ВИДЫ
* * *
мне - отвесной музыки надсада,
мне - земли период меловой.
остального очередь попада,
в карме утопленье половой.
лунный перец в череде деревьев.
белый цвет над синею дугой.
никого по каменной деревне.
только тёплый месяц вот такой.
за смешные деньги дорогой.
над последним плавится суставом
снежный дом. берёзовая баба.
синий лён с поломанной ногой.
_^_
* * *
Я иду без огромной любви
По последнему снегу
В декабре. С чехардою в крови.
Да с застегнутым веком.
Тень скрутилась, свернулась у глаз.
Да слеза провернулась.
Голубой, беспорядочный газ
Завертело и сдуло
За дома за толпой фонарей,
Что в деревьях мелькнули.
Город - это как двор во дворе.
Их никто не донулит.
Здесь - ногами распаханный снег.
За кирпичною кладкой
Кухня, спальня. Чернеет ночлег.
Проступает из мрака
Кое-кто, кто молчанье несёт,
И городит молчанье.
Сигареты металл поднесёт
К веку, полсигареты затянет.
И, должно быть, глядит без любви
На солёные снеги.
Пашни, чей распакован металл.
И деревья под веком.
_^_
* * *
и окон каменных квадрат
весь в солнце, в облаке и в чёлке.
в желудке натрий бензоат
слюны, прохожие заколки.
асфальта чешуя, машин
гудки. авария, трамваев стая.
чугуна чистого аршин.
корзина осени пустая.
чернеет золото аллей.
бродяги с голыми руками
у чёрных мнутся тополей,
играя мятыми бычками.
у остановки ледяной
в железных рёбрах ходит рынок.
всё блещет городское дно,
присев на каменный ботинок.
изобретатели бретут,
и жесты речь изобретает.
и старые пальто растут,
и снег искусственный не тает.
_^_
* * *
ласкающий пчелу лакуной ветра, ветер
уходит в густоту лесов осенних.
и облако идёт, куда и я.
нет, не иду. не думаю об этом.
и клён шумит остатками белья.
и в небе ничего уже не светит.
и жизнь такая тихая пошла,
что ты здесь лишний, или что-то это.
и нечего прибавить. ничего
нет, что бы выделялось.
глаза мои, где там б вы ни валялись,
но память здесь является другой.
она стоит, как ты - живая.
она - живее. некто едет там
на драндулете, полном рыбы или
грибами. над дорогой никакой.
пропал. весь лес увяз в грязи, как в иле.
большою стал горбатою рекой.
и даже я уже переплываю,
скользя с тропы на каменное дно.
где пар прозрачный долго остывает.
и мне его глотать, как хлеб, дано.
_^_
* * *
Белый ветер ступенями дыма.
Городская мощёная гать,
Где война черенками грудными
Скоро станет и вправду шагать.
Скоро даже у самых базальтов
Чернокровною будет слюда.
Ударяясь до муз, Эфиальтом,
Буду я обессловлен тогда.
Ни берёзовых полдней в орехах.
Ни холстов Тициана костей.
Солидолом размажется эхо
По серебряным стёклам ночей.
Остаётся осадок на веждах
От всего, что внутри головы
Перекручено ветром и светом,
С мозжечком и придатком любви.
_^_
* * *
Каждый маленький остров.
То есть, просто один человек.
Измеряется просто,
Из чудовищных падает век.
Что-то в виде подарка
Проступает, слезою такой,
Что и жалость об этом, как плаха,
Где срубает тебя с головой.
Стоит холодно-медно
Ключицы коснуться ключом,
И победные веды
С печальным грядут палачом.
С калачом ли? нелеп на гвоздях
Распинаемый лист.
Отчеканенный крик
Будет просто лежать, как звезда.
К небу я до конца не привык.
Там шары над балконом.
Так кругом нас большие миры.
Можно крикнуть спокойно,
Приглашая к себе на пиры.
В неба срезанной шее,
Как в пещере, что дверь, что окно.
А потом эти окна и двери
Распахнутся, слетят до одной.
И опять я про веки.
Из чудовищных век, как дверей,
Вытряхаются снеги.
Вылетает январский борей.
В потрошённой дороге
Можно целый узнать помидор.
И в белье с пеноблока
Кто-то шнур опускает во двор.
По багровые люстры
Всё глядит, и по жмыху идёт.
Засосавшись в окурок
Требухи никотиновых звёзд.
_^_
* * *
глотают лёгкие свой жмых.
как скот я словно.
в сенцах брыкаюсь, и притих.
вполне коровник.
такая ночь, что я один.
другой - заколот.
другой был заклан, а не ты,
молчащий волом.
сезон солёного двора,
да каша, вместо
лишь снега, а не топора.
да лёд отсвета.
люблю, бессмысленно люблю,
а что - не знаю.
по-скотски, в общем, я терплю.
но редко, редко.
и счастье, близкое к нулю,
не потеряю.
и горя мало дураку
под звёздным млеком.
_^_
* * *
можно любовь покинуть,
бумеранг полушария сдать.
куда-нибудь, всё же, двинуть,
да на ногах летать.
спать, застегнувши веко,
ноготь держа во рту.
небо в виде ореха
бьётся о пустоту.
жмых осенив, садами
ветер не заменим.
над гнилыми плодами
жёлтый глотает дым.
но никогда не осень,
ночь - это только ты,
когда все чёрные ночи
безветренны и густы.
но даже и там не буду,
где о спину бумеранг
вернётся. как в шкаф посуда,
накиданная кое-как.
где иллюминация сада
стоит, сиренева и темна.
можно покинуть до невпопада,
попасть на деле, сидя без сна.
бессонница, самая неплохая,
тёмная, как самая чёрная кровь,
по колено зальёт под ногами
залы шахматные полов.
_^_
* * *
в тумане радугой загнутый,
минор упорный пропадал.
и вечер удалялся в утро,
где белый солнечный металл
висел. кипящие деревья,
загон для птицы никакой.
ворону обругает дева,
идя деревней и рекой.
кто я такой? - минор лишь знает.
сам чёрный чёрт белей его.
бычок в ногтей жетонах тает,
синеет дыма молоко.
от силы распирает тело.
и попираешь часть крыльца.
пески удерживают еле
подошвы с маковкой лица.
упрямая такая сила,
упорный ангел, проводник,
чей ток разрядами из ила,
да жмых в развалинах ночных.
_^_
* * *
иной я радости свидетель.
аквамариновый стакан
в оконном полыхает свете.
приходит сильная тоска.
опять её смешные серьги
качают чёрным серебром.
жизнь, в скобок вставленная теги,
в лице читается втором.
и третьи лица митингуют,
свергают сталина опять.
и над борщами возликуют,
помоют руки и едят.
ругают, лиц потусторонних
упоминают впопыхах.
а я, печалью переполнен,
её не чувствую в руках.
ГУЛАГ работы развлекает.
баркас тоски пришвартовать.
пусть время клювом протыкает
мою пружинную кровать.
я вспоминаю утром длинным,
зачем тоска моей луне.
заполненный аквамарином,
цилиндр стеклянный на окне.
_^_
|
