ГАЛКА ПО ИМЕНИ КАФКА
* * *
С кровавой розою в душе,
беремен будущим оракул,
и не осталось глаз уже -
он все глаза себе проплакал.
Спадёт волшебная завеса,
умолкнет птица соловей,
не выйти лешему из леса -
он носит лес в душе своей.
Змеится зелье забытья -
какая кровь на дне стакана!
И алчет алости ея
оракул - арлекин аркана.
_^_
ГАЛКА ПО ИМЕНИ КАФКА
А это галка по имени Кафка, чёрная и худая,
снег следами под окнами начерно исчеркала,
а в этом году нам выпало снега немало,
и немало неба на поля туманами тая,
и немало соли, если утро морозом дышит,
и немного нежного мёда на сосновых стволах застыло,
слышишь, Кафка, чёрный глашатай крыши,
медленны галочки дней над полями висят уныло.
А если смотреть изнутри - это будет даже красиво,
и не менее осязаемо, чем если смотреть снаружи,
думай медленно, наводи птичьим своим курсивом
сеть рисунка из соли, воды и стужи.
_^_
* * *
Когда над лесом уже сгущается тьма
И рыжая белка стремглав летит по стволу,
Чернеет воздух и первой звезды игла
Пронзает небо в дальнем его углу,
Мне снится, будто смотрится этот свет
В сей дивный ларчик, запертый до утра,
Где бродит кот - забывший слова поэт,
Болотный шиш да злая его сестра.
И под диктовку самых нелепых фраз
И мутных мыслей пряжу прядёт луна,
В лесной лачуге робкий огонь погас,
Уже невидим под тёплым покровом сна.
_^_
* * *
жизнь не пошла дальше того дороже
щупальцами прибоя слепого моря пейзажа
шелестящего по песчанно-малиновой коже
неба в прожилках трещин бездонных дальше
жизнь не пошла, раздалась откатом,
скрылась за поворотом глухой земной подворотни,
можно теперь любоваться её закатом,
спать на песке, сушить под скалой лохмотья
потому что больше не будет того дороже
города в ладони её оправы,
мы её ещё похороним в роще
лунных олив Севера, на берегу реки Наровы
_^_
* * *
Ты представь, что это всё впервые:
море, скалы, басня про ворону,
винограда гроздья молодые,
побережий выжженные склоны.
Сколько незамеченных метафор,
сколько неучтённых аллегорий,
словно поле, отдыхает пахарь,
бродит-колобродит рыба в море.
Ты представь, что всё читаешь снова
в этом мире неоткрытых тропов,
как оно читалось до Крылова
и происходило до Эзопа.
_^_
* * *
Будто луна захлебнётся на дне его кружки,
скажет налей - и нальёт себе серого снега,
в гулких дворах рассыпая горох колотушки,
выйдет подвыпивший дворник искать человека.
Дворник не дворник, а в воздухе позднеосеннем,
твёрдый горох рассыпая по улицам глухо,
выйдет подвыпивший вторник искать воскресенья,
в шапке-ушанке, на левое съехавшей ухо.
День его будет нелёгок - сухая погода,
значит, опять дожидаться речного норд-веста,
ветер, попутный любимому времени года,
гонит листву на любимое временем место.
_^_
* * *
Потому что всё кончалось вечерней сказкой,
ровно в восемь часов, а ждали уже с утра,
мир писался крупным шрифтом и яркой краской,
с интервалом большим, чем полтора,
чтобы много воздуха, и из воздуха, между строчек,
наступала зима, вылетала птица, росла трава,
собирался день, чтоб опять раствориться к ночи,
а потом, в ночи, вызревали уже слова.
_^_
* * *
Белый зверь у кромки млечной гати,
нет тебе ни крова, ни ночлега,
в уксусом пропитанной палате
знаки проступают из-под снега.
Ветер, уплотнившийся до воя, -
это только оболочка вида,
медленные ангелы покоя
убирают в стол зимы хламиды.
Чем-то пахнет - ах! не всё равно ли? -
от сирени ощущенье леса.
Гладит солнце бледные обои,
струйками, стекающими с кресла.
_^_
* * *
Стоят леса, а в лесах обитают звери,
Снаружи - в шкуре, внутри - из плоти и крови,
Когда в ночи небеса открывают двери,
Луна нисходит.
Она расцветает белым в лесном болоте,
Имея цвет, она не имеет стона,
Её печаль - сияние лунной плоти -
Её икона.
И выйдет зверь, и будет в неё глядеться,
Теряя взор на том берегу тумана,
Её печаль, она не имеет сердца,
И это странно...
_^_
* * *
Осыплется слой и откроется новый глаз,
изменится внешний вид,
как в сказке той - помнишь? - где повернуть алмаз -
и кошка заговорит.
И кошка заговорит, и закрутится колесо,
и зажурчит река,
к земле устремится левая чаша весов,
другая - под облака.
А может, наоборот, но не в этом суть,
а в том, что, чем дальше в лес,
тем больше одна набирает груз и уходит вглубь,
другая теряет вес.
_^_
* * *
Старушка у грязного бака,
Высоко твой ангел живёт,
И там же есть ангел-собака
И ангел-помоечный кот.
Ворона? Да что ей, крылата
Ворона и здесь, на земле,
Была она белой когда-то,
Пока не увязла в золе.
Пробралась на землю когда-то
Она сквозь печной дымоход
И стала чернее агата,
Черней антрацита, а кот...
За кошками кот увязался, -
Бывало и с нашим, поверь, -
Когда-то он рвался и дрался
И ластился он, а теперь
С далёких холодных окраин
Он смотрит в знакомую высь
И ждёт, когда старый хозяин
Тихонько покличет "кысь-кысь".
_^_
* * *
Концы с концами не сойдутся,
И в ослепительном просвете
Увидишь землю, как на блюдце,
И небеса, и те, и эти.
Наверно так, из снов и боли,
Рождались сказки и романсы,
Друзья, синицы, муми-тролли
Кружились в бесконечном танце,
Светились непонятным светом,
И было грустно и тревожно,
Что слишком поздно быть поэтом,
А муми-троллем - невозможно.
_^_
|
