[Оглавление]



СИЛЫ  ПРИТЯЖЕНИЯ


    ДА КТО ТАМ, НАВЕРХУ,
    ЧИТАЕТ НАШИ ЗНАКИ!

    (о стихах Ирины Аргутиной)

Рассказывать о поэзии Ирины Аргутиной - необычайно сложная задача. Как разложить на темы и мотивы эту глубокую лирику? Ее стихи нужно читать не торопясь, размышляя вместе с поэтом, - о чем? Все о том же - "о жизни, смерти, и о любви"... Есть, правда, еще одна тема, неразрывно связанная с тремя названными, - тема бесконечной уральской зимы: "по полгода лежат снега с золой пополам..."; "фонарь, дымящий в воздухе морозном..."; "пророческий рассказ вещуньи во дворе /о том, что в холода / и мерзнут, и черствеют / и люди, и еда..."

Это черно-белая зима, состоящая из тьмы и снега, как среда обитания одинокой души поэта.

Это наша непонятная родина, которую любим - за что?

Так вот она!
          Безбожная, хмельная,
под черным платом прячет седину.
Я так давно ее не понимаю,
что без нее и дня не протяну.

Это диалог "голоса" и "голоска":

Неясный день.
          Невольный конвоир
чужих минут -
          и только взглядом цепок.
Все сметные сокровища твои,
бесценные,
          уходят за бесценок,
и остается ветер да песок...

И остается внутренняя жизнь души, вечная пьеса, которую героиня Ирины Аргутиной играет так "...чтоб до слез. Не от жалости, нет. От восторга".

Мария Огаркова




* СИЛЫ ПРИТЯЖЕНИЯ
* Все нагрубающие почки...
* Готовимся к зиме...
* МАЛЕНЬКАЯ СЮИТА ДЛЯ ГОЛОСА И ГОЛОСКА
* Фонарь, дымящий в воздухе морозном...
 
* О бряцающий браслет...
* БИОГРАФИЯ
* ВЕЧЕРНИЙ ЧАЙ
* ДЕТСКИЕ ИГРЫ
* АМПЛУА ТРАГЕДИЙНОЙ АКТРИСЫ



    СИЛЫ  ПРИТЯЖЕНИЯ

    1. Старый двор

    Полосатые простыни,
          хлопая на ветру,
    с каждым годом все меньше похожи на паруса
    во дворе, где я родилась,
          где и умру,
    где меня скорее забудут, чем воскресят,

    где все меньше слов удается сорвать с ветвей
    этих кленов,
      один из которых садили мы
    с дедом Шурой
      (теперь зимою от них светлей,
    потому что ветви снегом убелены).

    Меньше слов - и неба.
        И как рассказать, кому,
    что все ближе дом напротив -
            день ото дня,
    и все туже, туже старых домов хомут,
    и все вместе называется - западня.

    В этом месте,
      где шаг неверен, а голос груб,
    по полгода лежат снега с золой пополам,
    и все те же бьются простыни на ветру,
    но в бесстыдных дырах ветхий мадаполам.

    Старый двор,
      забытый богом аэродром,
    где сороки вертикально стартуют вверх,
    о родной хомут,
      о каменное ядро,
    кандалы мои на весь сокращенный век!

    Волочить вас ежедневно - тяжелый труд:
    не беги, не отрывайся, не воспари,
    только рвись,
      как эти простыни на ветру
    да слова
      о жизни, смерти и о любви...



    2. Парк имени Терешковой

    Там, где танк несокрушимый
          у ворот французской школы,
    Дремлет парк, носящий имя
          Валентины Терешковой
    (первой дамы-космонавта)
          сорок лет по принужденью.
    А меня любил взаправду.
          А меня любил с рожденья.

    Он раскидывал аллеи
          в дар сандаликам стучащим,
    пару гипсовых оленей
          выводил ко мне из чащи,
    ворожил на карусели,
          провожал почти до дому,
    так любил, что в день весенний
          уступил меня другому.

    А потом, немного позже,
          схоронил своих оленей.
    Я теперь в него не вхожа.
          Я теперь его жалею.

    Не о нем шептала богу,
          о другом судьбу просила...
    А живу через дорогу.
          И уехать я не в силах.



    3. Берег

    В каких степях, лесах,
        на побережье
    каких морей
      мой беззащитный бог
    невинно улыбается,
        как прежде
    гоняя свой оранжевый клубок

    по синеве моих воспоминаний,
    безоблачных, безбедных, неземных?
    Я так давно его не понимаю,
    что он спокоен,
        обо мне забыв -

    забыв с тех пор,
        как сам в лихую степень
    возвел беду и страхи за родных.
    Все побережья, все леса и степи
    меня забыли: я не верю в них.

    В ночном окне,
        в чернеющем портрете,
    в зрачковых сферах спит моя земля:
    забытый дом, рожденный в тридцать третьем,
    и двор, где умирают тополя.

    Так вот она!
        Безбожная, хмельная,
    под черным платом прячет седину.
    Я так давно ее не понимаю,
    что без нее и дня не протяну.

    От этих мест мой бог бежал как мальчик -
    да что ему!
        Ведь он других кровей.
    Но здесь вчера гоняли рыжий мячик
    два пацана по стоптанной траве

    под синевой моих воспоминаний,
    в моих лесах, степях,
          на берегу
    такой любви,
        что я не понимаю -
    к чему,
      но от нее не убегу.

    2005

    _^_




    * * *

    Все нагрубающие почки,
    все отсыревшие стволы
    глотают жадно соки почвы
    в предвосхищении листвы.

    Еще кричат: "Не провороньте!" -
    вороньи стаи по утрам,
    но Брестский мир на личном фронте
    уже милее пышных драм,

    и стало ясно, как неточно
    "любовь" рифмуется с "любой"...
    А каблучок дорогу точит
    округлой дыркой пулевой,

    и многоточие апреля
    на почву влажную падет,
    и ночью старая аллея
    шифон зеленый обретет.

    Вот так - порывисто, порочно,
    и не скрывая торжества,
    с себя срывает оболочки
    предвосхищенная листва.

    апрель 2005

    _^_




    * * *

    Готовимся к зиме
        и утепляем окна.
    ...Ворона во дворе
        замерзла и промокла,
    но тоже утеплить пытается гнездо.
    Вороне что-то Бог
        в не лучший из сезонов
    послал. Но мир жесток
        и неорганизован -
    и жребий выпал (за сомнительным крестом

    оконных рам).
        А там
          живет и суетится
    ворона-старожил, стареющая птица.
    Нам с ней который год готовиться к зиме,
    бояться холодов,
        зачем-то ждать покрова
    и стайками следов
        одно, другое слово
    слагать - и, наконец, составить резюме

    для тех, кто наверху,
        и грамоте обучен,
    и сыплет первый снег
        из первой снежной тучи
    на палую листву - пока не надоест.
    Да кто там, наверху, читает наши знаки!
    И кляксами ползет
        по вымокшей бумаге
    изменчивый октябрь.
        И черные коряги
    несут в печальный путь
        унылый цинк небес.

    И вот уже готов
        к зиме наш дом картонный.
    В преддверье холодов
        я слушаю гортанный
    пророческий рассказ вещуньи во дворе
    о том, что в холода
        и мерзнут, и черствеют
    и люди, и еда -
        и как осточертеют
    объятия снегов, желанных в ноябре.

    Рассказ ее суров,
        но голос хладнокровен.
    В гнезде меж двух стволов
        она со мною вровень -
    и видит все как есть,
        и говорит как есть.
    И птица - не орел, и дерево - не древо,
    и я уже давным-давно не королева -
    но ферзь.

    октябрь 2004

    _^_




    МАЛЕНЬКАЯ  СЮИТА
    ДЛЯ  ГОЛОСА  И  ГОЛОСКА


    Голос:- Что можешь ты,
                        и что ты раньше мог,
    когда дождем рассыпался внезапно,
    когда,
            как ошарашенный щенок,
    кленовой гривой встряхивал с азартом,

    бежал по крышам как по мостовым,
    пугал не громом,
                        так огнем небесным?
    Теперь оцепенением своим
    пугаешь,
            как решеньем неизвестным.

    Неясный день.
                        Невольный конвоир
    чужих минут -
                        и только взглядом цепок.
    Все сметные сокровища твои,
    бесценные,
            уходят за бесценок,

    и остается ветер да песок...
    и ангельский, должно быть, голосок?..


    Голосок:   - Ветер, ветер, ты могуч.
    Пушкин, Пушкин, ты везуч -
    не узнал, не дожил,
    рано голову сложил.


    Голос:- Один не уходил, другой вернулся
    и в первом так себя и не признал.
    Живут на свете два веселых гуся,
    которым уготована резня.

    Что можешь ты, создатель мелодрамы, -
    вернуть своих валетов козырных
    на десять лет,
                        на десять килограммов,
    на десять тысяч радостей земных?

    Все то, что ты умеешь, но не вправе, -
    за то, что, неумению назло,
    получится...
                        Шуршат песок и гравий,
    идут часы и кормит ремесло.
    Что можешь ты, когда - на волосок,
    когда слабеет даже голосок?


    Голосок:Сядешь тихо в уголок -
    погляди на потолок,
    голубой-голубой,
    с облаками над тобой...

    июнь 2005

    _^_




    * * *

    Фонарь, дымящий в воздухе морозном.
    Дорожный скрип толченого стекла.
    Обернута бумагой папиросной
    ночная мгла.
        Она проистекла

    из вечных зимних сумерек.
            Три тени
    у фонаря - их лучше обойти.
    Год кончился внезапно, как терпенье,
    но с худшим результатом.
            От пяти

    отнимешь пять, и, нечто получая
    от бублика - ни спицы, ни оси -
    катись домой, прими покрепче чая
    и в первый раз о помощи проси...

    _^_




    * * *

    О бряцающий браслет,
    о законы Хаммурапи,
    о замшелый Старый Свет
    в неизменном черном драпе!
    "Мы в дугу тебя согнем,
    мы уму тебя научим!"
    О божественным огнем
    полыхающие тучи!
    О стихающий тайфун,
    бури, канувшие в Лету!
    О закрытые в шкафу
    позабытые скелеты,
    о добытое трудом!
    О незнание бомонда!
    Ванна в кухне, дряхлый дом
    без попытки капремонта!
    О немодных старых бус
    трехрублевые рубины,
    о детали (это плюс)
    на безрыбье (это минус)!
    О постыдный скрип костей,
    о бесплодная усталость,
    о болезни всех мастей,
    о пугающая старость!
    О догнавший в росте сын,
    беспредельно ясноглазый,
    о сияние росы,
    о небесные алмазы!
    Живы будем - не моргнем!
    О лото! Счастливый случай!
    О божественным огнем
    полыхающие тучи!
    О стихающий тайфун,
    бури, канувшие в Лету!
    О-о-о-о...

    июнь 2004

    _^_




    БИОГРАФИЯ

    По рукотворному Стиксу с другими Орфеями
    плавал, по просьбе Харона горланя "Катюшу".
    Маялся. Вылез из кожи. Вернулся с трофеями.
    В рамках эксперимента заглядывал в души

    ближних и дальних.
        В одной, с невротическим спазмом,
    чуть задержался, поскольку описывал клинику.
    Вышли стихи. Кто читал - говорили: "Прекрасно!"
    Стало опасно. Уже потянуло на линию

    смены событий и дат, где вчера и сегодня
    переливаются в гребне волны пограничной.
    Так захотелось нырнуть! Молодым и свободным
    выйти из смены времен - и похвастать добычей!

    ...Там, где на карте не значились скалы и рифы -
    встали суровой грядой настоящего времени.
    Бейся о них, сумасшедший, Великий и Тихий,
    в пене бросайся и падай на них,
            как подстреленный...

    Камень. Вода. Вытри слезы, смягчи свое сердце -
    и ничего не останется - камня, воды ли.
    Стикс протекает не здесь. И, возможно, не в Греции.
    Нужно идти и идти - а не хочется. Или...?

    январь 2002

    _^_




    ВЕЧЕРНИЙ  ЧАЙ

    Кипятком янтарным согреешься - будешь сыт.
    Электрический свет разобьется на сотни букв.
    Зазвенит камертоном душевная буква "пси",
    со снегов потолка сорвется в капéльный стук,

    потечет, в тепле превращаясь в родное "спи",
    и растает, ничуть не заботясь, каков ответ.
    Разбегутся тени толпой незнакомых спин -
    не ищи среди них ту, которой меж ними нет.

    В янтаре чаинки плавают, не спеша,
    воплощением достоверности - как без них?
    Как без двух достоверных качеств карандаша:
    им легко писать, но ломается, черт возьми!

    Не возьмет и черт - и взял бы, да не отдашь
    старый тополь в окне, чернеющий буквой "пси",
    и янтарный чай, и сломанный карандаш,
    и все тени, тени - Боже тебя спаси!

    октябрь 2001

    _^_




    ДЕТСКИЕ  ИГРЫ

    - Детка, а где твоя кукла другая,
        новая и нарядная?
    - Мамочка, я пока поиграю
        старой, любимой, ладно?

    ...Тише, бедняжка, так не годится
        плакать, моя красавица!
    Завтра ты выйдешь замуж за принца -
        он тебе, правда, нравится?

    Много детишек будет, наверное,
        может, целых двенадцать.
    Будет он сильный, будет военный,
        будет с врагом сражаться.

    Ранят его, но совсем немного,
        раз - и вылечим раночку...
    - Детка, во что ты играешь?
            - В Бога.
        В доброго Бога, мамочка!

    декабрь 2001

    _^_




    АМПЛУА  ТРАГЕДИЙНОЙ  АКТРИСЫ

    От высоких трагедий,
        где фабулы скромно
    собирают любовь и коварство попарно,
    где погибнет герой, безупречный и скорбный,
    даже щей не хлебавший, а горя - подавно,

    от житейских трагедий,
        где бьется посуда,
    смертоносны болезни,
        и вовсе не шпага,
    а веревка, топор да некрепкий рассудок
    режиссеры, -
      отсюда не поступью: шагом,

    по своей, настоящей,
        по первому акту,
    небогатому по разветвленьям сюжету,
    да к последнему факту (пока что не факту,
    но бесспорному, даже когда рикошетом),

    я всего лишь иду.
        Но слагаются в пьесу
    напряженье шагов и трагедии запах,
    и какие-то люди глядят с интересом -
    доберусь ли, и скоро ли можно заплакать.

    И когда я внезапно дойду до финала,
    потому что внезапно - не слишком жестоко,
    все сойдется. Ведь я ее так отыграла,
    чтоб до слез. Не от жалости, нет. От восторга.

    октябрь 2003

    _^_



© Ирина Аргутина, 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]