[Оглавление]

СИЛЫ  ПРИТЯЖЕНИЯ ДА КТО ТАМ, НАВЕРХУ, ЧИТАЕТ НАШИ ЗНАКИ! (о стихах Ирины Аргутиной) Рассказывать о поэзии Ирины Аргутиной - необычайно сложная задача. Как разложить на темы и мотивы эту глубокую лирику? Ее стихи нужно читать не торопясь, размышляя вместе с поэтом, - о чем? Все о том же - "о жизни, смерти, и о любви"... Есть, правда, еще одна тема, неразрывно связанная с тремя названными, - тема бесконечной уральской зимы: "по полгода лежат снега с золой пополам..."; "фонарь, дымящий в воздухе морозном..."; "пророческий рассказ вещуньи во дворе /о том, что в холода / и мерзнут, и черствеют / и люди, и еда..." Это черно-белая зима, состоящая из тьмы и снега, как среда обитания одинокой души поэта. Это наша непонятная родина, которую любим - за что? Так вот она!           Безбожная, хмельная, под черным платом прячет седину. Я так давно ее не понимаю, что без нее и дня не протяну. Это диалог "голоса" и "голоска": Неясный день.           Невольный конвоир чужих минут -           и только взглядом цепок. Все сметные сокровища твои, бесценные,           уходят за бесценок, и остается ветер да песок... И остается внутренняя жизнь души, вечная пьеса, которую героиня Ирины Аргутиной играет так "...чтоб до слез. Не от жалости, нет. От восторга". Мария Огаркова * СИЛЫ ПРИТЯЖЕНИЯ * Все нагрубающие почки... * Готовимся к зиме... * МАЛЕНЬКАЯ СЮИТА ДЛЯ ГОЛОСА И ГОЛОСКА * Фонарь, дымящий в воздухе морозном...   * О бряцающий браслет... * БИОГРАФИЯ * ВЕЧЕРНИЙ ЧАЙ * ДЕТСКИЕ ИГРЫ * АМПЛУА ТРАГЕДИЙНОЙ АКТРИСЫ СИЛЫ  ПРИТЯЖЕНИЯ 1. Старый двор Полосатые простыни, хлопая на ветру, с каждым годом все меньше похожи на паруса во дворе, где я родилась, где и умру, где меня скорее забудут, чем воскресят, где все меньше слов удается сорвать с ветвей этих кленов, один из которых садили мы с дедом Шурой (теперь зимою от них светлей, потому что ветви снегом убелены). Меньше слов - и неба. И как рассказать, кому, что все ближе дом напротив - день ото дня, и все туже, туже старых домов хомут, и все вместе называется - западня. В этом месте, где шаг неверен, а голос груб, по полгода лежат снега с золой пополам, и все те же бьются простыни на ветру, но в бесстыдных дырах ветхий мадаполам. Старый двор, забытый богом аэродром, где сороки вертикально стартуют вверх, о родной хомут, о каменное ядро, кандалы мои на весь сокращенный век! Волочить вас ежедневно - тяжелый труд: не беги, не отрывайся, не воспари, только рвись, как эти простыни на ветру да слова о жизни, смерти и о любви... 2. Парк имени Терешковой Там, где танк несокрушимый у ворот французской школы, Дремлет парк, носящий имя Валентины Терешковой (первой дамы-космонавта) сорок лет по принужденью. А меня любил взаправду. А меня любил с рожденья. Он раскидывал аллеи в дар сандаликам стучащим, пару гипсовых оленей выводил ко мне из чащи, ворожил на карусели, провожал почти до дому, так любил, что в день весенний уступил меня другому. А потом, немного позже, схоронил своих оленей. Я теперь в него не вхожа. Я теперь его жалею. Не о нем шептала богу, о другом судьбу просила... А живу через дорогу. И уехать я не в силах. 3. Берег В каких степях, лесах, на побережье каких морей мой беззащитный бог невинно улыбается, как прежде гоняя свой оранжевый клубок по синеве моих воспоминаний, безоблачных, безбедных, неземных? Я так давно его не понимаю, что он спокоен, обо мне забыв - забыв с тех пор, как сам в лихую степень возвел беду и страхи за родных. Все побережья, все леса и степи меня забыли: я не верю в них. В ночном окне, в чернеющем портрете, в зрачковых сферах спит моя земля: забытый дом, рожденный в тридцать третьем, и двор, где умирают тополя. Так вот она! Безбожная, хмельная, под черным платом прячет седину. Я так давно ее не понимаю, что без нее и дня не протяну. От этих мест мой бог бежал как мальчик - да что ему! Ведь он других кровей. Но здесь вчера гоняли рыжий мячик два пацана по стоптанной траве под синевой моих воспоминаний, в моих лесах, степях, на берегу такой любви, что я не понимаю - к чему, но от нее не убегу. 2005 _^_ * * * Все нагрубающие почки, все отсыревшие стволы глотают жадно соки почвы в предвосхищении листвы. Еще кричат: "Не провороньте!" - вороньи стаи по утрам, но Брестский мир на личном фронте уже милее пышных драм, и стало ясно, как неточно "любовь" рифмуется с "любой"... А каблучок дорогу точит округлой дыркой пулевой, и многоточие апреля на почву влажную падет, и ночью старая аллея шифон зеленый обретет. Вот так - порывисто, порочно, и не скрывая торжества, с себя срывает оболочки предвосхищенная листва. апрель 2005 _^_ * * * Готовимся к зиме и утепляем окна. ...Ворона во дворе замерзла и промокла, но тоже утеплить пытается гнездо. Вороне что-то Бог в не лучший из сезонов послал. Но мир жесток и неорганизован - и жребий выпал (за сомнительным крестом оконных рам). А там живет и суетится ворона-старожил, стареющая птица. Нам с ней который год готовиться к зиме, бояться холодов, зачем-то ждать покрова и стайками следов одно, другое слово слагать - и, наконец, составить резюме для тех, кто наверху, и грамоте обучен, и сыплет первый снег из первой снежной тучи на палую листву - пока не надоест. Да кто там, наверху, читает наши знаки! И кляксами ползет по вымокшей бумаге изменчивый октябрь. И черные коряги несут в печальный путь унылый цинк небес. И вот уже готов к зиме наш дом картонный. В преддверье холодов я слушаю гортанный пророческий рассказ вещуньи во дворе о том, что в холода и мерзнут, и черствеют и люди, и еда - и как осточертеют объятия снегов, желанных в ноябре. Рассказ ее суров, но голос хладнокровен. В гнезде меж двух стволов она со мною вровень - и видит все как есть, и говорит как есть. И птица - не орел, и дерево - не древо, и я уже давным-давно не королева - но ферзь. октябрь 2004 _^_ МАЛЕНЬКАЯ  СЮИТА ДЛЯ  ГОЛОСА  И  ГОЛОСКА Голос: - Что можешь ты,                     и что ты раньше мог, когда дождем рассыпался внезапно, когда,         как ошарашенный щенок, кленовой гривой встряхивал с азартом, бежал по крышам как по мостовым, пугал не громом,                     так огнем небесным? Теперь оцепенением своим пугаешь,         как решеньем неизвестным. Неясный день.                     Невольный конвоир чужих минут -                     и только взглядом цепок. Все сметные сокровища твои, бесценные,         уходят за бесценок, и остается ветер да песок... и ангельский, должно быть, голосок?.. Голосок:    - Ветер, ветер, ты могуч. Пушкин, Пушкин, ты везуч - не узнал, не дожил, рано голову сложил. Голос: - Один не уходил, другой вернулся и в первом так себя и не признал. Живут на свете два веселых гуся, которым уготована резня. Что можешь ты, создатель мелодрамы, - вернуть своих валетов козырных на десять лет,                     на десять килограммов, на десять тысяч радостей земных? Все то, что ты умеешь, но не вправе, - за то, что, неумению назло, получится...                     Шуршат песок и гравий, идут часы и кормит ремесло. Что можешь ты, когда - на волосок, когда слабеет даже голосок? Голосок: Сядешь тихо в уголок - погляди на потолок, голубой-голубой, с облаками над тобой... июнь 2005 _^_ * * * Фонарь, дымящий в воздухе морозном. Дорожный скрип толченого стекла. Обернута бумагой папиросной ночная мгла. Она проистекла из вечных зимних сумерек. Три тени у фонаря - их лучше обойти. Год кончился внезапно, как терпенье, но с худшим результатом. От пяти отнимешь пять, и, нечто получая от бублика - ни спицы, ни оси - катись домой, прими покрепче чая и в первый раз о помощи проси... _^_ * * * О бряцающий браслет, о законы Хаммурапи, о замшелый Старый Свет в неизменном черном драпе! "Мы в дугу тебя согнем, мы уму тебя научим!" О божественным огнем полыхающие тучи! О стихающий тайфун, бури, канувшие в Лету! О закрытые в шкафу позабытые скелеты, о добытое трудом! О незнание бомонда! Ванна в кухне, дряхлый дом без попытки капремонта! О немодных старых бус трехрублевые рубины, о детали (это плюс) на безрыбье (это минус)! О постыдный скрип костей, о бесплодная усталость, о болезни всех мастей, о пугающая старость! О догнавший в росте сын, беспредельно ясноглазый, о сияние росы, о небесные алмазы! Живы будем - не моргнем! О лото! Счастливый случай! О божественным огнем полыхающие тучи! О стихающий тайфун, бури, канувшие в Лету! О-о-о-о... июнь 2004 _^_ БИОГРАФИЯ По рукотворному Стиксу с другими Орфеями плавал, по просьбе Харона горланя "Катюшу". Маялся. Вылез из кожи. Вернулся с трофеями. В рамках эксперимента заглядывал в души ближних и дальних. В одной, с невротическим спазмом, чуть задержался, поскольку описывал клинику. Вышли стихи. Кто читал - говорили: "Прекрасно!" Стало опасно. Уже потянуло на линию смены событий и дат, где вчера и сегодня переливаются в гребне волны пограничной. Так захотелось нырнуть! Молодым и свободным выйти из смены времен - и похвастать добычей! ...Там, где на карте не значились скалы и рифы - встали суровой грядой настоящего времени. Бейся о них, сумасшедший, Великий и Тихий, в пене бросайся и падай на них, как подстреленный... Камень. Вода. Вытри слезы, смягчи свое сердце - и ничего не останется - камня, воды ли. Стикс протекает не здесь. И, возможно, не в Греции. Нужно идти и идти - а не хочется. Или...? январь 2002 _^_ ВЕЧЕРНИЙ  ЧАЙ Кипятком янтарным согреешься - будешь сыт. Электрический свет разобьется на сотни букв. Зазвенит камертоном душевная буква "пси", со снегов потолка сорвется в капéльный стук, потечет, в тепле превращаясь в родное "спи", и растает, ничуть не заботясь, каков ответ. Разбегутся тени толпой незнакомых спин - не ищи среди них ту, которой меж ними нет. В янтаре чаинки плавают, не спеша, воплощением достоверности - как без них? Как без двух достоверных качеств карандаша: им легко писать, но ломается, черт возьми! Не возьмет и черт - и взял бы, да не отдашь старый тополь в окне, чернеющий буквой "пси", и янтарный чай, и сломанный карандаш, и все тени, тени - Боже тебя спаси! октябрь 2001 _^_ ДЕТСКИЕ  ИГРЫ - Детка, а где твоя кукла другая, новая и нарядная? - Мамочка, я пока поиграю старой, любимой, ладно? ...Тише, бедняжка, так не годится плакать, моя красавица! Завтра ты выйдешь замуж за принца - он тебе, правда, нравится? Много детишек будет, наверное, может, целых двенадцать. Будет он сильный, будет военный, будет с врагом сражаться. Ранят его, но совсем немного, раз - и вылечим раночку... - Детка, во что ты играешь? - В Бога. В доброго Бога, мамочка! декабрь 2001 _^_ АМПЛУА  ТРАГЕДИЙНОЙ  АКТРИСЫ От высоких трагедий, где фабулы скромно собирают любовь и коварство попарно, где погибнет герой, безупречный и скорбный, даже щей не хлебавший, а горя - подавно, от житейских трагедий, где бьется посуда, смертоносны болезни, и вовсе не шпага, а веревка, топор да некрепкий рассудок режиссеры, - отсюда не поступью: шагом, по своей, настоящей, по первому акту, небогатому по разветвленьям сюжету, да к последнему факту (пока что не факту, но бесспорному, даже когда рикошетом), я всего лишь иду. Но слагаются в пьесу напряженье шагов и трагедии запах, и какие-то люди глядят с интересом - доберусь ли, и скоро ли можно заплакать. И когда я внезапно дойду до финала, потому что внезапно - не слишком жестоко, все сойдется. Ведь я ее так отыграла, чтоб до слез. Не от жалости, нет. От восторга. октябрь 2003 _^_

© Ирина Аргутина, 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.