МЫ – ЛИШЬ ЗВУКИ
* * *
Ушла в себя. Попробуй возврати.
Тут пёс цепной (лохматая собака)
и ночь, всплакнув, уснула на груди.
А я не сплю и продолжаю плакать.
Нет ничего, и только стаи мух
без продыху листают ветви сада,
такие белые, как пальчики разлук.
Не приходи сюда. Сюда – не надо.
Здесь тишина не названа никем
и слов пустых литые колокольца.
И больше дома вырастает тень,
нечаянно заденешь – разобьётся.
Такое ноувеар невермор,
где холода до самых до окраин
и в лес бежит заснеженный забор,
и не устанет.
_^_
* * *
мелодия в ушко продета
земное связав с неземным
как светится музыка эта
как жжётся огнём голубым
останься до срока послушай
как скрипке вселенную жаль
как возятся сны под подушкой
как рвётся на ленты печаль
предутренний сон самый светлый
досматривай то есть играй
на облаке на предпоследнем
которое сразу же в рай
небесное зреет пушится
звучит раздувая меха
твоя белокрылая птица
как музыка эта легка
_^_
* * *
О чём стихи не пишутся,
о чём они молчат?
Нудят, зудят, колышутся
который день подряд.
Что в них темнее тёмного?
Спроси – отводят взгляд.
О чём сырые, вздорные,
нахохлившись, молчат.
Как будто намагничены,
как будто без души,
как будто письма личные
скукожились в тиши.
Что жжёт у них под рёбрами
и просится в строку?
Стихи с глазами добрыми
молчат и ни гу-гу.
_^_
* * *
Всё исчезает в утреннем тумане,
мельчают звёзды, тонут в молоке.
Дом выдыхает облако, и ранний,
рассветный луч купается в реке.
Картинки детства – что-то точно было:
тягучий август и медовый Спас,
и на верёвке остро пахло мылом
бельё сырое в этот светлый час.
Как будто фото старое истёрлось.
Но точно помню: лошадь вдалеке
на мой негромкий обернулась голос.
Лошадка, лошадь, где сейчас ты, где?
_^_
* * *
Мне лето позвонит издалека –
из той несбывшейся, особенной печали,
где жук травинку длинную качает
и смотрит вниз, как будто с потолка.
Мне лето позвонит наверняка.
Ты это слышишь тоже? Лето ближе.
О всех пропавших в небе говори же.
Ты про кого? А я про облака.
Про свойство памяти – начать опять с конца –
всё было так... а, может быть, иначе.
Ах, сколько лет прошло? Звонит и плачет.
И жук висит для красного словца.
_^_
ЖИВИТЕ
в такую ночь все яблоки немы
Андрей Коровин
в такую ночь все яблоки темны
до самой сердцевины леденящей
ах если б если б не было войны
ах если б журавли над настоящим
летите вдаль где топко и светло
и яблоки и журавли летите
под деревом под ласковым крылом
наперебой живите и горите
тем розовым младенческим огнём
я мать земля я вас с пелёнок знаю
курлы-курлы над солнечным жнивьём
и возвращайтесь негасимы к маю
_^_
* * *
Полине
А сердце, в общем, мышечный пустяк –
поносим до поры и отболеем
кленовой позолотой. Тик и так,
не узнавая нас, проходит время.
Я рифмовала набело "любовь",
я охватила мыслями полмира,
водой ведро наполнив до краёв –
так зябко, так прозрачно и счастливо,
что жить ещё и радоваться впрок,
за музыкой идти, за бледным звуком.
За ночью, что ложится между строк
в пространстве текста, голом и упругом.
Вся кровь твоя – полынь и лебеда,
горячее полуденное солнце
и стрекозиных крылышек слюда.
И мы ещё так живы, что смеёмся.
_^_
* * *
призрачный бледно-розовый яблоневый свет
яблоньки оперились – что им земная твердь
ангелы удивлённые смотрят во все глаза
шепчутся окрылённые надо же чудеса
воздух и впрямь шевелится чувствуешь он живой
ходит вокруг да около встряхивает головой
боже мой сколько радости в травах твоих ветрах
будто бы только вылупилась маленькая вчера
майское-выдумайское поросли нежной чушь
в строчке лесной запутался выполз погреться уж
выбежал мимо времени глянцевый паучок
знаю сама вселенная смотрит в его зрачок
_^_
ДЕНЬ СУРКА
В день сурка, примерно в полшестого,
снова не случится ничего.
Через "оро" пишется корова,
Через "оло" льётся молоко.
Зазвенит в ушах – щебечет кто-то –
школьной переменки блажь и смех.
Мяч летит в дырявые ворота,
а снежинки вьются снизу вверх.
Беззаботно жить на свете белом
и из пункта "а" стремиться в "б".
Дверь открыта – за её пределом –
А и Б резвятся на трубе.
День сурка – не вспоминай, а слушай:
времени всегда дано впритык.
Жизнь проходит – это видно лучше –
с птичьей необъятной высоты.
_^_
* * *
Как чёрен этот свет, куда ни посмотри,
черна его кора и суетливы корни.
Но если ты любил, то, значит, говори,
что белый заяц – бел, хотя быть может чёрным.
Что он белее зим и детских снов светлей –
печальный херувим твоей нелёгкой ноши,
что он тобой храним – пушистый дуралей –
что никогда его, хорошего, не бросишь.
_^_
УЖЕ НЕ Я
Некоторые стихи я вообще не буду писать.
Может, у них ужасный конец или ужас без конца?
Они проклёвываются сквозь скорлупу сознания,
а я им – цыц, не на ту, мол, напали.
Я не такая. Или такая, но не ваша,
или ваша, но не дам вам говорить.
Только через мой труп.
И представляю, как я лежу у порога.
Наверное, так драматичнее –
темно, холодный пол,
плохо закрытая дверь клацает от сквозняка.
А я на полу.
И сквозь меня, разрывая плоть, прорастают эти –
не сказанные, не написанные, с кляпом во рту.
Вы видели на ускоренной съёмке, как прорастает горох?
Примерно так.
И вот уже тела не видно, а они колосятся надо мной.
И говорят страшное.
И поют злое.
Но это уже не я.
_^_
* * *
как спамит листьями осина
подходит ближе взгляд отводит
мы смотрим осень я и псина
на свет мерцающий в проходе
в бокале только капля солнца
и тень погасшей сигаретки
рябиновые колокольца
качаются на хрупких ветках
проходят дни мелькают птицы
эй шерсть давай ещё немного
побудем здесь и нам приснится
летящий прямо в небо город
как лист сорвавшийся несносен
как миг ещё желает длиться
давай досмотрим эту осень
до заключительной страницы
_^_
* * *
Я птаха в кармашке нагрудном,
беспечный глазастый птенец.
Я лес толстокожий, безлюдный.
Я дерево, наконец.
Я тихая буква простая
с неспящей большой головой,
далёкая дикая стая,
игривый щенок голубой.
Я тот, кто у зеркала спросит,
и зеркало скажет: постой,
не ты ли тот воздух меж сосен,
шумящий над горькой водой?
_^_
ЯНВАРСКОЕ
Стихи закончились, да здравствуют стихи!
И этот снег всегдашний беспокойный,
и хрупкий день, и краешек строки,
и говорок крещенский колокольный.
Так жить легко, ах, что там впереди?
И бог бы с ними, с этими стихами.
Зима идёт, воробушек сидит
и лес уснул как раз под облаками.
Так просто всё – тропинка, дым и дом,
январский ветер северный железный.
И плоть реки под непроглядным льдом
в царапинах от суетливых лезвий.
_^_
ОТ ЗЁРНЫШКА
Где любовь пропадала, ушёл и страх –
по задворкам мира, по краю спален.
Упорхнула певчая птица Ра.
Мы так долго жили, что жить устали.
Говорили о важном: о снах, делах,
и смотрели волны – они шумели.
И в пугливых призрачных облаках
мы себя нечаянно разглядели,
где хрустальна нежность и музыка
мокрым носом тычется в божьи руки.
В переводе с ангельского языка –
мы – лишь звуки.
...Зреет яблоко и озаряет сад,
с ветки падая, бок подставляя хрусткий.
Ни полслова больше, ни сна назад –
это мы – от зёрнышка до закуски.
_^_
* * *
Стихи тихи – их время поглощает.
Восходит пустоглазая луна.
Войну в меня старательно вмещают,
но вся не умещается она.
Чиста, нага, я вышла из утробы,
как чист и наг выходит человек.
И сквозь меня просвечивают годы,
и тьма, и невечерний пряный свет.
В чём смысл? Спроси и выйди на дорогу.
Скажи – любовь, скажи – меня спаси.
Спаси её, его за ради Бога
и на руках до дома донеси.
Я вся ещё жива – вот век, вот венка,
и пёс мой жив – тревожится во сне.
А мир вокруг – разбитая ступенька
в истории, в агонии, в огне.
_^_
ФЕСТИВАЛЬ РУССКИЙ ГОФМАН
Мы смотрели в развалин пустое окно –
там, где небо лоскутно, где небо одно
нянчит гнёзда пугливых своих аистят
и они в безвременье, притихшие, спят.
Мы читали стихи для людей, для камней –
камни стали как люди, а люди – сильней.
Каждым словом крепчали под стать облакам,
тот каштан во дворе мы прочли по слогам.
На обложках писали свои имена.
Нас посеяли здесь – просто мы семена.
Под дождём, в вековой непроглядной пыли
мы читали стихи. И они зацвели.
_^_
© Анна Арканина, 2023-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2023-2024.