: угу,
    гость говорит: пойду.

    лето в этом году, говорит, дерьмо,
    вроде бы август, а хоть залезай в пальто.
    кстати, давно собирался, да все молчал...
    друг этот твой - мудак.

    ты закрываешь дверь, выливаешь чай,
    ставишь будильник на семь, выключаешь свет.
    сон, за которым падаешь в темноту,
    некому рассказать.

    _^_




    песня

    скрипи-скрипи, моя телега.
    курлы-мурлы, моя душа.
    пусть от ночлега до ночлега
    не происходит ни шиша,

    пускай меня ведет по кругу
    одна и та же колея,
    я задыхаюсь от напруги,
    на все колдобины плюя,

    но борозды своей не порчу -
    я углубляю борозду,
    и зерна втаптываю в почву,
    чтоб не взошли - и не взойдут,

    ни лучшие, ни что поплоше...
    хорош натягивать вожжу!
    нет, я не циник. просто лошадь.
    и не такое оборжу.

    хотя скромна и неприметна.
    вот разве дворник или мент -
    они увидят за три метра
    асоциальный элемент,

    а остальных - не проникает,
    им в этом нет достойных тем -
    откуда есть пошла такая
    и где когда-нибудь поем.

    кричит осенний пароходик,
    на почве ночью до нуля,
    ко мне мой старый друг не ходит,
    а новых не родит земля,

    но ни тревог уже, ни страха,
    и даль прекрасна и светла...
    как будто все послали на хуй,
    и я пошла - пошла - пошла.

    _^_




    * * *

    повторяю упрямо на сон грядущий,
    что дорогу осиливает идущий -
    в каждом шаге и в каждой отдельной точке,
    даже если - на нитке, на лоскуточке...
    привыкаю тебя разделять с другими -
    оттого ли, что сердце дано - как имя,
    как единственный берег реки пологий,
    и тропинка вдоль этой реки - дорога,
    и любовь прорастает густой осокой
    возле самой воды, под таким высоким
    синим небом твоим - невозможно синим,
    ярче всех вавилонов и абиссиний.

    _^_




    рисунок

    Стирая следы, забывая, сбегая -
    сегодня привычная, завтра - другая,
    что на сердце, что в голове?
    Так столбиком пепел слетает с окурка,
    так пламя сбивают брезентовой курткой,
    а пламя бежит по траве...

    Однажды ступив на опасную осыпь, -
    красивая половозрелая особь,
    что прежде соитий грустна, -
    осталась - ни срока, ни смысла, ни толка, -
    в китайском рисунке по тонкому шелку...
    Акация или сосна -

    на самом обрыве, у краешка суши,
    цепляясь корнями за росчерки туши
    над мутной холодной рекой...
    Сбиваясь, срываясь (а жар иссушает) -
    ну что же я плачу, такая большая,
    так горько и так высоко?

    И тянет одним торопливым движеньем
    покончить с мучительным этим скольженьем
    по голым бесплодным камням...
    Но то, что сильней притяженья земного,
    удержит в рисунке - и снова, и снова,
    и снова сбивает меня

    с глубинно-глухого сердечного ритма -
    смотреть, как штрихами отточенной бритвы
    стрижи полосуют закат,
    и пить торопливо, большими глотками
    чужое тепло за рубашечной тканью -
    и недосчитаться глотка...

    и снова срываться, стирая подошвы,
    стараясь - подальше, стараясь - подольше...
    а после - срываться назад,
    чтоб черные сосны на белой бумаге
    летели, как гордые белые флаги, -
    пока не накроет гроза -

    по всем бесконечным дорожным полотнам,
    на всем необъятном пространстве болотном
    от Питера и до Курил...

    покуда я плачу над стиркой субботней,
    что век ничего, в самом деле, не отнял,
    а только тебя подарил.

    _^_




    В день рождения К.

    Ночью мне снился диковинный Токио:
    Образ, картинка, безмерно далекий от
    Оригинала. От всех на востоке, о
    Любящих помнишь ли, радость моя?

    Знать бы, как выглядят зимы в Японии...
    Носит ли курточку на синтепоне и
    Кормит с ладони доверчивых пони иль
    Мерзнущих страусов радость моя?

    Или жарой несезонною мается,
    Больше уместной для месяца мая в Со-
    чах, и в смеющийся профиль снимается
    Около пагоды радость моя?

    Я - твоих рук золотистые тени, я -
    В крохотном дворике абрис растения,
    Памятник собственной силе хотения
    Быть с тобой рядом, о радость моя,

    В твой день рождения.

    _^_




    Пеппилотта

    Боже, храни Пеппилотту.
    Она не сильна ни в быту, ни в науках, ни в вере в себя,
    и учить ее жизни - настолько же действенно,
    как и читать сопромат голубям,
    ее радости считанны, ночи длинны,
    а победы не больше, чем птичий глоток,
    и наверное, вряд ли когда-нибудь выйдет
    какой-нибудь зримый и явственный толк
    из рассеянной рыже-седеющей девочки
    в синем коротком пальто
    и дешевой косынке -
    немного не в тон...

    Пеппилотта - не вкладчик в историю,
    все, что ей надобно - кофе, коньяк, пахлава,
    остальное - слова, и от съеденных сладостей
    ей остаются все те же слова,
    ароматы засушенных роз меж страницами Маркеса,
    простыни в крупный горох
    на двуспальной кровати,
    где только во сне собираешь тепло из оставленных крох...
    Восемнадцать ее беспокойных любовников
    вили гнездо у нее на груди,
    но никто не сказал "Пеппилотта, останься",
    а мог бы - один...

    Так храни ее, господи -
    лучше, чем тех, кому много дано и ничто не дано.
    Пеппилотта все знает о снах и секундах,
    о том, как становится кровью вино,
    как любовь превращается в скуку,
    как все расстаются, в однажды отмеренный срок,
    как с утра разлучает иных неразлучных
    и тащит по важному делу метро...
    Если день уготовит нам пищу,
    какой не осилим и тоже проснемся - никем,
    Пеппилотта оплачет обоих
    и сделает запись
    в своем дневнике.

    _^_




    стоп-кадр

    самой длинной дорогой и самой короткой строкой
    обойти этот март растянуть его здесь и сейчас
    как негромкую ноту хранить равновесный покой
    наших старых фонтанных пустых и заснеженных чаш

    что есть сил и отсутствия сил ничего не менять
    до тех пор пока сами не вскроются тонкие льды
    до тех пор пока ты не узнаешь себя наклонясь
    над стихом как над зеркалом солнечной талой воды

    _^_




    Наблюдательное

    Женщина с нежным профилем,
    та, одна,
    та, что умеет спицами
    и крючком
    быт твой вывязывать, та, что
    кувшин без дна:
    льется - не наливается
    молоко...

    Женщина с нежным профилем
    знает толк
    в утреннем кофе, в запахах,
    в простынях...
    "Да", говоришь, "любимая,
    я никто",
    "Да!", говоришь, и тянешься
    к ней - обнять,

    тянешься, запрокидывая
    лицо...
    Боже, оставь вдвоем их на
    пару лет!
    Что я в сравнении с млечной
    ее красой?
    Здесь моего интереса
    в помине нет,

    я же спешу все, нервничаю,
    бегу,
    не молоко в кувшине моем -
    вода,
    ежели и целую, так
    краем губ
    (правда вот, есть свидетели -
    не всегда),

    я наблюдаю издали,
    я пишу:
    зрелище живописно, и
    кисть легка...
    Только не возвращайся ко
    мне, прошу,
    с запахом жажды и скисшего
    молока...

    _^_




    снег

    а он стоит, улыбаясь растерянно, будто услышал, но не поверил своим ушам,
    гораздо проще опять - по кругу, теряя счет сигаретам, прикуренным от одной...
    а подойти к нему - как, обнять его - как? я теряю слова, я по новой учусь дышать,
    а помню - точку на левой мочке, такую точно, как у меня. так и так - родной...

    проснешься - снег, на рябине снег, за окошком свет электричества, кофе в такую рань...
    и можно сесть на трамвай в Сокольники, ехать долго, упрятав пальцы в карман плаща, -
    до поворота, над сонной Яузой, по Стромынке, по снегопаду, по тем утрам,
    в которых просто себе поверить, самой поверить, самой себе же наобещать,

    что все случится и все получится, все уладится, будем счастливы, в свой черед...
    а что поделать, что будем делать, когда под вечер, когда разлука, когда тоска?
    он улыбается, так растерянно... завтра, после, там воскресенье и Новый год,
    и значит, все начинай сначала, лепи куличики из утекающего песка.

    _^_




    * * * (город)

    Я-то верила: город вышит
    и распят на оконных пяльцах,
    улыбается: "Здравствуй, гость!"
    Оказалось, что город слышит
    хруст, с которым сжимают пальцы,
    вздох, с которым идут - насквозь,

    оказалось, что он - как омут:
    неразборчив, и тих, и жаден,
    и все время глядит в упор...
    Что от шепотов темных комнат
    и до самых интимных ссадин -
    все годится ему на корм,

    что играй, да не заиграйся,
    не теряй головы, подруга,
    покупаясь на пятачок...
    Город памятлив и опасен,
    переулки ведут по кругу,
    круг сужается, как зрачок...

    Неприкаянность - или совесть,
    только ноет, и ноет, ноет...
    Так ли ночка была сладка,
    чтобы синью своих бессонниц
    город после следил за мною,
    продавая меня с лотка,

    выдавая как инородца,
    насмехаясь над иноверьем -
    за спиною или в глаза,
    попрекая меня сиротством,
    загоняя меня, как зверя,
    за флажки-огоньки-вокзал...

    Чтобы мял меня, как бумагу,
    и раскручивал каруселью,
    чтобы метил штрафным числом...
    Чтобы, приноровившись к шагу, -
    и единственное спасенье,
    и привычка, и ремесло, -

    набухали слова, как жилы,
    подставляя себя под иглы
    непутевых моих врачей...
    Чтоб учуявшие наживу,
    искушенные в этих играх,
    стали целиться - кто ловчей

    попадет в незастывший слепок,
    в новорожденный теплый сгусток, -
    первым выкрикнет: "Сочиняй,
    ты - любившая слишком слепо,
    ты - нелепым своим искусством
    сохрани, сохрани - меня".

    _^_




    Приближение к теме

    1

    Боже Дающий, я знаю, что я - не ровня.
    Что ни срывается с губ - мотылек, Учитель,
    кто ни касается этих же губ бескровных,
    не нарушает гармонии слов и чисел.

    Медленно отодвигается занавеска,
    пыль прогорает в луче (поведи рукою),
    солнце плывет через день по прозрачной леске,
    все что ни есть охраняет покой покоя...

    Не совершаю, Учитель. Не существую -
    на простыне, на бумаге, во сне, на карте...
    Не к кому вызвать ни скорую, ни кривую,
    чтобы куда-нибудь вывезла - как покатит...

    Мыть философский песок у истока Леты
    или гордыню замаливать на панели, -
    Боже Дающий, стрела не находит цели,
    медленно обращаясь вокруг планеты

    в вязком, как мед, равновесии притяжений.
    Неутолимо жженье.

    2

    продавать бы мне рыбу, креветки на пестрых полотнах хальса
    где-нибудь в малой старой новой голландии.
    не зная грамоты, понимать деньги. пышным телом
    из корсета подмигивать - заглядение, а не муза.

    содержать бы пансионат в позапрошлом веке. жить с постояльцем -
    исключительно благопристойно. в том бадене-бадене,
    где воды-воды и много гуляющей публики-публики. между делом
    пить пиво, считать талеры, варить Gemuese.

    служить бы сонечкой на конногвардейском бульваре,
    сутулить плечи, верить в высшие силы, за всех молиться,
    исполняя свой долг ради каждой дрожащей господней твари,
    улыбаться бледно. смотреть на затылки, в них видеть лица.

    быть бы твоей женой - русой, мятной, ромашечно-васильковой.
    засыпать, уложив ладонь на твою ключицу,
    чтоб нынче и впредь не посмело с тобой случиться
    ничего. и ничто не посмеет.

    слышишь ли? я готова

    на любую женскую роль. на любую участь.
    но не так, чтоб сидеть и сидеть над бумагой, мучаясь,
    карандаш кусая, чем далее - тем немее.
    даже малости - рассказать о тебе - не умея.

    _^_



© Ася Анистратенко, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]