[Оглавление]

Читать на Книжной полке "Сетевой Словесности"

"Мир, отраженный в хрустале, - в глазах ребенка..." О книге стихов Андрея Баранова "Крылья деревьев" (Москва-Петербург, изд. "Летний сад", 2009. - 196 с.)

"Крылья деревьев" Андрея Баранова распростерты над каждым живущим - с самого рождения. Очевидное не замечают, оно настолько привычно, что и говорить смешно: небо наверху, земля внизу, собака лает, ветер носит, из-под пятницы - суббота...

Эта книга вполне могла бы пролететь мимо, как пролетает самый обыкновенный воробей - ни яркого оперения, ни размаха крыла - но она села на мою ладонь. И - обескуражила. Первым ключевым словом к ней явилось наречие "просто" вкупе с однокоренными существительным и прилагательным: простой язык, от которого современная литература убегает сломя голову (sic!), простые изобразительные средства, почти как у акына: лес вижу - лес пою...

Я просто счастлив тем, что я живой,
и вот лежу, весь мир в себя вплетая,
как этот вот цикорий голубой,
как эта вот ромашка золотая.

Речь прозрачна, тиха, почти беззвучна, как река, космос и колыбельная:

Полная звезд река
льется издалека.
Мимо плывут века,
страны и облака.

Почему-то, по невероятной ассоциации - не та палитра, но, может быть, та самая чистота цвета - возникают в памяти то игрушечный (с высоты!) Витебск Шагала, то холсты, да нет - клеенки! - Пиросмани...

Впрочем, эта простота отнюдь не от недостатка образования или интеллекта: "культурный слой" обнаруживает себя в ненавязчивых включениях имен и понятий, истории и географии, даже иностранной лексики. Так сообразительный ребенок в душе смеется над взрослыми: да знаю я ваши умные слова, вот скажу их вам сейчас и побегу смотреть, как большой жук переползает через палку - это куда интереснее! И вообще, в мире столько удивительно важных вещей: "Эта птица была стрекоза", "Осторожно спускаясь с горки, по тропинке идут к реке баба Нюра и пес Трезорка друг у друга на поводке".

Вот и я выхватывала из этой книги стихи и строчки, как конфеты и пряники, иногда сердясь и даже негодуя по поводу очередной тривиальности - и тут же буквально разевая рот от неожиданной... очевидности, как тот "Ребенок в парке":

Дитя за мыльным пузырем
бежит по парку -

и далее - все отражения грядущей жизни в радужной оболочке, пока не происходит неизбежное:

И всё взрывается, шутя,
без слёз, без муки.
И удивлённое дитя
разводит руки.

А между тем, автор книги - вполне зрелый мужчина с серьезным жизненным багажом, то есть, побывавший-повидавший, хорошо помнящий родство, обросший социальными и семейными отношениями. Все это, как в летописи, читается в "других" стихах книги, иногда трогая до глубины души нежным свечением любви, иногда вызывая улыбку: "Ну, вот и стал я ужасно взрослым, телесно грузным, душевно косным..." - а порой огорошивая то смиренностью отчаяния, то потрясающей конкретностью простых (опять же!) решений:

Если голоден и гол ты,
если болен и устал...
..............................
Не броди немым укором
по поверхности земли,
ляг тихонько под забором,
скорчи ноги - и умри.

Или вот так:

...но мне кажется - на улицах нашего города
непременно должен стоять городовой.
Чтобы в руках у него была толстенная палка
и 45-й калибр в кожаной кобуре.
Чтобы самая что ни на есть последняя галка
двадцать раз подумала,
прежде чем раскаркаться во дворе.

Господи, и это - в то время как потоки сознания с притоками метафор покоряют просторы сегодняшней поэтической вселенной, пытаясь проложить не только новые русла на поверхностях ее планет, но и организовать новые пространства, пусть виртуальные, но многоуровневые, n-мерные! И лексика там другая, и фонетика... Может, выпал Андрей Баранов из времени?

Да нет же, ничего подобного. Его "Пара быков полусонных" и метафорична, и медитативна, и великолепна в своей звукописи, и ритмикой завораживает, и красочна -вспоминаются "Похищение Европы" Серова, горы Сарьяна:

Пара быков полусонных
солнце влекут по параболе.
Пора бы и нам отправляться
по горной дороге домой.
Волглой дорогой горной
долго скитаться надо ли?
Долго ль скитаться адами
нам предстоит с тобой?
Голым голодным големом,
гоем, изгоем, призраком,
загнанным в пятый угол
(изгнан - считай, забыт),
долго ли нам извиваться,
на ангельский меч нанизанным,
призванным, но не признанным,
вросшим по плечи в быт?
Югою огорошенным, вьюгою запорошенным,
в капище мира брошенным
с кнопкой нажатой "Mute".
Пара быков солнцеликих,
гордых своею ношею,
тихо бредут на запад и о любви поют.

Это стихотворение, помещенное в самой первой (из тринадцати!) части книги и при бессистемном (где откроется!) чтении стихов не сразу попавшееся на глаза, остановило и урезонило. Не так он прост, Андрей Баранов, и все, чем пользуются современные авторы, есть в его распоряжении, всем этим он владеет. Но - в отличие от других - способен обходиться. И - очаровывать. Порой разочаровывать. Но это - песня вживую, без подтанцовок, фонограммы и даже аккомпанемента.

И если читать книгу "как положено" - подряд, отмечая последовательность всех ее тринадцати частей, то становятся понятными, очевидными и взаимосвязанными ее диалектика и метафизика: вот - детство, его живые картинки и первые детские вопросы бытия. Вот вечно юная любовная лирика ("Свечение"), а вот и "Страна заката" - это итоги с их вполне взрослыми вечными вопросами. Вроде бы - финиш? Но это лишь первые три части. А дальше?

А дальше автор перестает быть главным лирическим героем. Он видит мир, он живет в мире, не его через себя пропуская, а себя и других вписывая в него, и живописует, и бытописует, творя у-миро-творение.

Самая нерадостная часть - "Чужая жизнь". Ее наиболее трагичные тексты - "Карабах", "Пуля-дура", "Рассказ инвалида", "Гармонист" - производят впечатление грубо стесанных: боль глаза застит? Они не то чтобы инородны - нет, но не решаются прежними методами...

А до этого цвели цикорий, липа и ромашка. А после будут щемящие "Мои палестины", где много осени, родины, теплой грусти и горькой тоски, с особой силой и чистотой звучащей в стихотворении "Стоит Россия на горе горьком". Крохотные зарисовки из "Мимолетного" легко ложатся в эту тональность. И - "Повсюду жизнь". Вот он, второй и главный ключ, единый стержень этого поэтического сборника. Всюду жизнь. Полотно Ярошенко: вагон, зарешеченное окно - и два источника света: дитя и голубь.

Название последней части книги, "Почти серьезно", говорит само за себя. Юмор, сарказм, ирония - в общем, "надеемся на Ваше понимание". Понимание юмора у людей разное. Может быть, и опасно так заканчивать книгу стихов. Но последним автор поставил стихотворение "Разговор с птицей".

"Фить-фить, - сказала птица
нерусским языком, -
о ком тебе молиться? Печалиться о ком?"

И вот (опуская все воплощенные в диалоге внутренние доводы и сомнения) финал стихотворения - и книги:

Был день лучист и светел.
Всей грудью сделав вдох,
ох, я бы ей ответил! Ответил, если б мог...

...Однажды я сделала свое маленькое "открытие": оказывается, самая мощная и потрясающая музыкальная фраза из "Щелкунчика" - обыкновенная нисходящая гамма. Ум осознает, а сердце все равно замирает.

Вам давно не задавали детских вопросов, повергающих в блаженное изумление? Может, попробовать полетать на "Крыльях деревьев"?

---

• Приложение: Андрей Баранов в "Сетевой Словесности"

© Ирина Аргутина, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.